скачать книгу бесплатно
– Доброе утро, юная леди. Чем могу быть вам полезен?
– Я намерена вступить в ряды вооруженных сил.
– Славная девочка! – улыбнулся военный. – Беги в двести первую кабинку, обратись к майору Рохас, она займется тобой. – Потом оглядел Кармен с головы до ног. – В пилоты?
– Если можно.
– Наверное, годишься. Иди к мисс Рохас.
Кармен вышла, поблагодарив сержанта и бросив нам:
– Увидимся.
Военный наконец уделил внимание нам с Карлом. Но наша внешность, в отличие от внешности Кармен, не доставила ему ни малейшего удовольствия.
– Итак? – спросил он. – Куда? В трудовой батальон?
– Что вы! – запротестовал я. – Конечно нет! Я хочу стать пилотом.
Он присмотрелся ко мне и равнодушно перевел взгляд:
– А ты?
– Меня интересует Научно-исследовательский корпус, – важно проговорил Карл. – Особенно область электроники. Полагаю, у меня хорошие шансы.
– Хорошие, если ты годишься для этого дела, – проворчал сержант, – но плохие, если ты пустышка без ума и таланта. Парни, вы хоть догадываетесь, почему я сижу тут перед вами?
Я не понял вопроса.
– Почему? – буркнул Карл.
– Да потому, что государству совершенно наплевать, вступите вы в армию или нет! Нынче мода такая, многие, даже слишком многие желают отслужить солдатский срок, получить право голоса, нашить ветеранскую ленточку на лацкан… даже не побывав ни в одном бою. Но если вы рветесь служить и я не в силах вас отговорить, то армия вынуждена вас принять, по той единственной причине, что это вам гарантировано Конституцией. Там сказано: любой мужчина и любая женщина по праву рождения может отслужить в вооруженных силах и получить полноценное гражданство. Но это не отменяет того печального факта, что нам не обеспечить достойной службой всех желающих, а славный кухонный патруль[10 - Кухонный патруль – на американском военном жаргоне – служба при кухне, кухонные наряды.] отчего-то не пользуется популярностью. Не каждый способен стать настоящим солдатом, а ненастоящие на войне без надобности, поэтому отбирается только наиболее пригодный материал. Вы хоть представляете себе, чего стоит воспитать бойца?
– Нет, – честно ответил я.
– Две руки, две ноги и тупая башка – по мнению обывателя, этого вполне достаточно. Допускаю, раньше, в эпоху пушечного мяса, обыватель был прав. Наверное, Юлию Цезарю ничего другого и не требовалось. А в наше время все иначе, сегодняшний рядовой – специалист такой высокой квалификации, что и в любой иной области деятельности легко станет мастером. Мы дураков не держим, это непозволительная роскошь. Поэтому тем, кто желает отслужить, но не обладает нужными нам качествами, предлагается длинный список грязных, вредных, противных работ. С такой службы многие убегают, поджав хвост, раньше срока, а кто не убегает, тот всю жизнь помнит, чего стоит право голоса, и дорожит им. Возьмем, к примеру, девчушку, которая с вами пришла. Она хочет выучиться на пилота, и надеюсь, у нее получится – хорошие пилоты нам нужны, их всегда не хватает. А если не получится, дослуживать придется в Антарктике, и эти прелестные глазки покраснеют, не видя другого света, кроме искусственного, а ручки загрубеют от изнурительной черной работы.
Хотелось возразить, что Карменсита в крайнем случае займется компьютерным программированием космических рейсов, ведь она в математике дока, но сержант не дал мне и рта раскрыть.
– Так что, детки, моя работа – охлаждать ваш пыл. Вот, взгляните. – Он крутанулся вместе с креслом, на тот случай, если мы еще не заметили отсутствие ног. – Предположим, вы не отправитесь на Луну копать туннели, не попадете в биолабораторию, где на самых никчемных солдатиках испытывают новые хвори. Предположим, мы все-таки сделаем из вас бойцов. Но полюбуйтесь на меня: итог вашей службы может быть и таким. А то и похуже: вы получите земельный участок метр на два, а ваша родня – телеграмму с глубокими соболезнованиями. Именно это, скорее всего, и случится – в нынешние времена на ученьях и в бою раненых бывает мало. Если все-таки попадете туда, то, скорее всего, вернетесь домой в гробу. Я – редкое исключение, мне повезло… Хотя вряд ли вы это считаете везеньем. – Выдержав паузу, он добавил: – Так что не пойти ли вам, мальчики, обратно к мамкам, а? Отучитесь в колледже, станете аптекарями или там страховыми агентами… Армия – не детский летний лагерь. Служба трудна и опасна даже в мирное время, ее последствия иногда крайне печальны. Ни отпусков, ни романтических приключений. Ну так как?
– Я пришел, чтобы записаться, – ответил Карл.
– Я тоже.
– А вы в курсе, что не от вас зависит, где вы будете служить?
– Полагаю, мы все-таки можем высказать свои предпочтения?
– Безусловно, можете – в первый и последний раз за весь срок службы. И эти ваши предпочтения даже будут учтены уполномоченным по распределению рекрутов. Первым делом он справится, поступала ли на этой неделе заявка на леворуких стеклодувов – ежели именно это занятие вам по душе. С превеликим разочарованием узнав, что таковые требуются где-нибудь на дне Тихого океана, он протестирует вас на умственную и физическую работоспособность. Примерно в одном случае из двадцати он вынужден признать годность кандидата… но тут какой-нибудь шутник-кадровик присылает на вас совершенно неожиданную разнарядку. В девятнадцати же случаях рекруты проваливают тестирование и отправляются на Титан испытывать в полевых условиях снаряжение для выживания. – Сержант перешел на задумчивый тон: – А на Титане лютая стужа. Вы не поверите, как часто там ломается экспериментальное оборудование. Но испытывать его в реальных условиях необходимо, в лабораториях всех проблем не выявишь.
– Я могу работать с электроникой, – стоял на своем Карл. – Лишь бы работа была.
– С тобой все понятно. А как насчет твоего дружка?
Я колебался. Но вдруг осознал: если сейчас же не кинусь в омут головой, так и проживу всю жизнь сынком хозяина фирмы.
– Хочу попытать счастья.
– Ладно, будь по-вашему. Только не говорите потом, что я не предупреждал. Свидетельства о рождении с собой? И дайте-ка взглянуть на ваши удостоверения личности.
Через десять минут мы были уже на верхнем этаже; там нас ощупали, прослушали, просветили рентгеном. Я решил, что это и есть проверка физической пригодности: если ты здоров, врачи изо всех сил постараются сделать тебя больным. Не сумеют – значит, годен.
Я поинтересовался у доктора, какой процент отбраковывается по здоровью. Вопрос его удивил.
– Никого мы не отбраковываем, это законом запрещено.
– Чего-чего?! Ой, простите, доктор. Я хотел спросить, зачем тогда нужен этот стриптиз с гусиной кожей?
– Как это зачем? – Он размахнулся и стукнул молотком по моему колену; я дрыгнул ногой и задел его, но не сильно. – Надо же определить, на что годится рекрут по физическим данным. Даже если бы ты прикатил сюда в инвалидном кресле, слепой на оба глаза и потребовал, чтобы тебя взяли в армию, мы бы подыскали занятие, достойное такого идиота. Например, считать на пальцах волоски у гусениц. Единственная причина для отказа – засвидетельствованное психиатрами непонимание текста присяги.
– Ого! Э-э-э… Доктор, а вы уже были врачом, когда в армию завербовались? Или вас сочли подходящим для медицинской службы и отправили учиться?
– Меня? Учиться? – Вопрос возмутил его. – Юноша, неужели я похож на идиота? Я гражданский персонал!
– Ой!.. Простите, сэр.
– Да ладно, я не обиделся. Но армия – это для муравьев. Поверь, я знаю, о чем говорю. Я вижу, как парни уходят отсюда, и вижу, как они возвращаются – если возвращаются. То, что делает с ними служба, – чудовищно! Спрашивается, ради чего? Ради абсолютно номинальной политической привилегии, не дающей ни сентаво приварка? Большинству отслуживших даже не хватает ума и знаний, чтобы с толком распорядиться правом голоса. Знаешь, если бы решали мы, врачи… Впрочем, не будем об этом. А то еще подумаешь, что я веду изменнические речи, хотя у нас, вообще-то, свобода слова. Я только одно скажу: если умеешь считать до десяти, значит ты достаточно умен, чтобы вернуться домой, пока еще есть такая возможность. Все, юноша, бери эти бумаги и ступай к сержанту-вербовщику. И поразмысли над моими словами.
Я вернулся в ротонду. Карл уже был там. Просмотрев мои бумаги, флот-сержант мрачно изрек:
– Похоже, здоровьем вас бог не обидел, чего не скажешь об уме. Минутку подождите, я позову свидетелей.
Он нажал на кнопку, и появились два официальных лица женского пола. Одна – старая бой-баба, а другая ничего, симпатичная.
Сержант ткнул пальцем в бланки медицинского освидетельствования, в метрики, в удостоверения личности и с пафосом изрек:
– Я пригласил вас, дабы вы, каждая самостоятельно, ознакомились с наличествующими документами, подтвердили их принадлежность присутствующим здесь молодым людям и удостоверили их юридическую силу, если таковая не вызывает сомнений.
Женщины взялись за дело без пафоса – судя по всему, для них это была скучная рутина. Тем не менее они скрупулезно изучили все бумаги, сняли у нас отпечатки пальцев (опять!), а симпатичная вдобавок надела на глаз ювелирную лупу и сравнила отпечатки из свидетельства о рождении со свежими. Аналогичная кропотливая процедура была проделана и с подписями. Тут поневоле засомневаешься, что ты – это на самом деле ты.
– Выявлены ли признаки неспособности принять присягу? – спросил флот-сержант. – А если выявлены, каковы они?
– У обоих лиц, – ответила старшая, – к форме медицинского освидетельствования на общее состояние здоровья прилагается надлежащим образом заверенное заключение комиссии компетентных и полномочных психиатров, удостоверяющее полную вменяемость данных лиц, а следовательно, их способность принять присягу. Они не находятся под воздействием алкоголя, наркотиков или иных отупляющих веществ; также они не пребывают под гипнозом.
– Отлично. – Флот-сержант повернулся к нам. – Повторяйте за мной. «Я, достигший призывного возраста, по моей собственной воле…»
– «Я, – хором вторили мы с Карлом, – достигший призывного возраста, по моей собственной воле…»
– «…А не в силу принуждения, уговоров или каких-либо иных побудительных мотивов, будучи должным образом осведомлен о значении воинской присяги и предупрежден об ответственности за ее нарушение…»
– «…Вступаю в ряды Вооруженных сил Земной Федерации на срок не менее двух лет, с продлением, если того потребуют интересы службы».
На этом месте я слегка поперхнулся воздухом. Всегда почему-то считал, что в армию берут ровно на два года, хоть люди и рассказывали, как оно обстоит на самом деле. Это что же выходит, мы на всю жизнь впрягаемся в солдатскую лямку?
– «…Клянусь хранить и защищать Конституцию Федерации от всех внешних и внутренних врагов, хранить и защищать гарантированные Конституцией права и привилегии всех граждан и законопослушных резидентов Федерации, а также ассоциированных с нею государств и территорий. Клянусь неукоснительно исполнять и в пределах Земли, и за ее пределами носящие законный характер обязанности, поручаемые мне прямой и делегированной легальной властью…
…Клянусь неукоснительно исполнять носящие законный характер приказы и распоряжения главнокомандующего Вооруженными силами Земной Федерации и всех моих прямых воинских начальников, а также полномочных представителей государственной власти…
…И требовать такового исполнения от всех военнослужащих и иных лиц, принадлежащих как к человеческому, так и к иным разумным видам и находящихся у меня в законном подчинении…
…Будучи же с почетом демобилизован по истечении полного срока службы либо переведен в запас по истечении означенного срока, я стану выполнять все обязанности и обязательства, равно как и пользоваться всеми привилегиями гражданина Федерации, каковые обязанности, обязательства и привилегии включает в себя, не ограничиваясь ими, суверенное избирательное право. Этим правом я буду пользоваться до завершения естественного срока моей жизни, если не лишусь его в силу окончательного приговора, вынесенного судом суверенных избирателей…»
Ух ты! Мистер Дюбуа на уроке истории и нравственной философии разобрал присягу по косточкам и заставил нас вызубрить ее слово в слово. Но невозможно оценить по достоинству все величие этой клятвы, пока она не наедет на тебя в один прекрасный день стремительной и неудержимой джаггернаутовой колесницей[11 - Джаггернаут – слепая и непреклонная сила; название происходит от санскритского слова Джаганнатха («владыка Вселенной») – одного из имен Кришны: во время ритуала Ратха-ятра несколько тысяч человек тянут огромную колесницу со статуей Джаганнатхи.].
