скачать книгу бесплатно
Абьюзер на заказ
Кейн Роберт
Жизнь разбросала трех братьев по разным городам. Средний из них приезжает на родину, где узнает о том, что старший брат, Ариф, не так давно скончался. Никто не может толком объяснить, что с ним случилось: смерть мужчины окутана тайной. Впрочем, и жизнь его, как выясняется из дневника Арифа, была полна загадок, странностей, подозрительных и трагичных событий… Сам того не ведая, он все сильнее увязал в липкой паутине чужих интриг и подлостей, увлекая за собой все больше жертв. Но кто же и зачем плел эти смертельно опасные сети?
Кейн Роберт
Абьюзер на заказ
Глава 1. Отголоски развала
Из дома все чаще приходили тревожные новости. Мама да и сестры настойчиво просили, чтобы я приехал. И как бы я ни хотел отложить этот вояж на весну следующего года, не мог игнорировать просьбу родных. Поэтому, согласовав на работе мой краткосрочный отпуск, по дороге домой приобрел билет на самолет с пересадкой в Москве.
Наконец настал долгожданный день вылета. Было холодное снежное утро. У нас на Севере уже месяц как лежал снег. И, честно говоря, пока доехал до аэропорта на маршрутном автобусе, окончательно замерз. А в Москве утро встретило меня пронизывающим колючим ветром. Знал, что на юге будет не холодно. Поэтому оделся легко, пренебрегая народной поговоркой: «Жара костей не ломит». В общем, прилетел по графику, без задержки. На удивление быстро прошел таможню. А у выхода из аэровокзала меня встретили племянник Рамис и племянница Лейла. И мы сразу решили отправиться в наш районный центр. Пока ехали, осенний день быстро угас – наступил вечер. Из-за густой черной тучи, плотно облегающей небо, ни одной звездочки не было видно.
Когда мы наконец-то добрались до дома и зашли во двор, я поразился до глубины души: никогда не мог бы подумать, что у нас столько родственников! Навскидку было человек тридцать, если не больше. Поздоровавшись со всеми, поговорив о том о сем, я еще больше удивился отсутствию и старшего брата, и младшего. Сестра, нагнувшись ко мне, шепотом поделилась горькой новостью – старшего брата год назад не стало. А мне не говорили, чтобы я не расстраивался. Конечно, сообщение сильно омрачило радость встречи. Но что поделаешь… Сестра сказала, что он в последнее время по какой-то неизвестной нам причине был в глубокой депрессии и относился к своему здоровью абсолютно пренебрежительно. Вот в итоге и… скончался. А младший брат с семьей живет теперь в Тамбове. Его друзья детства, после института обосновавшиеся там, пригласили брата якобы на престижную работу. Во что, конечно же, я не поверил. Престижная работа, ага! В какой-нибудь деревне коровам хвосты крутить… Да, новости были одна «веселее» другой.
После ужина, когда приступили к чаепитию, мое внимание привлекли потрескавшиеся стены дома, как будто он перенес сильную встряску, необычное для этих мест землетрясение. Но, насколько я знал, в нашем районе такие бедствия не случались. И, не сдержав любопытства по этому поводу, я спросил у мамы о причине этой деформации. На что мужики, не дав ей объяснить, что же произошло, наперебой стали удивляться, неужто я не в курсе, что они здесь пережили жесточайшую войну, учиненную жителями соседней республики? И рассказали, что эти трещины по дому – результаты артобстрелов. По всему городу разрушений было очень и очень много. Да и погибших мирных людей тоже. И что же я мог на это ответить? Мы на Крайнем Севере, конечно же, кое-что слыхали, но чтобы так все было!.. Кто бы мог там такое себе представить… А информация до нас доходила дозированная.
Я был с дороги, уставший, поэтому гости вскоре попрощались и ушли. А мама, как в моем детстве, постелив мне около печки, удалилась в другую комнату шушукаться с моими сестрами и другими женщинами. Усталость одолела меня, и я незаметно безмятежно заснул.
Настало утро. И я, по привычке встав рано, заметил, как дома холодно. Одевшись, вышел на крыльцо – рассветало. Мама была уже на ногах. Выпускала кур в огород. Я, подойдя к ней и поздоровавшись, спросил, чем помочь. Она в ответ:
– Возьми на веранде миску с кормом, насыпь курицам.
– Мам, а где дровишки, печку бы я затопил? Дома так холодно.
Мама с горечью вздохнула:
– Эх, сыночек, какие дровишки?! Ты сам-то разве не видишь: в саду было столько деревьев, а теперь остались пару гранатовых и вот одно виноградное. Все ушло в топку. А весь лесной массив армяне захватили. Теперь ни газа, ни дров. Дядя твой давеча откуда-то в багажнике машины несколько поленьев привез. Немного вчера сожгли. Осталось там несколько штук. Печкой я сама займусь.
Посыпав содержимое миски курам, я прошелся по двору, где когда-то росли плодовые деревья. Зрелище было нерадостное. Вернулся к дому. Мама умывалась из-под крана холодной водой. От одного вида этой процедуры мне стало еще холодней. Подняв куцый воротник куртки, прислонился спиной к потрескавшейся стенке дома, подставив лицо под бледные лучи восходящего солнца. Никакого тепла не ощущалось. Оглянулся – мамы уже во дворе не было. У соседей за забором громко заплакал ребенок, где-то подала голос буренка. Решил пройтись – что делать в холодном доме?
Мимо наших ворот гнали коров. Видимо, на пастбище. Чуть дальше – ближе к центральной дороге – кучковались блеющие овечки. Я, здороваясь с попавшимися на пути соседями, вышел к главной улице. За этой дорогой на бывшем пустыре, где мы в детстве пасли овечек, теперь не было ни одного свободного клочка земли. Небольшие, прижавшиеся друг к другу дома выглядели неухоженными. Я знал, что все они были построены для беженцев, и невольно подумал: «А куда гоняют сейчас эту живность? И где они их будут пасти?» Рассматривая построенные вдоль дороги дома, медленно побрел мимо так называемой в советское время МТС (машинно-тракторной станции). И вскоре оказался около крошечного поселка хлопкового пункта, где прошло мое детство. Если бы не маленькие домики, в одном из которых мы когда-то жили, это место невозможно было бы узнать. Перед хлопкопунктом (работники называли его просто хлоп-пунктом) в сторону реки через инжировые сады была проложена асфальтовая дорога. Когда-то вместо нее здесь проходила железная дорога, по которой изредка пробегала с грохотом дрезина. А мы, детвора поселка, затаив дыхание, с опаской издалека следили за ней. А потом, командой сидя в каком-нибудь кустике, изображали, как едем на воображаемой дрезине. Детство наше было трудное, голодное. В основном было тяжело зимой. А весной полегче. В огородах росли всевозможные салаты. Да и овечки доились. Вот и была наша главная еда: хлеб, молоко и зелень. А летом вообще было кайфово! В садах созревали всякие вкуснятины. Ну и мы, естественно, участвовали в сборе ягод, фруктов. Вот тогда и наедались от пуза.
Став на обочине, внимательно посмотрел на территорию хлопкопункта. Что-то не видно было хлопковых стогов. Раньше в эту пору в хлопкопункте жизнь кипела с самого утра и допоздна. А сейчас что-то было не так. Правда, маячили верхушки нескольких транспортеров и каких-то сооружений, которые стояли без движения. Наверное, из-за забора основного оборудования не было видно. И вообще, что такое этот транспортер в нашем понимании? Это высокий узкий конвейер, по которому вверх двигалась резиновая лента с железными уголками, прикрепленными к ней болтами. Он использовался для доставки на стога огромных мешков, набитых хлопком. Было такое, что, если волокно по анализу лаборатории оказывалось влажным, представители колхозов, откуда его привозили, сушили такой хлопок под солнцем, высыпав прямо на асфальтовую дорогу. А после сушки опять собирали в эти огромные мешки и сдавали в хлопкопункт. Иногда нас, детей, привлекали к работе. Например, просили собирать хлопок после сушки в кучу или же в эти мешки. В то время в сторону деревни Сахлебад, где-то с полкилометра от хлопкопункта, текла небольшая речка, на которой стояла мельница. И жители со всей округи привозили туда свою пшеницу на помол. Да, здесь мне был знаком каждый камень или кустик…
Несмотря на сельскую местность, у нас жили и работали представители многих национальностей – русские, лезгины, армяне… Рядом с хлопкопунктом через забор в опытном саду деда Гасана жила и трудилась семья Узун-Васи – у него кличка была такая. Узун значит «высокий». Вася был недюжинного роста, худощавый. Поэтому к нему крепко прилипло это прозвище. А с моим отцом на стогу хлопка вместе с другими работал армянин Шаген. Жена у него, тетя Ануш, трудилась в лаборатории хлопкопункта лаборанткой. Их пятилетняя дочка Рита, так же как и другие дети, играла с нами. Из-за отсутствия передних зубов слова смешно коверкала. Несмотря на то, что по росту была меньше нас всех, от нас никогда не отставала. Если не могла так, как мы, перелазить через колючие заборчики или перепрыгивать через арыки, то требовала, чтобы мы ей помогли. В общем, мы, дети разных «мастей», все, как сейчас говорят, тусовались, играли вместе.
Увидел транспортер и вспомнил случай из детства. Один раз Рита чуть не погибла. Я, кажется, учился в то время то ли в третьем, то ли в четвертом классе. Школа находилась в районном центре. От нас до школы расстояние было где-то два с половиной километра, если не больше. Я учился в первую смену. Как приходил из школы, схватив книги, по которым требовалось подготовиться к урокам, и свернув трубочкой и засовывая за пазуху испеченный мамой с утра лаваш, убегал выполнять поручения, составленные еще с вечера. А поручений в сельской местности хватало. Как-то раз, придя после школы домой, получил хорошую взбучку от старшей сестры за невыполненное накануне задание, уже и не помню какое. Но я, посчитав, что это нечестно, начал качать права. В итоге сестра «угостила» меня шлепком по одному месту. Но я, чтобы откосить от всех обязанностей в тот день, решил пожаловаться матери на несправедливое отношение ко мне со стороны наших взрослых, объявив: «Или этому безобразию положат конец, или же вообще никакую работу делать не буду». С этой целью помчался на работу к маме. Она работала с женщинами на площадке, где стояли хлопковые стога. Подойдя к ней, схватив за локоть, я позвал:
– Мама!
Она, испуганно оглянувшись на меня, спросила:
– Ты почему здесь?!
Я не успел рта открыть, как со стороны стоящих на ремонт транспортеров раздался ужасный крик. На одном из этих конвейеров, который почему-то пришел в движение, на ленте сидела маленькая Рита, и это ее вопль привлек внимание всех, кто был рядом. Транспортер, на мгновение останавливаясь, снова начал двигаться рывками. Люди, окружая его, пытались каким-то образом выключить механизм, некоторые старались выхватить девочку с ленты, а другие растягивали брезентовую палатку под транспортером на случай, если Рита упадет. Все были в панике. Не знаю, то ли старания людей, то ли шалость реле с контактами опять на миг остановили транспортер. Работающий на вершине хлопкового стога дядя Юсиф, как обезьяна, с сумасшедшей скоростью уже карабкался по ленте транспортера к девочке. Но, наверное, пары секунд не хватило – механизм снова заработал. Среди людей пронесся тревожный гул. Вот последнее мгновение… Успел все же дядя Юсиф схватить девочку за руку. Схватить-то он схватил, но было уже поздно: они оба соскользнули с поверхности ленты. Толпа ахнула! Мама, закричав, ладонью закрыла мне глаза. Через мгновение, отпустив меня, она ринулась куда-то с женщинами. Открыв глаза, я увидел дядю Юсифа, зацепившегося одной рукой за выступ на конце транспортера, а другой рукой державшего Риту, потерявшую сознание. А внизу под транспортером была уже растянута палатка: схватившийся обеими ладонями за одну из петель отец Риты, дядя Шаген, не отрывая взгляда от дочки, плакал! Люди из конторы хлопкопункта с криком бежали в нашу сторону. У дяди Юсифа на лицо и рубашку хлестала кровь из руки, которой он держался за выступ: видимо, ее искромсали уголки на ленте. Непонятно было, как же он, раненый, все еще висел там, вверху, одновременно другой рукой прижав к себе ребенка. Наконец ему стали кричать, чтобы он бросил девочку. Дядя Юсиф, убедившись, что ребенок упадет в центр палатки, разжал пальцы. Рита, как кукла, с раскинутыми руками упала спиной на брезент. Чуть ли не на лету схвативший ее дядя Шаген, прижимая к груди малышку, начал что-то шептать ей на ухо. Откуда-то прибежавшая тетя Ануш с душераздирающим криком бросилась к дочке. Со всех сторон толпа окружила место происшествия. И я ничего не мог видеть. Через десять-пятнадцать минут прибывшая скорая помощь, забрав девочку с матерью и дядю Юсифа, с сиреной и мигалкой умчалась в район. И, конечно же, весь остаток дня разговоры были только об этом страшном случае! А в последующие дни ужесточили контроль за входом на территорию хлопкопункта, посторонних и детей пускать туда строго воспрещалось. И прошел слушок, что из-за этого ЧП некоторых руководителей жестко наказали. Кое-кого даже с работы уволили.
Вскоре маленькую Риту выписали из больницы. С ней все было хорошо! Из-за испуга ее продержали почти неделю под наблюдением врачей. После выписки мы опять играли вместе, чудили, совершали набеги на чей-то огород или же на опытные сады соседского совхоза «Питомник». И, конечно же, помогали родителям чем могли. Через некоторое время вернулся из больницы и дядя Юсиф. Забинтованная, полусогнутая рука висела на груди со жгутом, протянутым через шею. И по мнению врачей, она навряд ли когда-нибудь вернет себе работоспособность – сухожилия были повреждены. Говорили, что медики сами были удивлены, как же этот человек с такой раной мог держаться на весу, да еще и вместе с девочкой, столько времени?! Вскоре дядя Шаген, попросив на работе грузовик, с семьей переехал в город Ханкенди (Степанакерт). А дядя Юсиф, несмотря на то, что стал калекой на всю оставшуюся жизнь, все же вернулся на работу. Его поставили на ворота проверять грузы въезжающих и выезжающих автомашин. Для всех он стал героем, и, несмотря на то, что нас, детей, дядя Юсиф не пускал на территорию хлопкопункта, мы часто подходили к нему, спрашивая о здоровье, держали за здоровую руку. А он с нами шутил, иногда угощал конфетками, а иногда яблочком или же алычой.
И вчера вечером, когда у нас за столом в честь моего приезда собрались наши близкие люди и родственники из хлоп-пункта, я, не увидев среди них дядю Юсифа, спросил у его соседа Гара-Киши причину его отсутствия. На что он, нахмурившись, достал сигарету без фильтра, тщательно помял между мозолистыми пальцами и, не закуривая, расстроенно то ли спросил, то ли ответил:
– Стало быть, ты ничего не знаешь!
Почувствовав что-то недоброе, я подумал: «Откуда и что мог я узнавать? Столько лет меня здесь не было». Гара-Киши, прокашлявшись, продолжил:
– То ли в восемьдесят пятом году, то ли в восемьдесят шестом – теперь уже запамятовал – Юсифу пришла телеграмма из Ходжалы от единственного брата, Исмаила, о том, что тот в больницу попал. И Юсиф, отпросившись с работы, в тот же день выехал вместе с супругой. Неделя прошла со дня его отъезда, а он все не возвращался. Мы, конечно же, начали волноваться. Но что мы могли поделать, кроме как ждать?! И появляется он спустя одиннадцать… Нет, нет, через десять дней. И главное, приехал без жены. А они никогда не разлучались, особенно после того, как он стал инвалидом, – всегда были вместе. А тут… Короче, приехал вечером, на закате, чернее тучи. Это мне позже жена рассказала. Мол, Юсиф пришел, авоська с хлебом в руке, поздоровавшись, зашел к себе и закрылся. В тот вечер я был на мельнице. Ну и задержался там. После, когда я вернулся домой, жена рассказала. Тогда хотел пойти к нему. Но жена остановила, дескать, чего сейчас горячку пороть? Не надо его беспокоить. Он с дороги – уставший, поди. «Завтра поговорите», – посоветовала она. А утром девушки из лаборатории на площадку приходили хлопок на анализ брать. Вот они и рассказали, что Юсифа увидели в приемной начальника хлоп-пункта. Пришел с заявлением на увольнение. Как на увольнение?! Мы все были в шоке! Ну и ребята пожурили меня: «Чего стоишь? Ты же вроде ему ближе, чем мы все были! Иди узнавай, в чем дело, что случилось. Может, чем-то человеку надо помочь?»
Гара-Киши, прервав рассказ, сделал глоток из стоящего перед ним стакана. Поморщившись, попросил у кого-то горячего чая и продолжил:
– Что делать? Пришлось, отставив вилы, пойти искать Юсифа. Когда я входил в аллею, увидел его сидящим на скамейке перед конторой. Он встал, грустно посмотрев, протянул здоровую руку. Мы, поздоровавшись, присели. «Расскажешь, что случилось? Исмаил как?» – спросил я Юсифа. Тот, тяжело вздохнув, отвернулся. После недолгой паузы глухим голосом выдавил: «Я его живым не застал!» У меня как будто горло перехватило! Как такое может быть?! Он же, как говорили, всего-навсего приболел! И я кое-как выдавил: «Как так живым не застал?!» Юсиф ответил: «Вот так! Застрелили его в лесочке дашнаки». Я был потрясен. «Да как же так?! А кто убил, хоть нашли?» – спросил я Юсифа. Он, махнув здоровой рукой, процедил: «Потом!» После, встав со скамейки, спросил: «Мне поможете собираться вечером? После работы. А то на завтра у начальника машину выпросил. Надо переехать. Там у брата меня ждут. Неспокойные времена. А семья осталась без мужика. А теперь меня извини, наверно, для получения расчета уже обходной лист приготовили. Пойду я… А то целый день придется бегать подписи собирать».
Гара-Киши, допив принесенный чай, добавил:
– Утром с ребятами за полчаса погрузили его вещи, и он, попрощавшись с нами, уехал. С того момента до резни в Ходжалы нам о Юсифе ничего не было известно. А когда из Карабаха хлынули беженцы, чудом спасшиеся две-три семьи из Ходжалы остановились у нас в хлоп-пункте. Среди них был пожилой человек – дядя Имран. Хромал – одну ногу во время бегства на перевале отморозил. Бежали ведь в чем попало. Так вот он рассказывал, что покойного Исмаила и Юсифа хорошо знал. Имран говорил: «Когда дашнаки напали на Ходжалы и началась резня, мы с Юсифом вместе были. И он нам тогда сказал, что, если живы останетесь, как-нибудь доезжайте до поселка хлоп-пункта. Если скажете, что от меня, вас с радостью примут. Мы кое-как спаслись, а он остался. А позже, по дороге к вам, нас догнали знакомые. И от них мы узнали, что Юсифа дашнаки забили до смерти!»
Тут Гара-Киши, прервав свой рассказ, закурил. Кто-то из некурящих закашлялся от дыма. Гара-Киши, чуть помолчав, продолжил:
– И вот спустя несколько дней после этого разговора с Имраном опять мы встретились с ним. Он стоял у ворот хлоп-пункта, где в свое время работал Юсиф. Поздоровались, поговорили о том о сем. Я спросил, чего он тут стоит? Имран ответил, мол, хочу на работу устроиться здесь, на воротах, – вроде ничего сложного нет. Надо же ведь на жизнь заработать. Ну и я брякнул, что тут в свое время, после того как руку повредил, Юсиф работал. Если бы тогда с его братом не случилось бы этой беды, он бы никуда не уезжал! Остался бы жив. Люди озверели! Кому он плохого сделал?! Кто мог такое сотворить? Тут Имран удивленно уставился на меня: «Вы что, разве не знаете кто?!» Я удивленно ответил: «Нет, конечно! Откуда нам знать?» А Имран и сказал: «Так ведь это… Юсиф говорил, что когда-то с вами здесь работал этот… Шаген, кажется. А жена его в лаборатории работала. Ну и девочка у них была. Помните, наверно? Вот этого Шагена драгоценный зять. Муж его дочки Риты. В лесу в Исмаила он стрелял!»
Гара-Киши умолк. Наступила тяжелая тишина. То ли от тяжелого рассказа, то ли от едкого дыма голова раскалывалась. Я не выдержал. Попросив извинения, вышел на свежий воздух. Мама что-то делала около курятника. Увидев меня, тревожно сказала: «На улице холодно, накинь что-то на плечи. Не ровен час, простудишься еще».
Да, эти разговоры были вчера. А сегодня я, стоя на обочине дороги перед хлопкопунктом, где когда-то пролегала железная дорога, смотрел на эти крошечные дома. В одном из них прошло мое детство. Мое трудное, но счастливое детство. Еще раз окинув взглядом эту замечательную местность, я пошел обратно, домой. Наверно, мама меня заждалась. В воротах столкнулся с Майей – женой покойного старшего брата. Она, с подозрением разглядывая меня, спросила, где же я в такую рань гулял? Пропустив мимо ушей ее вопрос, поздоровавшись, я зашел во двор.
Майя была второй женой старшего брата. У них было двое уже взрослых детей. Сын успел жениться и развестись. А дочь Мина была замужем за младшим сыном моей сестры Севиль. То есть получалось, что она вышла за своего кузена. Вот такая петрушка! К сожалению, на мои вопросы, что все это значит, что за дикость такая, вразумительного ответа я ни от кого не смог добиться. В общем, мне показалось, что здесь была какая-то мутная история. Все хотел об этом спросить у самой сестры, но не мог найти удобного случая. После встречи в аэровокзале, когда мы ехали в наш районный центр, Лейла рассказывала о старшем сыне Севиль, как он пропал без вести во время войны, учиненной дашнаками. И намекнула на то, что тот неспроста исчез. Ходят слухи, что якобы кто-то из здешних мог выдать его врагам во время боя. Я, конечно же, когда ехали, слушал племянницу вполуха. И не понимал, на кого и на что она намекает. И честно говоря, мне казалось, что все это не более чем женские сплетни. А когда я узнал, что дочь Майи – Мина – каким-то образом женила на себе младшего сына Севиль, я допускал мысли, что Майя без проблем могла организовать ликвидацию или похищение старшего сына моей сестры на фронте. Почему, с какой целью?! Я представил себе такую картину. Майя выдает замуж свою дочь. А у жениха огромный дом с плодоносящим садом, где-то приблизительно двадцать соток. А чтобы никто больше не заявлял своих прав на эту недвижимость и землю, она, то есть Майя, через своих родственников организовывает устранение претендента… и так далее. И теперь, столкнувшись с Майей, глядя в ее холодные, подозрительно смотрящие глаза, я подумал, что подобное вполне могло произойти. Несмотря на то, что я старался отогнать эти негативные мысли о ней, все же в голове роилась масса вопросов к Майе. Но не было ни сил, ни желания их задавать. Почему-то я чувствовал себя со вчерашнего дня не лучшим образом. Болела голова и слегка морозило. Зайдя домой, поздоровавшись, я снял куртку. Племянница, забрав ее, унесла на веранду. Как всегда, хлопотавшая у печки мама заворчала:
– Где ты, сынок, в такую рань, не позавтракав, гуляешь? Ты глянь, да на тебе лица нет! Ты, случаем, не заболел, а?.. Ну-ка, иди сюда.
