скачать книгу бесплатно
Четвёртая власть Третьего Рейха. Нацистская пропаганда и её наследники
Константин Эрвантович Кеворкян
Когда отгремели последние залпы Второй мировой войны, союзники – США, Великобритания и СССР – сполна воспользовались материальным и интеллектуальным наследием нацистской Германии. И это относится не только к вывозу трофейной техники или конструкторов ракет и новейших образцов оружия. Послевоенный мир использовал и другие достижения Третьего рейха, в частности – наработки в области агитации и пропаганды. Ведь это именно новаторство фашистских бонз в области пропаганды позволило им не просто удержать население Германии в подчинении, но и внушить немцам экзальтированную любовь и преданность к своим фюрерам и ненависть к «врагам рейха». Как удалось нацистам достичь власти практически «демократическим» путем? Почему Германия, в которой были так сильны позиции коммунистов и социал-демократов, склонилась перед НСДАП? Как удалось нацистам «влюбить» в себя немецкий народ? Почему даже в последние месяцы войны немцы сохраняли веру в Гитлера и надежду на победу? Что из приемов нацистской пропаганды до сих пор используется современным капиталистическим обществом? Какую роль играет пропаганда в подготовке войн? Об этом и о многом другом – в книге К. Кеворкяна, посвященной феномену нацистской пропаганды и шире – вопросам социального управления народными массами.
Константин Кеворкян
Четвёртая власть Третьего Рейха. Нацистская пропаганда и её наследники
Моим родителям – «детям войны», пережившим оккупацию Харькова 1941–1943 гг., Людмиле Геннадиевне Кеворкян и Эрванту Тиграновичу Кеворкяну посвящаю
© К.Э. Кеворкян, 2020
© И. Хисамов, предисловие 2020
© Книжный мир, 2020
Предисловие
Ничто сверхчеловеческое нам не чуждо
Книгу под названием «Константин Кеворкян» я читаю как Талмуд – справа налево. Сначала он представлялся мне как талантливый и яростный публицист на темы послемайданной Украины. Эта тема, собственно говоря, нас и свела, уже почти три года Константин является колумнистом нашего издания «Украина. ру».
С течением времени и в результате нашего крепнущего общения я выяснил, что названная тема ему изначально не присуща. Она возникла вследствие личной драмы, вызванной, в свою очередь, общеукраинской трагедией. До переворота 2014 года Кеворкян был заметным человеком в Харькове, депутатом городского совета, руководителем и лицом популярного видеоканала «Первая столица». После Майдана, против которого он открыто выступал, Константин вынужден был покинуть Украину.
Я знаю много политиков и журналистов, эмигрировавших из Украины. Большинство из них отличает лютая ненависть к нынешнему режиму, что политически и человечески понятно. Но это иногда мешает понимать вещи. Кеворкян другой. Он копает глубже и видит дальше. А почему он копает глубже, я понял после того, как прочел его книгу. Вот эту самую, которую вы держите в руках.
Первым делом, я был крайне удивлен тем, что книжка-то написана еще в 2009 году, за пять лет до Майдана и переворота. Когда вся эта беда произошла, уже не требовалось большого ума, чтобы обнаружить и описать движущие силы, истоки и составные части. Да, конечно, Сорос и Госдеп, технологии цветных революций и прочий Джин Шарп с переходом в кровавую бойню. За всем этим дизайном мрачной глыбой увиделся инфернальный опыт становления гитлеровской Германии, да и сам этот дизайн вырос из геббельсовской шинели.
Между тем, подсказок было сколько угодно. Их поняли немногие. Сам Константин в предисловии к первому изданию сообщает, что решил написать эту книгу после того как увидел марш молодых нацистов в Харькове. Они были украшены эсэсовскими эмблемами, зиговали и кричали «Слава Украине» на манер «Хайль Гитлер». Марш был скромным, человек на шестьдесят. Что-то подобненькое видели жители многих городов Европы, Америки и даже России. Какие-то из них разгоняла полиция, но в большинстве случаев власти предпочитали не мараться. Дескать, кто же в молодости радикалом не был, и чем бы дитя не тешилось.
Кеворкян раньше других понял серьезность проблемы, потому что хорошо ее знал. Явление гитлеровского нацизма он исследовал как ученый-историк. И свое академическое знание обратил в прекрасное чтиво для широкой публики. Тут есть все что нужно – интересные истории, неожиданные ракурсы, доселе неизвестные факты, есть ирония и юмор. Зато нет пафоса и проповедей. При этом порочная, крайне опасная для человечества сущность нацизма выявлена предельно отчетливо. Более того, из книги выходит, что эта идеология и в новом веке вовсе не утратила своего разрушительного потенциала.