Ну, по крайней мере эта процедура заставила меня почувствовать, что я больше не цивильный мальчишка с пустой головой и не заправленной в штаны рубахой. Еще непонятно, кем я буду, но уже ясно, кем перестал быть.
– «И да поможет мне в этом бог!» – дружно закончили мы, после чего Карл перекрестился, и симпатичная девушка тоже.
И снова мы – теперь уже все пятеро – оставили отпечатки пальцев и подписи. Нас с Карлом сфотографировали, вклеили в наши документы плоские цветные снимки. И вот наконец флот-сержант оторвал взгляд от бумаг:
– Эге, да я обеденный перерыв пропустил. Ребята, мне пора подкрепиться.
Я проглотил комок в горле:
– Гм… сержант…
– А? Я слушаю.
– Можно родителям звякнуть? Рассказать, как прошло?
– Можно даже кое-что получше.
– Сэр?
– Тебе предоставляется отпуск на сорок восемь часов. – И с ледяной улыбкой флот-сержант спросил: – А знаешь, что будет, если не вернешься?
– Э-э-э… Военный трибунал?
– Ну ты сказанул! Да ничего тебе не будет. Только в твоем личном деле появится запись «служба не пройдена», и о втором шансе даже не мечтай. Двое суток – «период охлаждения», за этот срок отсеиваются недоросли, которые на самом деле служить не хотят, а присягнули просто сдуру. Так мы экономим государственные денежки, а нежные детки и их родители экономят горькие слезы. Соседям ничего знать не нужно, и даже папе с мамой можешь не сообщать. – Он отодвинулся вместе со стулом от стола. – Так что увидимся послезавтра в полдень. Если увидимся. Не забудьте личные вещи.
Расставание вышло не из приятных. Папа сначала разбушевался, потом прекратил со мной разговаривать. Мама слегла в постель. Ушел я на час раньше, и никто со мной не попрощался, кроме утренней кухарки и прислуги.
Перед столом сержанта по вербовке я заколебался: надо ли отдавать честь? Решил не отдавать – все равно еще не умею.
Он поднял голову:
– А, это ты. Вот твои бумаги, неси их в двести первый кабинет, там начнутся твои мытарства. Не забудь постучаться.
Через два дня я узнал, что пилотом мне не быть. Спасибо врачам на медкомиссии, понаписавшим про меня всякие гадости: «слабое интуитивное восприятие пространственных форм», «низкая математическая одаренность», «недостаточная математическая подготовка»… И это притом, что «скорость реакции адекватная» и «зрение в норме». Впрочем, за последние два пункта я был благодарен врачам, а то уже подумывал, что счет на пальцах – это все мои достижения.
С позволения уполномоченного по распределению рекрутов я составил список моих предпочтений в приоритетном порядке, и меня четыре дня истязали непостижимо абсурдным тестированием на пригодность. Ну что они хотели выяснить, заставляя стенографистку срываться со стула и вопить: «Змеи!» Добро бы она при этом змеей в меня тыкала, а не безобидным куском пластмассового шланга.
Большинство устных и письменных тестов выглядели не менее дебильно, но экзаменаторам они почему-то безумно нравились, так что мне пришлось терпеть. Зато я охотно – и очень старательно – составлял список воинских ремесел, которым был не прочь себя посвятить. Естественно, верхними пунктами шли все космофлотские профессии (кроме пилота). Я бы согласился и на техника по обслуживанию энергоотсека, и даже на кока – лишь бы не в армию, лишь бы путешествовать.
Далее следовала разведка – у шпиона тоже есть шансы поглядеть на мир, да и не так уж скучна, по моим представлениям, эта служба. (Я заблуждался, но это не важно.) Потом шла психологическая война, химическая война, биологическая война, боевая экология (что за штука – непонятно, но звучит интересно), Логистический корпус (тут вышла ошибочка: логика, по которой я готовил выступление для школьного дискуссионного клуба, и логистика оказались совершенно разными понятиями) и еще с десяток профессий. В самом низу после некоторых колебаний я поставил кинологическую службу и пехоту.
Различные небоевые вспомогательные службы не вошли в этот список, меня привлекали только настоящие войска. И черт с ним, пусть меня даже используют в качестве лабораторного животного или спровадят террифицировать Венеру. Утешительный приз всяко лучше, чем никакой.
Мистер Вайсс, уполномоченный по распределению, вызвал меня через неделю после принятия присяги. Этот специалист по психологической войне успел выйти в отставку майором и вернуться на действительную службу, получив должность в войсках тылового обеспечения. Однако он носил штатское и требовал, чтобы к нему обращались просто «мистер». С ним можно было разговаривать по-свойски, не напрягаясь.
Список облюбованных мною профессий лег к нему стол вместе с результатами тестирования. Войдя в кабинет, я увидел у мистера Вайсса в руках мой табель успеваемости – и обрадовался, ведь в школе я учился неплохо. Конечно, зубрилой не слыл и в отличники не рвался, но зато прошел все предметы, кроме одного, и не срезался на экзаменах. Да и внеклассная деятельность выглядела солидно: секция плавания, дискуссионный клуб, команда легкоатлетов, казначей класса, серебряная медаль ежегодного литературного конкурса, председатель оргкомитета Бала выпускников и все такое прочее. Вполне приличная биография, к тому же записанная в табеле.
Когда я подошел к столу, уполномоченный поднял взгляд, сказал: «Присядь, Джонни» – и снова уткнулся в табель. Потом отложил его и спросил:
– Собак любишь?
– А?.. Да, сэр.
– И как сильно ты их любишь? Разрешаешь псине спать на твоей койке? Кстати, где сейчас твоя собака?
– Э-э-э… Вообще-то, сейчас у меня нет собаки, сэр. Раньше был пес, но на кровать не забирался. Мама не разрешала держать собак в доме.
– Но ты же пускал его тайком?
– Э-э-э…
Мама не злится, если что-то делается наперекор ее воле, но у нее есть привычка обижаться всерьез и надолго. Я хотел было объяснить это мистеру Вайссу – и передумал.
– Нет, сэр.
– Гм… А неопса ты когда-нибудь видел?
– Да, сэр, один раз. Два года назад на выставке в «Театре Макартура»[12 - «Театр Макартура» – кинотеатр на 1000 мест в Вашингтоне, существовавший с 1946 по 1997 г.]. Но из-за этих неопсов подняло шум Общество по предотвращению жестокого обращения с животными.
– Позволь, я расскажу, как обстоит с этим дело в Кинологическом корпусе. Неопсы – не просто говорящие собаки.
– Того, в «Театре Макартура», я не понял. Они что, правда говорить умеют?
– Умеют. Надо только собственное ухо приучить к их произношению. Пасть неопса не способна произнести «б», «м», «п» и «в», но есть эквиваленты, и к ним привыкнуть несложно. Такое бывает у людей с расщеплением твердого нёба, разве что звуки искажаются другие. Во всем же прочем неопесья речь такая же внятная, как у людей.
Тем не менее нео – не говорящая собака. Это даже вообще не собака, а плод искусственных мутаций, симбионт, выведенный из семейства псовых. Обученный нео в шесть раз умнее среднестатистического пса, то есть он практически ровня нашему человеческому дебилу. Хотя по отношению к нео такое сравнение несправедливо. Дебил – это отклонение от нормы, дефект, а нео своего рода гений, причем эта гениальность – норма. – Мистер Вайсс нахмурился. – При условии, что он живет в симбиозе. В этом-то и проблема. Мм… Ты еще слишком молод, чтобы жениться, но женатых, конечно, видел, по крайней мере твоих родителей. Можешь себе представить брак с неопсом?
– Чего? А-а-а… Конечно нет.
– В кинологической службе эмоциональные отношения человек – собака и собака – человек гораздо ближе и важнее, чем эмоциональные отношения в большинстве браков. Если погибает хозяин, мы немедленно усыпляем неопса! Из жалости. Больше мы ничего для бедной твари сделать не можем. А если погибает неопес… человека усыпить нельзя, хотя это было бы самым простым решением. Хозяина в смирительной рубашке мы отправляем в госпиталь, и там он постепенно приходит в себя. – Мистер Вайсс взял авторучку и сделал пометку. – Вряд ли мы рискнем взять в кинологи парня, не способного обхитрить маму, чтобы собака ночевала в его комнате. Давай рассмотрим другие варианты.
Только в этот момент стало ясно: все профессии, предшествовавшие в списке кинологической, для меня были недоступны. А теперь снят и этот пункт. Я до того опешил, что едва не пропустил мимо ушей следующие слова мистера Вайсса. Эти слова звучали задумчиво и отстраненно, как будто он вовсе не обращался ко мне, а вспоминал кого-то далекого, давно покинувшего сей мир.