Я, подойдя к ней, нагнулся. Она, пощупав мой лоб, воскликнула:
– Вот тебе на! Так у тебя же температура, сынок!
Потом, повернувшись к кому-то из сестер, велела приготовить какой-то чай с кизиловым вареньем и, напоив меня, уложить в постель. Таким образом, не успев приехать, я загремел в койку вместо того, чтобы заниматься улучшением бытовых условий мамы. И перед тем как провалиться в тревожный сон, услышал стук двери на веранде. И женский голос вкрадчиво сообщил: «Лекарство принесла от температуры». Мама, понизив голос, ответила: «Да потише ты. Поставь на комод и градусник найди – там, в ящиках где-то. Если температура не упадет, тогда дадим лекарство». Тело ломило, и так трясло меня, что зуб на зуб не попадал. Натянув на голову одеяло, незаметно уснул. Проснулся уже ночью. Нисколько не было лучше. А наоборот, носоглотка была обложена, трудно было дышать. Видимо, хорошенько простыл. Выйдя в туалет, опять заснул. Утром мама, разбудив меня, заставила поесть горячий бульон и выпить какую-то жидкость. После, велев опять поспать, ушла на кухню. В комнате, где я лежал, было прохладно из-за отсутствия отопления. Но под двумя шерстяными одеялами мне было вполне комфортно. А после приема горячего бульона и непонятной жидкости вообще стало хорошо. И я опять незаметно заснул. Разбудил меня от тяжелого сна где-то тренькавший телефонный звонок. Пока сообразил, где находится источник звука, он прекратился. Надо было встать и посмотреть, кто же звонил, но я никак не мог заставить себя выбраться из-под теплого одеяла в холод. Невольно подумал: «Ни фига себе, юг называется. Еще не зима, а такой собачий холод». Повернувшись на другой бок, свернулся калачиком. Вроде температуры не было. Совестно стало – второй день лежмя лежал. Надо было вставать, где-то дрова раздобыть на зиму. А то скоро мой краткосрочный отпуск закончится, и, не дай бог, мама останется без дров. Негромкий стук двери веранды и грубый мужской голос, произнесший: «Добрый вечер», заставили меня вскочить и одеться. По голосу узнал племянника, который встретил меня в аэропорту. Как бы я ни бодрился, меня слегка шатало. Я, выйдя на так называемую веранду, где стояла остывшая печка-буржуйка, поздоровался. Племянник, справившись о моем здоровье, уважительно встал и пожал руку. Мама, указав мне на умывальник, как в детстве, сказала:
– Там вода теплая, умывайся – полегчает.
Задрав рукава свитера и умывшись, я вернулся за стол, где уже стояли стаканы с горячим ароматным чаем. Племянник, пригубив чаю, спросил:
– Вы когда собираетесь уехать?
Я охрипшим голосом назвал дату вылета – обратный билет купил еще дома. Племянник, кивнув, поинтересовался:
– А в Баку когда поедете?
Мама, не дав мне ответить, ворчливо сказала:
– Какой Баку, внучек?! Разве не видишь, в каком он состоянии? Я боюсь, как бы пневмонии не было! Нет! Пока не оклемается, никуда!
– Ладно, бабушка, не сердись! Просто ребята звонили из Баку. И просили передать дяде, что Дильшад-Ханум очень надеется повидать его.
Дильшад-Ханум была первой женой моего старшего брата, ныне покойного. И я ее очень уважал. Насколько я знал, они друг друга очень любили. А вот почему расстались, вообще понятия не имел. Но факт оставался фактом. Брат почему-то женился во второй раз – на этой Майе.
– Если еще раз позвонят, скажешь – обязательно приедем, – попросил я племянника.
Он, допив свой чай и пожелав доброй ночи, вышел. Мама, опять угостив меня утренним снадобьем и горячим бульоном, заставила лечь на диван около печки. И откуда-то достав маленькие круглые баночки, приготовилась поставить их мне на спину, как в моем детстве, когда мы, дети, болели простудой. Я согласен был на все, лишь бы быстрее встать на ноги. Пока мама проводила этот сеанс терапии, я решил попытаться разузнать у нее истинную причину смерти старшего брата. Но мама, уходя от прямого ответа, переводила разговор на житье-бытье младшего брата: как он в Тамбове устроился, где работает и так далее. Мне стало понятно, что по какой-то причине обсуждать со мной эту тему никто не собирался. Так и не добившись от мамы вразумительного пояснения, после снятия со спины банок я уснул прямо на этом диване. Проснулся от шороха – мама уже колдовала перед печкой. Сухие стебли кустиков хлопка, издавая неприятный звук, утрамбовались в утробе буржуйки. Через минуту печка весело загудела, и мама, закрыв ее дверцу, подмела высыпавшийся мусор. Потом, заметив, что я проснулся, спросила:
– Как себя чувствуешь, сынок?
Нечем было хвалиться. А чтобы ее не расстроить, я пробормотал:
– Да ничего, терпимо.
Уже рассветало. Одевшись, вышел во двор. Утренний холод пронизывал до костей. Если бы туалет был дома, ни за что бы не выходил на улицу. Тем более так болел. Вернувшись и попросив извинения у мамы, я опять лег на диван. Она поняла, что мне по-прежнему неважно. Тяжело вздохнув, начала что-то готовить. Хоть дома было тепло, если не сказать жарко, меня морозило:
– На-ка, выпей! – мама протянула мне стакан. – Постарайся уснуть, пока готовлю.
Залпом выпив содержимое стакана, я повернулся спиной к печке. Оставшиеся два дня до моего отъезда вынужден был проваляться в постели. Время поджимало. Оставив маме определенную сумму, насколько мой бюджет позволял, не совсем оправившийся от простуды, я выехал в Баку. Но перед этим мама передала мне папку с какими-то бумагами.
– Это записи твоего брата, – пояснила она. – Он как-то приезжал к нам и оставил эти бумаги. Я-то думала, это касается его машины… Ну, на которой он работал. Документы на груз, что ли… Но потом, когда он заболел, меня попросил, чтобы, если ты появишься, тебе отдала. Это может тебе понадобиться. Ты вроде в газете подрабатывал. А я, сынок, совсем забыла про это.
Поцеловав маме руку, я попрощался. До столицы было неблизко – еле успел на самолет. Таким образом, не повидав ни Дильшад-Ханум, ни некоторых других родственников, я вылетел в Москву. Насколько помню, предстояло больше трех часов лету. Чтобы провести это время с пользой, достав папку с записками брата, я углубился в чтение.
Глава 2. Записки из прошлого: открывая страницы жизни
Стояла глубокая осень. Похолодевшие солнечные лучи изредка выглядывая сквозь плотные черные тучи, тут же прячась вновь, и эта мрачная погода еще больше ухудшала мое и без того плохое настроение. В тот день с полуночи начавшийся мелкий дождик, пока я шел с остановки до автобазы, изрядно намочил меня. Зайдя в небольшое административное здание, где находилась диспетчерская, я подошел к окошку для получения путевого листа. Но старший диспетчер, посмотрев в какой-то журнал, велел дождаться директора автобазы. Якобы у него для меня была специальная работа. Да, было дело: директор как-то поручал мне специфическое задание. Ожидание я решил использовать с пользой. В фойе, где стояла пара столов для заполнения путевок, было тепло – сваренные из труб батареи были горячие. Сняв с себя влажную телогрейку, бросил ее на радиатор, чтобы хоть чуточку подсохла. От нечего делать начал просматривать валявшуюся на столе газету. Как всегда, все страницы полны бреда и сказок. Наконец где-то через двадцать минут появился директор в сопровождении молодой женщины. Кивнув мне, он прошел с ней к себе. Недолго пришлось ждать. В проеме двери приемной показалась фигура смазливой секретарши директора. Она, молча поманив меня, указала кивком в сторону кабинета директора. Я, несмело постучав, открыл двери. Хозяин кабинета, выйдя из-за стола и пожав мне руку, повернулся к прислонившейся к окну даме.
– Знакомься! – сказал он ей. – Это тот водитель, о котором я тебе говорил. Очень ответственный и порядочный парень. С ним поедешь. Уверяю, поездка тебе понравится.
После этого директор, чуть наклонившись ко мне, как будто радостную для меня новость сообщил:
– Моя племянница – зовут Майя. В Степанакерте в институте учится. Вернее, уже заканчивает.
Он достал из кармана связку ключей и протянул мне:
– На моей машине повезешь ее в Степанакерт. Она свои дела в институте закончит, и привезешь обратно. Но, думаю, сегодня вряд ли успеет. Поэтому останетесь там. У нее есть где переночевать. А ты в гостинице перекантуешься. Понятно? Документы на машину в бардачке. Бензин залили. Все – в добрый путь. Иди, жди в машине.
Я, молча повернувшись, вышел в фойе и, забрав свою телогрейку с трубы радиатора, вышел на улицу. Директорская «Волга» ГАЗ-24 стояла около здания. Пока по старой привычке проверял давление в шинах, подошла директорская племянница:
– Ну что, готовы? – спросила с насмешкой студентка.
– Садитесь, – коротко ответил я.
Бросив на заднее сиденье свою все еще влажную телогрейку, я завел машину. Угнетала мысль: жену не смог предупредить о предстоящей поездке с ночевкой. Теперь она всю ночь не сможет уснуть. Директорская «Волга» была в прекрасном состоянии. Шум мотора в салоне машины почти не был слышен. Через десять минут, оставив позади город, мы выехали на горную дорогу. Недавно прекратившийся моросящий дождик возобновился с новой силой. Бесшумно работающие щетки отлично очищали стекла. Рядом сидевшая студентка, облокотившись на дверцу машины, молча наблюдала за дорогой сквозь струйки дождя. Одной рукой теребила кончики повязанного на шее модного японского платка. Изредка между его складками виднелся крестик на золотой цепочке. Как-то странно, точнее, непривычно было видеть на шее советской студентки цепочку с крестиком. Непонятно было, она верующая или же для понта носила. По выражению лица чувствовалось, что мыслями девушка была очень далеко.
Через некоторое время дорога серпантином начала подниматься все выше и выше. И дождик вскоре прекратился. Внизу, в долине, образовалась красивая радуга. Что-то на душе было тоскливо. В последнее время практически ничего не радовало. В городе нас, можно сказать, гнобили – на своих землях мы чувствовали себя гостями. Несмотря на сопротивление произволу местных чинуш, многие наши односельчане, не выдержав, постепенно бросив свои дома, уезжали, что для нас, оставшихся, ничего хорошего не сулило.
Глава 3. Переплетение судеб: путешествие в неизвестное
Голос студентки оторвал меня от горьких дум:
– Сможете остановиться здесь? – спросила она, показав пальцем на пятачок около дороги. – А то ноги затекли.
Девушка, открыв свою сумку, достала небольшую бутылочку с пробкой и грациозно упорхнула из машины – я бы не сказал, что у нее затекли ноги. И понял, куда она шла. На краю площадки находился красиво благоустроенный родник с минеральной водой. Я поплелся за Майей. Она, набрав пузырящуюся воду в бутылочку, протянула мне:
– Пейте… Здешняя вода как эликсир – приносит здоровье.
Взяв бутылочку, я невольно подумал: «Здесь не только эта вода, даже воздух, которым мы сейчас дышим, – живительный бальзам! Что ты знаешь про эти места, деточка?! Недалеко отсюда, в деревне Гушчу, есть родники, известные людям с пятнадцатого, с семнадцатого века, там водичка еще более целебная!» Вернув девушке бутылку, от родника я удалился. В этих местах осень почти не чувствовалась. Яркое солнце уже было в зените. Прошло уж сорок минут, как мы проехали город Горис. А теперь находились на вершине серпантина. Вскоре должны были быть в Лачыне. Пока я вытирал окна машины, подошла моя пассажирка. Ничего не сказав, устроив вертикально в сумке бутылочку с водой, Майя вопросительно посмотрела на меня. Что-то в ее взгляде было такое… притягательное. Я подумал: «Черт возьми, она очаровательна! И определенно мне нравится!» Всю дорогу ни одного слова не проронила. Несмотря на то, что Майя была племянницей моего начальника, она вела себя достойно и корректно – без всякого высокомерия. И вновь молча мы тронулись в путь. Как будто соревновались в молчании. Хотя, с другой стороны, нам не о чем было говорить. Каждый думал о своем. Вдруг она, посмотрев на часы, уверенно включила радиоприемник. Покрутив ручку настройки волн, поймала какую-то передачу на арабском языке. Я не понимал ни одного словца, кроме приветствия, и вскоре мой слух почти не воспринимал эту говорильню. Но, судя по тому, как Майя слушала, мне показалось, что этот язык ей знаком. Но откуда?! Она что, изучала его в институте?! Вай, вай! Может быть, все это понты – так же, как золотой крестик с цепочкой на шее?!
Тем временем мы уже были в Лачыне – древнейшем поселении. Практически во всех деревнях этого района были исторические памятники. В деревне Гочаз сохранилось строение, возведенное еще в пятом веке. Слышал, что в самом Лачыне несколько лет тому назад даже открылся исторический музей. Раньше я часто бывал в этом городе. Но уже год как не наведывался в эти места. Хотелось кушать. Думал, что сидящая рядом девушка попросит где-то остановиться перекусить. Краешком глаза следил за ней – она молча слушала радио. И я понял: никаких остановок не предвидится. Видимо, Майя очень торопилась попасть в свой институт. Я, проглотив набежавшую слюну, надавил на газ.
Через час мы уже въехали в Ханкенди. На мой вопрос, куда поедем дальше, девушка, назвав улицы, показала, как лучше туда попасть. Но вдруг, как мне показалось, увидев кого-то около пятиэтажного дома, Майя попросила остановиться за остановкой автобуса. Когда я удивленно на нее посмотрел, она холодно сказала:
– Мне отсюда близко. А вы поезжайте в гостиницу, вам место забронировано. Отдыхайте. А завтра встретимся там. Пока.
Девушка, забрав свою сумку, вышла на тротуар, повернувшись спиной к двум мужикам, стоявшим чуть дальше, около деревца. Что-то не понял: она же сама, увидев этих мужиков, захотела здесь выйти, а тут встала к ним спиной… Стало интересно, что это за люди, которые привлекли внимание Майи? Я с детства был любопытным и решил их рассмотреть через боковое зеркало. Мужики выглядели карикатурно, как Дон Кихот с Санчо Пансой: один высокий, худосочный, а другой низенький, с брюшком. Коротышка, жестикулируя, о чем-то горячо рассказывал своему долговязому товарищу. Вдруг меня как будто током ударило: внешность этого «Санчо Пансы» показалась знакомой. Но, увидев, что студентка ждет, когда я уеду, включив скорость, я тронулся с места.
Проехав, наверно, триста метров в ту сторону, где была гостиница, развернувшись, я направился обратно. Очень уж мне было любопытно, почему наша студентка, увидев этих мужчин, решила там сойти. Или же все это мне показалось?! Чтобы меня не заметили, завернув по виадуку к подъезду следующего дома, я остановил машину. А сам, не теряя времени, быстро закрыв ее дверь, направился в магазин. Вкусно пахло выпечкой. С задней стороны продуктового магазина, который стоял напротив автобусной остановки, где я недавно притормозил, с машины разгружали лотки со свежим хлебом. Чтобы с тротуара меня не было видно, я встал за дверью магазина. Место слежки мною было выбрано удачно. И чтобы никто не понял, что я за кем-то наблюдаю, сняв левый ботинок, я начал в нем тщательно копаться в поисках несуществующего гвоздика. А сам одним глазком рассматривал открывшуюся передо мной панораму. Нашей студентки не было видно. А мужики все продолжали разговор. Но вскоре, кажется, беседовать им надоело, и они разошлись в разные стороны. Теперь стояла задача узнать, чья персона студентку заинтересовала больше. Поэтому надо было одновременно следить за обоими мужиками.
Высокий, припадая на одну ногу, не торопясь пошел в ту сторону, откуда мы въезжали в город. Кого-нибудь, следящего за ним, как бы я ни старался, не заметил. И за «Санчо Пансой», который, пересекая дорогу, двинулся от меня в противоположную сторону, вначале тоже не было никакого «хвоста». А когда я облегченно вздохнул, решив, что все это мне померещилось, вдруг увидел нашу красавицу-студентку. Она, держась на расстоянии двадцати – двадцати пяти метров, провожала того самого толстяка. Ай да студентка! Интересно, где же ее научили так профессионально следить? Неужели в универе?! А главное, почему этот толстяк удостоился такой чести?! Неужели у них с Майей были амурные дела, и она из-за ревности это самое?! Как представил себе ее в объятиях этого пузыря… А что, собственно: она студентка, а он денежный мешок! Попала в его капкан по молодости, по глупости! Дело житейское… А теперь этого «Санчо Пансу» заревновала или… Да мало ли что могло быть. А то, что он богат, уж это я точно знал, так как вспомнил, где его видел. Коротышка в свое время был заместителем директора центрального универмага этого города. После того как директора ЦУМа Сеймура Абдуловича посадили, вместо него назначили этого хмыря. Кажется, меня не туда понесло – придумал всякой всячины. Наконец, я перестал теребить свой ботинок и, обувшись, пошел к машине.
