скачать книгу бесплатно
– Для них я велела собрать вдовушек.
– Вдовы – это хорошо! Вдова, как говорят, надо будет – по волоску пройдёт, не оступится, – улыбнулся хан. – Вдовушка и вдовцу – в самый раз будет, – добавил он.
– О нет, если ты говоришь о себе, хану вдова не годится, Мангук-хан.
Сафура-бике не переставала удивлять хана. Ведь она лишь бике, хотя и ханская дочь. По его понятиям, распоряжаться здесь должен был супруг её, Бахрам-бек. Или уж она совсем не подчиняется своему мужу?..
Девушки тем временем уже выбрали себе суженых. Молодые парами пошли к реке. Умывшись, вернулись, держа друг друга за руку. Всё шло своим чередом: девушки вложили уздечки в руки джигитов, сели верхом, и новобрачные пара за парой унеслись в степь.
А вдовы повели женихов в свои дома. Мужчина должен был забрать с собой не только детей невесты, но и всё её добро.
Каждая пара новобрачных получила от Сафуры-бике благословение. От имени покровителя домашнего очага Иная она пожелала каждой молодой семье счастья и благополучия.
Где будут ночевать ускакавшие в степь молодые, что будут есть, – это никого не интересовало. Каждый из новобрачных получил возможность показать, на что способен. Жених узнает, кого выбрал себе в жёны, а невеста оценит деловые качества жениха. Жеребца узнают по зубам, молодца – по делам. Через неделю пары вернутся, и Сафура-бике торжественно заплетёт их волосы в одну косицу, раздаст заготовленное приданое. Возможно и такое, что молодые в первые же дни, проведённые вместе, поймут, что ошиблись и неверно сделали свой выбор. Но так бывает редко. А если и случится, то и жених, и невеста должны будут дожидаться следующей свадьбы.
Как только молодые поскакали в степь, народ, собравшийся на Кызлар-Тау, начал расходиться. Проводив всех, Сафура-бике и Мангук-хан оказались на Кызлар-Тау одни. Бике смотрела вслед удаляющейся молодёжи, и в глазах её поблёскивали слёзы. Она отвернулась от Мангук-хана, желая скрыть их, и махнула рукой своему телохранителю, который собирался сесть на коня, приказывая ему уйти. Увидев это, Мангук-хан тоже отослал своего охранника. И вот они остались вдвоём. И где? – На Кызлар-Тау! – Месте, где с седых времён сарматы с унуками женили своих детей. Эти два народа в сущности уже давно срослись душой, стали одним целым, и всё же родина и земли у них до сих пор разные, каждое племя живёт своей жизнью, по своим законам.
Мангук-хан спешился и, протянув сидевшей в седле бике руки, помог ей сойти на землю.
– Прекрасная моя бике, любовь моя…
Сафура посмотрела на него сквозь слёзы.
– Не надо, не подобает хану так вести себя, Мангук. Лучше скажи, хан унуков, моя Сусылу понравилась твоему Биляу?
– Ещё бы! Он, как увидел её, чуть ума не лишился от счастья. Да и могла ли девушка не понравиться, если выбрала её ты.
– Боюсь, Бахрам-бек не простит меня, Мангук-хан, – вытирая глаза, поделилась Сафура-бике своим опасением.
– Не горюй, бике моя, ты теперь не одинока… Будь у меня скакун без узды, я бы и сам с радостью подвёл его к тебе, прекрасная бике!
Смущённая Сафура-бике перевела взгляд на лошадь своего телохранителя, которая, не обращая ни на кого внимания, щипала траву. Рядом паслась лошадь Мангук-хана. Обе были спокойны, тогда как сердце влюблённой бике трепетало так, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Она подняла глаза на голубое небо, откуда, казалось ей, доносится голос Тангрэ: «Не теряй голову, бике, крепись, на одну лошадь нельзя накинуть две узды». Ты прав, прав, мой Тангрэ, Бахрам уже давно накинул узду. Поздно, хан унуков, слишком поздно!..
– Я до сих пор безумно люблю тебя, прекрасная моя бике!
– Не своди меня с ума, Мангук-хан! Ты слышал, наверное: если женщину лишить ума, она бросается в омут?
Бике легко коснулась душистой ладошкой его лица.
– Прекрасная моя бике… – хан поймал её за руку.
– Не судьба нам, хан, быть вместе, не судьба. Успокойся сам и меня не мучай. Ты – видный, красивый мужчина. Женщины при виде тебя голову теряют. Но нам, Мангук-хан, запрещено мечтать о том, что у нас с тобой теперь на уме. Нам – и тебе, и мне – этого прежде всего не простит народ. Люди ходят к роднику лишь потому, что он прозрачен и ничем не замутнён. Грязную воду народ пить не станет.
– Но Бахрам-бек чужой для тебя!
– Необузданное чувство всегда ведёт к беде, Мангук-хан… Сегодня я не просто выдавала за твоих джигитов юных своих красавиц. Вместе с ними я праздновала свою собственную свадьбу. Знай, я тоже накидывала узду на твоего коня… Правда, лишь в мечтах. С благословения Даян-атакая, я вихрем летела вместе с тобой по широкой степи. Ты сделал меня сегодня счастливой. Слышал ли ты: говорят, женщина, способная на безумное, отчаянное чувство, достойна двух жизней?
– О, не терзай мне душу, прекрасная моя бике! Что же мне делать?! Остаётся одно – похитить тебя!..
– Да, да! Укради меня! – смеясь, крикнула Сафура-бике. – Укради сегодня же, сейчас же!
– Возможно ли это, красавица моя?
– Сделаешь возможным, так и будет возможно, Мангук-хан! Хочу ещё разок вернуться в свою молодость, испытать, как мои девочки сегодня, запоздалое своё счастье. Известно ли тебе, что в рай попадает душа лишь той женщины, которая вкусила сладость любви?!
Мангук-хан был потрясён, он никак не ожидал услышать от бике подобных признаний, хотя и мечтал об этом ночи напролёт. В душе он понимал, что Сафура говорит всё это смеясь, лишь мечтает вслух, что принимать её слова всерьёз нельзя. Да и сам он зашёл слишком далеко, пора задуматься, к чему это приведёт. Бахрам-бек не простит его никогда, между двумя родственными народами начнётся кровавая бойня. Они играют с огнём. Опасная игра эта для них обоих может кончиться очень плохо!.. Ты же – глава рода, да и та, что стоит перед тобой, глядя на тебя восторженными глазами, – бике сарматов… Чего же тебе ещё, Мангук-хан?! Ты добился того, о чём мечтал. Теперь уж тебе звезду с неба достать захотелось?! Стыдно, очень стыдно! Остановись, пока не поздно, иначе обрушишь всё, что строил ты до сих пор, ведь начало было так удачно. Ты же – из белых тюрков, уважаемого в туранских степях племени! Кому доверен священный Меч Тангрэ Угыз-бабая? Не тебе ли? В конце концов здесь ты не только для того, чтобы видеть Сафуру, ты же хотел, чтобы джигиты твои стали наконец-то счастливы, зажили благополучной жизнью. Вон там, за родником, из густых зарослей тальника, за тобой наблюдают сотни глаз. Сарматы – братья унукам, а ты собираешься столкнуть оба народа в кровавой бойне. Ты, Мангук-хан! Сейчас ты на земле дочери хана Сармата, пришёл просить девушек. И она дала их тебе. Конечно же, ты как хан мог жениться на ней, у тебя была такая возможность. Бике, стоящая перед тобой, могла стать твоей ханбике. Да, ханбике!..
Мангук-хан ещё раз заглянул в глаза Сафуры. Нет, слёз уже не было. Напряжённо думая о чём-то, она смотрела вдаль, туда, где в мареве исчезли её девочки, и, казалось, не замечала Мангука. И куда девалась взволнованная женщина, которая только что так сокрушалась о печальной своей судьбе? Куда девалась её на всё готовая любовь?.. Ну да, – как же он сразу не понял? – то было обыкновенное женское притворство. Она разыграла тебя, а ты, Мангук-хан, развесил уши, поверил ей. Она же – дочь хана Сармата, который объединил под своей властью сотни народов. Мангук-хан знает: как только унуки, гордо называющие себя белыми тюрками, окажутся под властью дочери хана Сармата, кичливые сарматы тотчас навяжут им своё имя…
Мысли прекрасной бике теперь далеко, что-то мучает, тревожит её. Тонкие, изящно очерченные брови хмурятся, по щекам порой разливается яркий румянец, порой ему кажется, что бархатные сине-зелёные глаза её меняют цвет – то темнеют, то снова становятся светлей. О чём думает прекрасная бике, чем так серьёзно озаботилась? Уж не хан ли, каждую минуту готовый пасть к её ногам, занимает её мысли?
Он заговорил, так и не дождавшись внимания, и сам не верил своим ушам: с языка срывались совсем не те слова, которые он собирался ей высказать!
– Бике, родная моя, – начал Мангук-хан, – похоже, мы оба сошли с ума! Неужели любовь, посланная нам Тангрэ, сделала нас такими?.. Если бы ты знала, как я люблю тебя! Тангрэ ещё детьми предназначил нас друг другу. Так не надо стесняться, ничего не бойся, прекрасная моя бике! Пусть видят все, пусть знают, что хан унуков потерял голову. Давай же поскачем с тобой в душистые наши степи, жалеть об этом не будешь никогда!
В глазах бике застыла боль. «Как она страдает», – думал хан, глядя на неё с сочувствием. Он взял Сафуру-бике на руки и понёс к лошадям. Она казалась ему лёгкой, как пёрышко. Руки любимой всё крепче смыкались вокруг его шеи, и дыхание обжигало. Он был вне себя от счастья, ощущая небывалый прилив силы. Он посадил бике в седло, украшенное серебряными бляхами, в один миг взлетел на своего скакуна, и они, лишь на мгновение встретившись глазами, как ветер, унеслись в степь.
А между тем сквозь ветви тальника за ними и в самом деле наблюдали сотни глаз, в том числе и злая старуха, одетая во всё чёрное.
Конбаш-атакай, видевший всё из-за ручья, сказал своему охраннику:
– Старуха, думаю, пошлёт к Бахрам-беку гонца. Поезжай вперёд и перехвати его. Не отдаст письмо по-хорошему, бейся с ним. Гонец не должен попасть к Бахрам-беку! Давай, давай, живей поворачивайся!
– Я не дам ему уйти! – сказал охранник, садясь на коня.
– Будь осторожен, её гонец, скорее всего, – тоже не промах.
– А вы где будете, атакай?
– Я тоже поеду навстречу Бахрам-беку. Остальное – моё дело. А ты скачи, не задерживайся!
Когда телохранитель исчез из виду, Конбаш-атакай направился к жилищу старого Даяна.
Даян-атакай не одобрял решения выдать девушек за белых тюрков, однако противоречить гордой бике не смел, ведь она – дочь Сармат-хана. Между тем, мысль об объединении с унуками Сармат-хану подсказал он, Даян-атакай. Он же предложил поженить ханских детей. Затея не удалась – судьба по-своему распорядилась жизнью молодых людей.
Тихонько вошедшего Конбаш-атакая Даян-атакай встретил с улыбкой. Оба они исповедовали одну веру. Кроме того, Конбаш в каком-то смысле был его учеником, ведь это он, Даян, посоветовал Шимбай-хану взять Конбаша к себе в советники. Старики всю предыдущую ночь провели вместе, вспоминая былые времена. И сейчас Конбаш-атакая приятно удивило, что старик Даян разделяет его отношение к связи между Мангук-ханом и Сафурой-бике. Решено было не мешать им. Сам Даян-атакай был не в состоянии ездить верхом, поэтому поддержал решение Конбаш-атакая отправиться к Бахрам-беку. Он предупредил друга, что ему следует опасаться старой ведьмы, а так же перса Шахрая. Этот огнепоклонник – духовный атакай Бахрам-бека. Даян-атакай объяснил Конбашу, что шахиншах Ирана собирается подчинить себе могучее племя сарматов, для того и прислал к ним сына. Его цель – двинуться на Рим. Вот почему Бахрам-бек никогда не откажется от жены, что бы между ними ни случилось. Он сделает всё, чтобы удержать её. План у них с отцом такой: шахиншах Едигер пойдёт на Рим, а сын его Бахрам-бек в то же самое время должен будет напасть на Византию. Даян понимал, что из-за немощи своей он не в силах изменить что-либо, и потому махнул было на всё рукой. Атакай унуков пришёл очень кстати, и настроение старика поднялось. Он высказал другу всё, что его мучило, и поделился главной своей мечтой: надо непременно объединить унуков с сарматами, а потом вместе решить, стоит ли им помогать шахиншаху. Он велел Конбаш-атакаю поторопиться с поездкой к Бахрам-беку и постараться задержать его, потому что Мангук-хан с Сафурой-бике могут не успеть вернуться.
III
Надо отдать ему должное, Бахрам-бек был храбрым воином. При Сармат-хане он не раз успешно воевал с готами и аланами. Это укрепило доверие Сармат-хана к сыну шахиншаха. Из военных походов Бахрам-бек никогда не возвращался с пустыми руками. С королём Германарихом, охранявшим римские пределы, он не раз встречался в бою лицом к лицу. Подарки, которые привозил Бахрам-бек, Сафура-бике принимала с удовольствием.
Супруги нередко уединялись в степи, пропадали там неделю, кормясь рыбой, выловленной в озёрах, и охотой на дичь. Потом Бахрам-бек обычно уходил в очередной поход. Сафура-бике знала, что он устраивал набеги на слабые племена и грабил их, но делала вид, что ни о чём не догадывается.
И сейчас, усмирив непокорных аланов, он собирал с них дань, когда стало известно, что неподалёку действует король Германарих, разгромивший когда-то Даут-хана из племени унуков. Людей Даут-хана он угнал в Ольвию и продал в рабство. Сарматские воины, давние враги работорговца, узнав об этом, пришли в ярость. Менбаши с езбашами стали просить бека отомстить Германариху за соседей-унуков. Зная, что Сафура-бике одобрит его, Бахрам-бек согласился. К тому же в случае удачи он мог поживиться богатой добычей. Сказано – сделано. Бахрам-бек отправил лазутчиков на дорогу, по которой должен был пройти Германарих, чтобы подыскали подходящее место для засады. Лазутчики вскоре вернулись. Они нашли прекрасное место, где дорога, идущая вдоль горных отрогов, пересекалась ущельем. Посередине ущелья родник, а с двух сторон густой лес. Ближе к ручью Бахрам разместил метких воинов с копьями, с двух сторон укрылись лучники. Сам он вместе с быстрыми всадниками спрятался в лесу. Готов ждали два дня. Терпение уже покидало бека, когда на третий день лазутчики наконец донесли: Германарих приближается с огромным обозом, в котором должно быть много добра, а также золота, вырученного от продажи людей Даут-хана в рабство. Бахрам сперва заколебался, зная, что сил у него не так уж и много, чтобы справиться с таким противником. Однако видя, как решительно настроены его военачальники, успокоился. Сарматские воины так же храбры в бою, как белые тюрки. Сколько раз ходил он с ними в походы и всегда одерживал победы. Ему и сегодня должно повезти, как бы много ни было у Германариха людей, потому что место для атаки найдено подходящее. Правда, у него только конные воины (сарматы, как и унуки, воюют верхом), но, когда надо, они оставляют лошадей на полянах и, укрывшись за деревьями или скалами, метко стреляют из лука. У короля Германариха же в основном пехота. Готы не умеют сражаться верхом, зато у них есть длинные копья, на которые они поднимают даже лошадей. Так что в первую очередь надо будет убрать этих опасных копьеносцев. Это сделают лучники. На стороне сарматов было ещё одно преимущество: Германарих не ждёт их. На это и рассчитывал Бахрам-бек. Готы – свирепые воины. Если кто-то из них терял в бою копьё или щит, должен был на виду у прочих ратников броситься на врага с голыми руками – пусть видят всё: смерть ему нипочём. У сарматов такого дикого обычая нет, но они тоже никогда не покидают поле боя. Во всяком случае Бахрам-бек такого не видел.
Он отомстит Германариху за Даут-хана, а заодно обрадует Сафуру, отец которой завещал ему проучить готского короля за вероломство. Сармат-хан несколько раз заключал с Германарихом мир, однако тот неизменно нарушал их договор.
Всё было готово к тому, чтобы взять готов в кольцо и отрезать им путь к бегству. Единственно, куда они могли бы податься, был лес, а там их ожидали лучники. Нет, на этот раз от них не уйдёт ни один готский воин и сам Германарих в том числе. Он возьмёт короля в плен и доставит к своей Сафуре-бике в клетке, как это делают сами готы.
События развивались точно так, как и ожидал Бахрам-бек. Солнце только всходило, когда на повороте показались копьеносцы Германариха. Сарматские лучники, затаившиеся за деревьями, пропустили их вперёд. Ничего не подозревающие готы шли не спеша. За копьеносцами показался обоз. Его сопровождали лучники – пешие легионеры. Посередине в коляске на рессорах ехали сам король, его жена и дети. Готы спокойны, ведь они на территории Римской империи. Кто осмелится нарушить границы великого Рима!
Когда разрисованная коляска проехала мимо, лучники засыпали колонну стрелами. Копьеносцы были повержены. Воины, следовавшие за обозом, от неожиданности в панике побежали кто куда. Однако стрелы сарматов настигали их. Когда идущие впереди упали на дорогу, волы, тащившие обоз, остановились. Король Германарих, желая понять, что происходит, сошёл на землю. Держа в руке меч, он стал оглядываться по сторонам, но не увидел никого. Телохранители обступили его со всех сторон. Жена, дочка и сын Германариха бросились к нему, ища спасения. Среди возниц также поднялся переполох. Пришлось стрелять в тех, кто метался с перепугу больше других. Седой, сутуловатый Германарих стоял перед сотней убитых воинов, а враг всё не показывался. Тут из ущелья на белом коне выехал Бахрам-бек. Вслед за ним с луками наизготовку двинулись сотни стрелков. Налёт был столь стремительным, что человек на белом коне показался Германариху, не успевшему опомниться, божеством, сошедшим с небес. Он был очень стар и плохо видел. Он ещё раз окинул подслеповатыми глазами перебитых воинов, лежавших вокруг. Могущественный король готов, побывавший за долгую жизнь во многих военных переделках, всякий раз торжествуя победу, собравший под своей властью немало народов, продавший работорговцам несчётное множество людей, стоял потерянный, жалкий. Теперь он сам был пленником. Бахрам-бек стал приближаться к нему. Германарих никогда ранее не видел бека, зато помнил коня, на котором ездил Сармат-хан. Выходит, он в руках ханского бахадира. Ему было известно, что зятем Сармат-хана стал шахзада Бахрам, сын шахиншаха Ирана. Ещё при жизни хана этот шахзада мечтал стать главой племени. Как видно, своего добился, даже конь под ним ханский. Разобравшись, что к чему, король пришёл в себя и воткнул свой меч в землю. Это означало, что он признаёт себя пленником. Однако воины, стоявшие за его спиной, не были согласны с этим и окружили Германариха. Перестрелка возобновилась. Защитников короля становилось всё меньше. Бахрам-бек поднял саблю.
– Стойте, сарматы, остановитесь!
Готы снова взяли семью короля в кольцо. Тут женщина, растолкав воинов, внезапно бросилась бежать к лесу. Голубая лента в волосах её развевалась по ветру, из-под подола сверкали ноги. Лучник из окружения бека выстрелил. Стрела вонзилась беглянке в спину. Она остановилась и медленно упала на землю. Стрелок снова натянул тетиву и направил стрелу на телохранителей короля.
– Ты слишком торопишься, – остановил его Бахрам-бек. – Не надо было стрелять в женщину. Король и дети должны остаться живыми.
Телохранители прикрыли консула с детьми щитами и бросились на сарматов. Однако бой не был равным: готы полегли, не успев добежать до врага.
– Вставай, король, – сказал Бахрам-бек, подъехав к пленнику. – Ты ведь не мышь. Только мыши прячутся под листьями.
Германарих поднялся. Седые волосы его были растрёпаны. Детей он прижимал к себе.
– Не подходи близко, бахадир! – сказал он на чистейшем персидском языке. – Я два года был в плену у твоего отца. Ты ведь не станешь проливать кровь короля?
– Хорошо, только у меня есть условие.
– Какое условие, бахадир?
– Детей ты отдашь мне.
Германарих неожиданно выхватил из сапога кинжал.
– Они умрут вместе со мной!
Сарматы вскинули луки. Бахрам-бек снова поднял руку.
– Дети ни в чём не виноваты, король.
– Ещё один шаг, бахадир, ещё один шаг, и я собственной рукой порешу их.
– Я сохраню тебе жизнь, если передашь детей мне.
– Ты клянёшься, бахадир?
– Клянусь.
Жён у Германариха было много. Он никогда не брал их с собой. В этот раз король отправился за данью к князю венедов Божу. Дочь Божа с детьми поехала с ним, желая побывать в родных краях и повидать близких. Германарих был суров с жёнами, однако просьбе венедки уступил. К детям своим Германарих относился не лучше. Известно, что он избил и выгнал из города собственного сына Гунитара. Его не волновало, что стало с несчастным, потому что сыновей и внуков у него было множество. Если бы его спросили, сколько у него жён, он не смог бы ответить. Они волновали его слишком мало. Даже с юными жёнами Германарих был груб и нетерпим. Сердце старого короля не знало жалости. Услышав, что получит свободу, он подтолкнул детей к беку.
– Мы ещё встретимся, бахадир! – сказал старик и, опершись на двоих легкораненых телохранителей, пошёл к коляске.
К удивлению Бахрам-бека, никто из детей не побежал за отцом. Они покорно стояли и смотрели вслед удаляющейся коляске. Стрелок Бахрам-бека вставил стрелу в тетиву и посмотрел на хозяина. Ему не понравилась угроза короля. Но Бахрам-бек сказал:
– Оставь. Пусть уезжает.
– Мой бек, разреши всё же догнать злодея и отправить в ад.
– Ты прав, мой мерген, в аду ему самое место. Но я отпустил его на свободу и дал слово. Я, зять Сармат-хана, глава племени. Это опозорило бы память моего тестя. У меня к тебе, мерген, такое дело: достойно похорони жену короля, которую ты убил.
– Я не хотел убивать. Я и сам не заметил, как выстрелил.
– Но ведь выстрелил, – сказал Бахрам-бек и поехал прочь.
Были и пленные. Бахрам-бек оглядел легионеров и вдруг на глазах изумлённых сарматов отпустил всех на волю.
Детей он поручил жрецу Шахрай-атакаю.
Непобедимый король Германарих на этот раз бежал с позором, бросив на поле боя своих павших воинов и даже не взглянув в сторону жены. Убитых готов земле предали сарматы. В путь они тронулись лишь через три дня, прихватив обозы.
IV
О месте расположения Бахрам-бека Конбаш-атакаю удалось выяснить лишь через три дня и три ночи, которые он провёл в пути, меняя лошадей. Его сопровождали два телохранителя. Хотя он и не был трусом, всё же осторожность в степи никогда не мешала. Они приближались к реке Эрак, где обитали дикие венеды. Известно, что пленников они уводят в лес и там приносят в жертву своему деревянному идолу. Король Германарих сумел обуздать это буйное племя, однако оно по-прежнему продолжало поклоняться своему божеству и не упускало случая показать, что подчиняться никому не желает. Германарих переловил и продал в рабство немало венедов, а всё же меньше этих дикарей не становилось, даже наоборот, казалось, число их лишь увеличивалось.
Через неделю в верховьях Эрака Конбаш-атакай заметил стан и поспешил туда. Пересекли ручей, из зарослей тальника выехали на поляну и увидели сарматов. Радости путников не было границ, но их тут же окликнули стражники.
– Стойте! Вы к кому? Кто такие? – спросил один из них, похоже, унбаш.
– Я Конбаш, атакай унуков. Меня Даян-атакай к Бахрам-беку послал.
Услышав имя Даян-атакая, стражники переглянулись и пропустили их.
– Интересно, что за радостную весть доставил атакай от прекрасной нашей бике, – заметил унбаш, – уж не родила ли она?
– Родила, унбаш, ты прав, родила мальчика, – ответил старик, обернувшись в седле.
– Эко диво! Бахрам-бек везёт ей ещё одного сына, атакай. Ай, стой, стой! – спохватился унбаш, – я же в карауле, это я должен доложить беку новость. Говори правду, с чем прибыл? Коль плохая весть – голова с плеч, а если хорошая – обласкан будешь. Бек наш, атакай, теперь богач, каких на свете нет. Всё добро Германариха загрёб! Только, атакай, предупреждаю, об унуках беку ни слова. Не любит он унуков, и Мангук-хана в том числе.
– Ладно, унбаш, сделаю, как ты велишь.
– Да ладно, не больно-то задирайся, атакай, – сказал тот, уловив насмешку. – Мы тут тоже не лыком шиты, сарматами зовут нас.
– Да я ведь тоже сармат, унбаш.
– Ну коли сармат, ступай своей дорогой, старик. И новость свою доложишь сам. Только знай, сарматы врать не любят. У нас и деды, и бабки такими были. Я не слепой, старик, вижу, что слева и справа от тебя два унука. Слыхал я, атакай, что унуки всех своих баб китайцам оставили. Так ли это?
– Так, унбаш, так. Только ты уж не держи меня больше.
– А эти, охранники твои, что же, девушек себе выпрашивать прибыли?
– Как ты догадлив, унбаш. Так и есть, да только не к тебе, а к беку.
– А всё же Шимбай-хан ваш славный был воин. Мы с ним как-то короля Германариха вместе лупили. И теперь ему от нас здорово досталось! Вот только бек наш не стал брать его в плен, отпустил, великодушие своё выказал.
– Ты тоже будь великодушен, унбаш, отпусти нас.
– Да я и не держу тебя, старик, удачи тебе. Бек счастлив, два ребёнка у него теперь.
