скачать книгу бесплатно
– В нашем деле очень важно быть внимательным и ни на минуту не забывать о технике безопасности. Дерево должно падать не туда, куда захочет, а куда ему укажут. Для этого надо знать, как дерево подпилить, а потом подрубить. Затем надо его очистить от веток и подготовить к перевозке к реке, где формируются и вяжутся плоты. Вы пока на плотах работать не будете – это дело ещё более опасное и трудное. Там вмиг можно соскользнуть с дерева и попасть – не дай бог! – между двумя.
Немного подумав, разбил команду на группы по два человека; Николай Васильевич, показывая, долго объяснял, где и как надо подпиливать, а затем подрубать топором дерево, чтобы оно упало в нужном направлении и на намеченное место. Все слушали его внимательно, но не все смогли выполнить всё так, как он говорил. Это чуть не стоило Иосифу жизни, а в лучшем случае – серьёзной травмы. Прошло несколько дней, и двое ребят, с которыми рядом работал Иосиф со своим напарником, всё подпилили и подрубили наоборот – и дерево начало падать в сторону Иосифа и его товарища. Иосиф, увлечённый работой, этого не заметил, а товарищ так испугался, что сам, отскочив, не успел окликнуть Иосифа и предупредить об опасности. Только благодаря Николаю Васильевичу, не известно как успевшему подбежать и оттянуть Иосифа от места, куда падало большое толстое дерево, удалось избежать травм, а может быть – ещё более трагического исхода.
На лесозаготовках ребята проработали за несколько раз около месяца, а потом всех перебросили на сельскохозяйственные работы в другой район. Там трёх школьников, в их числе и Иосифа, определили работать трактористами. Учёба была непродолжительной, но после двух дней практических занятий рябят допустили к самостоятельной работе, которая не обошлась без происшествий. Работали в дневное и ночное время, и как-то в ночную смену Иосиф на тракторе попал в траншею, которой окопали поле, где он работал. Траншея появилась накануне, и никого о ней не предупредили. Когда Иосиф заметил её и попытался затормозить, было уже поздно; лишь крепко ухватившись за руль, он смог удержаться в тракторе. Иначе всё могло закончиться трагически. Так, вроде на мирной работе, Иосиф дважды едва не погиб. Родителям он об этом ничего не рассказывал, чтобы не расстраивать. Но спустя некоторое время мама одного из товарищей Иосифа, полагая, что мама Иосифа об этом знает, решила поделиться с ней своим возмущением по поводу безобразий с организацией детских работ. Переживаний не было конца, а когда мама рассказала об этом папе – он сделал Иосифу внушение:
– Такое нельзя скрывать. Если не принять меры, это может произойти с другими твоими товарищами… и не дай бог с более тяжёлым исходом. Ты окажешься невольным виновником этого.
О происшествии на лесозаготовках и работе на тракторе стало известно в школе, родителей заверили, что впредь такие нарушения будут исключены. Необходимые меры безопасности действительно были приняты. Мама Иосифа немного успокоилась, но каждый день, провожая его на работы, по несколько раз предупреждала о необходимости быть осторожным, она говорила:
– Твои братья на войне каждый день рискуют своей жизнью. Думай о том, чтобы они скорее вернулись живыми и здоровыми, и не забывай, что ты тоже на фронте – трудовом, но для детей очень трудном и опасном.
Иосиф всё больше убеждался, что война никого не щадит, не обходит стороной, разлучает с самыми дорогими людьми, угрожает их жизни.
Два его брата с первых дней войны оказались в самом пекле, участвуя в боевых действиях на тяжелейших участках фронта, где велись напряжённые бои с врагом, и никто не мог с уверенностью сказать – будет ли он жить завтра. Тревога родителей, их всё нарастающая обеспокоенность за судьбу, уготованную сыновьям, всё сильнее передавались Иосифу и не оставляли его в покое. С каждым днём по мере того, как становилось известно, что враг стремительно наступает, заставляя наши войска отходить вглубь территории страны, набирала силу тревога за будущее. Все были в ожидании сообщений, содержащихся в сводках Совинформбюро.
Советское Информационное Бюро было образовано при Совете Народных Комиссаров СССР в первые дни Великой Отечественной войны и сообщало о положении на фронте. Не было ни одной семьи, где бы с нетерпением не ждали этих сводок, прислушиваясь к каждому слову о происходящем на войне. Совинформбюро ассоциировалось с бесподобным голосом диктора Юрия Левитана. Ещё до того, как он начинал зачитывать сводку, по тому, с какой интонацией, каким тоном им в начале передачи произносились слова «Говорит Москва!», люди понимали – будет сообщение о чём-то хорошем или опять что-то о тяжёлом положении на фронте, отступлении наших войск и сдаче врагу городов и населённых пунктов. Единодушие народа, с трепетом ожидающего дня, когда начнётся контрнаступление советских войск, по разным каналам доходило до советских воинов, воодушевляло их на непримиримую борьбу с врагом и окончательную над ним победу. Может быть, не совсем уместное сравнение, но ведь даже игрокам на футбольном, хоккейном полях, участникам других спортивных соревнований добиваться победы помогает настрой зрителей, а здесь это было выражение настроя всего народа на победу над злейшим врагом, подкреплённое повседневным самоотверженным трудом тружеников тыла.
