скачать книгу бесплатно
С любовью. Ди Каприо
Нильс Хаген
Казалось бы, что может случиться с нашим соотечественником в Таиланде, куда ежегодно выезжают миллионы русских туристов? Приехал, заселился, выпил, лёг спать, проснулся, сходил на пляж, выпил – и так до самого отлёта. Иногда для разнообразия можно съездить на экскурсию.
С известным видеоблогером Никитой Неоном вышло иначе: он прилетел, заселился, выпил, а на утро проснулся… в джунглях без денег, без документов, без штанов, без знания языка и местных обычаев. По счастью – или на беду – в джунглях Никита встретил одного неунывающего тайца со знанием английского языка…
О дальнейших событиях читайте в третьей книге Нильса Хагена – датского автора, живущего и работающего в Москве. Вместе со своим героем писатель открывает загадочную тайскую жизнь так же ярко и образно, как когда-то в первых книгах открывал для себя загадочную русскую душу.
Нильс Хаген
С любовью. Ди Каприо
Когда идёшь в джунгли, не забывай нож.
Тайская народная мудрость
Если студия предложит мне возможность пригласить мою мать и бабушку, и всех моих друзей навестить меня бесплатно в Таиланде, я воспользуюсь этой возможностью.
Леонардо Ди Каприо
© Хаген Н., 2019
Часть первая
Глава первая
Никто не хотел лететь в Таиланд. Ни я, потому что – внеплановый «долбанный аудит» и «северный пушной зверёк», как говорят мои сотрудники. Ни Арита, но там всё ещё хуже – ей накануне подарили какой-то невероятно дорогой и навороченный крем для тела, «придающий коже необычайную гладкость и бархатистость», но у моей жены возникла аллергия на что-то в составе этого уникального крема – на какие-то энзимы или коэнзимы, и она вся, от макушки до пяток, покрылась пятнами. Аллерголог сказал, что это нарушение пигментации, и оно полностью пройдёт только месяца через три, не раньше. Представляете, какая трагедия? На пляж не выйдешь, новый купальник не наденешь…
И даже маленький Коля, он же Николай Нильсович Хаген, лететь в Таиланд не рвался – у него резались очередные, положенные в его два почти полных года зубы, и по этой причине он был мрачен, плаксив и вообще vemodig[1 - Печальный, унылый.].
И хотя хмурый московский февраль, как ни один другой месяц года, располагал к поездке на берега тёплых морей, и все у нас в семье – и я, и моя прекрасная жена, и уж, конечно, маленький Николай Нильсович – обожали тропики, все эти пальмы, бунгало, навесы, коктейли, солнце и прочие прелести курортного туризма, но вот именно сейчас долгожданный отдых оказался совершенно не ко времени.
Однако билеты были давно куплены, пятизвёздочный отель на Пхукете оплачен, туда же должны были подтянуться наши друзья – большая компания с детьми, словом, ничего не оставалось делать, как отложить решение проблем на потом, закусить удила, затянуть ремни, собраться с силами и отправиться в аэропорт.
Всем нам – каждому по-своему, но тем не менее – требовалось так называемое «примирение с действительностью», но никто не знал, каким образом это самое примирение организовать. По крайней мере, до прибытия на Пхукет.
Вечно строящийся и перестраивающийся аэропорт Домодедово такому примирению тоже не способствовал. Здесь творилось нечто ужасное. Предыдущие пару дней погода не радовала, шли частые снегопады с сильным ветром, и, видимо, из-за отмены части рейсов в Домодедове случился, если выражаться журналистским языком, «локальный транспортный коллапс». Меня передёрнуло от недоброго предчувствия, и я посмотрел на Ариту. Лучше бы я этого не делал. Она сощурила глаза, как перед атакой, и стиснула мне руку.
– Милый, а почему мы летим не из Шереметьева? – с ледяным бешенством поинтересовалась Арита, недовольно осматривая разношёрстную толпу хаотично перемещающихся в пространстве пассажиров.
– Дорогая, – я постарался быть максимально любезным, – выбор аэропорта вылета не зависит от наших желаний. Так решил наш туроператор. Это как дождь или град. Просто прими это – и смирись.
Туроператора, к слову, выбирала сама Арита, но об этом я благоразумно умолчал.
– Не хочу смиряться, – капризно продолжала Арита. – Хочу Пина Коладу и на ручки…
– На учки! – с мамиными интонациями проныл из коляски Николай Нильсович. – На учки!
Я вздохнул. Сжал зубы. Взял сына на руки, жену под руку, поместил сложенную коляску поверх багажной тележки и, почувствовав себя одновременно многоруким богом далайна из романа российского фантаста Логинова и индуистским богом Шивой, отправился искать стойку регистрации.
Отпуск начался…
Толпа озверевших от ожидания пассажиров приняла нас в свои объятья и потащила через людские водовороты и омуты к информационному табло. Мне наступили на ногу, толкнули в бок, я оглох от разноязычного гомона и только покрепче прижимал к себе жену и сына, чтобы не потерять их в этом преддверии дантова ада.
– Может, вернёмся? – тихо и безнадёжно спросила Арита.
Я посмотрел сверху вниз в её полные вселенской тоски глаза, вспомнил кота из «Шрека» и уже собрался произнести необходимые в таком случае утешительные слова, как вдруг по всему Домодедову пронёсся отчаянный вопль какого-то малыша с верхней части эскалатора:
– Мама! Я покакал!
Арита шмыгнула носом. Николай Нильсович перестал хныкать и подхватил:
– Я покакай! Я покакай!
– Давай громко разговаривать по-английски, – тихо, но твёрдо сказала Арита, и я понял, что это не предложение и не просьба.
– Зачем? – спросил я, переходя на язык Шекспира.
– Чтобы нас принимали за иностранцев и уступали дорогу, – ответила она по-английски с неистребимым и таким трогательным в её случае русским акцентом.
– Но мы и так иностранцы. У нас датское гражданство.
Арита грустно усмехнулась:
– Здесь, – она обвела свободной рукой толпу, – главное казаться, а не быть. Так что говори громче, как будто ты датский болельщик на чемпионате мира!
Мы начали говорить громче. И это подействовало!
Одна из вечных загадок России для меня – непонятное преклонение перед всем иностранным, особенно западным. К китайцам, корейцам и японцам русские относятся немного снисходительно, смотрят на них словно свысока. А вот французы, англичане или голландцы в любом русском коллективе сразу становятся статусными людьми – к ним прислушиваются, с ними говорят уважительно, им уступают место. Как нам сейчас.
Конечно, не все пассажиры, застрявшие в Домодедове, были русскими, но их оказалось большинство, и мы практически без потерь добрались до очереди к стойкам регистрации. А дальше пришлось застрять надолго – большой самолёт предполагает большое количество пассажиров, а в Таиланд из Москвы летают только большие самолёты, такие как наш Аэробус 330–300 – настоящий воздушный дом, способный переместить четыреста с лишним человек на одиннадцать тысяч километров.
Впрочем, если бы все стоящие перед нами в очереди были дисциплинированными и вежливыми, регистрацию мы бы прошли гораздо быстрее. Но, в полном соответствии с русской поговоркой «в семье не без урода», нашлись таковые и в нашей очереди. Нашими «уродами» оказалась шайка белобрысых толстяков с одинаковыми фиолетовыми чемоданами, набитыми до отказа. Эти толстяки возникли откуда-то сбоку, бесцеремонно поднырнули под натянутые ремни ограждения и оказались впереди нас, вклинившись в очередь с таким видом, словно всегда тут стояли.
Всего их было пятеро: мощная дама лет шестидесяти, напоминающая снежную бабу, в платье и плетёной шляпке на абсолютно круглой голове; её дочь, похожая на мать как клон; муж дочери, почему-то тоже выглядящий как мужская версия тёщи и супруги, и двое сыновей – близнецы лет десяти-одиннадцати. Думаю, нет смысла пояснять, что и они в точности походили на всю родню – такие же толстые, розовые, с белёсыми ресничками вокруг маленьких круглых глазок того невыносимо противного, пошлого цвета, который художники именуют «прованский синий».
Корпулентная дама в шляпке, явный вожак этой банды, утвердив свой пузатый чемодан едва ли не на ноги Арите, шумно выдохнула и с удовлетворением сказала:
– Ось туточки мы и будем стоять!
Я нахмурился и хотел было сделать замечание, тем более что стоявшие за нами люди уже начали возмущаться, но, посмотрев на Ариту, понял, что это не моя война. Видимо, все её волнения и переживания последних дней настойчиво требовали какого-то выплеска, и сейчас этот самый выплеск, как я понял, и должен был произойти.
Сузив глаза, Арита тихо, но очень внятно сказала даме в шляпке:
– Вы неправильно встали.
К этому моменту вокруг поросячьего вождя собрались все члены шайки. Они громко переговаривались, и мою жену никто не услышал. Но Арита была не из тех, кто отступает из-за таких пустяков.
Она протянула руку и подёргала даму в шляпке за рукав.
– Женщина! Я вам говорю! Вы неправильно встали!
Надо отдать должное Аритиной оппонентке – она была опытной склочницей и сразу же поняла, что это не просто разговор, а «битва железных канцлеров». Я прочитал всё по её лицу, на котором ещё до того, как она повернулась к Арите, возникла мерзкая улыбочка а-ля «сама любезность».
– Шо вы говорите? – спросила дама.
– Я говорю – это не ваше место, – глядя ей в глаза, сказала Арита, повысив голос.
Пассажиры вокруг с интересом прислушивались. Даже Николай Нильсович перестал кукситься и отламывать руку у трансформера. Сунув злосчастную руку в рот, он недобро уставился на мамину противницу.
– Интересные дела! – обернувшись к дочери и зятю, голосом профессиональной истерички завопила дама. – А иде моё место?!
– Вон там! – Арита монументальным жестом указала на конец очереди, к этому моменту уже загнувшийся к информационному табло. – Идите туда!
Из очереди раздались одобрительные выкрики, кто-то даже зааплодировал.
Дама засмеялась, фальшиво и натужно. Дочь, зять и внуки подхватили этот смех, и я невольно скривился – настолько это было омерзительно.
– Она ещё будет меня учить, где мне стоять! – обращаясь к семье, завопила дама.
– Идите туда!! – в голосе Ариты отчётливо зазвенела сталь. Признаться честно, когда она начинает разговаривать вот так, даже я её побаиваюсь.
Но дама, видимо, была плохим психологом. Или просто дурой. Она сложила из толстых, похожих на сардельки пальцев кукиш и повертела им в воздухе перед Аритиным носом.
– А дулю с маком не хочешь?!
Шайка свиноподобных поддержала выходку вождя обидным смехом.
– Охрану надо звать! – сказал кто-то у меня за спиной.
– Ты сама напросилась, – угрожающе понизив голос, процедила Арита. – Не хочешь по-хорошему – будет по-плохому. Но ты встанешь на своё место!
И тут она совершила поступок, которого не ожидал даже я. Моя хрупкая Арита, мой нежный цветок и изящная лань, мои пятьдесят килограммов фитнеса и грации, вдруг схватила огромный фиолетовый чемодан дамы и одним движением – легко, словно пушинку, – зашвырнула его к информационному табло. Чемодан шлёпнулся на бок и с пушечным звуком лопнул, выметнув на пол пёструю кучу вещей.
Воцарилась гробовая тишина. У меня возникло ощущение, что замолчал вообще весь аэропорт. И в этой звенящей тишине неожиданно рассмеялся Николай Нильсович. А потом засмеялась вся очередь.
Задрав все свои пять подбородков к потолку, дама завопила так, словно её резали:
– Люди добры! Шо ж это делается!
Зять, отдав яблоко жене, направился в сторону Ариты, бормоча ругательства. Тут уже на передний план пришлось выдвинуться мне и с высоты моих двух метров вежливо спросить:
– Какие-то проблемы?
Совершенно не изменив выражения лица, зять вернулся к своей жене, забрал яблоко и принялся поедать его дальше, мрачно зыркая поросячьими глазками по сторонам. Дама в шляпке продолжала свою песню «Люди добрые…»
– Здесь добрых людей нет, – сказали ей из очереди.
Дама в шляпке перестала вопить, громко выматерилась и, ни на кого не глядя, двинулась к лопнувшему чемодану. Следом за ней, шумно сопя, потянулась вся шайка. На этом битва завершилась. Противник покинул поле боя. Арита могла праздновать победу, а я – выдохнуть: хоть кто-то из нас примирился с действительностью. Правда, примирение состоялось через преодоление, но это было лучше, чем ничего.
Завершив первую часть нашего приключения «Привет, Таиланд» и сдав багаж, мы отправились искать местечко, чтобы скоротать время до вылета. Все кафе, ресторанчики, все кресла и любые горизонтальные поверхности, включая неработающие информационные стойки и подоконники, оказались плотно усижены несчастными пассажирами. Те, кому не хватило места, расположились прямо на полу, и Арите было дико видеть, как люди брали в баре кофе, пиво, сэндвичи, садились у стены, вытягивали ноги и ели, словно дело происходило где-то в Гарлеме. Я попытался объяснить ей, что в Европе сидеть на полу в аэропортах – нормально, но она решительно воспротивилась этому.
– Они что – бомжи? Люди бешеные деньги заплатили за перелёт, а теперь сидят на холодном камне!
Я не стал спорить. Из разговоров вокруг мы поняли, что многие торчат в Домодедове уже третьи сутки, ожидая хорошей погоды и возобновления полётов.
– Бардак! – голосом капитана пиратского корабля резюмировала Арита.
– Айдак, – грустно согласился с мамой Николай Нильсович.
Он сейчас пребывал, как это называла Арита, в возрастной нише «попугайчик» и повторял всё, что слышал.
– Что предлагаешь? – спросил я.
– Почему я должна что-то предлагать? – удивилась Арита.
– Ваш главный космический конструктор Королёв часто повторял: «Критикуешь – предлагай. Предлагаешь – делай. Не сделал – увольняйся».
– Последнюю фразу ты сам придумал, – Арита обозначила улыбку.
– Может быть… Но всё же – у нас до посадки почти два часа, что будем делать? Кстати, здесь есть ВИП-зоны. Я предлагаю заплатить и переждать там.
Арита посмотрела на меня как на чудовище из сказки. В последнее время, после новогодних трат и поездки к моим родственникам в Данию, у нас было не очень хорошо с деньгами, и поэтому мы летели не бизнес-классом, да и вообще, что называется, сокращали траты. Вне зоны экономии у нас был только отдых в Таиланде. Естественно, моё предложение потратиться на ВИП-зону было встречено в штыки. Мы немного, как это водится у любящих супругов, поспорили, и всё закончилось гордой фразой Ариты:
– Если хочешь, можешь идти в свою ВИП-зону. Нам с Колей и тут нормально. Дай мне ребёнка!
Выбора у меня не осталось, и мы принялись фланировать по терминалам, наблюдая коловращение жизни. Жизнь, надо сказать, коловращалась весьма старательно – примерно за час променада мы стали свидетелями одной мелкой драки, нескольких семейных скандалов и оказали помощь пожилой женщине, которой стало плохо.
После этого, по закону кармы, нам улыбнулась удача, и мы наконец-то заняли столик в Foster’s Bar.
Следующий час мы провели с относительным комфортом – я пил пиво, Арита – чай без лимона, мы уплетали сосиски, не давали Николаю Нильсовичу чипсы и искали в ручной клади жёлтую машинку. Когда Арита вспомнила, что оставила её дома, в прихожей на зеркале, случился локальный апокалипсис с рёвом и дрыганьем руками и ногами. Неизвестно, чем бы это всё закончилось, но тут, слава всем богам, объявили посадку на наш рейс.
Расположившись в креслах нашего комфортабельного аэробуса, мы должны были выдохнуть, вытянуть ноги, расслабиться и получать удовольствие от полёта, но это – в теории. На практике комфортабельный аэробус изнутри напоминал что-то среднее между Ноевым ковчегом и пабом в центре Дублина в пятницу вечером. У меня вообще сложилось ощущение, что всех, кто громче других гомонил, хохотал, ругался, плакал и орал в аэропорту, запихнули в наш самолёт.
– Глебыч! Ты куда засунул… ЭТО?! – могучим басом заорал у меня над ухом крепкий лобастый парень в белой футболке.
– В синей сумке посмотри! – ответили ему откуда-то из конца салона.
– Смотрел! – опять заорал лобастый. – Нету!
– Значит, у Серёги!
Серёга обнаружился через проход от нас. Он был длинноволос, худ и рыж, как Тиль Уленшпигель.
– Я Ксюхе отдал! – провозгласил он фальцетом на весь самолёт. – У неё в рюкзаке! Все три бутылки!
– Тихо ты! Не пались! – сделав зверское лицо, проорал лобастый.
– Я их сейчас всех загрызу, – громко сказала Арита, глядя прямо перед собой.
