скачать книгу бесплатно
Чунсок смотрел на Нагиля не мигая. Мысленно проверял рискованный план капитана или же гадал, не сошёл ли тот с ума от тоски и безысходности, сковывающей весь лагерь вместе с подступающими к городу японцами.
– Нас казнят, – просто ответил пуримгарра. – Не Империя, так Совет. Не Совет, так Хигюн. Вы хотите обмануть всех, хотя лгать не можете.
Нагиль хмыкнул.
– Вот поэтому я беру с собой тебя. И малый отряд Чешуи, для вида. Если что-то пойдёт не так, я призову Дракона и спалю Совет вместе с императорским двором династии Мин.
– Звучит самоубийственно, – заключил Чунсок. Тяжело вздохнул и поднялся с места, склоняя голову. – Когда выдвигаемся, капитан?
* * *
Всем, кроме Лапы Дракона, было сказано, что Нагиль с верным помощником и малым отрядом едут искать поддержки у Восточной Фракции Лю Соннёна.
В прошлую войну именно помощь советника помогла Чосону: Лю Соннён договорился с Империей и привёл в Чосон войско Императора. Объединившись, две страны прогнали японцев с полуострова, заставив подписать мирный договор. Деньгами и скотом, доставленным из Японии в качестве платы за содеянные преступления, обезумевший от горя король откупился от династии Мин, а его народ еле выжил на выжженной войной земле. Последовавший за этим двухлетний голод совсем подкосил бы людей Чосона, если бы не помощь Великих Зверей. Дракон Дерева показал Нагилю, где можно вырастить зерно, помог повернуть русла обмельчавших рек так, чтобы те напитали пастбища для скота. Если бы не новая война, сейчас бы Чосон восстанавливал былую силу, но случился Рэвон, случился Тоётоми и новый виток борьбы за земли, на которые японцы не имели права претендовать.
Казалось, война пятилетней давности не заканчивалась, а святые духи, окончательно разуверившись в людях, предоставили их самим себе. Теперь помочь могло только чудо.
План Нагиля как раз походил на одно из них, а не на разумное решение, принятое после бесконечно долгих размышлений. Чунсок молчал всю дорогу до Хансона, где они должны были поговорить с советником Восточной Фракции и, возможно, снискать поддержки перепуганных жителей.
Власть Совета была сильна, но и он не мог идти против народа, которому обязан был служить.
– Что, если Совет даже не станет нас слушать? – спросил Чунсок вечером, когда отряд сделал привал на подступах к Хансону. Жаркое летнее солнце окрасило всё небо в кроваво-красный, не предвещающий добрых вестей цвет, и Нагиль осматривал открытое поле, высушенное летним зноем, с подступающей к сердцу грустью. Смотреть на то, как медленно умирала земля, было больно, но Нагиль знал, что у его страны есть надежда. Она была сильнее, чем всё остальное.
Пока надежда жила в сердцах людей, у Чосона были все шансы выжить, восстановить разрушенные деревни, отстроить обратно все города. И жить, и снова радоваться, и продолжать род, и снова молить Великих Зверей о счастье, хорошем урожае и здоровых сыновьях и дочерях.
Жаль, что одной надежды не хватит на то, чтобы убедить Совет действовать. На то, чтобы обмануть всех власть имущих разом.
– Совет не станет нас слушать, – согласился Нагиль, отрывая взгляд от уходящего за горизонт краешка солнца. Он вернулся к костру и сел в круг, где девять воинов и Чунсок уже готовили скудную похлёбку из остатков риса и сушёных водорослей.
– Что тогда?
Нагиль принял миску из рук Боыма, кивнул ему и отозвал Чунсока за собой к поваленному грозой старому дереву.
– Мы поклонимся им и уйдём.
Чунсок нахмурился.
– Они заподозрят неладное.
– Брось, – недобро усмехнулся Нагиль, – они и так считают нас врагами, изменниками, что бы там ни плёл мне Хигюн о снисхождении. Нам надо увидеться с Лю Соннёном, он единственный человек в Совете, кто хотя бы малой частью своей души печётся о благополучии людей в этой стране.
– Что мы ему предложим? – спросил Чунсок. Нагиль взглянул на него искоса. И пуримгарра скривил губы. – Капитан, Лю Соннён разговаривает на языке денег и выгоды, даже если заботится о Чосоне.
– Ты прав. Нам придётся рассказать ему о нашем плане.
– Он же выдаст нас!
– Нет, если это будет ему выгодно. А это будет ему выгодно, – добавил Нагиль, понижая голос. – Может, он тоже желает посадить на трон Чосона наместника Империи, но это значит, что власть, которой он сейчас обладает, перейдёт в руки династии. Может быть, он хочет договориться о суверенитете для себя и своей провинции, но как долго будет работать их соглашение, если на престол сядет не заинтересованный в нём наместник?
– И вы предложите ему…
Нагиль знал, что его слова поразят Чунсока, а потому мотнул головой, жестом велев молчать.
– У Лю Соннёна есть дочь. А спасённый нами наследный принц ещё не женат.
– Капитан!
– Щиллё[13 - Молчать, тихо (драконий язык).], – сердито шикнул Нагиль. – Отказаться от такого предложения советнику будет очень непросто. Это гарантирует нам его поддержку, и он прогнёт под себя весь Совет.
– Но его высочество не согласится…
– Ой ли?
Нагиль усмехнулся – снова какой-то чужой, злой усмешкой, не свойственной ему прежде. Чунсок стушевался и больше задавать вопросов не стал.
С его капитаном творилось что-то странное, и не пуримгарра было вытаскивать Нагиля из тоски, превращающей того из благородного воина в настоящего зверя. Капитан с каждым днём становился всё больше похож не на Дракона, которого носил в теле, а на змея.
– Капитан, – осторожно позвал Чунсок, следуя за своими тяжёлыми мыслями. – Если вы задумали что-то ещё, лучше скажите мне. Я не смогу помочь, когда Совет прижмёт вас к стене и заставит подчиняться приказам ничего не смыслящих в войне чиновников.
Нагиль выпил остатки похлёбки, стукнул пустой миской по колену. Вытащил из-за ворота чогори скрученный лист, скреплённый королевской печатью, и протянул его Чунсоку.
– Даже если нас встретит не только Лю Соннён, ты передашь это в руки советнику.
– Капитан?
– И скажешь ему, что принц готов жениться на его дочери. Всё, хаша[14 - Иди (драконий язык).].
Разговор был окончен, и обескураженный пуримгарра без слов поднялся и ушёл к костру подбодрить отряд.
Заранее женить ещё не спасённого принца было одной бедой, меньшей из тех, что поджидали Нагиля и его воинов в землях династии Мин. Он не советовался с Лан, когда уходил, но знал, что шаманка предсказала им трудный путь. Возможно, он поступал глупо, отказываясь от помощи мудан, но сейчас она не могла ему помочь. Довольно было прислушиваться к духам, которые говорили с ним нехотя и сулили одну только смерть. Нужно было брать дело в свои руки и останавливать эту бессмысленную войну своими силами. Всеми, что у него остались.
Всеми, какими он мог поделиться с Чосоном.
Ночь он провёл в метаниях и почти не смыкая глаз, только под утро сумев выкроить себе несколько часов беспокойного сна. Госпожа Сон Йонг тянула к нему руки и просила помочь.
Нагиль проснулся с её именем на губах, перекатился на сухой земле на бок и чуть не зарычал в плечо.
Грусть, что одолевала его днём при виде пустых полей, обескровленных войной, колола сердце и была терпимой, покуда он помнил о людях и их чаяниях. Тоска, которая за короткое время выросла в нём до размеров луны, заполняла собой всё пространство его мыслей. Она была невыносимой; скорбное, тянущее нутро напоминание о том, что помочь женщине из своих снов он не может и, что важнее, не имеет права.
Даже если она звала его из чужого мира и просила вернуть. Даже если хотела вернуться.
В ёнглинъ не было слов, обозначавших эмоции. Этот язык был создан для приказов и называл действия, а не душевные порывы воинов дракона. Но даже среди скудного запаса понятий, появившихся во время войны, нашлось одно, значащее всеобъемлющее чувство печали, безысходность таких масштабов, что охватывала разом тысячи людей, когда те сталкивались с неминуемым. Саудадэ. Слово, которое принесли португальцы ещё при Чанхон-тэване и оставили ему в наследство, когда у того умерли брат и жена.
Саудадэ, тоска по несбыточному и безвозвратно ушедшему. Португальцы говорили, что слово значит ещё и безграничную любовь и благодарность прожитым годам, но Нагиль знал, что от любви в этом понятии ничего не осталось. Оно было болью и страстным желанием вернуть утраченное, оно было печалью, затмевающей даже хорошие дни.
Союз бесконечной тоски по тому, что нельзя вернуть, и гнева от осознания собственной беспомощности, бессильная ярость проигравшего в борьбе с судьбой.
Всё это и много больше преследовало Нагиля с момента, как Бездна закрыла Глаз и оставила его, раненого, на нагорье в полной темноте.
Нагиль хотел бы забыть его, это чувство, этот миг, хотел бы более не ощущать пустоты на месте собственного сердца. Жажду, которую он испытывал, не могли утолить ни еда, ни вода, ни мимолётное ощущение радости в ответ на хорошие вести от его воинов.
Госпожа говорила, что пустота – это то, что заполняет чёрные дыры. Нагиль превращался в одну из них и не имел ни малейшего желания противиться этому процессу.
Он встал с первыми лучами солнца, когда те коснулись его чогори, медленно остывающего после ночного жара. Может быть, подумал Нагиль, в новом мире, который он принесёт Чосону, который обязан принести Чосону, ему не найдётся места. Чёрная дыра, поглощающая всё живое, до чего могла дотянуться, не должна была существовать на территории его страны.
Что ж, так тому и быть. Он спасёт Ли Хона, освободит Чосон, а дальше… В тальщим новый мир, который будет отстраивать Совет, вгрызаясь в глотки простых людей. Борьба человека с человеком будет вечной, и её не выиграет ни один Дракон.
4
В Хансоне царило спокойствие, будто город жил под куполом и ни о чём не подозревал. Нагиль и Чунсок в сопровождении девяти воинов дракона въехали через главные ворота, и Нагиль с неодобрением осмотрел крепостные стены. Никаких надстроек для котлов со смолой, никаких дополнительных сооружений у надвратных башен. Битва при Конджу наглядно показала, какими хрупкими могут быть даже толстые каменные стены, в которые летят огромные валуны из осадных орудий японцев. Хансону следовало бы готовиться к возможному наступлению.
Если Совет скрывал смерть короля, дабы избежать волнений в столице, их решение Нагиль мог понять. Но относиться халатно к защите города, лишь бы люди не заподозрили неладное, было смертельной глупостью. Она обернётся катастрофой для всех жителей Хансона и для самого Хансона, но думал ли об этом Совет?
Очевидно, нет.
Начальник городской стражи встретил их хмуро и без должных приветствий. Чунсок вскинулся и хотел отругать его, но Нагиль жестом велел пуримгарра молчать. Войско опального капитана и без лишних споров было нежеланными гостями столицы даже в такое неспокойное время.
– Мы не задержимся, – сказал Нагиль в ответ на немой вопрос, застывший в глазах подозрительного начальника стражи. Тот кивнул и пропустил их дальше, отправив по главной улице до дворца в сопровождении своих людей.
Нагиль оглянулся, чтобы убедиться, что узнал его. Мунсу. Он происходил из древнего рода сувонских Кимов, его семья всегда славилась сильными сыновьями и покладистыми дочерями, но в высшие круги знати их не пускали из-за разногласий с советником Западной Фракции. Стать кем-то значимее начальника городской стражи Мунсу не светило до тех пор, пока у руля стояли противники его семьи, Кимы из рода Андон.
Женщина из рода сувонских Кимов должна была стать женой будущего короля несколько поколений назад. По слухам, андонские Кимы убили её, и королевой стала их дочь. Кимы из Сувона ничего не смогли доказать, а позже их выдворили из дворца и присоединили к городской страже. Негласная борьба двух кланов длилась веками, обрастая домыслами, охотно распространяемыми противниками обеих семей.
Ким Мунсу был неплохим человеком. В годы своей службы в столице Нагиль отмечал его беспрекословную веру в долг перед королевской семьёй. Он был предан стране в лице короля и, хоть исправно следовал приказам Совета, выполнял их на своих условиях, чем изрядно выводил из себя советника Кима. Может быть, действовал Мунсу в интересах своей семьи, но всё же не шёл на поводу у Совета. Это уже что-то.
– Ким Мунсу, – сказал Нагиль Чунсоку, когда они проезжали рынок у дворцовых стен, который заполняли сонные торговцы. В ранний час в столице уже кипела мирная жизнь, шумели крестьяне, травники из ближайших селений жаловались друг другу на подскочившие налоги и стражу, что обирала их каждый вечер всё агрессивнее.
– Простите? – отозвался Чунсок, засмотревшись на блестевшие в свете просыпающегося солнца украшения у одной из лавок. Там были кольца из нефрита, пинё[15 - Заколка для волос, шпилька с массивным округлым стержнем и небольшой головкой.] из дорогого металла, увенчанные драгоценными камнями, глянцевыми лепестками гибискуса, золотыми фениксами и драконами.
– Запомни это имя, Ким Мунсу, – повторил Нагиль. – Возможно, мы сможем привлечь его на нашу сторону.
Чунсок присоединился к войску Нагиля уже после того, как тот со скандалом покинул королевскую службу, и потому не знал ключевых фигур в столице по именам. Зато их знал Боым, рядовой в дворцовой страже, ушедший с поста вслед за капитаном. Он поравнялся с Нагилем и негромко спросил:
– Мы готовимся к новой войне, ёнгданте?
– Всегда будь готов, Боым, – согласился Нагиль. Тот хмыкнул и дал знак остальным воинам, чтобы те смотрели в оба.
Ко дворцу они приехали под традиционный сигнал стражи. Врата Кванхва охранялись, как и прежде, четвёркой караульных, которые проверяли именные таблички и пропускали только тех, кому было назначено. Нагиль с отрядом прибыл в столицу без официального объявления, но стражники, переговорив между собой, пропустили капитана драконьего войска, попросив оставить лошадей.
Начальник внутренней стражи повёл их к Сенджонджону[16 - Название павильона во дворце Кёнбоккун, где располагался рабочий кабинет короля. Каждая часть дворцов имеет своё название.], и Чунсок, ранее не бывавший на территории дворца, оглядывался с любопытством юнца, которого, как Нагиль думал, пуримгарра убил в себе после смерти брата. Пока под присмотром нескольких стражников отряд вели лабиринтом внутренних двориков с низкими стенами крупной кладки и узкими дверями, Чунсок крутил головой. Нагилю следовало бы осадить пуримгарра, но он не стал. Неизвестно, когда они смогут попасть сюда снова. Неизвестно, пустят ли их после того, что они провернут с Советом.
Некоторые в отряде тоже осматривались и толкали друг друга в плечо, только Боым держался прямо и смотрел вперёд.
Когда они подошли к павильону, начальник дворцовой стражи велел им ждать.
– Здесь заседает Совет? – спросил Чунсок тихо. Нагиль мотнул головой.
– Обычно нет. Но, полагаю, в Кёнхверу нас не пригласят.
– Это…
– Павильон на воде, он остался позади нас. Когда король во дворце, он занимает Сенджонджон, а гостей приглашает в Кёнхверу. Но короля здесь нет.
– По всему так не скажешь.
Нагиль хмыкнул. Служба во дворце шла своим чередом, людей здесь было даже больше, чем он помнил: снующие по своим делам горничные, евнухи и учёные мужи ходили из библиотеки в сторону кухни и обратно и делали вид, что во дворце ничего не изменилось. Что король занимает трон, а не покинул столицу. Что король жив и продолжает править страной прямо из Кёнбоккуна.
Плохо, что с ними не отправился человек Хигюна, вдруг подумал Нагиль. Присутствие генерала ограничивало бы Нагиля в действиях, но без такой поддержки его могли вовсе не допустить к Совету.