Так, изо дня в день продолжалось 1418 дней, пока велась ожесточённая борьба советского народа со злейшим врагом всего человечества – немецко-фашистской нечистью. Именно врага всего человечества, потому что уже к началу нападения на СССР гитлеровская Германия поработила почти все страны Европы и вынашивала планы своего мирового господства. Все с надеждой смотрели на Советский Союз, с нетерпением ожидая побед Красной армии на полях сражений. Хотя передача сводок Совинформбюро осуществлялась из студии, расположенной в Свердловске, а с 1943 года из – студии в городе Куйбышеве, начало каждой передачи сопровождалось словами «Говорит Москва!» Это объяснимо, потому что все связывали победу над врагом с решениями, принимаемыми в столице Советского Союза, городе Москве.
Как и все родители, Зина и Захар вслушивались в каждое слово, звучащее по радио, каждый день ожидая хоть какой-нибудь весточки от сыновей. Но даже короткие сообщения от них приходили редко, а однажды вообще от Самуила письма перестали поступать. Многие знакомые избегали говорить о нём с родителями, считая его погибшим, потому что прежде не было случая, чтобы от него несколько месяцев не было никаких вестей. Но родители, особенно сердце матери, чувствовали и надеялись, что он жив. И действительно – после долгого перерыва пришло письмо. Только потом, когда закончилась война, узнали, что дивизия, в которой служил Самуил, попала в окружение под Харьковом и с тяжёлыми боями с большими потерями длительное время из него выходила. Там во время одного из боев он, оказавшись под упавшим от взрыва снаряда деревом, лишь по счастливой случайности остался жив. Но это не прошло для него даром, отозвалось серьёзным заболеванием почек, и в расцвете сил он безвременно ушёл из жизни. Второй сын – Яков – воевал на Ленинградском фронте, участвовал в прорыве блокады Ленинграда, был тяжело контужен и лишь благодаря своему другу остался жив. Оба сына были на фронте до конца войны и после её окончания ещё многие годы продолжали службу в армии – старший в звании подполковника, средний в звании майора. Лишь год спустя после окончания войны все сыновья собрались вместе в родительском доме на кратковременную побывку. Никакими словами невозможно описать радость и счастье, которые за долгие годы разлуки испытала вся семья, особенно родители. За праздничным столом один из друзей, произнося тост, сказал:
– Думаю, выражу мнение всех присутствующих родственников и близких друзей ваших, поздравив вас со счастьем, пришедшим в ваш дом, прежде всего возвращением обоих сыновей живыми с этой беспощадной войны с ненавистным врагом нашим. Со всей откровенностью скажу, что Бог сохранил их вам как очень хорошим, душевным людям. Пусть всех вас всегда сопровождают добро и справедливость.
Все, кто был на торжестве, встретили эти слова с одобрением, отмечая, что произносящий тост выразил их мысли и искренние пожелания всей семье. После ухода гостей родители и сыновья до поздней ночи не могли расстаться и продолжали обмениваться воспоминаниями о всём пережитом за годы прошедшей войны. Много разговоров об этом было и все последующие дни пребывания детей в родительском доме. Особо было о чём поговорить братьям-фронтовикам. По вечерам они находили время, чтобы уединиться и предаться воспоминаниям о тяжёлых фронтовых буднях. Старший – военврач – рассказывал брату, как в сложнейших условиях военных действий приходилось оперировать и спасать раненых, стараясь как можно скорее вернуть их в строй. Якову тоже было о чём поведать, он, пройдя всю войну артиллеристом, участвовал в тяжёлых боях по защите, прорыву блокады и освобождению города Ленинграда. Каждый момент братья использовали, чтобы пообщаться, поговорить о том, что пришлось испытать на войне. Долгие, глубокие переживания, накопившиеся за это время, как бы сами по себе просились наружу, с неодолимым желанием хотели найти понимание. Кто для этого мог оказаться более подходящим собеседником, чем родной брат, тоже всё сполна испытавший на себе. Порою во время этих бесед присутствовал их младший брат Иосиф. Он буквально ловил каждое слово, произносимое своими братьями, гордился ими, прошедшими войну и непосредственно участвовавшими в разгроме ненавистного врага. Братьям было чем поделиться друг с другом, один другого понимал с полуслова.
– Ты участвовал в самых тяжёлых боях от Москвы до Ленинграда, – во время одной из бесед сказал старший, желая подчеркнуть особо трудный путь войны, выпавший на долю брата.
– Да. Так получилось. Я прошёл четыре фронта. Первый – под Москвой, потом – Волховский, Ленинградский и Прибалтийский. С октября сорок второго по январь сорок третьего года проводилась подготовка и сосредоточение всех частей. Я тогда был уже командиром взвода управления в 1096-м полку Волховского фронта. Было огромное скопление наших войск. Поэтому, когда началось наступление и мы пробили десяти-четырнадцатикилометровый коридор, Ленинградский фронт оказался внутри, а Волховский снаружи. Прорвали блокаду Ленинграда – и началась битва за снятие блокады Ленинградской области. В это время Волховский фронт был реорганизован, соединён с Ленинградским… стал называться Ленинградским фронтом. Я оказался там в 706-м артиллерийском полку, 177-й артиллерийской дивизии.
– Мне пришлось побывать тоже в непростых условиях на Харьковском направлении. Не знаю, доходили ли до вас сведения о том, что произошло на этом участке фронта… скорее всего – нет. После разгрома немцев под Москвой у кое-кого создалось впечатление, что с ними всё покончено и можно их окончательно разгромить уже на второй год войны, в 1942 году. Этому было подчинены многие указания войскам, в том числе предпринимаемое наступление большой группировки наших войск на этом участке фронта. Но получилось всё наоборот – немцы нас окружили и уничтожили много наших воинских подразделений. Мы понесли огромные потери живой силы и вооружения. Многие погибли или попали в плен. Лишь немногим удалось выбраться из окружения, и в их числе остатки дивизии, в составе которой я воевал.
– Отдельные слухи, лишь отрывочно до нас доходили, но без подробностей, о которых ты говоришь. О них мы, конечно, не имели представления, – ответил Яша.
– Было страшное побоище. Кстати, там я чудом остался жив – неподалёку разорвался снаряд… и на меня упало подорванное им дерево. Удар пришёлся по пояснице, пострадали почки.
– И что – ты ощущаешь это и сейчас, спустя столько лет? – спросил брат.
– К сожалению, да… и с каждым годом всё становится хуже. Родителям говорить об этом не надо. Помочь всё равно не смогут. А если узнают, то только добавятся им поводы для переживаний, которых за годы войны у них было более чем достаточно, – сказал Самуил.
Солдаты шли в наступление; через пятнадцать минут от начала боя белое поле стало красным от крови
– Ты прав. А ведь я тоже был заживо погребён – случилось это на линии Маннергейма. Под непрерывным обстрелом врага бомба взорвалась недалеко от наблюдательного пункта, где я находился. Меня контузило, потерял сознание. После боя мой друг капитан Ларин искал меня среди погибших, но не нашёл. Он приказал отрыть землю вблизи воронок, чтобы с почестями похоронить, а нашёл меня живым. Потом я лечился в медсанчасти и вернулся в строй.
– Надо же, насколько в похожих ситуациях мы с тобой были. Нас спасло чудо, а если серьёзно – почти уверен, мы остались живы благодаря непрерывным все годы войны молитвам наших родителей, особенно мамы. Страдания мамы – словами передать невозможно.
– Я с тобой полностью согласен. Вместе с тем не могу не сказать, что многих бед и потерь во время войны наша страна могла избежать, если бы наши союзники были, как и положено союзникам, по-настоящему честны.
– Ты имеешь в виду открытие второго фронта? Здесь не может быть двух мнений: когда уже без них, правда, со многими потерями, которых можно было избежать, мы сами расправились с основными силами врага, второй фронт они открыли. Это было сделано больше для своего престижа, нам он уже практически был не нужен, – поддержал его старший брат.
– Я никогда не забуду, когда зимой под Ленинградом солдаты шли в наступление в белых маскировочных халатах… на снегу их было незаметно, а через пятнадцать минут от начала боя белое поле стало красным от крови. Тогда от полка в две тысячи солдат остался батальон в пятьсот человек. Много погибло молодых ребят. Помню, как мы брали Любань, это было ночью. Жутко вспоминать, как весь город горел. Ужасная картина и сейчас перед моими глазами. Если бы союзники открыли второй фронт тогда, когда все с нетерпением этого ждали, – многих потерь не было бы, – сказал Яша.
– Понимаю тебя. А ты представь, что испытывал я, другие врачи, когда один за другим поступали тяжело раненые бойцы, офицеры. Каждый думал, если бы был второй фронт, всё значительно раньше закончилось и крови было бы намного меньше, – ответил Самуил.
Слушая размышления братьев о втором фронте, Иосиф вспоминал, что в тылу тоже все, даже малые дети, знали, как нашей стране, в одиночку борющейся с грозным врагом, подмявшим под себя всю Европу, нужен этот второй фронт. Но союзники с этим не торопились, не наши трудности и потери их заботили.
Это был, пожалуй, единственный такой откровенный разговор о войне, который слышал Иосиф из рассказов своих братьев. Вообще, они о том, как было на войне, о своём участии в боях, почти не говорили. Объяснить это можно было, наверное, тем, что воспоминания были тяжёлые, возвращали к неимоверным трудностям и потерям, которые выпали на их долю. Если какие-то подробности Иосифу удалось узнать о том, что пришлось пережить старшему брату, то это то, что ему стало известно из рассказов воевавших вместе с ним его друзей, с которыми встретился во время похорон брата. Подробности участия в боевых действиях другого брата, Якова, ему открыли воспоминания, с которыми брат иногда выступал перед молодёжью по просьбе различных организаций. Оба они начали войну совсем молодыми – Самуилу не исполнилось и 23 лет, а Яше 19. В эти юные годы им больше приходилось думать, как спасти жизнь других, а не свою собственную. Самуил спас жизнь многим, будучи хирургом, проводя операции в фронтовых условиях, Яков, участвуя в прорыве блокады Ленинграда. Оба после окончания войны продолжали много лет служить в армии. Самуил некоторое время служил в Австрии, потом в Одессе и Молдавии. Яков сначала служил в Германии, потом в России в Костромской области, а закончил службу на Дальнем Востоке. Беседы братьев-фронтовиков порою проходили за рюмкой водки. И как-то средний услышал, как отец сказал маме:
– Ты знаешь, Зина, смотрю я на наших детей, вернувшихся с фронта, и вижу, что они очень много пьют, неужели они там стали алкоголиками.
Когда об этом разговоре Яша рассказал брату, тот сказал:
– Надо поговорить с папой, а то даём родителям лишний повод для волнений.
– Согласен, ты, как старший и врач, постарайся всё объяснить. Ведь мы изливаем друг другу душу, а здесь рюмка водки – хороший помощник.
Однажды, оказавшись наедине с отцом, Самуил, обняв его, произнёс:
– Папа. Тебе не надо беспокоиться. Мы не алкоголики и никогда ими не станем. Просто в обстановке отчего дома мы немного расслабились. Правда, на войне сто грамм были лучшим лекарством – снимали напряжение, вдохновляли и поднимали настроение.
Отец с пониманием относился к состоянию и настроению сыновей, вернувшихся с войны. Несмотря на дефицит, он прилагал максимум усилий, чтобы желания приехавших на побывку детей можно было максимально удовлетворить. Больше всего родителей беспокоило, что посетившее их долгожданное счастье – вернувшиеся живыми сыновья с фронта, собравшиеся вместе все дети – быстро пройдёт: дети разъедутся – и родительский дом вновь опустеет. Так и случилось. Старший уехал продолжать службу в Одессу, средний получил назначение в одну из частей, дислоцирующихся под Костромой, младший на учебу в Москву. Судьба главным образом из-за войны так распорядилась, что больше никогда братья не жили в одном городе, в одной с родителями семье.
Спустя годы, вспоминая этот разговор братьев, Иосиф подумал, могли ли они тогда даже в самом кошмарном сне представить, что пройдёт лишь несколько десятилетий, для истории срок незначительный, и найдутся люди, которые будут из кожи вон лезть, чтобы исказить правду, переписать историю, стараясь принизить роль нашей страны в разгроме ненавистного врага и спасении всего человечества. Размышляя об этом по прошествии многих лет, находясь уже на заслуженном отдыхе, Иосиф вновь и вновь возвращался к мыслям о тех событиях и их последствиях. Перебирая в памяти всё, что узнал о войне из рассказов вернувшихся с неё братьев, всё, что пришлось пережить ему лично, он не мог спокойно воспринимать ложь, связанную с историей войны, с попытками исказить её и предать забвению всё то, что пришлось пережить, чем пожертвовать советскому народу, чтобы одолеть врага, представляющего смертельную угрозу народам всего мира.
Беседуя однажды в кругу ветеранов труда, многие из которых о войне знали только понаслышке, так как родились много лет спустя после её окончания, он сказал:
– К сожалению, многие люди страдают короткой памятью. Вот и становится возможным, чтобы кто-то из числа, мягко говоря, непорядочных, преследуя самые низменные интересы, навязывал свои взгляды на историю, не имеющие ничего общего с правдой. Конечно, плохо, что кое-кто, даже из числа ныне уже перешагнувших пенсионный возраст, не говоря уже о некоторой части молодёжи, верят этим бредням.
– Поэтому архиважно, чтобы свидетели событий тех лет всеми доступными им средствами вели непримиримую борьбу с попытками представить всё не так, как было на самом деле, – предложил Борис Алексеевич Иосиф продолжал:
– Герой фильма «Место встречи изменить нельзя» Жеглов коротко, но предельно ёмко определил судьбу вора: вор должен сидеть в тюрьме. Не всегда это удаётся, тем не менее вполне осуществимо. Но что делать, если в воровстве уличено государство, как его изолировать? Невозможно понять тех, кто нагло врёт на государственном уровне, пытаясь приписать себе, точнее, украсть чужие заслуги. Однако и здесь существует грань, которую категорически нельзя переступать. Все это понимают, кроме тех, кто считает, что им всё позволено. В этом отношении такая страна, как США, не имеет себе равных. Определённые силы этой страны неоднократно делают попытки убедить всех в своей выдающейся роли в разгроме врага во Второй мировой войне, хотя лучше бы постарались как-то оправдать очевидный факт, почему на ней обогатились. Не этим озабочены. Решились переступить грань недозволенного – выпустили юбилейную монету, посвящённую 75-летию окончания войны, на которой разместили флаги стран-победительниц: США, Англия, Франция, а СССР нет. Разве это не стремление украсть победу у страны, внёсшей в это решающий вклад? Очевидное воровство – в тюрьму не посадишь, но тех, кто за этим стоит, изолировать можно презрением. Весь мир знает правду, никто не сможет отрицать, что главным на церемонии подписания акта о капитуляции Германии был маршал Советского Союза Г.К. Жуков; он её принял от представителей поверженной фашистской Германии. Представители других государств на этой церемонии, официально установившей поражение ненавистного врага, всего лишь присутствовали.
– Точно так же, как и участвовали в войне: СССР воевал и нёс огромные потери; США – присутствовали, выжидая подходящего для себя момента, прежде чем принять непосредственное участие в боях, – отметил Борис Алексеевич.
– Можно что угодно пытаться доказать, но неопровержимо одно: июнь 1941 года и июнь 1944 год – это далеко не одно и тоже. Даты говорят сами за себя: первая – нападение Германии на СССР, вторая – открытие Второго фронта союзниками. Не заметить три года подлого выжидания невозможно, – продолжал Иосиф.
– Но почему-то это не понимают те, кому адресованы неопровержимые факты, – возразил один из бывших коллег по работе, тоже ныне пенсионер.
– С этим не поспоришь. Многие склонны с большим доверием относиться к той информации, которая исходит не из официальных источников. Мне кажется, что это следствие укоренившегося предвзятого мнения, что власти и тем, чьи суждения с нею совпадают, нельзя доверять. Такое отношение чревато. На этом фоне можно вбить в голову непосвящённым в действительную суть событий любые небылицы, чем ловко пользуются желающие всё представить в нужном для себя свете. А это значит, что нельзя молчать и выслушивать всякий бред, от них исходящий, надо активно этому противодействовать, – завершил Иосиф разговор, не оставивший никого из ветеранов равнодушным.
Кто, кто, а ветераны хорошо знают, как всё было не с чужих слов, и втолковать им всякую чушь о войне – пустая затея.
Братья
Следующий раз братья собрались вместе по печальному поводу – на похоронах папы. Он умер через несколько лет после смерти мамы. На её похоронах Иосиф из-за болезни не смог быть, и ему сообщили о её смерти только несколько месяцев спустя. Он тяжело переживал эту потерю и лишь через год, побывав на её могиле, поверил, что больше никогда в его жизни не будет возможности произнести слово «мама» и услышать в ответ тёплое, наполненное постоянной заботой «сынок».
Больше, чем через год после смерти мамы, судьба свела папу с одной давней знакомой, на которой он, испросив согласия каждого из сыновей, женился. Но это не принесло ему утешения, и однажды в разговоре с Яшей, который всё время был рядом, он сказал:
– Общаясь с этой женщиной, я всё больше и больше понимаю, что никто не может заменить мне маму, и испытываю непреходящую боль от разлуки с нею.
На похоронах папы все три сына, будучи уже взрослыми и вполне самостоятельными людьми, поняли, что они окончательно осиротели и вдруг перестали быть детьми. Как-то выразить это чувство простыми словами невозможно, потому что трудно найти слова, способные передать состояние, угнетающе довлевшее над каждым из них все дни, связанные с проведением похорон отца, и впоследствии не покидающее их ещё долгие годы. На похоронах было много родных, друзей, бывших сослуживцев и просто знакомых. Все выражали сочувствие и по-доброму вспоминали папу. Он был очень уважаем, к нему обращались за советом, и все ценили его отзывчивость, готовность и стремление помочь каждому, кто нуждался в его совете. После завершения всех ритуальных процедур дядя, муж родной сестры папы, пригласил сыновей, женщину, с которой папа жил несколько последних лет своей жизни, и сказал:
– Перед смертью он позвал меня и сообщил: «Я принял решение не оставлять завещания в надежде, что небольшим состоянием, которое после меня остаётся, сыновья распорядятся так добропорядочно, как мы с Зиной старались всю жизнь их воспитать».
Собственно, всё состояние состояло из небольших денежных сбережений и однокомнатной квартиры. Кроме того, были две сберегательные книжки – одна на Самуила, другая на Якова, куда родители почти полностью откладывали поступающие от детей во время войны денежные суммы по воинским аттестатам. В военные годы зарплата офицеров перечислялась на эти аттестаты. Выслушав дядю, братья единогласно решили по всем вопросам наследства поговорить позднее. Деньги со своих сберкнижек Самуил и Яков сняли на следующий день, и вечером, когда братья остались втроём, Самуил, обращаясь к Иосифу, сказал:
– Вот твоя доля от наших сбережений. Мы с Яшей решили разделить эти суммы поровну на троих. Думаем, что так будет справедливо.
– Но ведь это ваши деньги, – пытался возразить Иосиф.
– Деньги предназначались родителям, но они сочли нужным сохранить их для детей. Поэтому они принадлежат и тебе, – ответил Самуил.
Иосиф, с трудом сдерживая слёзы от переполнивших его чувств, теплоты отношения к нему старших братьев, смог лишь сказать:
– Большое спасибо.
Когда дядя, выполняя, по его заявлению, последнюю волю папы, вновь всех собрал – все вопросы распределения наследства решили быстро. Самуил и Иосиф от своей доли стоимости квартиры отказались в пользу Яши, чтобы он мог улучшить свои жилищные условия. Все остались довольны, что с наследством не возникло никаких проблем.
Ещё через день Самуил и Иосиф уехали к месту своей работы. Обоим им надо было ехать через Москву, так что была возможность пообщаться, не использовать которую было просто грешно. Самуил поинтересовался, как складываются дела на работе у Иосифа, рассказал о своём и объяснил, почему он в своё время поменял Одессу на провинциальный город Молдавии. Он занимал достаточно высокий административный пост в медицинской службе Одесского военного округа, тем не менее был этим не удовлетворён, так как стремился заняться лечебной практикой, чтобы сохранить себя в профессии врача. С такой просьбой он обратился к своему непосредственному начальнику, но получил категорический отказ:
– Вы молоды. Получить лечебную практику ещё успеете. Сейчас вы нужнее на том участке, который возглавляете.
Попытка привести дополнительные доводы его начальником была безапелляционно прервана:
– Свободны.
Не получив поддержки своего руководства реализовать своё намерение в одном из госпиталей Одессы, причём в столь категорической и недружелюбной форме, Самуил вынужден был подать официальный рапорт. Рапорт был удовлетворён, но в наказание за неподчинение воле начальства его перевели служить в военный госпиталь небольшого молдавского города Бельцы. Это было серьёзное понижение по службе, которое брат воспринял беспрекословно, как и положено военному, и никогда об этом не сожалел. Работая в госпитале, он совмещал обязанности заместителя начальника госпиталя по медицинской части с повседневной лечебной практикой по выбранной специальности. Это позволило ему стать высокопрофессиональным специалистом-отоларингологом. Через несколько лет после демобилизации он приступил к работе в гражданском учреждении, где был активно востребован людьми, обращавшимися за медицинской помощью. К нему стремились попасть на приём, особенно в случаях, связанных с необходимостью операционного вмешательства. Но брат, как правило, отказывался делать операции родственникам, особенно близким родным. Категорически он исключал такую возможность после того, как сделал операцию по удалению гланд своему сыну.
Он говорил:
– Слава богу операция прошла успешно, без каких-либо осложнений. Для меня, по напряжению сил и нервов, она оказалась равной операциям минимум десяти пациентам. Как ни старался, ничего не мог с собой поделать. Знаю, что другие врачи в подобных ситуациях тоже испытывают аналогичные стрессы.
Несмотря на это, когда возникла необходимость провести такую же операцию Иосифу, мама настояла на том, чтобы её сделали в Одессе под контролем сына. Самуил согласился, но операцию делали не в его, а в другой больнице у знакомого ему врача. Прошла она относительно нормально, но восстановление после операции продолжалось больше полугода, значительно дольше, чем у внука. Как ни старались переубедить маму, она оставалась при своём мнении, что если бы операцию делал сын – всё было бы гораздо лучше. Она очень верила в медицинские способности сына, в чём никогда не сомневалась. Каждый раз, когда приступы астмы у папы продолжались длительное время и ему становилось очень плохо, на помощь вызывали Самуила – его вмешательство, даже просто присутствие и советы помогали вывести отца из тяжёлого, порою критического состояния. Таких случаев было немало, но Самуил никогда не высказывал никакого недовольства, считая это своим сыновьим долгом и обязанностью. Он вообще был врач от бога, тщательно подходил к определению диагноза своих пациентов и назначению им эффективного лечения, всегда следуя принципу «не навреди». Вёл специальную картотеку, содержащую подробные сведения о течении болезни каждого пациента и результатах лечения. Но, как часто бывает с врачами, которые вылечили сотни людей, он не смог помочь себе и рано ушёл из жизни, из-за последствий травмы, полученной на войне.
Следующая встреча всех братьев состоялась только через семнадцать лет на юбилее Яши, в день его шестидесятилетия. Это было незабываемое событие в их общей жизни, как семьи и каждого в отдельности. Три дня, проведённые ими совместно, были наслаждением каждой минутой общения, наполнены воспоминаниями о детстве, о родителях, могилы которых они с душевным трепетом посетили. Когда они были на кладбище и стояли у общего памятника родителям, Самуил неожиданно произнёс:
– Замечательные у нас были родители. Они старались воспитать нас порядочными людьми. Я вот думал, и мне почему-то кажется, что наш мудрый папа умышленно не оставил завещания. Он, уходя из жизни, решил устроить нам своеобразный экзамен на порядочность, которую они с мамой старались воспитать у нас с детских лет.
Яков и Иосиф полностью согласились с мнением старшего брата и заговорили о том, как бывает грустно наблюдать или слушать рассказы о ссорах и склоках, которые порою возникают между родственниками в желании побольше урвать из наследства ближних. Все подумали, неужели эти люди не испытывают хоть какого-то угрызения совести за то, что своими неблаговидными действиями предают память своих родных, игнорируют их последнею волю. Кто-то из братьев напомнил утверждение мудрецов:
– Не суди о человеке хорошо, пока не делил с ним наследство и деньги.
Этот сложный экзамен на порядочность братья выдержали с честью и в высшей мере достойно, подтвердив верность человеческим качествам, которые воспитали у них их родители.