Не слишком ли сильно сказано? Ведь все аналогии хромают. Украина сегодня – это не Германия тогда. Это слабый маргинальный режим в стране со слабеющей экономикой. Военной опасности представлять не способен. Глобальных идей не сочинил. То есть, там была трагедия, здесь – фарс и анахронизм. Канцлер Германии Ангела Меркель стала инициатором массового притока мигрантов с Востока в Европу, главными идеями западного мира стали толерантность, мультикультурализм и политкорректность. И куда нашим со свидомым рылом в европейский калашный ряд? Этого не должно быть, это противоестественно и скоро кончится – как только Трамп поймет, что Россия ему не опасна, а значит, Украина не нужна. И даже вроде бы уже понял.
Все так, да не так. Вполне возможно, что нацистский анахронизм Украины вдруг окажется мейнстримом – вернее, впишется в некий новый мировой порядок. Или хаос. Уж как получится. История ведь движется по спирали. Футурологи в голос заявляют, что взрывное развитие технологий очень скоро поставит под вопрос все современные институты власти. В корне изменятся отношения человека и государства.
Двадцатый век был триумфом гуманизма. Человек звучит гордо, всё во имя человека, все во благо человека. А бога никакого нет. Во имя человека было убито людей едва ли не больше, чем во имя бога в предшествующие века. Эволюционный гуманизм Гитлера исходил из посылки, что Дарвин прав, человек появился в результате эволюции и естественного отбора. Но и сами люди продолжают развиваться, и в этом развитии немцы обошли всех, а стало быть, имеют право на мировое господство. Победивший в России в 1917 году социалистический гуманизм утверждал приоритет общества, коллектива над отдельной личностью. Либеральный гуманизм признает личность отдельного человека вершиной всего: покупатель или избиратель всегда прав.
Нацисты были самыми последовательными в проведении своей идеи. Объектом их любви и заботы был весь немецкий народ, предметом ненависти и презрения – все остальные. Немецкому народу все это нравилось. «Говорят о моем голосе, моем даре гипнотизера, моих качествах оратора, – сказал Адольф Гитлер в одном из интервью. – Чушь! Мой секрет куда проще: в головах немцев царил беспорядок, а я упростил для них все проблемы».
Самым же изощренным в манипуляциях общественным сознанием оказался либерализм. Корпорации научились навязывать покупателю любые товары и услуги – в том числе, совершенно ненужные и вредные. Они придумывают новые потребности и болезни, чтобы продавать свои продукты и лекарства, они создают тренды, манеры поведения и даже образ жизни. А покупатель думает, что это он умен и прав. То же и с избирателем. Пресса и Голливуд создают и фиксируют такую реальность, при которой избиратель будет голосовать так, как надо тем же корпорациям и представляющим их политиков.
Однако при всех различиях каждой из этих ветвей гуманизма приходилось иметь дело с человеком. Государствам нужны были трудящиеся и солдаты, и чем больше, тем лучше. Все виды пропаганды и рекламы имели главной целью поддержание и повышение лояльности. А что делать, если трудящиеся и воины уже не нужны, если роботы и алгоритмы вытеснят людей из всех сфер производства товаров, услуг и даже творчества? Впрочем, когда это случится, ничего уже не поделаешь. Потому уже сейчас лучшие умы человечества думают над тем, как с этой новой реальностью сладить. И делают это в тихих ситуационных комнатах правительств, военных и разведывательных ведомств, а также аффилированных с ними мозговых центров.
Немецкий философ Фридрих Ницше изложил идею сверхчеловека, который способностями и волей превосходит обычных людей, как те – обезьяну. Сегодня это уже почти возможно технически. Очень скоро будут получены приспособления для радикального расширения ментальных и физических возможностей человека, увеличения продолжительности жизни и так далее. Но как себе представить миллиарды сверхчеловеков, живущих по тысяче лет на пособие по безработице?
Не надо представлять. Все эти улучшения поначалу будут стоить огромных денег, а потом богачи, которые получат такие возможности, закроют доступ остальным. И эта новая суперэлита станет править ими как пастух овцами. Если, конечно, дело будет идти как сейчас – по пути глобального рынка и по законам либеральной демократии. То есть, сама либеральная демократия незаметно обратится в свою противоположность. А нацистская теория о сверхчеловеках и недочеловеках получит подтверждение в практике, которая критерий истины.
