СЛЕДАМИ НАДЕЖД

скачать книгу бесплатно

СЛЕДАМИ НАДЕЖД
Мушфиг ХАН

Шамиль Садиг

?agdas ?d?biyyat #25
Книга «Следами надежд» из серии «Азербайджанская литература» представляет криминально-детективный роман азербайджанских писателей Шамиля Садига и Мушфигa Хана, написанный на основе архивных материалов МНБ, свидетельств лиц, бывших в плену у армянских боевиков во время карабахской войны в начале 90-х годов ХХ столетия. В центре повествования – трагедия азербайджанского города Ходжалы и его жителей, в частности – девушки Айтекин, жизнь которой в одно мгновение изменила война: в прошлом остались ее любимый – Рамиль, сокровенные мечты и надежды, а впереди ожидали беспросветные будни, проведенные в плену.

По прошествии 20 лет к событиям карабахского конфликта обращается опытный оперативник секретного отдела МНБ М.Гудратов, и пытается по крупицам восстановить события трагедии и вереницу злодеяний, совершенных в далекие 90-е годы. Правосудие должно восторжествовать – в этом уверены герои романа.

ШАМИЛЬ САДИГ, МУШФИГ ХАН

СЛЕДАМИ НАДЕЖД

детективный роман

Посвящается светлой памяти жертв трагедии в Ходжалы…

В каждом отчаянии заключена надежда,

в любом мраке кроется свет.

Г.Джавид

ВМЕСТО ПРОЛОГА

Доехав до перекрестка возле станции метро «Ельмляр Академиясы», темно-синий BMW заметно сбавил скорость и свернул на улицу, на которой из-за студентов каждый день образовывалось столпотворение. Была суббота, но несмотря на это народа здесь было больше чем в любой другой части города. Чуть поодаль теснились машины, и эта теснота еще больше затрудняла движение по переполненной улице.

Стоял февраль, однако было не очень холодно. Все чаще можно было встретить молодежь, отказавшуюся от тяжелой теплой одежды и отдававшую предпочтение джинсам и не совсем подходившим к ним пестрым рубашкам. Водители, старавшиеся хоть и с трудом, вести машины по перегруженной улице, без труда могли бы запомнить черты лица прохожих. Некоторые «крутые» студенты, удобно устроившись в дорогих иномарках, наблюдали за людским потоком с особым интересом и вниманием. Оценивающие взгляды этих юношей, которые воспользовавшись хорошей погодой, держали открытыми стекла возле руля, исподволь скользили по девушкам, проходившим мимо них по тротуару. Девушки эти приехали из разных районов страны в главный вуз Азербайджана чтобы учиться, и получив образование, пополнить ряды интеллигенции республики. Хотя на самом деле, мало кто из них прилагал усилия для достижения основной цели. Они с самым неподдельным интересом присматривались к юношам – владельцам дорогих машин. Среди подружек подчас возникало своеобразное, соответсвующее их уровню соперничество, сводившееся к однотипным оценкам вроде «у моего парня такая машина»-«а у твоего – такая». Некоторые старались не осуждать этих девушек, и даже оправдывали их. В конце концов, почему у девушки, приехавшей из дальнего района не может быть любимого парня с машиной? Разве это так уж плохо?!

Как бы то ни было, цена этих машин превышала двадцати-тридцатилетнюю зарплату профессора Сабира Гашимова, часами читавшего лекции в университете, и приобщавшего молодежь к науке. Сабир муаллим конечно же человек высокообразованный. Он посвятил науке более 50 лет своей жизни, и еговоспитанники работают во всех уголках республики. Однако единственным интересным событием, происшедшим в личной жизни старого профессора за эти 50 лет, было его имя. Да-да, именно так! Дело в том, что родители при рождении назвали его Самолет. Сабир муаллим долгие годы был вынужден носить это имя, и представляясь в аудиториях университета, испытывал чувство огромной неловкости. Лишь после обретения Азербайджаном во второй раз независимости, во время смены паспортов, Гашимов, отказавшись от имени, данного ему в детстве, стал наконец «Сабир муаллимом». Поэтому, в год, когда вся интеллигенция Азербайджана отмечала двадцатилетие независимости страны, Сабир муаллиму предстояло испытать двойную радость.

Сабир муаллим радовался и по другому поводу – ему уже не нужно было подолгу томиться в ожидании автобуса на остановке перед станцией метро. Студентка профессора Айла подвозила его домой на своем джипе. Именно поэтому, в последнее время, чувствуя особую усталость, профессор не хотел долго простаивать на остановке. И даже садясь в автобус, Сабир муаллим оглядывался по сторонам – вдруг Айла проедет на своей машине… На самом деле Айла проезжала не каждый день, однако профессор всегда подсознательно ждал ее. Когда Айла впервые окликнула его из своего джипа, Сабир муаллим даже растерялся. Не желая обидеть девушку отказом, профессор, взрастивший много ученых, педагогов, преподававший в свое время родителям многих нынешних студентов, все же сел в машину, и выйдя из нее прямо перед своим домом, все еще оставался в оцепенении. В машине профессор сидел, глядя прямо в окно, чтобы не видеть выглядывавшие из-под мини юбки стройные ножки этой веселой, задорной девушки с блестящими глазами. Сабир муаллим вышел из машины в смятении еще и потому, что он крайне редко ездил в таких иномарках, не знал названий многих из них, и поэтому не мог даже определиться, как вести себя в машине. Вспотевший то ли от жары, то ли от смущения, профессор так и не открыл окно джипа. Да и как это сделать, ведь назначения кнопок на дверце автомобиля он не знал, а старых, хорошо знакомых ему ручек, со скрипом опускавших стекло на прежних, советских легковушках, здесь не было… И все же, не знавший как вести себя в первый день Сабир муаллим постепенно освоился, пообвык. Ему даже доставляло удовольствие ездить домой в кофортабельной машине. И как же было не радоваться этому!?

Известно, что у преподавателя с чистой совестью, чисты и карманы. И у Сабир муаллима дела обстояли именно так. Денег, которые профессор зарабытывал преподаванием в университете, на содержание семьи не хватало. Поэтому Сабир муаллим, забросив все остальные дела, начал заниматься частным репетиторством. С тех пор карманы профессора несколько «отяжелели», и в то же время совесть его по-прежнему была чиста. Неудивительно, что Сабир муаллим был исполнен благодарности за все эти радости, и ждал празднования двадцатилетия независимости страны с особым нетерпением.

* * *

Проехав мимо центральных ворот университета, BMW подъехал к его задним воротам, выходившим на проспект Метбуат. Слева, на тротуаре стояли три девушки, и сидевший за рулем человек явно почувствовал, что взгляд одной из них устремлен на него. Через ворота, которые для него открыл охранник, машина заехала во двор. Взглянув на мгновение в зеркало в салоне автомобиля, мужчина заметил, что девушка все еще смотрит ему вслед. Однако девушка его не видела, все ее мысли крутились вокруг машины серии МХ, да так, что она забыла даже подружек.

Остановив машину на открытой стоянке , расположенной в дальней части двора, водитель вышел из машины. В руках у него была книга в черной обложке. Быстро и незаметно оглянувшись вокруг, он уверенно зашагал в сторону основного двора университета. Это был серьезного вида человек лет 30-32, одетый в короткое черное пальто. Из-под расстегнутого пальто выглядывала тщательно отутюженная белоснежная рубашка. Черные брюки и блестящие туфли, гармонировавшие с ней завершали весьма эффектный облик этого незнакомца.

Подойдя к мемориальному комплексу, который был возведен в честь шехидов перед вторым учебным корпусом университета, мужчина на мгновенние замедлил шаг, и затем продолжил свой путь. Он взглянул на часы – до начала мероприятия оставалось около пятнадцати минут. Солнце, относительно слабое утром, теперь уже вовсю выглядывало из-за облаков, и радовало своим теплом, словно пытаясь утешить жителей страны с израненной душой. Во дворе университета студенты прогуливались по двое-трое, горячо спорили на самые разные темы. Молодые люди, сидевшие на скамьях чуть поодаль, напротив, с отрешённым видом и с подчеркнутым равнодушием ко всему окружающему крутили в руках мобильные телефоны, не забывая при этом затянуться сигаретой, которую небрежно держали в руках.

Незнакомец прошел еще дальше, и сел на одну их пустых скамеек под большими соснами напротив главного корпуса университета. Выражение его глаз подсказывало, что он напряженно размышляет о чем-то очень важном. Так оно и было. Этот человек был истинным патриотом: прекрасно зная прошлое своего народа, он думал о его будущем, со всей ответственностью осознавая свой гражданский долг. Окружающие знали его как Микаил муаллима. На самом же деле это был секретный агент особого отдела службы госбезопасности майор Микаил Гудратов, по прозвищу «Волк-одиночка». Этот отдел подчинялся непосредственно руководству республики и действовал в обстановке особой секретности. Гудратов был переведен сюда приказом руководства после последней успешной операции республиканского масштаба по представлению генерал-майора Камиля Азимова. Бывшим коллегам на прежней работе было сказано что он навсегда расстался с любимой работой. На самом же деле…

Гудратов отложил книгу на скамью, зажег сигарету. Задумчивость в его глазах сменилась явно ощущавшейся тревогой. Молодежь во дворе университета, чистота, порядок и вся красота вокруг – очень мало интересовали его сегодня. Возможно, это вообще было в его характере. Для своего возраста он повидал слишком много трудностей, так что жизненного опыта у него было немало… Гудратов вновь сверился с часами. Примерно через пять-шесть минут в большом актовом зале главного корпуса университета должно было проводиться мероприятие, посвященное девятнадцатой годовщине трагедии в Ходжалы…

1.

НЕОЖИДАННОЕ СОВПАДЕНИЕ, ИЛИ?

Азербайждан! Азербайджан!

О колыбель святая славных сынов

Нет милей Отчизны, нет ее родней!

От истока нашей жизни до скончанья дней!

Под знаменем свободы верши свой путь!

Тысячи нас, павших в бою

Защищавших землю свою

В час роковой встанем стеной.

В нерушимом ратном строю

Пусть цветут сады твои!

Созидай, мечтай, твори!

Сердце полное любви

Посвятили мы тебе!

Славься, славься гордой судьбой!

Край наш древний, край наш святой!

Каждый сын твой движим мечтой!

Видеть мирный свет над тобой!

О светлый край, заветный край!

Азербайджан! Азербайджан!

(пер. Сиявуша Мамедзаде)

Участники мероприятия, стоя исполняли государственный гимн – грандиозное произведение Узеира Гаджибекова и Ахмеда Джавада. Завершив пение, все расселись наконец по местам. После вступительного слова ректора один за другим начали выступать участники мероприятия. Сам собой напрашивался вывод: за все девятнадцать лет, прошедших со времени трагедии в Ходжалы эта незабываемая годовщина отмечалась по единому сценарию во всех учреждениях республики, а уже на следующий день жизнь как ни в чем ни бывало, продолжалась своим чередом. Этот день, для кого-то обычный, для кого-то считавшийся самой настоящей трагедией, с годами словно забывался…

– Дорогие соотечественники! Я хочу выступить не как старший преподаватель исторического факультета Бакинского Государственного университета, а как студент Рамиль, учившийся когда-то в этом университете, и потерявший в то время любимую девушку. Я прошу прощения у своих студентов, присутсвующих здесь…

Признание преподавателя университета, поднявшегося на трибуну для выступления привлекло внимание всех присутсвовавших в зале. Ему можно было дать лет сорок-сорок два. После этих слов он почувствовал комок в горле. Отпив воды из стакана, поставленного в углу трибуны, Рамиль Ибрагимов начал свое выступление…

* * *

Тот кровавый день 1992 года, когда армяне уничтожали азербайджанцев в Ходжалы, потряс меня также как и всех. Потряс очень сильно… В тот день я потерял самую светлую память студенческих лет – мою Айтекин.

Мы познакомились в 1990 году в университете, оба учились на историческом факультетете: я на третьем, она – на первом курсе. Мы очень сильно любили друг друга. Возможно это чувство основывалось на родстве наших характеров. Айтекин дорожила своей родиной, и всегда испытывала самые высокие, искренние чувства к родной земле. Вслушиваясь в ее речи, мне казалось, что я нахожусь на лекциях по истории. Шутя, я говорил: «Милая девушка, ты прямо живая летопись патриотизма,» Во время таких бесед между нами иногда разгорались споры, а однажды я резко спросил ее «тебе что, больше всех надо?» Она не разговаривала со мной целую неделю – очень сильно обиделась на меня из-за этих слов.

В то время мы были знакомы всего пять-шесть месяцев. Позже она поняла, что слова эти конечно же шли не из глубины души и простила меня. Любили мы друг друга безумно: дали обет быть вместе до самой смерти. В ее семье не знали о нашей любви. И уезжая в то лето к себе на родной город в Ходжалы, она дала мне слово что расскажет обо всем своей матери. Однако… Она покинула меня, осталaсь верна своей клятве. А вот я этого сделать не смог… Я женился, работал, стал отцом… Дочку свою назвал ее именем. Она учится в пятом классе, и очень любит уроки истории… Прямо как Айтекин. Когда я смотрю на нее, я думаю о том, что произошло девятнадцать лет назад, и за все последующие годы. Перед глазами проходят несчастные, обездоленные люди. Вспоминаю наши бои в Карабахе. День и ночь – я всегда живу с этими мыслями. И мысли эти внушают мне надежду… Следами этих надежд я хочу обойти весь свет и найти мою Айтекин. И не только ее. Я хочу найти ее брата Кянана, сестру Гюльджахан, ее старую бабушку, приехавшую в то лето к ним из Нахичевани… Хочу найти, собрать, всех наших матерей, сестер, юных жен, чьи честь и достоинство были поруганы… Хочу бить в набат, созывая аксакалов, у которых отняли достойную старость, детей без детской радости в глазах, молодых ребят с жаждой мести в душе. И еще… я хочу прочесть то самое письмо… Ответное письмо мне, в котором Айтекин пeредала мне радостную весть. Она обещала мне написать как только расскажет своей матери о наших отношениях, о нашей любви. Кто знает, рассказала ли? А если рассказала, то успела ли написать мне письмо?!

* * *

Выступление преподавателя университета оборвалось. Он не смог закончить свою историю, но и то что он успел рассказать, расстрогало всех присутсвующих. До глубины души. Ректор показал знаком, что сотояние выступавшего ухудшилось. Два студента приблизившись к трибуне, помогли профессору спуститься, и кажется даже вывели его из зала.

После потери своей любимой, Рамиль муаллим оставил учебу и ушел добровольцем на фронт. Он принимал участие в самых тяжелых сражениях, изумляя всех своим бесстрашием. Не раз ему доводилось встречатся лицом к лицу со смертью. В 1993 году в боях за Агдам Рамиль муаллим получил тяжелое ранение в голову. Несмотря на длительное лечение, которое продолжалось около двух лет, время от времени у него возникали проблемы со здоровьем. Врачи неоднократно предупреждали его о тяжелых последствиях, к которым могло привести любое нервное напряжение. Но как правило, Рамиль эти советы игнорировал.

* * *

Сразу же после окончания мероприятии майор Гудратов поднялся и направился к запасному выходу. Быстро спустившись по лестнице, он вышел во двор университета. Народу вокруг явно стало больше. После полуторачасового мероприятия эти люди выглядели еще более беззаботными. Казалось, все они выполнили ежегодную обязанность, выступив на официальном мероприятии. Гудратов видел это, но был поглощен совсем другими мыслями. Он зажег сигарету, и незаметно, очень профессионально огляделся. Явно чувствовалось, что он ищет кого-то глазами. В этом взгляде причудливым образом переплелись интерес, удивление и даже странное чувство восхищения. Кто же этот человек, которого тайный агент секретного отдела хотел отыскать во дворе? Рамиль муаллим, который выступил на собрании и расстрогал всех? Или ректор, открывший мероприятие вступительным словом? Да нет, вряд ли… Ректор в эти минуты вышел через другую дверь здания университета, и сев в черную машину с государственным номером, уехал по своим делам.

Машина ректора проехала в двух шагах от Гудратова, но майор не придал этому особого значения. Значит, он и в самом деле думал именно о Рамиль муаллиме.

В глазах Гудратова читалась решительность. Это выражение в его глазах появлялось всякий раз, когда он начинал какую-либо операцию, или же раскрывал очередное дело. Но что же явилось причиной столь острого интереса майора к Рамиль муаллиму?

* * *

Подходя к машине, которую он остановил за зданием университета, Гудратов достал пульт. Открыв дверцу машины, он положил книгу в черной обложке на заднее сиденье, туда же бросил свое пальто, уверенно завел машину и выехал за ворота.

– Мне нужна подробная информация о преподавателе исторического факультета университета Рамиль муалиме, возраст 40-42 года. Он выступал сегодня на приеме, старший преподаватель. Информацию представьте до вечера.

Дав поручение своим людям, Гудратов отключил телефон. Теперь темно-синий ВМW, который он вел, с большой скоростью ехал по проспекту Метбуат по направлению к поселку Бадамдар. Гудратов спешил домой. Судя по всему, то что он искал должно находиться либо в его кабинете среди книг, либо среди документов.

… Тот самый дневник… Прочитал ли его Гудратов до конца? Пытался несколько раз, однако не смог. Позже, когда понадобились материалы для очередного расследования, он все же прочитал этот дневник полностью. Написанное в этом дневнике леденило душу. Что же подтолкуло опытного сотрудника госбезопасности вновь перечитать тот дневник? Неужели девушка, написавшая тот дневник, который случайно попал ему в руки во время пребывания во Франции и есть?

Объяснять что-либо простым совпадением было не в характере Гудратова. В его жизни вообще не было места случайностям. Как бы то ни было, добравшись до дома, нужно было срочно найти этот дневник, и еще раз самым внимательным образом перелистать страницы несчастной жизни той женщины. Айтекин, Рамиль, Гюльджахан, старая бабушка, приехавшая к ним из Нахичевани погостить, исторический факультет, годы, жизнь… Все это не могло быть лишь чередой случайных событий. Без всякого сомнения, это был дневник Айтекин – той самой Айтекин, любимой Рамиль муаллима, о которой тот говорил с такой душевной болью. Иначе быть не могло…

* * *

Гудратов искал тот самый дневник в своей комнате среди книг. Очнувшись от своих мыслей он вдруг понял, что давно уже находится дома. Дорога домой в своем авто, парковка, то как он вошел в свою квартиру – все это промелькнуло незаметно, словно во сне. Сейчас все его внимание было приковано к одной мысли – найти этот дневник. Гудратов отодвинул упавшие с полок книги, с какой-то боязнью развернул первую страницу тетради с пожелтевшей обложкой. Губы его пересохли от волнения. Не отрываясь, он читал казавшиеся ему знакомыми строки дневника. Тайный агент секретного отдела столкнулся с самой неожиданной случайностью в своей жизни. В самом деле, этот дневник, попавший несколько лет назад ему в руки, был написан той самой Айтекин…

2.

ВОСПОМИНАНИЯ ЗАЛОЖНИЦЫ

Дневник, который вам предстоит прочитать, возник из желания человека, женщины, матери, поведать о своей нелегкой судьбе, о тернистом пути и немыслимых истязаниях, когда смерть казалась избавлением. Когда сама мысль о смерти была сравнима мечтой о глотке воды путника, бредущего знойной пустыней. Это дневник женщины, которая не раз в слезах размышляла: стоит ли вести дневник? И желание писать все же оказалось сильнее.

Я ужасом и отвращением возвращалась в памяти в те ужасные дни, а вспоминая снова испытывала и ужас и отвращение, и вновь умирала морально. Все это могло бы быть прекрасным оправданием моему молчанию. Однако после долгих раздумий я все же решила написать обо всем пережитом. Я пишу с надеждой никогда больше не думать об этом и хоть как-то отдалиться от себя – той которая пережила все этот кошмар. Надеюсь, что настанет день, когда я смогу уничтожить этот дневник, или же напротив-вынести его на суд людской. В сущности, если у меня есть возможность писать этот дневник, хватает сил и решимости, я должна быть благодарна Аллаху. Говоря это, в глубине души я жалею себя и молю поверить в мою искренность… За что я славлю судьбу, о Боже?!

Может быть за то, что я как нераскрывшийся цветок, продолжаю жить несмотря на все пережитые оскорбления? Ведь нашем доме даже произносить слово «любимый» считалось неприличным для молодой девушки. Когда я, юная, застенчивая, думала о том, как я расскажу матери о своей любви, о том, с чего начать разговор, – у меня пылали щеки, сердце тревожно стучало, а уши горели огнем. И тот самый цветок…

Может быть я славлю судьбу за то, что потеряв после надругательства самое дорогое для мусульманки – невинность, моя душа все еще обитает в телесной оболочке женщины, в оболочке, которая дает возможность оскорблять целый народ, всю мою родную землю.

Или – благодарю судьбу за то, каждый раз, когда в комнату приходил незнакомый мужчина, я со страхом ждала кому меня представят мои «хозяева». Или благодарю за эту жажду мести, жившую в моей душе, и за ту надежду, которая всегда была со мной?

Не жду для себя оправданий от тех, кто прочитает мои воспоминания. Но надеюсь, что меня поймут. Также я надеюсь на то, что когда-нибудь, хотя бы издалека увижу того парня, которого любила, несмотря на то, что в течение пятнадцати лет мое достоинство растаптывалось ежечасно, ежеминутно. Я надеюсь, что девушка, над которой надругались самым жестоким образом, все же сможет когда-нибудь смело взглянуть в лицо тем, кто знал ее. Вопреки всему, надеюсь, на понимание тех, кто прочитает мой дневник.

Вспоминаю, как однажды в аудитории университета преподаватель говорил о годах репрессий. На наш вопрос – «Почему один поэт доносил на другого?» он ответил: «Давайте попытаемся их понять, однако оправдывать их не обязательно». Я первой выступила против такой позиции, и даже спросила:

– А как понять?

Преподаватель ответил:

– Понимайте как хотите, однако понять пытайтесь.

Так и я, прошу вас только об одном – если вы читаете мои записи, пытайтесь меня понять, как только можете. Да и я бы никогда не согласилась на то, чтобы азербайджанка, тюрчанка поведала об этом не то что читателям, но и своим близким… Я прекрасно понимаю это.

Дорогие соотечественники, простите меня за то что прочитаете. Ведь я – продажная женщина, а у нас говорят, что такие люди национальности не имеют.

Однако причиной решения обнародовать все что со мной случилось явилось желание еще раз показать истинное лицо армян всему миру, нашим отважным мужчинам, сынам. Я верю, что число людей прочитавших эти строки и осудивших меня за открытые и откровенные описания бесчинств, увиденных и пережитых мной – уменьшится, а число тех, кто поймет, каким зверьем были армяне – подлые, бесчестные, неблагодарные люди – увеличится во сто крат.

Пусть наши отважные сыны, читая эти строки, обратятся в карающий меч, в вулканы, сотрясающие горы; пусть призовут всю свою гордость и достоинство. И может быть тогда, сердца сотен наших девушек, существующих просто как тело, обретут радость, а души девушек, нашедших удобный случай для самоубийства наконец заветный покой…

И еще будьте уверены – читая мой дневник, вы поймете, что я все еще без устали следую следами своих надежд. Несмотря на все случившееся со мной, я живу. Живу, сама не зная зачем…

* * *

Вы скажите Ханчобану —

Не ходить ему в Мугань.

Ведь в крови лежит Мугань…

Унесли потоки Сару,

Черноокую красу…

Февраль 1992 года… Зима в тот год выдалась очень холодной. Наш дом находился на окраине города. Переехали мы туда недавно, часто не было газа или света, и поэтому мы никак не могли согреть необжитый дом. К счастью, наша бабушка эту зиму была с нами. Хотя, на самом деле приезд бабушки из Нахичевани был к несчастью. Ведь бабушка приезжала к нам не на всю зиму. Побыв с нами летом, она собиралась обратно в Нахичевань. Отец наш стал шехидом, и бабушка не хотела оставлять нас одних после его смерти. Но армяне атаковали Карабах все сильнее, и Ходжалы уже несколько месяцев был в блокаде. Поэтому возвращение бабушки к моему дяде превратилось в неразрешимую проблему. Мы жаловались на стужу, а бабушка приводила в пример свою деревню – «Вы холода не видели… Вот в Нахичевани слово скажешь, оно и замерзает в воздухе». Моему брату, шестилетнему Кянану эти слова очень понравились. Он выходил во двор, и вернувшись обиженно бормотал – «Говоришь, бабушка, слово мерзнет в воздухе?» Мы смеялись, а бабушка сердилась, иногда даже как ребенок обижалась на наш смех – «Вот погодите, дороги откроются, уеду, и больше сюда не вернусь. Прав был покойный ваш дед когда говорил – не дай нам Бог зависеть от детей» Мамакое-как успокаивала ее, и она быстро забывала свои обиды. Бабушка была словно живой книгой. Вспоминаю ее, и все хочу говорить о ней без конца.

В те тяжелые, дни мы каждую минуту были готовы бежать, звуки стрельбы все время сопровождали нас. Во дворе у нас было маленькое строение типа полуподвала, которое мы называли первым этажом. Окно этого помещения выходило во двор, и на самом деле мы использовали его как кухню. Бабушка называла его «алдамы». Когда мы прятались там, бабушка и мой маленький брат Кянан были единственными, кто веселил нас. Наверное потому что, бабушка была старой и мудрой, а – брат был ребенком. Именно они помогали нам отдалиться от страха, от понимания того, насколько серьезна была опасность.

После смерти моего отца, ставшего шехидом в бою в первые же дни войны, мама перестала улыбаться. Глазах ее постоянно выражали глубокую скорбь. Она все время сидела скрестив руки, наблюдала за нами. Нам казалось, что она смотрит на нас, всех слушает нас, однако стоило задать ей вопрос, она словно очнувшись ото сна спрашивала:

– Что случилось? Что вы сказали?

Мы все понимали ее состояние, сочувствовали маме – все кроме моего маленького брата, который еще не понимал что такое настоящее сильное чувство.

Отец и мать поженились по большой любви, поэтому разлука с ним была для нее особо тяжелым испытанием. Мама сама была родом из Нахичевани, и вопреки тамошним традициям, и воле родителей вышла замуж за моего отца. Бабушка даже рассказывала, что дед однажды рассердившись сказал, что если мама выйдет замуж за Солтана и уедет в Ходжалы, он не будет считать ее дочерью. И первенец в нашей семье появился поздно – только через восемь лет, однако мои родители очень сильно привязались друг к другу. Поэтому мама хорошо знала что такое любовь и что такое тоска.. Мне казалось порой, что никто не умел печалиться так как моя мама. И все же в глубине ее переполненных скорби глаз всегда светилась надежда. Надежда на то что, печаль, горе пройдет, мы обретем счастье. Может быть мама, тоскуя вспоминала свои счастливые дни, соединяла в своих черных глазах любовь и печаль. Может быть поэтому скорбь так подходила моей маме…

Ты возьми гребенку в руки, косы причеши

Хной окрашенные косы, снова причеши

Косы поседели тихо, маму не жалея