С грустью, прощаясь с могилами родителей, они покинули кладбище, не предполагая, что совсем скоро Якову и Иосифу предстоит вновь встретиться, но уже на похоронах Самуила. Хоронили брата с воинскими почестями, в присутствии большого количества друзей и благодарных пациентов. Внимательно слушая выступающих на похоронах брата, прощаясь с ним, Иосиф обратил внимание на то, что сказанные ими слова отличались от обычно произносимых в таких случаях. Здесь в большинстве выступлений содержались не общепринятые общие слова, а конкретное выражение благодарности за оказанную помощь в выздоровлении, за проявленную душевную доброту, позволившую быстрее избавиться от недуга. В глаза Иосифу бросилась стоящая в скорбном молчании ещё достаточно молодая женщина и юноша лет восемнадцати, склонивший ей на плечо голову, глаза которого выражали непередаваемую словами скорбь. На поминках Иосиф вспомнил об этом и не мог успокоиться, пока не поинтересовался у жены брата:
– Среди присутствующих как-то по-особому выделялись своим переживанием тяжёлой утраты женщина и, видимо, её сын. Ты не знаешь, кто это?
Саша, жена брата, ответила:
– Ты неслучайно обратил на них внимание. Это – мать, сына которой Самуил буквально вытащил с того света. Все врачи оказались бессильны помочь ей излечить сына от тяжёлого осложнения после неудачной операции на горле. Началось нагноение, он испытывал невероятную боль, потерял голос. Внимательно ознакомившись с его состоянием, Самуил установил точный диагноз и причины заболевания, провёл сложную операцию. В её успех почти никто из коллег не верил, предрекая печальный исход болезни. Вопреки всему, благодаря успешной операции, мальчик быстро пошёл на поправку и вернулся к полноценной жизни.
Всё происходящее на похоронах Самуила послужило напоминанием Иосифу о том отношении, которое проявляли оба брата лично к нему. По прошествии многих лет Иосифу порою приходили в голову мысли, что нередко он злоупотреблял добротой братьев по отношению к нему, доставляя им лишние заботы и неудобства. Но тогда он это недопонимал, а братья избегали ему об этом даже намекать.
В начале семидесятых годов в Кишинёве проходило всесоюзное совещание. Как обычно в те годы, с гостиницами были проблемы – и Иосифу с двумя приехавшими с ним коллегами была предложена гостиница типа общежития, к тому же на окраине города. Он решил позвонить брату. Ответила его жена Саша, которой он рассказал о ситуации, высказав просьбу на три дня приютить его с коллегами, и, конечно, получил согласие. Самуил был в командировке, вечером вернулся; несмотря на радость встречи с младшим братом, увиденные дома незнакомые люди не вызвали восторга. Но ни слова возражения или упрёка ни в тот момент, ни когда-либо позже им высказано не было. Что-то подобное однажды произошло и в Уфе, где Иосиф оказался в командировке тоже не один, а с сослуживцем, и Яша с женой, как должное, по просьбе Иосифа, их обоих приютили.
Вспоминая эти случаи сейчас, спустя многие годы, Иосиф в полной мере отдавал себе отчёт, как непродуманно он тогда поступал, заранее зная, что стесняет братьев, подселяя гостей в их небольшие квартиры.
Братья в семье жили дружно, хотя больше взаимных интересов было у старшего со средним, а у среднего – со старшим и младшим. Он был связующим звеном в том, как строились между братьями отношения. Старший брат, Самуил, своей внешностью был похож на красивую маму – красивый парень, высокого роста, пользующийся успехом у девушек. Внешне строгий, он был очень раним и заботлив. Став врачом, пройдя от начала до конца войну, он с юных лет многое испытал и проявил свои способности в борьбе за сохранение жизни и здоровья людей. Когда возникали проблемы со здоровьем родителей, он всегда, не считаясь ни с чем, находился рядом, оказывая максимально посильную сыновью и врачебную помощь. В отношениях с братьями был сдержан, но испытывал к ним тёплые братские чувства. Средний брат Яша внешне был копия отца, а своим характером, отличающимся мягкостью и склонностью подчинять себя другим, он больше был похож на маму. В то же время это никак не мешало ему во время войны и всей службы в армии быть требовательным командиром и пользоваться высоким авторитетом у подчинённых ему солдат и офицеров. К братьям относился с любовью и уважением, причём с особой силой это нашло своё выражение по отношению к Иосифу, когда Самуил ушёл из жизни. Несмотря на то, что они жили в разных городах, Яша постоянно проявлял заботу о жизни брата, поддерживая непрерывную с ним связь. Иосиф чем-то был похож на каждого из братьев – внешним обликом больше на Яшу, а внутренним содержанием и даже голосом – на Самуила.