Так вот, все люди доброй воли должны как можно раньше понять, к чему дело идет, и попробовать создать альтернативу, заключить новый, более актуальный и справедливый социальный контракт. И тем обезопасить себя от самого кошмарного тоталитаризма.
В качестве эпиграфа к книге я предложил бы следующую
р
у:
«Освенцим должен служить кроваво-красным предупреждающим знаком, а не черным занавесом, скрывающим от нас целые сегменты человеческого горизонта. Эволюционный гуманизм сыграл важную роль в формировании современной культуры и, очевидно, сыграет даже более значительную роль в формировании XXI века». Это написал всемирно известный израильский историк Юваль Ной Харари. Словом, люди, будьте бдительны.
Искандер Хисамов,
главный редактор издания «Украина. ру»
Часть I
От конгрегации до министерства
1. Вступление. Происхождение пропаганды
Мы все подвержены в той или иной степени чужому влиянию. Это может быть мнение родителей, просмотренные нами новости или собственные рассуждения, когда мы, сами того не подозревая, приходим выводам, к которым нас старательно подталкивали неизвестные доброжелатели. Тысячи очень неглупых людей ежедневно работают над тем, чтобы влиять на наше мнение – рекламисты, политологи, социологи. Несть им числа! Но цель всегда конкретна – убедить нас в необходимости купить тот или иной товар, избрать некоего кандидата, заставить нас поверить в то, что путь, которым идет государство, правильный, и правители наши мудры.
Надо сказать, что представительская демократия, а именно в таком обществе мы живем, подразумевает в качестве методов воздействия на своих граждан обработку их сознания. Американские социологи П. Лазарсфельд и Р. Мертон, в частности, пишут: «Те, кто контролируют взгляды и убеждения в нашем обществе, прибегают меньше к физическому насилию и больше к массовому внушению. Радиопрограммы и реклама заменяют запугивание и насилие» (1)[1 - Здесь и далее см. примечания в конце книги.]. Нынешняя пропаганда включает в себя искусное использование образов, лозунгов и символов, играет на наших предрассудках и эмоциях, а высшим пилотажем считается распространение какой-либо точки зрения таким образом, чтобы получатель этого обращения приходил к «добровольному» принятию продиктованной позиции, как если бы она была его собственной. А потому среди специалистов, занимающихся проблемой манипуляции сознанием, никогда не иссякнет страстный интерес к феномену нацистского государства, которое всего лишь за двенадцать лет своего существования построило удивительно эффективную систему управления людьми, заслужило их бесконечную преданность и обратило эти факторы в реальные военные, политические и экономические успехи.
Однако ученые, как правило, либо увязают в анализе информационных технологий режима, то есть обращаются к чисто внешней стороне вопроса, либо погружаются в глубины философии психоанализа, пытаясь понять причины массового сумасшествия целого народа. В результате мы получаем лишь обрывки сведений, которые сводятся в основном к конкретным обвинениям: концлагеря, национализм, жестокие убийства врагов и конкурентов, преследования евреев, бесноватый фюрер и т. д. Но эти конкретные обвинения совершенно не объясняют, чем подкупил «бесноватый фюрер» такой рассудительный и осторожный народ как немцы.
«Историк воссоздаст объективную картину в том случае, если проникнет в психологию людей, на которых ориентировались документы, с кем эти люди были косвенно связаны» (2). Иначе говоря, для понимания феномена нацистской пропаганды нам необходимо рассмотреть ВЕСЬ комплекс жизни общества: его историю, культуру, образование, науку, искусство, все то, что определяет нашу каждодневную жизнь.
Вряд ли такая задача под силу одному человеку, но и наша задача много скромнее: осмыслить – где имеет значение личная роль Гитлера / Геббельса в деле оболванивания масс, а что было заложено самой историей немецкого народа[2 - «Если целая страна допустила, чтобы ею правил тиран, вину за это нельзя возлагать на одного тирана», – сказал в разгар Второй мировой войны У. Черчилль.].
Но самое главное, мы должны определить актуальность тех достижений в сфере пропаганды и манипуляции сознанием, которые, по мнению специалистов, «следует считать выдающимися, не имеющими аналогов в мировой истории» (3), как они используются сегодня и кто станет их следующей жертвой.
В ноябре 1936 года в своей резиденции, что находилась высоко в Альпийских горах, Гитлер встретился с одним из самых влиятельных церковных иерархов Германии – кардиналом Фаульхабером. После окончания этой продолжительной и конфиденциальной беседы, оставшись среди своих, Гитлер долго молчал, глядя в окно, наблюдал за сгущавшимися сумерками. И, наконец, сказал: «Для меня существует две возможности: либо добиться полного осуществления своих планов, либо потерпеть неудачу. Добьюсь – стану одним из величайших людей в истории, потерплю неудачу – буду отвергнут и проклят» (4).
Как мы знаем из истории, фюрер проиграл битву, и сегодня его имя является синонимом жестокости, геноцида, войны. Но была одна баталия, из которой Гитлер и его приспешники вышли победителями. Более того, их наследие с благодарностью принято потомками, им восхищаются и творчески развивают. Речь идет о сфере нацистской пропаганды.
Для начала давайте определимся с самим термином «пропаганда» в понимании современных ученых. Итак, «Пропаганда – распространение политических, научных, философских и других идей в обществе с целью формирования у широких масс населения определенных взглядов. В более узком смысле – именно политических или идеологических идей» (5).
Значение пропаганды было осмыслено еще в глубокой древности. Так, в древнекитайском «Трактате о военном искусстве» Сунь Цзы указывалось на важность психологической обработки противника и укрепления боевого духа собственных солдат. От пламенных речей Фемистокла в защиту родной Эллады до «боговдохновенных» призывов отбить у сарацинов Святую землю, которые стали началом Крестовых походов, – все это яркие примеры действенного пропагандистского воздействия на массы. Но рождение пропаганды в современном смысле этого слова можно отнести лишь к эпохе Реформации, точнее, предшествовавшей ей технологической революции в области распространения информации – изобретение печатного станка.
«Через полстолетия после своего появления книгопечатание становится все более важным орудием информационно-психологических войн. К 1500 году имелось более 1100 типографий более чем в 200 городах, было издано 36 тысяч книг различных названий общим тиражом в 12 миллионов экземпляров. К началу Реформации в 1517 году в Германии было издано 37 новых сочинений, в 1523 уже 498» (6).
Острая политическая и идеологическая борьба той эпохи диктовала небывалый спрос на соответствующую литературу и изобразительный ряд (те же гравюры часто имели пропагандистский характер и выпускались весьма крупными тиражами). В общем, начало Реформации – тот знаменитый день, когда Лютер прибил свои тезисы к дверям Виттенбергской церкви – можно объявить днем рождения пропаганды, если бы не одно «но». Никакого хрестоматийного прибивания тезисов и прочих эффектных жестов не было – это всего лишь легенда, запущенная протестантскими реформаторами в тех же пропагандистских целях. На самом деле, как свидетельствует ученик Лютера Агрикола: «В 1517 году Лютер предложил к обсуждению, по старинному университетскому обычаю, в городе Виттенберге на Эльбе несколько тезисов, но сделал это очень скромно, не желая кого-либо обвинить или очернить» (7). Хотя сам факт появления этой пафосной легенды все-таки свидетельствует в пользу определенного дня рождения пропаганды.
Но как бы то ни было, в целях борьбы с новой ересью в период Тридцатилетней войны в Риме решили создать пропагандистский центр папства. Он возник 6 января 1622 года и назывался «Конгрегация распространения веры» (Congregatia propaganda de fide). С этого начинает жизнь и сам термин «пропаганда» (от латинского propaganda – распространять). Если вас спросят – можете блеснуть эрудицией. То есть, по сути – пропаганда является средством сообщения «истины» невежественным людям. В протестантских странах, как результат яростного противостояния и неприятия всего, идущего из папского Рима, само слово «пропаганда» приобрело отрицательное значение, но у католиков оно имеет дополнительный положительный оттенок (сходный с «образованием» или «проповедованием»).
Результаты кровавой Тридцатилетней войны (когда погибло ? населения Чехии и ? населения Германии) оказались определяющими для судеб Европы на многие столетия.
Во-первых, Вестфальским миром была закреплена политическая раздробленность Германии, что существенно задержало ее становление как национального государства, обусловило перманентную борьбу за объединение ее земель вплоть до падения Берлинской стены.
Во-вторых, «на основе срединного географического положения немецкого народа рано развились комплексы окруженности и необходимости обороны. