banner banner banner
Занимательная смерть. Развлечения эпохи постгуманизма
Занимательная смерть. Развлечения эпохи постгуманизма
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Занимательная смерть. Развлечения эпохи постгуманизма

скачать книгу бесплатно


Подобные теории не в состоянии разъяснить причины стремительных изменений современной культуры, ибо они лишь затемняют особенности того культурного момента, который мы переживаем, и затушевывают его уникальность. Эти теории столь же мало способствуют пониманию того, откуда взялась увлеченность каннибализмом, насильственной смертью и апокалиптической тематикой в популярной культуре наших дней, как и обвинения консерваторов в адрес левых в создании «культуры смерти», мешающей им «постигнуть милосердного Бога», или в том, что левые и феминистские элиты вступили в сговор с целью разрушить «ценности нашей цивилизации»[209 - В качестве примера такого дискурса см.: Bruce T. The Death of Right and Wrong. Roseville, CA: Prima Publishing, 2003.]. Подобно многим другим современным культурным феноменам, танатопатия не может быть описана в терминах существующего политического противостояния. Ее культурная значимость и проявления не совпадают с политическими размежеваниями правых и левых и наглядно демонстрируют глубину кризиса, в котором находятся эти понятия, больше неспособные описывать динамику современной культуры[210 - О кризисе понятий «правого» и «левого» см.: Mongin O. Face au scepticisme. Les mutations du paysage intellectuel (1976–1998). Paris: Hachette, 1998.]. По словам Ричарда Уолина, смешение левых и правых подходов есть неизбежное следствие противоречий, присущих логике эпигонов Французской теории:

Как ни парадоксально, если когда-то внутреннее отрицание современных политических реалий (прав человека, конституционализма, власти закона) служило определенным стандартом для контрреволюционных мыслителей, то теперь оно стало популярным среди поборников левой идеологии[211 - Wolin R. The Seduction of Unreason. P. 14. См. также: Wolin R. The Wind from the East: French Intellectuals, the Cultural Revolution, and the Legacy of the 1960s. Princeton: Princeton University Press, 2004.].

ГЛАВА 2.

КОММЕРЦИАЛИЗАЦИЯ СМЕРТИ: СОЦИАЛЬНЫЙ И ИСТОРИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ

В этой главе мы уделим внимание беспрецедентно стремительному распространению в последние десятилетия новых ритуалов и предметов потребления, имеющих отношение к смерти. Танатопатия – это не просто плод воображения, мир, сотканный из философских идей или кинематографических и литературных образов. Это социальный и культурный феномен, который по-разному проявляется в практиках современного общества. Анализ популярной культуры позволяет понять природу этих изменений.

Первая часть этой главы представляет собой обзор антропологических и исторических исследований, показывающих резкие перемены, произошедшие в организации похоронных обрядов, способы распространения «мертвецкой» символики в моде, возникновение новых индустрий, таких как «темный туризм» и рынок сувениров, связанных с серийными убийствами (murderabilia), создание новых образовательных инициатив, возникновение неологизмов, связанных со смертью, и наконец, поразительную популярность таких празднеств, как Хэллоуин, и культа «Священной Смерти», Санта Муэрте. Во второй части я задамся вопросом, имеются ли у нынешнего культа насильственной виртуальной смерти какие-либо параллели с предшествующими историческими эпохами или же он представляет собой совершенно исключительный взгляд на смерть.

Смерть и общественная жизнь: празднества, культы, ритуалы, язык и мода

Похоронные обряды

В 1970?е годы, когда я была ребенком, я обычно проводила свои летние каникулы в Гомеле, небольшом белорусском городе. Из окон многоквартирного дома, где жила моя бабушка, открывался вид на большой зеленый внутренний двор. То и дело здесь устраивались похороны – дом был старый, и жили в нем в основном пожилые женщины еврейской и белорусской национальности.

При советском режиме национальность и вероисповедание практически никак не были связаны с похоронными ритуалами. В городах панихиды были сугубо гражданскими; в редких случаях родственники усопшего открыто заявляли о своей религиозной принадлежности. Поскольку это было скорее исключением, чем правилом, похоронные церемонии в СССР проходили по единому стандарту. Государственное похоронное агентство устанавливало четкий регламент траурной процедуры – исключения из правил были нечастыми[212 - О кладбищах и похоронах в повседневной жизни советских людей см.: Kelly C. St. Petersburg: Shadows of the Past. New Haven: Yale University Press, 2014. P. 313–332.]. Так было и в небольших городах, где население различалось по этническим и религиозным традициям, как, например, в Гомеле. Гроб с открытой крышкой выставлялся во дворе; тело покойника было покрыто цветами. У соседей была возможность сказать последнее «прости» усопшему. Поминальные речи были длинными, изобиловавшими клише. Поскольку в этом доме моего детства жили в основном одинокие старушки, я не припоминанию каких-либо погребальных песнопений или громких рыданий. По большому счету, погребальную церемонию устраивали скорее для соседей, нежели для членов семей. По окончании обряда прощания с усопшим похоронная процессия направлялась через весь город на кладбище. Рядом с траурным кортежем двигался оркестр, громко исполнявший похоронные марши, так что все в округе были в курсе: кого-то хоронят. После погребения участники процессии возвращались в квартиру покойного, чтобы остаться на поминальной трапезе, которая длилась несколько часов. Подавали специальные блюда и напитки – например, клюквенный кисель и кутью (вареный рис с изюмом). Меня очень пугали похороны – я боялась, что моя любимая бабушка тоже вдруг умрет. Но в Ленинграде, где жила моя семья, все было по-другому. Здесь не было принято привлекать внимание к похоронам, если, конечно, речь не шла о каком-нибудь партийном деятеле. В 1970?е годы в СССР культура отрицания смерти была типичной для крупных городов.

В Советском Союзе усопших либо погребали, либо кремировали. Частных похоронных бюро не существовало, а государственные были централизованы. В советском обществе принцип «уравниловки» распространялся на покойников не в меньшей степени, чем на живых: хронический дефицит имел отношение и к товарам, необходимым для похорон. Грубые деревянные гробы и низкокачественные надгробные памятники были одинаковыми по всей огромной стране.

Чтобы исключить из похоронных обрядов любые религиозные элементы, в противовес традиционному православному погребению в практику советского ритуала была введена кремация. Первый крематорий был построен в Москве в 1927 году при Ново-Даниловском кладбище. К началу 1970?х годов в крупных городах СССР кремация стала стандартной процедурой, особенно среди малоимущих слоев населения и недавних мигрантов. В городах, которыми было проще управлять централизованно, панихида была гражданской, хотя некоторые элементы православной традиции – открытый гроб, прощание с телом и похороны на третий день – стали составными элементами советского обряда.

Несмотря на активную атеистическую пропаганду и серьезные меры пресечения, успех советской власти в деле десакрализации похоронного ритуала не был однозначным. Труднее всего коммунистическому режиму было держать под контролем обширные сельские просторы российской и белорусской глубинки. В деревнях и небольших населенных пунктах вплоть до конца ХХ века сохранялись основные составляющие православного похоронного обряда: посещение дома усопшего, отпевание в церкви, похоронная процессия с песнопениями и причитаниями, открытый гроб, погребение на третий день. Отказ от посмертного вскрытия, а также от помещения покойника в морг и кремации там был нормой[213 - Соколова А. Д., Юдкина А. Б. Похоронно-поминальный обряд вне традиционной культуры: тенденции и динамика трансформаций в современной России // Этнографическое обозрение. 2014. C. 3–4.].

В 1970?е годы американский похоронный ритуал тоже был вполне единообразным. Исследователи показывают, что погребальные обряды были унифицированы и контроль над процессом осуществляли не столько религиозные организации, сколько распорядители похорон. Как отмечали Хантингтон и Меткалф в классическом межкультурном исследовании, посвященном анализу похоронных ритуалов в 1970?е годы, американский подход был сугубо консервативным:

Учитывая огромное разнообразие похоронных обрядов в мировом масштабе и культурную неоднородность американского общества, можно было бы предположить, что в США мы будем иметь дело с самыми различными вариациями ритуала с учетом региональных, социальных и этнических особенностей. Но нет – на всем пространстве территории Соединенных Штатов мы наблюдаем на удивление унифицированный подход: быстрая доставка усопшего в похоронное бюро, бальзамирование, отрежиссированная «церемония прощания» и погребение[214 - Huntington R., Metcalf P. Celebrations of Death: The Anthropology of Mortuary Ritual. Cambridge: Cambridge University Press, 1979. P. 187.].

Со времен гибели Авраама Линкольна в американском похоронном ритуале бальзамирование стало типичным даже для христиан. Другой характерный элемент – погребение после прощания с усопшим в открытом гробу. Кроме того, как пишет Рональд Гримм,

[т]радиционные обряды относительно незатейливы <…> В нашем обществе не принято публично выражать чувства печали и горести, хотя мы и не скрываем своих личных эмоций <…> Мы не нуждаемся в трауре, хотя и отсутствие слез может быть воспринято как недостаточное переживание утраты <…> Наш контакт с усопшими минимален, погребение мы спешим осуществить подальше от торговых центров и жилых районов. Слишком продолжительные разговоры о покойных считаются отклонением от нормы. Мы страшимся смерти и в силу этого считаем невежливым или ненормальным много говорить на эту тему; перед усопшими мы не испытываем страха. Мы не считаем смерть чем-то грязным, но наш подход к делам похоронным сугубо прагматический – мы предпочитаем доверять это наемным профессионалам[215 - Grimes R. L. Deeply into the Bone. P. 269; см. также P. 265.].

В США, как и в России вплоть до начала 1990?х годов, отработанные на профессиональном уровне похоронные процедуры можно было рассматривать как трансформацию отрицания смерти в соответствующий ритуал. В начале 1990?х в Америке появились два новшества: растущая терпимость по отношению к кремации и хосписы[216 - Grimes R. L. Deeply into the Bone. Об истории кремации в ХХ веке и культуры похоронных обрядов см.: Laqueur Th. W. The Work of the Dead: A Cultural History of Mortal Remains. Princeton: Princeton University Press, 2015.]. В наши дни эти революционные по меркам того времени инновации воспринимаются так же привычно, как джазовый оркестр на похоронах в Новом Орлеане[217 - Santino J. Introduction: Festivals of Life and Death // Halloween and Other Festivals of Death and Life / Ed. J. Santino. Knoxville: University of Tennessee Press, 1994. P. xix.].

На заре нового тысячелетия стало очевидным, что в Америке резко изменился характер похоронных обрядов и традиционные похороны стали существенно преображаться. Названия книг на эту тему говорят сами за себя: «Последнее право: переосмысление смерти по-американски», «Трансформация культуры покидания этого мира» и так далее[218 - Clark D. Transforming the Culture of Dying: The Work of the Project on Death in America. Oxford: Oxford University Press, 2013.]. Появились так называемые «зеленые похороны», а также началось движение в поддержку домашних похорон – и «это стало частью американской культуры»[219 - Slocum J., Carlso L. Final Rights: Reclaiming the American Way of Death. Hinesburg, VT: Upper Access Books, 2011. P. 129.]. Наиболее неожиданными с точки зрения западной традиции можно считать «зеленые», или «экологические», похороны. Место захоронения отмечено минимально, если вообще каким-либо образом отмечено. Такие захоронения нередко находятся в частной собственности, но некоторые кладбища приспособлены для обрядов такого рода. Основная идея состоит в том, чтобы не препятствовать естественному процессу разложения и минимально влиять на окружающую среду. Применение каких-либо бальзамирующих или дезинфицирующих средств не предусмотрено – чтобы обеспечить ничем не сдерживаемый распад. Могилу намеренно делают неглубокой для обеспечения большего контакта тела усопшего с почвой[220 - Дуглас Дэвис говорит, что озабоченность экологов «зелеными похоронами» «отражает некоторый сдвиг потенциальной парадигмы в понимании смерти» (Davies D. A Brief History of Death. Hoboken, NJ: Wiley-Blackwell, 2005. P. 83, 79, 125. См. также: Davies D., Rumble H. Natural Burial: Traditional-Secular Spiritualities and Funeral Innovation. London: Continuum, 2012).]. В конце 1990?х годов «зеленые» похороны стали настолько распространенными, что были институционализированы. В США первое кладбище такого типа появилось в 1998 году в Южной Каролине, хотя центром распространения этих новшеств стало Соединенное Королевство.

Существует и другой нетрадиционный обряд погребения, пока еще не вошедший в обиход, в отличие от «зеленых» похорон. Это так называемая «промессия»: в результате сухой заморозки останки в земле стремительно превращаются в прах. Хотя промессия, разработанная шведским биологом Сюзанной Вииг-Масак, еще не стала широко распространенной, она служит дополнительным доказательством радикального распада традиционных похорон[221 - www.promessa.se.]. Крионизация тела в надежде, что технологии будущего смогут регенерировать усопших, – это еще один новый способ обращения с покойными, хотя это даже нельзя назвать похоронами в строгом смысле слова. Эта практика особенно распространена среди сторонников идей транс- и постгуманизма, и она показывает, как идея бессмертия оказывает воздействие на возникновение новых обрядов. Новые подходы к похоронам имеют место и в американских больницах: смертельно больным атеистам помогают приспособиться к традиционным обрядам, «избегая компромиссных ситуаций, имеющих отношение к религии»[222 - Garces-Foley K. Death and Religion in a Changing World. Armonk, NY: M. E. Sharpe, 2006. P. 112–113.]. Следует согласиться с мнением, что в наше время «идет активный процесс модернизации официальных похоронных ритуалов». Высказываются предположения, что «в США следующий цикл преобразований в этой области будет включать в себя различные культурные аспекты – в том числе и религиозные в контексте стремительно меняющейся церковной структуры»[223 - Ibid. P. 113.]. Домашние похороны тоже становятся все более популярными в Соединенных Штатах. Это связано с растущей поддержкой права семьи решать самостоятельно, как именно должен быть похоронен усопший родственник, и существуют специальные агентства, осуществляющие содействие в организации домашних похорон.

Надо отметить, что не только в Америке происходят перемены в похоронных ритуалах. В России после падения коммунистического режима также появились нововведения, которые в чем-то схожи с американскими, а в чем-то нет. Хотя изменения в похоронных обрядах в посткоммунистической России могут быть хотя бы отчасти объяснены глубокими экономическими и политическими изменениями, начавшимися с 1991 года, хронологически эти изменения почти совпали с преобразованиями в американских похоронных ритуалах, что дает возможность предположить, что у этих перемен могли быть общие культурные причины. Масштаб и стремительность преобразований застали российских антропологов врасплох. В течение одного десятилетия в деидеологизированной стране произошло то, что не могло произойти за семьдесят лет советской власти[224 - Соколова А. Похороны без покойника: трансформации традиционного похоронного обряда // Антропологический форум. 2011. № 15. С. 187–202.]. В сельской местности стали широко практиковать кремацию и в большинстве случаев производить посмертное вскрытие. Происходит это, в частности, под давлением правоохранительных органов, желающих удостовериться в том, что смерть конкретного человека наступила естественным путем; в особенности это касается лиц преклонного возраста. Бальзамирование всегда считалось страшным нарушением православной традиции. В 1924 году верующие восприняли бальзамирование останков Ленина как справедливую кару: с телом диктатора, которое было выставлено навечно на всеобщее обозрение, обошлись «как с египетским фараоном». При советском режиме бальзамирование было недоступно для простых смертных, но на постсоветском пространстве его очень скоро стали практиковать и атеисты, и верующие.

Парадоксальным образом эти серьезные изменения в похоронных ритуалах совпали со стремлением православной церкви утвердиться в качестве высшей духовной инстанции в многоконфессиональном обществе. Но в той же мере, в какой православной церкви не удалось заполнить духовный вакуум, возникший после краха коммунистического режима[225 - Об идеологическом вакууме в постсоветском обществе после краха коммунизма см.: Khapaeva D. Portrait critique de la Russie: Essais sur la sociеtе gothique / Trans. N. Kehayan. La Tour d’Aigues: Еditions de l’Aube, 2012. P. 115–116.], православию не удалось создать унифицированный похоронный ритуал в постсоветской России. Так же как и в США, в последние десятилетия в современной России организация похорон делается на усмотрение клиента. Приватизация похоронных служб повлекла за собой широкое многообразие ритуальной практики – отныне все зависит от пожеланий заказчика и его финансовых возможностей[226 - Пуля И. В заложниках у «черного» агента // Российская газета. 2010. 25 янв.]. Частные агентства гордо заявляют о предоставлении «элитных ритуальных услуг, ориентированных на пожелания клиента». Российские исследователи даже предложили термин «спонтанные похороны» в связи с принципиально новым подходом к ритуалу и полным отсутствием его связи как с православными, так и с советскими традициями[227 - Добровольская В. Е. Прескрипции, бытующие в среде кладбищенских работников // Фольклор малых социальных групп: традиции и современность. М.: ГРЦРФ, 2008. С. 126–133; Филиппова С. В. Структурные изменения института ритуальных услуг в современном российском обществе [Текст] // Вестник Саратовского гос. технического ун-та. 2008. № 34. С. 276–282; Антонова А. С., Сюткин Г. Н. Региональные проблемы нормативно-правового обеспечения ритуально-похоронного дела // Вестник академии. 2012. № 1 (31). С. 73–76; Елютина М. Э., Филиппова C. B. Ритуальные похоронные практики: содержательные изменения // Социологические исследования. 2012. № 9. С. 86–94. Эти похоронные обряды пока что мало изучены из?за их относительной новизны.].

И в США, и в России идут решительные изменения в процедуре кремации. На основе российских исследований была разработана технология превращения праха в «драгоценные камни», и, по словам рекламы, эти «объекты вызывают сильные чувства». В последнее десятилетие эта практика становится все более популярной – не только в России и США, но и в Европе. Это новшество представляется особенно наглядным примером коммерциализации и эстетизации смерти.

В США становится традицией сопровождать гроб непосредственно до печи крематория, что указывает на еще одно изменение в ритуале, который сам существует весьма недавно[228 - Heessels M. Every Funeral Unique in (Y)our Way! Professionals Propagating Cremation Rituals // Emotion, Identity, and Death / Ed. D. Davies, Ch.-W. Park. Burlington: Ashgate, 2012. P. 134.]. В России, Европе и США практикуется развеивание праха по ветру;[229 - Это становится популярным и в Европе. Красноречивый тому пример – описание аналогичного обряда Мишелем Уэльбеком в романе «Элементарные частицы»: именно такие похороны он устраивает своей героине Аннабелле. См.: Houellebecq M. Les particules еlеmentaires. Paris: Flammarion, 1998.] отправка его в космическое пространство тоже предоставляется тем, кто может себе это позволить[230 - См.: Елютина М. Э., Филиппова С. В. Ритуальные похоронные практики. С. 86–94.]. Хотя в массе своей нынешние россияне, особенно городские жители, напоминают американцев в стремлении быть подальше от организации похорон, в постсоветский период стало возможным захоронение покойников на частных участках прямо рядом с домом. Ничего похожего прежде никогда не было – в царской России, как и в Европе того времени, захоронения были разрешены лишь на церковных кладбищах. Нарушение этого правила считалось грехом, бедой, уделом лишь преступников и самоубийц, и при советской власти захоронение вне пределов официального кладбища тоже было немыслимым.

В наши дни на российском шоссе среди бесконечных безлюдных лесов трудно не заметить множество придорожных мемориальных знаков – самого различного дизайна, размера и качества. Это могут быть простые деревянные кресты, украшенные венками из искусственных цветов, помпезные мраморные памятники или просто железные столбики, установленные на месте рокового дорожно-транспортного происшествия. Некоторые мемориальные знаки быстро забрасывают, за другими, наоборот, подолгу ухаживают. И в США и Европе тоже в память о погибших в ДТП стали устанавливать такие придорожные знаки. Лишь некоторые из них временные, ибо число могильных крестов и камней, установленных всерьез и надолго, неуклонно растет[231 - Understanding Dying, Death, and Bereavement. P. 10.].

Разумеется, виртуальный мир не остался в стороне от этих новоявленных поминальных обычаев и обрядов. По мнению исследователей, изучающих эти новые практики, сетевые «мемориалы» представляют собой «новый ритуал поминовения усопшего» и создают не только некое поминальное пространство, но и сообщество социальной поддержки[232 - Klaassens M., Bijlsma M. J. New Places of Remembrance: Individual Web Memorials in the Netherlands // Death Studies. 2014. 38, no. 5. См. также: Walter T., Hourizi R., Moncur W., Pitsillides S. Does the Internet Change How We Die and Mourn? // Omega. 2011–2012. 64, no. 4. P. 275–302. По поводу русских идей на тему виртуальных мемориалов см., например: http://www.woman.ru/psycho/medley6/thread/4010243/; Hutchings T. Wiring Death: Dying, Grieving and Remembering on the Internet // Emotion, Identity, and Death. P. 43–58.]. Эти виртуальные мемориалы, в частности, свидетельствуют о том, как их создатели мучительно стараются придать смерти какой-то смысл: «При всей туманности традиционных эсхатологических верований, благодаря новым ритуалам сохраняется ощущение связи между живыми и мертвыми»[233 - Davies D., Park Chang-Won. Introduction // Emotion, Identity, and Death. P. 4.]. В целом исследователи, изучающие похоронные ритуалы в США, считают, что «диверсификация наших методов публичного увековечивания памяти усопших» стремительно набирает обороты[234 - Vanderstraeten R. Burying and Remembering the Dead // Memory Studies. 2014. 7, no. 4. P. 457.], и их коллеги в постсоветской России также указывают на их продолжающуюся модернизацию этих ритуалов[235 - Например: Бондаренко С. В. Формирование комплекса ритуального обслуживания населения в условиях крупного города: Автореф. дисс. … канд. экон. наук. М.: Наука, 2008.].

Итак, в США, России и Европе похоронные ритуалы, как гражданские, так и религиозные, становятся все более и более индивидуализированными, утрачивая бывшее традиционное единство: «В то время как профессионалы пока еще играют значительную роль [в определении формы конкретной похоронной церемонии], начиная с 1980?х годов и далее все чаще решение относительно специфики определенного ритуала принимается самими скорбящими»[236 - Heessels M. Every Funeral Unique in (Y)our Way. P. 125.]. Перемены в этом самом консервативном из ритуалов столь стремительны, что людям приходится быстро приобретать знания и навыки. «Поскольку наше современное общество утратило понимание того, как правильно провожать человека в последний путь, для многих скорбящих процесс усвоения новых знаний в этой области в период безутешного горя становится весьма мучительным»[237 - Slocum J., Carlso L. Final Rights. P. 129.].

Изобретение новых похоронных обрядов прямо на наших глазах ясно подтверждает наличие повышенного общественного интереса к тематике смерти, а также тот факт, что существовавшие прежде стандарты не соответствуют новому пониманию смерти и умирания[238 - О степени изменений в «смыслообразующих практиках» см.: The Social Construction of Death: Interdisciplinary Perspective / Ed. L. Van Brussel, N. Carpentier. London: Palgrave, 2014.]. По мнению антропологов, изменения в похоронных ритуалах могут быть связаны с парадигматическим сдвигом в понимании смысла смерти[239 - Об «экологических захоронениях» как обряде, идущем вразрез со всей западной похоронной традицией, см.: Davies D. A Brief History of Death. Hoboken, NJ: Wiley-Blackwell, 2005. P. 169. См. также: Davies D. Death, Ritual and Belief. London: Continuum International, 2002. В качестве примера того, как выглядит место естественного («зеленого») захоронения в США, см.: http://natural-burial.typepad.com/.a/6a00d83534a43169e2011168ff649f970c-pi; см. также красноречивый рекламный флаер «Утилизируй меня!» – http://environmental.lilithezine.com/Green-Burials.html.]. Археологи и историки, изучающие дописьменные цивилизации, считают, что изменения в погребальных обрядах часто являются главным показателем смены культур. Вполне возможно, что революционные перемены в погребальных обрядах свидетельствуют о том, что наше общество проходит через очень серьезные культурные преобразования, которые, как я показываю в этой книге, связаны с переменами в восприятии таких понятий, как «смерть», «человек» и «бессмертие».

Язык Смерти

Для того чтобы в полной мере оценить масштаб и многообразие проявлений танатопатии в Америке и России, надо понять, что же именно происходит в этой области помимо изменений в похоронных обрядах. На волне увлеченности темой смерти появился набор слов и терминов, используемых при обсуждении различных практик, связанных со смертью. Эта удивительная концептуальная продуктивность танатопатии особенно поражает потому, что для нашего времени характерно так называемое «молчание интеллектуалов»[240 - За последние три десятилетия общественные и гуманитарные науки сбавили темпы генерирования идей и понятий, способных объяснить, что происходит в современном обществе, и увлечь как ученых, так и широкую публику. (О молчании интеллектуалов см.: Mongin O. Face au scepticisme.) Это выражается в использовании старых понятий с добавлением префиксов пост-, нео-, мета- и т. д. Наш интеллектуальный мир изобилует такими «подержанными» понятиями, как посткоммунизм, постмодернизм, постструктурализм, неолиберализм, неомедиевизм. См.: Khapaeva D. Break of Language: A Russian French Comparison // Journal of Russian Communications. 2011. 4, nos. 1/2. P. 94–113.].

Еще двадцать лет назад таких понятий, как танатофилия (особая тяга к могилам и кладбищам), танатотуризм, танатография, танатовосприимчивость, попросту не существовало. Все они – порождение современного интереса к смерти, ее притягательности. Обилие такого рода терминов говорит о наличии новых социальных и культурных практик и о том, где они оказались востребованными. В течение последних десятилетий появились новые области исследований и новые виды услуг, напрямую зависящие от все более возрастающего спроса на «смертельную» тематику.

Прежде вопросы, связанные со смертью и смертностью, находились в сфере изучения демографов. Социологи, психологи и философы традиционно занимались соответствующими аспектами тематики смерти. Однако за последние десятилетия исследования смерти (Death Studies), исследования смертности (Mortality Studies) и танатология (Thanatology) сформировали академическое поле[241 - О формировании танатологии как академической науки и о первых танатологических журналах, появившихся в 1970?е годы, см.: Leming M. R., Dickinson J. E. Understanding Dying. Р. 1. «Вопреки – а возможно и благодаря – существующей в Америке тенденции избегать разговоров о смерти или подготовке к ней, „американский образ смерти“, а также „смерть и умирание“ стали популярными темами, повышающими рейтинги книг, и нерестилищем университетских курсов» (Grimes R. L. Deeply into the Bone. P. 259).]. (При этом исследователи отдают себе отчет, что смерть как особая область знания может «показаться странной непосвященным»[242 - «Если смерть часто воспринимается людьми как нечто странное, то и с чуть более абстрактным понятием смертности та же история, равно как и с развивающейся сферой „изучения смерти“» (Davies D., Park Chang-Won. Emotion, Identity, and Death: Mortality across Disciplines. P. 5).].) По этой тематике проводятся многочисленные коллоквиумы и симпозиумы; танатологические сообщества и сообщества исследователей смерти соперничают друг с другом за количество членов. Эти исследования прочно вошли в повестку дня филантропических организаций по всему миру[243 - В частности, Проект изучения смерти в Америке, программа Института «Открытое общество», основанного Джорджем Соросом, 2001–2003. C. 5 (www.opensocietyfoundations.org/sites/default/files/a_complete_7.pdf).].

Влияние этого тренда на образование тоже весьма велико. К концу 2000?х годов в обязательной программе средних школ в США появился такой предмет, как «обучение в области смерти» (Death education)[244 - Understanding Dying, Death, and Bereavement. P. 12.]. Высшее образование предусматривает выдачу «танатологических дипломов». Выпускник может подыскать «танатологическую работу» и сделать «танатологическую карьеру». Среди недавних новшеств в образовательной сфере – танатотехнология (разновидность коммуникативной технологии, призванная обучить адекватному пониманию различных аспектов, связанных со смертью, а также способности справиться с горечью утраты)[245 - Об аккаунтах с поминальным статусом в Фейсбуке, о виртуальном наследовании и онлайновых образовательных ресурсах см.: Dying, Death, and Grief in an Online Universe: For Counselors and Educators / Ed. C. Sofka, K. Gilbert, I. C. Noppe. New York: Springer Publishing, 2012.].

Появился принципиально новый сегмент в туристической индустрии – танатотуризм (так называемый «черный туризм»)[246 - Stone Ph. R. Dark Tourism Experience: Mediating Between Life and Death // Tourist Experience: Contemporary Perspectives (Advances in Tourism) / Ed. R. Sharpley and Ph. R. Stone. Oxford: Routledge, 2010; The Darker Side of Travel: The Theory and Practice of Dark Tourism / Ed. R. Sharpley, Ph. R. Stone. Bristol: Channel View Publications, 2009.]. Путешественники посещают места, где в свое время происходили различные трагедии – убийства, массовые преступления против человечества и так далее. Среди популярных маршрутов – место гибели президента Кеннеди в Далласе, бывшие тюрьмы Европы, мемориальный парк и музей в Хиросиме, украинский Чернобыль, бывший концлагерь Аушвиц в Польше. В исследовании 2003 года Кейт Даркин говорит об этом термине как о новшестве: «Некоторые исследователи склонны использовать термин „черный туризм“, когда речь идет о коммерциализации тех точек земного шара, где происходили массовые убийства и катастрофы»[247 - Durkin K. F. Death, Dying, and the Dead in Popular Culture. P. 46.]. Теперь же это одно из основных понятий – как в туристическом бизнесе, так и в исследованиях, связанных с тематикой смерти.

Еще одна совершенно новая, но быстро растущая отрасль – торговля сувенирами, коллекционными предметами, связанными с серийными убийствами или произведенными серийными убийцами («murderabilia»). По мнению Рикарды Видаль, покупатели такого рода продукции соучаствуют в процессе трансгрессии убийства[248 - Vidal R. Death and Visual Culture // The Power of Death: Contemporary Reflections on Death in Western Society / Ed. M.-J. Blanco and R. Vidal. New York: Berghahn Books, 2014. P. 115–126.]. Увлеченность смертью породила некоторые другие культурные феномены – например, танатографию (подробное описание предсмертных симптомов и мыслей умирающего), которая в последнее время превратилась в самостоятельный жанр[249 - Как, например, в Mitch Albom’s Tuesdays with Morrie. New York: Broadway Books, 2002.]. Популярность темы «смерть» нашла отражение и в юморе. Если в России черный юмор давно был важной культурной составляющей, то в 1980?е годы его волна захлестнула Америку[250 - О черном юморе в Америке см.: Durkin K. F. Death, Dying, and the Dead in Popular Culture. P. 46. См. также: Blank T. J. The Last Laugh: Folk Humor, Celebrity Culture, and Mass-Mediated Disasters in the Digital Age (Folklore Studies in a Multicultural World). Madison: University of Wisconsin Press, 2013. Неизменное присутствие черного юмора в Советской России может быть связано с циничным контрастом между оптимистичной нормативностью советской пропаганды, официально провозглашенной «веселой жизнью» («Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее», – объявил Сталин в выступлении на Первом всесоюзном совещании стахановцев 17 ноября 1935 года), массовыми репрессиями и систематическим массовым разложением населения СССР советским режимом. Черный юмор находился в оппозиции к официальному советскому дискурсу, подчеркивая те аспекты советской жизни, которые противоречили образу «всенародного счастья» при советской власти.]. В США и России тематика смерти проявляется в различных субкультурах. В частности, представители молодежных группировок готы и эмо фиксируют внимание на всем мрачном, ужасающем, самоубийственном и беспросветном. Уместно здесь также упомянуть субкультуру ролевых игр и современную рок-музыку (в особенности «готическую»). В песенном жанре тема смерти присутствовала всегда, так что в этом вряд ли можно увидеть доказательство распространения танатопатии. Вместе с тем такие направления, как готический рок, хеви-метал и рэп (их корни восходят к 1970?м), буквально зациклены на смерти.

Возникновение новой терминологии, появление новых видов развлекательной индустрии и т. д. не противоречит отрицанию смерти, о котором говорилось выше. Хотя смерть отрицается как часть жизненного и социального опыта, это не является помехой для растущего интереса к ней. Смерть воспринимается как развлечение, своего рода потребительский товар. Итак, с одной стороны, налицо увлеченность этой темой во всем многообразии ее проявлений; с другой – полнейшее замешательство и смятение при попытке осмыслить, что такое смерть и что происходит после смерти. Колин Мюррей Паркс, известный британский ученый, специалист по психологическим травмам детства, связанным с тяжелыми утратами, говорит о категорическом отсутствии четкой системы, разъясняющей, что есть смерть:

Когда в поле нашего внимания оказывается реальная смерть, мы испытываем сильнейший стресс, ибо у нас отсутствует система верований и схема понимания этого события, которые помогли бы придать ей смысл. Поэтому опыт утраты оказывает сокрушительное воздействие на наше восприятие смысла жизни[251 - Parkes C. M. Conclusions II: Attachments and Losses in Cross-Cultural Perspectives // Death and Bereavement Across Cultures / Ed. C. M. Parkes, P. Laungani, and W. Young. London: Routledge, 2003. P. 234.].

Хэллоуин

Разлагающиеся и изувеченные трупы, черепа со скрещенными костями и, что самое важное, скелеты – всевозможных размеров, стоящие, сидячие, висящие, несущие гробы… Добро пожаловать в жилой район любого американского города накануне празднования Хэллоуина. Уже к концу сентября дома в округе начинают преображаться в импровизированные кладбищенские уголки. В богатых предместьях отовсюду глядит смерть с косой, хотя местные жители никогда не видят похоронных процессий и не слышат звуки панихиды. В этих многочисленных образах смерти и мертвецов нет ничего особенно веселого, напротив, их задача – напугать, и они чудовищно реалистичны. И количество таких леденящих душу украшений значительно превосходит традиционные символы Хэллоуина – тыкву и паутину. Что же мотивирует американцев наполнять свои жилища и сады ужасающими символами смерти?

В 2018 году более 70% американцев планировали отметить Хэллоуин[252 - https://www.statista.com/statistics/243201/planned-halloween-participation-in-the-united-states.]. По количеству праздничных покупок и украшений Хэллоуин в США уступает только Рождеству, причем для взрослых Хэллоуин не менее значимое событие, чем для детей. Этот всеобщий энтузиазм можно проиллюстрировать статистически: за последнее десятилетие траты американцев на празднование Хэллоуина увеличились вдвое и достигли миллиарда долларов[253 - Rogers N. Halloween: From Pagan Ritual to Party Night. Oxford: Oxford University Press, 2002. P. 6. См. также статистические данные Национального фонда розничной торговли о праздновании Хэллоуина: https://nrf.com/media-center/press-releases/halloween-spending-reach-9-billion.]. Эта тенденция, которая начала складываться в 2000?е годы, оставляет обозревателям только гадать: как получилось, что вполне скромный и малоизвестный праздник занял по размаху трат второе место после Рождества?[254 - Skal D. J. Death Makes a Holiday: A Cultural History of Halloween. New York: Bloomsbury USA, 2002.] Ответ на этот вопрос может пролить свет на причину беспрецедентно растущей популярности темы смерти в наши дни, – к этому я вернусь в конце этой главы.

Увлеченность Хэллоуином весьма своеобразно влияет на другие даты американского календаря. В магазинах украшения для Хэллоуина появляются теперь наряду с товарами категории «снова в школу». На пороге нового учебного года вниманию школьников предлагают «магические» товары – вполне в духе Гарри Поттера. Некоторые исследователи склонны считать, что Хэллоуин – это не просто праздник, а полностью оформившееся явление субкультуры[255 - Morton L. Trick or Treat: A History of Halloween. London: Reaktion Books, 2013.].

Оглядываясь назад, любопытно вспомнить, как этот праздник воспринимался в конце 1980?х и в 1990?е годы, когда ажиотаж вокруг Хэллоуина еще только начинался[256 - О проведении этого праздника в 2000?е годы см.: Montillo R. Halloween and Commemorations of the Dead. New York: Infobase Publishing, 2009. P. 81. См. также: Treat or Trick? Halloween in a Globalising World / Ed. M. Foley, H. O’Donnell. Cambridge: Cambridge Scholars Publishing, 2009.]. Успех этого праздника, смысл которого казался совершенно непонятным для американцев, изумлял наблюдателей: «Так почему мы вообще отмечаем Хэллоуин? Отгул на работе никому не дают; в отличие от всех прочих основных праздников здесь нет ни религиозного, ни правительственного патронажа»[257 - Santino J. Introduction: Festivals of Life and Death. P. xvii.]. Тогда, в 1990?е, даже либерально настроенные наблюдатели выражали чувство дискомфорта в связи с популярностью Хэллоуина. По их мнению, в этом было «нечто ироническое, нарушающее порядок вещей, – праздник, котором главными образами являются смерть, зло и мрачный гротеск…»[258 - Ibid. P. xviii.] Существует мнение, что Хэллоуин – это тот уникальный в своем роде случай, когда американцы «придумали традицию»: «В календаре современных американцев Хэллоуин стал одним из самых важных и широко отмечаемых „народных гуляний“. И это при том, что на официальном уровне он праздником не считается. Интересно, не правда ли?»[259 - Ibid.] В 1990?е годы некоторые праздники – например, Ночь Гая Фокса (5 ноября), завезенная из Великобритании, рассматривались как альтернатива Хэллоуину.

Так почему же Хэллоуин, этот пережиток аграрных культов, вновь обрел популярность на заре третьего тысячелетия? Символика Хэллоуина, мягко говоря, не очень соотносится с реалиями постиндустриального общества. Предположительно, древние кельты отмечали так называемый Самхаин – конец лета, который либо посвящался усопшим, либо это было празднество в честь божества смерти, человеческие жертвоприношения которому должны были обеспечить хороший урожай[260 - Belk R. W. Halloween: An Evolving American Consumption Ritual // Advances in Consumer Research / Ed. M. E. Goldberg, G. Gorn, and R. W. Pollay. Provo: Association for Consumer Research, 1990. 17:509 ff. Об аргументах против причастности группы «Самайн» (Samhain) к человеческим жертвоприношениям см.: Hutton R. The Stations of the Sun: A History of the Ritual Year in Britain. Oxford: Oxford University Press, 1996. См.: Ellison R. L. The Solitary Druid: Walking the Path of Wisdom and Spirit. New York: Citadel Press, 2005. P. 92–93; MacKillop J. Dictionary of Celtic Mythology. Oxford: Oxford University Press, 1998.]. Отмечание Хэллоуина сохранилось в эпоху Средневековья – особенно в северной части Европы, включая Британию, Ирландию и Шотландию. Есть мнение, что со временем вместо людей в жертву стали приносить черных кошек – их сжигали живьем в клетках[261 - Muir E. Ritual in Early Modern Europe. Cambridge: Cambridge University Press, 2005. P. 71, 131.]. Хотя в Англии и Ирландии Хэллоуин шагнул в ХХ век, в 1950?е годы в Европе, как и в США, перспективы у этого празднества были не слишком обнадеживающими. Антропологи считали, что Хэллоуин постепенно утратит всякий смысл и в конце концов о нем позабудут[262 - Linton R., Linton A. Halloween through Twenty Centuries. New York: Schuman, 1950.]. Остается непонятным, каким же образом безвестный и явно детский обряд («сладость или гадость»), завезенный в США ирландскими эмигрантами в 1840?е годы, сегодня стал одним из крупнейших американских праздников. Вне сомнений, растущая привлекательность Хэллоуина представляет собой феномен глобального масштаба, и география его уже вышла за пределы Западной и Восточной Европы – нынче его отмечают в ЮАР и Гонконге[263 - Morton L. Trick or Treat. P. 198.]. В Мексике это коммерческое мероприятие безо всякого обрядового значения. Хэллоуин здесь воспринимается как конкурент традиционного празднества «Dia de los Muertos» – Дня мертвых. Его распространенность в Мексике интерпретируют как «отклик на империалистическую агрессию со стороны США»[264 - Brandes S. The Day of the Dead, Halloween, and the Quest for Mexican National Identity // Journal of American Folklore. 1998. 111, no. 442. P. 359–380. См. также: Carmichael E., Sayer Ch. The Skeleton at the Feast: The Day of the Dead in Mexico. Austin: University of Texas Press, 2001.].

Параллель между Хэллоуином и «американской агрессией» (или «американизацией») созвучна антизападным настроениям в России. По мнению представителей православной церкви, «Хэллоуин – явление чуждое и враждебное для российских культурных традиций». Тем не менее в 1990?е годы Хэллоуин стал одним из самых популярных развлечений. Возросшая притягательность Хэллоуина в России в 2000?е с еще большим трудом поддается рациональному объяснению, чем в Америке, – тут она уж никак не может быть связана с желанием «воскресить свои древние кельтские корни». Большинство россиян, отмечающих Хэллоуин, узнали о нем впервые из новостей, голливудских кинолегенд о вампирах либо из романов о Гарри Поттере. Как и американцы, россияне имеют более чем смутное представление о смысле и истоках Хэллоуина. Для россиян Хэллоуин прежде всего ассоциируется со всевозможными сверхъестественными существами – вампирами, ведьмами, призраками, зомби, мертвецами, а также с Гарри Поттером. Некоторые на вопрос о сути Хэллоуина начинают пересказывать содержание недавно просмотренного фильма о вампирах. В России Хэллоуин – праздник городской, отмечают его в основном школьники, студенты, молодые служащие, а также представители некоторых молодежных субкультур – готы, эмо и прочие. Как и в США, в России это мероприятие сугубо коммерческое. Россияне стараются как можно ближе следовать голливудским образцам, покупая костюмы зомби, вампиров, скелетов, черепа и, конечно же, тыквы для украшения своих домов[265 - Этот не так давно перенесенный на российскую почву праздник все еще мало исследован. Среди исследовательских статей о праздновании Хэллоуина в российских школах см.: Prokhorova V. Halloween in Russia: What Makes an Unwelcomed Guest Stay? // Treat or Trick?]. «Смертельная» символика в России популярна так же, как и на Западе. В начале 2000?х годов, то есть в период экономического роста и относительной стабильности, Хэллоуин был с энтузиазмом воспринят российскими городскими жителями. Для них он стал новой забавой; подобно прочим новшествам западного происхождения, Хэллоуин приобрел символический статус. Широкомасштабная антизападная пропаганда в России накануне военного конфликта на Украине оказала своеобразное влияние на Хэллоуин. Он был подвергнут критике националистами при поддержке православной церкви (наряду с другими «вредными влияниями Запада»). В некоторых регионах школьникам было запрещено принимать в нем участие[266 - Хэллоуин в 2011 году был запрещен в Карелии и в 2012 году – на Кубани. www.gazeta.ru/social/2013/10/30/5730345.shtml. См. также: Главу Минкульта просят запретить праздновать Хэллоуин в России // Известия. 2014. 22 октября. http://izvestia.ru/news/578323.]. Что же касается Москвы и Санкт-Петербурга, то здесь на Хэллоуин собираются многочисленные толпы, и места для проведения празднества весьма экзотичны[267 - www.peterburg.biz/26-oktyabrya-halloween-v-leningradskom-zooparke.html; www.newsru.com/religy/28oct2013/helloween_print.html; http://tinyurl.com/q4bhtmc.].

День мертвых и Santa Muerte

Несмотря на популярность и несомненный успех Хэллоуина в России, американцы все же больше увлечены празднествами, имеющими отношение к тематике смерти. Для жителей некоторых штатов отмечать праздник смерти всего раз в году явно недостаточно. Так, в Алабаме, Аризоне и Калифорнии 1 ноября празднуют еще и День мертвых[268 - См., например: «День смерти: новейший американский праздник»: www.mexicansugarskull.com.]. В этот день принято посещать кладбище и «делить трапезу» с усопшими родственниками, для которой над могилой сооружают небольшой алтарь. Изначально День мертвых ассоциировался с традициями мексиканских эмигрантов, но сейчас он становится популярным не только среди испаноязычного населения[269 - Marchi R. M. Day of the Dead in the USA: The Migration and Transformation of a Cultural Phenomenon. New Brunswick, NJ: Rutgers University Press, 2009.].

Помимо Хэллоуина и Дня мертвых, мексиканский культ Santa Muerte (известный также как «Священная Смерть», «Священный Скелет» или «Костлявая Дама») широко распространился в Соединенных Штатах. Если смерть с косой в англоязычных странах – скелет мужского пола, то Santa Muerte – скелет женского пола, облаченный в красочные одежды из шелка, бархата и органзы. Раньше поклонение ей не выходило за рамки малоизвестного домашнего культа, но в начале 2000?х годов его размах резко возрос. Невзирая на протесты со стороны католической и протестантской церквей, за последнее десятилетие этот культ вышел далеко за пределы Мехико. Теперь он насчитывает несколько миллионов приверженцев в США, Мексике, а также за океаном. Его исповедуют в Центральной Америке, Канаде, Испании, а в США «Священная Смерть» распространена не только среди латиноамериканцев Северной Калифорнии и Нового Орлеана; ее адептов можно встретить в таких метрополиях, как Нью-Йорк, Чикаго, Хьюстон, Сан-Антонио, Тусон, Лос-Анджелес и другие[270 - Alexandros D. The FBI’s Growing Concern with the Cult of «Holy Death» (Santa Muerte). http://tinyurl.com/nte2azp.].

Истоки этого культа неясны. Не совсем убедительны попытки найти его корни в католических образах, мексиканских поверьях или даже в обрядах древних ацтеков[271 - Bastante P., Dickenson B. Nuestra Se?ora de las Sombras: The Enigmatic Identity of Santa Muerte // Journal of the Southwest. 2013. 55, no. 4 (Winter). P. 435–471.]. Есть мнение, что изначально приверженцами культа были представители мексиканского криминалитета – наркобароны и наемные убийцы[272 - Bunker P. L., Campbell L. J., Bunker R. J. Torture, Beheadings, and Narcocultos // Small Wars & Insurgencies. 2010. 21, no. 1. P. 145–178; Sibila D. A., Weiss A. J. The Death Cult of the Drug Lords: Mexico’s Patron Saint of Crime, Criminals, and the Dispossessed // Foreign Military Studies Office Report. http://tinyurl.com/qbr8w89.]. Некоторые исследователи полагают, что ритуал включал в себя человеческие жертвоприношения, – отсюда аналогия с обрядами ацтеков. Неясный набор суеверий, связанных с этим культом, выросшим из веры в чудотворные способности «Священной Смерти», вполне соответствует его изначально асоциальной природе[273 - Chesnut R. A. Devoted to Death: Santa Muerte, the Skeleton Saint. Oxford: Oxford University Press, 2012. P. 191.]. По мнению же сотрудников ФБР, этот культ потворствует преступности и «морально нечистоплотному поведению <…>; поощряя личную выгоду как высшую ценность и культивируя намеренное причинение боли и страданий; более того, убийство расценивается как занятие, доставляющее удовольствие…»[274 - Bunker R. J. Santa Muerte: Inspired and Ritualistic Killings // FBI Law Enforcement Bulletin. February 2013. http://tinyurl.com/o2t6knh.].

С чем же связаны стремительный рост числа поклонников Santa Muerte и международная популярность Хэллоуина? Скорее всего, они выражают новые представления, а не просто воскрешение старых обрядов. Тот факт, что в основе культа Santa Muerte лежит совершенно неопределенная система представлений, а в случае с Хеллоуином она и вовсе отсутствует, подтверждает предположение, что эти новые представления не вписываются в существующие оккультные практики, сфокусированные на тематике смерти (как, например, сатанизм)[275 - Petersen J. A. Contemporary Religious Satanism: Who Serves Satan? // Contemporary Religious Satanism: A Critical Anthology (Controversial New Religions) / Ed. J. A. Petersen. London: Ashgate, 2009.]. Сатанизм подразумевает признание христианских догматов и мифологии. Что же касается Santa Muerte, то здесь мы имеем дело с безграничным поклонением смерти, в котором отсутствует рациональное начало и для которого не требуются никакие метафизические трактовки. Отсутствие оформленной доктрины или догматов, кроме ничем не сдерживаемой одержимости смертью, позволяет говорить о том, что культ «Священной Смерти» вписывается в более широкий культурный контекст, ассоциирующийся с готической эстетикой. Распространение этого культа указывает на навязчивое желание видеть смерть в культуре живых.

Смерть – это модно

Теперь обратимся к моде и предметам повседневного потребления. При всей популярности Хэллоуина, Дня мертвых и Santa Muerte массовое восхищение тематикой смерти не ограничивается одними ритуалами, культами и празднествами.

Возможно, наиболее наглядным и удивительным примером этой увлеченности является желание видеть соответствующую символику в повседневной жизни на одежде и в декоре жилого интерьера[276 - О разработке агрессивного стиля в высокой моде 1990?х и объяснении этой тенденции культурой потребления см.: Evans C. Fashion at the Edge: Spectacle, Modernity and Deathliness. New Haven: Yale University Press, 2003; о той же тенденции в дешевой моде см.: Colman D. The Heyday of the Dead // New York Times. 2006. July 27.]. Черепа, скелеты, кости, фигура Смерти с косой, мертвецы и прочее становятся украшением домашней утвари по обе стороны Атлантики, наиболее востребованными модными предметами массового потребления[277 - См. также: Jost S. Necromanticism and the New Devotion: Death, Religion, and the Occult in Pop Culture. http://tinyurl.com/qdrby4f.]. В прежние времена изображение черепа со скрещенными костями помещалось на этикетках высокотоксичных веществ; в наши дни такие картинки можно обнаружить на конфетных обертках. Крупные торговые центры предлагают вниманию покупателей одежду, постельные принадлежности и предметы мебели, украшенные черепами и костями, круглый год, а не только накануне Хэллоуина.

«Если раньше тематика смерти находилась на периферии мира искусства и ею интересовались в основном фотохудожники-авангардисты и дизайнеры моды, склонные к эпатажу, с целью привлечь внимание общественности к социальным и политическим проблемам, то сейчас она занимает центральное место», – утверждает Жак Линн Фолтин, сопоставляя нынешнее положение дел с трендами 1980?х годов[278 - Foltyn J. L. Fashions: Exploring Critical Issues // Mansfield College, Oxford. 2009. September 25–27.].

Новые тренды в фотографии, рекламном бизнесе и дизайне моды, например, все чаще представляют фотомоделей жертвами жестокого насилия – их «гибель» от руки серийного маньяка, сексуального садиста или педофила имитируется с шокирующе натуралистическими подробностями[279 - См., например, обложку итальянского выпуска журнала Vogue «Последняя волна» (август 2010).]. Это направление Фолтин точно окрестила «трупным шиком». Имитация смерти красавиц «создается для увеселения публики и эстетического удовольствия, это своего рода информационно-развлекательный феномен». После выхода мультфильма Тима Бёртона «Труп невесты» в продаже появились коллекционные куклы и бижутерия, а также женская одежда[280 - www.amazon.com/The-Corpse-Bride-Fashion-Doll/dp/B000A6U676.]. Хотя все эти новые тренды в моде не имеют никакого отношения к политическим партиям и движениям или к оккультизму, они, безусловно, выражают меняющееся отношение к человеческой жизни.

Но не только имитация мертвых тел служит проявлением восторга индустрии моды перед смертью – весьма популярны также черепа и скрещенные кости. За исключением пещерных людей или древних ацтеков, трудно представить себе цивилизацию, в которой люди с таким же энтузиазмом украшали бы свои жилища черепами и костями. Несмотря на то что в течение многих столетий изображение черепа служило суровым напоминанием о быстротечности жизни, теперь он выступает в качестве «современного элемента моды» и «весьма востребованного атрибута, который будут использовать законодатели моды завтрашнего дня». На одном из сайтов, посвященных анализу моды, говорится: «Практически в любом современном магазине можно найти товары с изображением черепов», которые круглый год «пользуются устойчивым спросом»[281 - www.skullspiration.com/short-history-skulls-art.]. Черепа красуются на футболках, кроссовках, брелоках, пижамах, обоях, детской одежде и аксессуарах для домашних питомцев, не обремененные никакими философскими коннотациями. Изображение черепа стало символическим «счастливым лицом 2000?х годов»[282 - Colman D. The Heyday of the Dead. См., например, скульптурное оформление входной двери бара «Вортекс» в Атланте: https://en.wikipedia.org/wiki/The_Vortex_Bar_%26_Grill#/media/File:Atlanta_010.jpg.]. Все попытки объяснить популярность этого изображения, прибегая к таким ассоциациям, как лихой «Веселый Роджер» пиратских головорезов, протестная символика или бунтарский иррационализм, выглядят неубедительно. Даже если эти аллюзии изначально способствовали расцвету танатопатии, в целом масштаб этого феномена неизмеримо шире такой трактовки.

«Мертвецкая» символика в моде и меблировке принадлежит к самым недавним завоеваниям культа смерти. Увлечение «трупным шиком» началось только в прошлом десятилетии. Можно даже точно назвать год рождения «черепной моды» – 2003. Александр Маккуин предложил дизайн галстука с изображением черепов, а художник Дэмьен Хёрст прославился тем, что разукрасил череп бриллиантами[283 - www.damienhirst.com/for-the-love-of-god.]. То, что поначалу было не более чем эпатажным художественным экспериментом, стало популярнейшим трендом современной глобальной моды – коммерциализация смерти ориентирована на многомиллионный рынок. Лишь немногие фирмы модной одежды и модные журналы сумели полностью проигнорировать символику смерти. Осенью 2014 года даже в музее Метрополитен открылась выставка траурных одеяний.

Распространенность темы смерти в современной моде вызывает тревогу у некоторых критиков. В 2008 году специальный выпуск журнала Mortality был посвящен феномену увлеченности этой темой. С чем же связан сногсшибательный успех «мертвецких» трендов в современной моде? Наиболее распространенное объяснение – психоаналитическое. Как помнят читатели, Джеффри Горер в работе «Порнография смерти» утверждал, что современная культура достигла уровня, когда два наиболее мощных культурных табу – изображения смерти и секса – могут быть нарушены почти безо всяких последствий. Следуя этой логике, получается, что современная мода пренебрегает обоими табу, производя подмену: вместо секса – смерть. В нашем обществе, «перенасыщенном сексом, смерть трансформировалась в „новый секс“ <…> и теперь вуайеристское внимание публики обращено на трупы и их имитацию», считает Фолтин[284 - Foltyn J. L. Dead Famous and Dead Sexy: Popular Culture, Forensics and the Rise of the Corpse // Mortality. 2008. 13, no. 2. P. 153–173.].

Однако самые свежие веяния моды не до конца поддаются такой интепретации. Это не «секс как смерть» и не «смерть как секс» и даже не их взаимосвязь. Массовое распространение образов смерти с косой и скелетов – вот глобальный тренд в нынешней моде. Смерть с косой – это наиболее зловещее воплощение смерти, лишенное всяких эротических намеков. Этот образ не связан с философским понятием «помни о смерти» или же анархическими изображениями черепа со скрещенными костями; отсутствует здесь и некрофильский подтекст («прекрасный труп»). Символика смерти, заполонившая нашу повседневность, указывает на беспрецедентное стремление видеть повсюду образы гибели людей.

Смерть: исторический экскурс

Краткий исторический обзор позволит выяснить, являлись ли когда-либо в западной цивилизации изображения насильственной смерти развлечением, полностью лишенным всякого религиозного, поучительного и философского значения, модным товаром повседневного спроса. Для этого мы сопоставим те наиболее драматичные периоды истории Запада, для которых был характерен уровень смертности, несопоставимый с нашим временем. Для этого мы обратимся к исследованиям, в которых рассматриваются репрезентации смерти в период разгула эпидемий чумы, во время Гражданской войны в Америке и революции в России, а также остановимся на изображениях смерти в нацистской и советской идеологии. Каков же был масштаб коммерциализации насильственной смерти в те суровые времена?


Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги
(всего 1 форматов)