Однажды произошёл редкий по своей сути случай, когда он, уже работая в Смоленске, находился в командировке в Москве. Со своим сослуживцем Иосиф стоял в очереди за билетом на поезд. Перед ними в той же очереди стояли две молодые женщины, и одна из них, повернувшись, внимательно посмотрела на Иосифа, который что-то говорил своему коллеге. Взяв билеты, две женщины задержались у выхода из помещения, где размещалась билетная касса. Когда Иосиф уже отошёл от кассы, одна из них, немного смущаясь, подошла к нему и спросила:
– Простите, у вас в Кишинёве есть родственники?
– Да, брат со своей семьёй, – ответил Иосиф.
– Брата зовут Самуил? – уточнила она.
– Да.
– Удивительно. У вас потрясающе одинаковые голоса… и очень вы похожи внешне, – сказала она.
Всё было так неожиданно, что Иосиф не нашёлся, что ответить. Когда об этом случае он при встрече рассказал Самуилу, тот по описаниям Иосифа встретившейся ему женщины не смог определить, кто это был. Поэтому решили, что это одна из пациенток Самуила. Но история имела продолжение. Спустя несколько лет на приём к Самуилу пришла женщина. После завершения осмотра, получения рецептов и рекомендаций, что делать для быстрейшего выздоровления, пациентка вдруг спросила:
– Как поживает ваш брат?
– У меня их два, кого вы имеете в виду? – спросил, удивившись, Самуил.
– Того, который живёт в Смоленске, – ответила она.
– А откуда вы его знаете? – последовал вопрос, и женщина ему рассказала то, что он уже знал от Иосифа, и в заключение добавила: – Самое интересное – когда я рассказала об этом мужу, оказалось, что они с вашим братом знакомы, работают в одной отрасли и встречались на совещаниях. Вот какие бывают интересные встречи.
– Это правда. Как после этого не верить в случайности? – сказал Самуил и, поблагодарив пациентку за то, что она помнила ту встречу с его младшим братом, продолжил: – Наш младший брат впитал в себя что-то от обоих своих братьев, хотя мы с другим братом внешностью очень отличаемся друг от друга.
Подтверждений этому было достаточно. В очередной приезд в Уфу Иосиф с Яшей при посещении кладбища, на котором похоронена жена Яши, задержались у входа, чтобы купить цветы. Продавщица, цветы которой им понравились больше других, подбирая для них, так внимательно всматривалась в лица, что Яша не удержался:
– Вы кого-то из нас встречали раньше?
– Нет. Простите, но вы так похожи, просто как близнецы.
– Мы не близнецы, но мы родные братья, – ответил Яша.
Так что Самуил был прав, говоря о том, что младший брат похож на обоих своих старших братьев, которые сами по себе друг на друга совсем не похожи.
О чём это говорит – никто не знал, но все гордились тем, что они братья – дети одних родителей, которых бесконечно любили.
В детские годы, когда все братья жили вместе под родительским кровом, у старших порою возникало чувство ревности из-за того, что родители, особенно папа, прощали Иосифу некоторые детские шалости и проступки, хотя даже менее значимые их провинности не оставались безнаказанными. Однако это никак не сказывалось на отношении старших братьев к младшему, они всегда считали, что он нуждается в их опеке и поддержке, тем более в трудные военные годы, находясь на учёбе, вдали от родителей. Шла война, каждый день приносил новые тревоги и заботы, а Самуил находил время поинтересоваться, как Иосиф справляется с трудностями военного времени. Вспомнилась Иосифу постоянная забота старшего брата: в это трудное время он поддерживал продуктами питания, отрываемыми от своего офицерского пайка. Ещё не закончилась война, но он каким-то неведомым путём организовал периодическую пересылку посылочек с продуктами через своих сослуживцев, выезжающих по делам службы в Москву. Одна посылка запомнилась особо, в ней было несколько банок сгущённого молока – то, о чём в тылу не могли и мечтать, сахар, яичный порошок, пара пачек галет. Такого щедрого подарка хватило не только самому Иосифу, но и для угощения своих друзей по комнате в общежитии. Это был один из многих случаев трогательной братской заботы, которые возникали в памяти Иосифа в эти скорбные минуты.
Когда возвращались с кладбища, на память пришёл ещё один незабываемый эпизод. За несколько лет до Великой Отечественной войны в жизни семьи возникли серьёзные осложнения. Тяжело заболела мама, и местные врачи настойчиво рекомендовали показать её врачам специализированной клиники в Москве. Она и вместе с ней папа задержались там на продолжительный срок. Для ухода за братьями была приглашена добропорядочная женщина. Но она в основном занималась приготовлением пищи, стиркой, уборкой квартиры, а главным, кто по поручению родителей занимался финансами и распорядком в доме, был старший брат, хотя ему едва исполнилось 19 лет. Все вопросы решал он самостоятельно. И вдруг случилось непредвиденное. Серьёзно заболел Яша: диагноз – воспаление почек. Врачи выписали разные лекарства, брата перевели на диету. Но существенных сдвигов не происходило. Тогда Самуил, в ту пору уже студент 2 курса мединститута, поручил женщине, которую папа нанял в помощь детям, всю пищу (супы, каши, всё, что делалось на второе) готовить без соли. Прошло некоторое время – и самочувствие брата стало заметно улучшаться. Мы же все начали привыкать к бессолевому режиму, а брат говорил:
