скачать книгу бесплатно
Взор синих глаз
Томас Харди
Первое издание
Юная Эльфрида может очаровать любого взором своих синих глаз. В ее жизни появляются двое – молодой архитектор и умудренный опытом литератор. Бывшие друзья становятся соперниками, а девушке предстоит сделать мучительный выбор.
Томас Харди
Взор синих глаз
Цветок фиалки на заре весны,
Поспешный, хрупкий, сладкий, неживучий,
Благоухание одной минуты;
И только[1 - Шекспир. Гамлет. Акт I, сцена 3. Пер. М. Лозинского.].
THOMAS HARDY
A Pair of Blue Eyes
Перевела с английского Д. С. Ченская
© Ченская Д. С., перевод на русский язык, 2018
© Оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2019
Предисловие
Главы этого романа написаны в те времена, когда мода на бессистемную реставрацию церковных строений докатилась до самых отдаленных медвежьих углов Западной Англии, до тех краев, где дикие и печальные пейзажи морского побережья находятся в гармоничном соседстве с грубыми чертами готического стиля старинных церквей, кои рассеяны в изобилии по всему побережью и входят в немыслимый диссонанс с любыми архитектурными новшествами, что пытаются здесь возвести. Заниматься же восстановлением угрюмых развалин Средневековья, чей дух давным-давно покинул здешние места, представляется мне столь же нелепым, как попытки ремонтировать примыкающие к ним скальные массивы.
Вот почему случилось так, что сия вымышленная история любви трех человеческих сердец, чьи переживания некоторым образом перекликались с реальными жизненными обстоятельствами, в заурядных происшествиях той церковной реставрации обрели для себя подходящую сцену, на которой они предстают вашим взорам.
Морское побережье и местность, где расположен Касл-Ботерель, теперь стали широко известны, и потому многие их легко узнают. Могу добавить, что это наиболее отдаленное место на западе, самое дальнее из всех тех подходящих уголков нашей отчизны, где я рискнул воздвигнуть театральные подмостки для этих небезупречных маленьких трагедий провинциальной жизни и страстей; и находится оно вблизи или, по крайней мере, не слишком далеко за пределами неясных границ королевства Эссекс, с той его стороны, коя, подобно западному рубежу современных американских поселений, постепенно сдвигается в глубь страны и не поддается четкому определению.
Впрочем, как бы там ни было, все это не так уж важно. Эти края предстают (по меньшей мере в глазах одного человека) местом, что более всех прочих окутано тайнами и навевает мечты. Пение незримых птиц, неподвижная морская гладь, легкий бриз, немолчный ропот вод, морские отбросы, прибитые к берегу, цветут темным багрянцем, их словно ветром занесло сюда с прибрежных обрывов, которые придают всему пейзажу неясную атмосферу ночного видения.
В повествовании фигурирует одна огромная прибрежная скала, имеющая узнаваемые очертания; и, по какой-то давно позабытой причине, в романе она была указана как безымянная. Точность требует от меня следующего заявления: сия замечательная скала, во многом напоминающая ту, что описана на страницах романа, носит имя, не прославленное ни одним мало-мальски значительным событием.
Т.Х.
Март 1899 г.
Действующие лица
ЭЛЬФРИДА СУОНКОРТ, юная леди
КРИСТОФЕР СУОНКОРТ, священник
СТЕФАН СМИТ, архитектор
ГЕНРИ НАЙТ, обозреватель и эссеист
ШАРЛОТТА ТРОЙТОН, богатая вдова
ГЕРТРУДА ДЖЕТУЭЙ, бедная вдова
СПЕНСЕР ХЬЮГО ЛЮКСЕЛЛИАН, пэр
ЛЕДИ ЛЮКСЕЛЛИАН, его жена
МЭРИ и КЕЙТ, две маленькие девочки
УИЛЬЯМ УОРМ, мастер на все руки, постоянно пребыва ющий в изумлении
ДЖОН СМИТ, главный каменщик
ДЖЕЙН СМИТ, его жена
МАРТИН КАННИСТЕР, церковный сторож
ЮНИТИ, служанка
Остальные слуги, каменщики, рабочие, грумы и прочие пер сонажи, etc., etc.
Место действия
По большей части – окраины Нижнего Эссекса.
Глава 1
Царящая на западе весталка[2 - Шекспир. Сон в летнюю ночь. Акт II, сцена 1. Перевод Т. Л. Щепкиной-Куперник. Неточная цитата.].
Эльфрида Суонкорт была молодой особой, чувства которой всегда можно было легко прочесть по ее лицу. Постичь же саму природу ее чувств, кои претерпевали изменения с неспешным ходом времени, было дано лишь тем, кто своими глазами видел события, что повлияли на всю ее жизнь.
Характер ее был соединеньем весьма удивительных черт, уникальность которых, как бы там ни было, составляло скорее их сочетание, чем сами сии отдельные черты. По правде говоря, вам не открывались особенности и суть ее характера, когда вы вели с ней беседу; и сие чарующее уменье удерживать собеседника от непосредственного изучения ее нрава заключалось не в скрадывающем действии прекрасных манер (ибо ее манеры были детскими и едва-едва сформировались), но в милой легкомысленности самих ее наблюдений. Она всю жизнь прожила в сельской тишине – monstrari digito[3 - Monstrari digito (лат.) – когда на тебя указывают пальцем.] праздного люда не льстило ее самолюбию, и к девятнадцати-двадцати годам она обладала не большей опытностью в сфере общения, чем живущая в городе юная леди пятнадцати лет.
Однако одну ее отличительную черту вы замечали непременно: то были ее глаза. Любуясь ими, вы смело выносили суждения о ее натуре; не было нужды вглядываться дальше: сама ее душа представала пред вами.
Ее глаза были синими; синими, как осенняя даль – синими, как та синева, что пролегает между очертаньями далеких холмов и лесистыми косогорами, на кои мы смотрим ясным сентябрьским утром. Отуманенная и прохладная синева, что не имеет ни глади, ни начала, и взгляд этих глаз устремлен скорее ВГЛУБЬ, чем ВОВНЕ.
Что до ее манеры держаться, то она не подчиняла себе окружающих, она всегда вела себя нерешительно. Бывают женщины, способные заполонить собою всю банкетную залу, а Эльфрида обладала не большей покоряющей силою, чем обычный котенок.
Эльфриде была свойственна особая задумчивость, такая же, что сияла на лике «Мадонны в кресле»[4 - «Мадонна в кресле» (итал. «Madonna della Sedia») – картина Рафаэля Санти, написана ок. 1513–1514 гг.], но без ее экстаза: теплота и душевность черт женщины этого типа, самых узнаваемых у красавиц Рубенса – и смертных, и бессмертных, – только без избытка плоти, присущего его моделям. Характерное выражение женских лиц на картинах Корреджио[5 - Антонио да Корреджио (итал. Antonio da Correggio, 1489–1534) – итальянский художник Высокого Возрождения.] – отражение неких тоскливых мыслей человеческих, что таятся в душе слишком глубоко, чтобы излиться в слезах, – порою и это было ей свойственно, но, как правило, в необыкновенных обстоятельствах.
Можно сказать, что поворотным пунктом в жизни Эльфриды Суонкорт, после которого заструились глубинные воды нашего повествования, стал тот зимний день, когда она, очутившись в роли хозяйки дома, столкнулась лицом к лицу с молодым человеком, коего никогда не встречала прежде, более того, она смотрела на него с любопытством и интересом Миранды[6 - Речь идет о Миранде из пьесы Шекспира «Буря», которая, проживши всю жизнь на острове, никогда не видела других людей, кроме своего отца и слуги, и отличалась любопытством и наивностью.], коими до сих пор не удостаивала ни единого смертного.
Именно в этот самый день ее отец, вдовый священник в омываемом морем приходе на окраинах Нижнего Эссекса, страдал от приступа подагры. Когда она отдала слугам все необходимые распоряжения по хозяйству, Эльфриду одолело беспокойство, и она не единожды выходила из комнаты, поднималась на верхний этаж и стучалась в дверь отцовской спальни.
– Входите! – всякий раз отвечал сердечным тоном доносящийся оттуда голос.
– Папа, – сказала она, улучив минуту, обращаясь к краснолицему красивому мужчине лет сорока, внушительной комплекции, что пыхтел и шипел, как закипающий чайник, возлежа на кровати, будучи облачен в халат, и у коего время от времени вырывались невольные восклицания первого слога или слогов неких выражений, что были на грани ругательства. – Папа, ты сможешь спуститься вниз сегодня вечером?
Она говорила на повышенных тонах: он был глуховат.
– Боюсь, что нет… у-у-уф!.. очень боюсь, что я не смогу, Эльфрида. Уф-уф-уф! Я не могу вынести веса даже носового платка на этом ужасном пальце, что уж там говорить о чулке или туфле… Уф-уф-уф! Ну вот, снова начинается! Нет-нет, я встану не раньше завтрашнего утра.
– Тогда я надеюсь, что этот человек из Лондона не приедет, в противном случае просто не знаю, что я с ним буду делать, папа.
– Ну, стало быть, это будет очень неловко, можно не сомневаться.
– Я не думаю, что он приедет сегодня.
– Почему?
– Потому что ветер уж так воет!
– Ветер! Что у тебя за мысли, Эльфрида! Виданое ли дело, чтобы ветер хоть раз остановил мужчину, если тому требуется выполнить задуманное! И еще эта моя подагра разыгралась ни с того ни с сего!.. Если он приедет, ты должна проводить его ко мне наверх, затем накормить и уложить спать где-нибудь. Боже мой, сколько же со всем этим хлопот!
– Должна ли я предложить ему поужинать?
– Будет слишком тяжело на желудок для уставшего человека в конце утомительного пути.
– Тогда чай?
– Слишком мало, недостаточно.
– Значит, ранний ужин с чаепитием? Холодная дичь, пирог с зайчатиной, пироги с начинкой и прочее.
– Да, ранний ужин с чаепитием.
– Должна ли я разливать ему чай, папа?
– Конечно, ведь ты хозяйка дома.
– Что! Провести столько времени с незнакомцем, словно мы давно друг друга знаем, и никого рядом, кто бы нас представил?
– Это все вздор, дитя, насчет представления; ты не настолько глупа, чтобы этого не понимать. Практический человек, делец, усталый и голодный, который этим утром поднялся с первыми лучами зари, чтобы добраться до нас, едва ли будет склонен вечером вести беседы да сотрясать воздух любезностями. Все, в чем он будет нуждаться, это пища и кров, и ты должна проследить, чтобы он все это получил, поскольку я прикован к постели и попросту не могу это сделать сам. Надеюсь, тут нет ничего ужасного? Голова у тебя забита самыми необыкновенными фантазиями потому, что ты читаешь слишком много романов.
– Ах нет, ничего ужасного нет в том, что есть простая дань необходимости, вот как сейчас. Но, видишь ли, ты же всегда был рядом, когда к нам на ужин приходили гости, даже если они были наши знакомые; а этот непонятный человек, делец из Лондона, он, быть может, подумает, что это очень странно.
– Очень хорошо, пусть его.
– Он партнер мистера Хьюби?
– Мне кажется, вряд ли; впрочем, может, он и партнер.
– Скажи, сколько ему лет?
– Этого я не знаю. Ты можешь взглянуть на копию моего письма к мистеру Хьюби и его ответ, что лежат на моем письменном столе. Прочти оба письма – и будешь знать о госте ровно столько же, сколько и я.
– Я их прочла.
– Что ж, тогда к чему задавать вопросы? В письмах содержится все, что я о нем знаю. Ай-ай-ай!.. Чтоб тебя черти взяли, молодая негодница! Не клади на ногу ничего! Я и веса мухи сейчас не вынесу!
– Ох, папа, я прошу прощения. Я позабыла; я думала, что тебе, быть может, холодно, – сказала она, поспешно убирая плед, который набросила было на ноги страдальца; и, дождавшись, пока чело ее отца прояснится после причиненной ему неприятности, она выскользнула из его комнаты и снова спустилась вниз.
Глава 2
Это было на склоне зимнего дня[7 - Название одноименного романса, известного во времена Томаса Харди.].
В тот день промелькнули еще два-три часа, и вот уж солнце начало понемногу клониться к закату, когда на фоне неба возникли какие-то фигурки, что двигались на вершине девственночистого холма, стоящего в этих краях особняком. То были двое мужчин, кои пока что казались просто силуэтами, они сидели в догкарте[8 - Догкарт – высокий двухколесный охотничий экипаж, где под сиденьями есть места для собак.] и продолжали продвигаться вперед, несмотря на сильные порывы ветра. Едва ль хоть одно обитаемое жилище или душу человеческую можно было встретить на всем протяжении той мрачной, открытой всем ветрам местности, что они пересекали; стало смеркаться, на землю опускалась ночь, однако окружающий пейзаж, что еще виден был в наступающей темноте, оживила своим неспешным восходом планета Юпитер, что сразу замерцала сильным бриллиантовым блеском впереди наших путешественников, соперничая с Сириусом, который, появившись прямо у них над головой, заливал им плечи своим сиянием. На земле же светило всего несколько тускло-красных огней, что горели кое-где на далеких холмах, кои, как возница самовольно заметил своему пассажиру, были тлеющие костры из торфа и дрока, что местные жители зажигали ради сельскохозяйственных нужд. Порывы ветра были все еще очень сильными, но постепенно начали идти на спад, если сравнивать с тем, как ветер свирепствовал днем, и три-четыре облачка, легких и бледных, появились на небе, неторопливо двигаясь с юга, от Канала[9 - Имеется в виду Английский канал, или Ла-Манш.].
Четырнадцать миль из шестнадцати, что пролегали между конечной железнодорожной станцией и целью их путешествия, были ими пройдены, когда они стали проезжать по краю долины, что была длиною в несколько миль, где покрытые снегом жухлые травы, более пышные, чем те, что они прежде видели всюду, возвестили о том, что почва стала плодороднее, что ее больше унавоживали и ухаживали за ней, чем за травою на тех склонах, по которым они сегодня проезжали. Немного поодаль на открытом месте высился особняк, что окружало несколько вязов, которые мощно разрослись на плодородных землях этой долины.
– Это усадьба Энделстоу, принадлежит лорду Люкселлиану, – промолвил возница.
– Усадьба Энделстоу, принадлежит лорду Люкселлиану, – машинально повторил за ним пассажир.
Затем он повернулся и впился внимательным взглядом в особняк, что был почти невидим из-за темноты, и столько интереса было в этом взгляде, что для его возникновения расплывчатой картины усадьбы едва ли было достаточно.
– Да, это владение лорда Люкселлиана, – повторил он спустя некоторое время, по-прежнему смотря в том направлении.
– Ну так что, едем туда?
– Да нет же, к пасторскому домику в Энделстоу, как я вам уже говорил.
– Мне подумалось, что вы изменили свое намерение, сэр, когда я увидал, как вы долго таращитесь в ту сторону.
– Ах нет, меня просто заинтересовал сам дом, только и всего.
– Сказывают, очень многих он интересует.
– Да только не в том смысле, в каком этот дом интересует меня.
– О!.. Ну, что ж, семья его ничуть не выше моей, скажу я вам.
– Как же так вышло?
– Пройдохи они и лопатники[10 - Лопатник (диал.) – землекоп.], ежели называть их по справедливости. Но когда-то, в давние-давние времена, когда кто-то из ихнего рода был на работе в поле, то поменялся платьем с королем Карлом Вторым и тем самым спас государю жизнь. Король Карл пришел к нему как простой человек и сказал без малейшей церемонии: «Человек в рабочей робе, меня звать Карл Второй, и это святая правда. Обменяешься со мной платьем?» – «Я ничуть не возражаю против такого обмена», – отвечал Хеджер Люкселлиан, и они надели платье друг друга. «А теперь запомни, – сказал король Карл Второй, как отъезжал прочь, – если я когда-нибудь верну себе корону, приходи в королевский дворец, постучи в дверь и смело скажи: „Дома ли король Карл Второй?'
Назови свое имя, и тебя впустят, и я сделаю тебя лордом». Не правда ли, то была щедрая награда от мастера Чарли?
– И впрямь, очень щедро.
– Что ж, как гласит легенда, король вернул себе трон; и несколько лет спустя Хеджер Люкселлиан пустился в путь ко двору, он постучал в королевскую дверь и спросил, дома ли король Карл Второй. «Нет, его нет», – отвечали ему. «Стало быть, Карл Третий?» – молвил Хеджер Люкселлиан. «Да, – отвечал ладный молодец, что стоял как простой человек, только на голове его была корона, – меня звать Карл Третий». И тогда…
– Я совершенно уверен, что здесь есть какая-то ошибка. Я не могу припомнить во всей истории Англии ни единого слова о Карле Третьем, – сказал его пассажир тоном мягкого протеста.