Вначале надо было где-то перекусить. А то в ресторане возле гостиницы можно было потратиться на мою месячную зарплату, но остаться голодным. По пути нашел забегаловку, где неплохо кормили. Съев несколько сосисок, поехал в гостиницу. На сегодня приключений было достаточно. Получив ключи от номера, заселился. Номер был одноместный с обшарпанными столом и тумбочкой. И я, конечно же, мысленно поблагодарил моего начальника – хоть до утра побуду один. Сняв верхнюю одежду, улегся на кровать. Мысли грустные носились хаотично: то о жене и детях, то о сестрах с матерью. А отца уже в живых не было. И вот так я незаметно заснул.
Разбудили меня утром доносившие из коридора голоса обслуживающего персонала. Посмотрел на часы – было уже восемь. Быстро раздевшись, полез под теплый душ. Намылившись хозяйственным мылом, хорошенько помылся. Я понятия не имел, когда наша студентка пожалует, поэтому решил сходить в продуктовый магазин, чтобы прикупить для дома продукты. Мы же жили в деревне. А там со снабжением было туго. Поэтому надо было пользоваться моментом. Спустившись вниз, попросил дежурного админа, если меня кто-то спросит или позвонит, передать, что скоро буду, и вышел на улицу.
Солнце светило ярко, но все равно было прохладно. Продуктовый магазин находился недалеко, и я решил пойти пешком. Через час, затарившись продуктами, пошел обратно. Не доходя примерно метров двадцати до «Волги», я заметил среднего роста мужчину в плаще, рассматривающего через окно салон машины. Кажется, гражданин был из любопытных. Чтобы не мешать ему, я купил в ближайшем киоске газету и притворился, что читаю новости. Да, видимо, меня против моей воли вынудили стать шпионом. Мужчина, обойдя со всех сторон «Волгу», записав госномер или что-то другое, отошел к стоящему чуть дальше автомобилю серого цвета – «Жигули» с высокой антенной. Открыв дверцу, сел за руль. Я уж подумал, что сейчас он уедет, и начал складывать газету. А мужчина, вновь выйдя из машины, пошел на сей раз в гостиницу. Почему-то мне казалось, что он ищет меня, и, честно говоря, ничего хорошего от этой встречи я не ожидал. В любом случае, это в мои планы не входило. Решил еще немного продлить «удовольствие» от чтения газеты. И в душе молил Господа Бога, чтобы наша студентка, пока этот мужик здесь рыскает, не появилась. Я не знал, что натворила Майя за ночь, но за мною никаких грехов не могло быть. Я тихо-мирно спал на своей койке до восьми утра. Но тем не менее предчувствие у меня было недоброе. Дверь гостиницы открылась, и на пороге опять нарисовался этот… Задержавшись в дверях, он еще раз внимательно огляделся и, опять подойдя к «Волге», заглянул вовнутрь. После, посмотрев на часы, поторопился к своей машине. А через минуту его «Жигули» исчезли за поворотом. В этот раз я не стал торопиться складывать газету, подумав, что мужик может вернуться. Поэтому еще минут пять подождал и лишь затем убрал наконец газету в карман и, перейдя дорогу, положил на заднее сиденье «Волги» купленные продукты. В гостинице уже другой администратор, увидев меня, заговорщически, понизив голос, сообщил, что тут меня искала наша родная милиция по очень серьезному вопросу и он, как добропорядочный гражданин, вынужден им доложить, что я нашелся. И протянул руку к трубке телефона. На лице этого администратора было четко написано, какой он «добропорядочный» жулик. Поэтому мне ничего не оставалось, как нахально врать:
– Да мы встретились уже, около машины. Задал несколько дурацких вопросов. Я ответил, ну и мы разошлись. Слушайте, моя невеста – студентка. Здесь учится. Вернее, уже закончила учиться. Я за ней приехал. Она вот-вот или должна сама прийти, или позвонить. Мы должны уехать. Мой паспорт у вас. А в номере все в порядке. – Вытащив из кармана красную десятку, я подвинул деньги в сторону администратора: – А это – за ваше гостеприимство…. благодарность!
Купюра, мигом исчезнув в пальцах прохвоста, видимо, подарила ему до конца дня несравненную радость. Как фокусник достав из сейфа мой паспорт, администратор с улыбкой протянул его мне. Но этого мне было мало. Я должен был узнать причину заинтересованности милиции моей персоной, поэтому решил продолжить диалог с администратором.
– Слушай, браток, ей-богу, я так и не понял, чего этот легавый ко мне пристал? – сказал я непринужденным тоном. – Начал дурацкие вопросы задавать: «Ты откуда? Зачем приехал?» И так далее, так далее… А что, куда-то ехать запрещено, что ли?
Админ, опять понизив голос, чуть ли не шепотом изложил:
– Знаешь, что? По рассказу этого опера, ночью какого-то мужика в собственном доме зарезали или задушили – не понял. Жена погибшего, вернувшись домой, нашла труп. Подозрение упало на приезжих. Поэтому и рыскают по всем гостиницам, проверяют, ищут. А я ему сразу сказал: «Убийца что, дебил?! Соваться в гостиницу! Если приезжий, то, скорее всего, у него где-то здесь свое гнездо имеется.
– Вай, вай! Благо, что я вообще никуда из номера не выходил, а то… А он не сказал, по какой причине-то убили?!
– Да хрен его знает, по какой причине… Эти сами точно не знают. Гадают на кофейной гуще. Вроде убитый кому-то задолжал и не хотел отдавать. В общем, наверно, было за что.
Неожиданно на столе у администратора зазвонил телефон. Подняв трубку и послушав, он протянул ее мне:
– Кажется, вас…
– Алло… – услышал я спокойный голос студентки, который для меня в этот момент показался слаще меда. Она, объяснив, где требуется ее ожидать, спросила, когда я там буду.
– Я все понял, скоро приеду, – ответил я. И для ушей админа добавил: – Уже лечу, любимая!
Передав админу обратно трубку, я попрощался с ним:
