скачать книгу бесплатно
Да и посуху с удобным посошком…
А не то ещё – в колонне с вещмешком…
Словно дождь, по перепонкам … голоса…
Глянул вдаль – они пропали, паруса.
Вот ходит – бродит длинноносый Гоголь
Вот ходит – бродит длинноносый Гоголь
И думает неумолимо: Что б
Заколотить в дремучий русский лоб,
В печёнку, в душу – веру в Беса, в Бога ль?..
Того не зная: Пишутся без нас
«Гостиный двор», «Проспект», промежду делом.
Литература……………………
Попахивает чем-то оголтелым
Её натура…………………………….
Вот бродит он, Творец, в чернилах, грязен…
Грызёт перо. Карман его с дырой.
И мыслит, мол, любви его герой
Как за двоих – и скромен и развязен!
Им без меня – он думает – тепло,
И даже сладко……………………….
И трепыхалась, будто бы крыло,
Его крылатка…………………………
И я ходил, по Невскому гулял…
И взор острил, и никого не встретил,
И призраками родственными бредил,
Крылаткой, как кудрями, шевеля.
Во мраке «ПИВО – РАКИ», за бутылкой
Точил тоску, и капала слеза,
Где Муза деревянною кобылкой
Счастливо улыбалась мне в глаза.
«Голубой ангел» Марка Шагала
Он вышел из стены, над стопкой книг
И в комнате, пока ещё размыто,
Означился. Не мал, и не велик.
Я спал, и дверь на ключ была закрыта.
Зато вовсю распахнуто окно,
И голубое реяло в проёме,
Как занавес из тюля.
Надо мной
Луна, как стриж, ныряла в окоёме.
Я спал. На ключ была закрыта дверь
Границей сна и яви. И при этом,
Знакомый не по этой жизни, зверь
Воздушно наклонялся над букетом.
И было видно в световой кайме
Белёсых крыл, как, начинаясь в доме,
Усталый мир в трёхлунной синеве
Слоился, пропадая на изломе.
Но, убывая в реющий разлом,
И растворясь уже почти в эфире
Он всё ещё стрелял в меня крылом,
Хоть я и спал, и ночь была в квартире.
Так, сон во сне оборотив судьбой,
Он канул в горних бледной струйкой пара…
Всего лишь только
АНГЕЛ ГОЛУБОЙ
Трудом
Искусств Изящных Комиссара.[1 - Именно так по некоторым источникам называлась должность Шагала в период работы в Витебске после возвращения из Петрограда.]
_________________________
“Здравствуйте, господин Гоген”
Поля Гогена
С давно знакомых эрмитажных стен,
Чей облик детской памятью продлился,
Явился мне однажды Поль Гоген,
И глаз впервые цветом утолился.
Живых венков лучистые глаза,
Точившие сильнее с каждым разом
Пространство, что художник показал,
Как жидкость, притворившуюся газом,
В меня несли гогеновский обман
До той поры, как вопреки программе,
Неяркий холст в американской раме
Сказал: «Прощайте, господин Ханан!»
Это вспоминается
Вошёл и двери затворил
И ты со мной вошла
Свидетель если и парил
То пообжёг крыла
Земля в томленье и стыде
Была как мы гола
И где казалось плыть звезде
Там лампочка плыла
Но было в этой густоте
Прозрачней чем в раю
И пали яблоки как те
На голову мою
А я не чувствовал, но знал,
Не знал, но видел сон
А сон светлея вспоминал
И распадался он
И свет вставал рождая блеск.
И блеск кричал упав
А на икону капал воск
И затекал в рукав
Тогда удвоились глаза
И отделили тьму
И если плавилась слеза
То не узнать кому
И обезлюбленная даль
Под баюшки-баю
Как кровля, падала в печаль
На голову мою
Белая ночь
Белого цвета ночь. Белого город Андрея.
Г. Петербург! – хамская власть.
В камень бы лечь. Горло бы рвать, зверея,
В небо глухое пасть.
Кто-то поймал мотор. Скрип пробежал по коже.
Зелёный глазок погас, всё пронеслось.
Друже, куда летишь? Там, впереди, всё то же…
Время оборвалось…
Городские строфы
Набегает река, облизнёт запотевший гранит.
Канет в воду звезда, и вода её свет сохранит.
Крикнет сирая чайка и резко над шпилем блеснёт.
Горько пахнет в ночи на камнях проступающий йод.
Этот камень – асфальт, как холодный и вымерший наст.
Он ни йода на рану, ни прохлады своей не отдаст.
Обо всём позабыл, безмятежно скрипит под ногой.
Воздух густо напоен сырым стеарином, цингой.
В этом городе ночь, как в заброшенном кладбище день.
Здесь у каждых ворот сторожит остроглазая тень.
Здесь нам жить и стареть, отмечая потерями дни.
И у кариатид что ни день прибывает родни.
Как распахнуты рты! – словно каменным хочется петь.
Намечалась заря – да заря опоздала успеть.
Золочённый кораблик равнодушно пасёт пустоту.
Стынет камень. Темнеет. На каждом кресте по Христу.
«Мой дом открыт для вас, монголы!..»
Мой дом открыт для вас, монголы!
Я в будущем себя провижу
Расхожим сборником цитатным.
Смешного книжного народа
Червей бумажных… Что за школа!
Всё, что случается когда-то,
Вы видели вперёд, монголы!
…Вот голова лежит на блюде…
О чём задумалась охрана?
Замучен ревностью правитель.
Но вот спускается с экрана
Спасатель нации – Спаситель
С монгольской редкой бородой…
На смерть поэта
Он, конечно, хотел, как лучше…
Словом, женщина или случай.
Важно: умер, сказав «умру».
И сомнительнейшего из homo
Хоронили не без месткома,
Стыли лысины на ветру.
Было ветрено и погано.
По подсказке из Мичигана
Ожидали большой мороз.
…Подменили казённым «ахом»…
Сам, пристойность храня, не пах он.
Словом, дело велось всерьёз.
Слушал речи, порой смакуя,
Как сменяли одна другую.
В промежутках даже кивал.
По привычке следил за стилем:
«Говорим, как верёвку мылим!
Сам, припомнить, так же певал…»
Был талантливым – слыл евреем.
Щёлкал ямбом, свистал хореем,
Гонорары носил в ларёк.
Были женщины, боль, и пьянь же…