Хигюн сказал, что Лю Соннён остался в столице, только вот и советник Ким был здесь же. И непонятно, столкновение с кем из них ожидало Нагиля в Сенджонджоне.
Тем не менее мольбы Великим Зверям дали свои плоды: к Нагилю спустился начальник дворцовой стражи и пригласил внутрь.
– Вас ждут. – Нагиль оглянулся на своё сопровождение и сделал шаг к павильону. Начальник вскинул руку и остановил его: – Только вас.
– Хорошо, – согласился Нагиль и кивнул на Чунсока. – Он пойдёт со мной. – Остальные воины помрачнели. – Вы стойте здесь и ждите. Это не займёт много времени.
Они сдали мечи и вдвоём зашли в павильон. Здесь было темно, солнечный свет ещё не успел достигнуть открытых окон и разбавить сумрак, в котором утопал длинный зал, вытянутый вдоль колонн с резьбой, повторяющей драконью чешую. От неё всё пространство зала сужалось и вело взгляд прямо к помосту с пустующим королевским троном. Перед ним стоял длинный же стол из массива дерева с рядом высоких стульев. Только три из них были заняты.
Лю Соннён по правую сторону. Советник Ким Кихо – по левую. Рядом с ним сидел шурин советника, его преданный человек, мимо которого не проходила ни одна сплетня. Плохо. Это был дурной расклад, но отступать было некуда.
На советнике Киме и его шурине были красные одежды чиновников, а головы украшали чёрные чонджвагваны. И только Лю Соннён, согласно нынешнему положению, сменил кванбок на военный мундир.
Чунсок поклонился первым, Нагиль, помедлив, чуть опустил голову в знак приветствия. Согни спину ниже, капитан драконьего войска, ты преследуешь свои цели, и ради их достижения нужно кланяться тем, чьими руками можно было решить множество проблем.
– Господин Мун! – подозвал его советник Ким. Лю Соннён молчал, но как только Нагиль подошёл ближе и косой луч мазнул его по лицу, тот чуть улыбнулся.
– Ораёнъ, ёнгданте Мун.
Шурин советника Кима не смог скрыть неприятного удивления. Лю Соннён не обратил на него внимания, продолжая смотреть в лицо Нагилю.
– Нас известили, что вы хотели одарить своим присутствием Совет, – заговорил советник Ким. – Спустя столько лет решили явиться ко дворцу. Не вы ли клялись, что больше не ступите на его территорию?
– Времена изменились, советник Ким, – ответил Нагиль. В зале было душно, кокон из спёртого воздуха с трудом впускал в себя свежее дыхание утра, но в нём Нагиль угадывал нотки благовоний, которых не должно было быть в Сенджонджоне. Жареный рис и абрикосовые косточки, сожжённые до углей.
Совет готовился к его возвращению. Знали ли во дворце, что ароматные палочки, собранные приглашённой шаманкой, должны были ослабить Дракона Дерева, но питали Дракона Металла? Советники надеялись, что жареный рис подавит в Нагиле стихию воздуха, что абрикосовые косточки ослабят стихию воздуха.
Нагиль выпрямился и глубоко вздохнул. Кажется, Совету не донесли, что в нелюбимом при дворце капитане жили теперь два Дракона. И новой ипостаси Великого Зверя не нравились эти махинации со злаками его стихии.
– Тебя боятся, Мун Нагиль, – предупреждал Хигюн. – Ничем хорошим для тебя это не обернётся. Если будешь недооценивать Совет.
– Я никогда не опускался до снисхождения к врагам, – возражал Нагиль. Хигюн смеялся сквозь усталый хрип.
– Совет во времена настоящей войны тебе не враг.
Сейчас Нагиль понимал, что Хигюн заблуждался. Либо же хотел верить в благородство Совета, хотя сам подталкивал капитана к борьбе с чиновниками.
– Я слышал, генерал Хигюн потерял половину своего войска из-за Дракона, – сказал советник Ким. Нагиль мог бы разозлиться на его тон: советник говорил равнодушным голосом, хотя должен был рвать и метать и желать казни капитана, по чьей вине погибло столько людей. Но нужно было держать лицо, и Нагиль промолчал.
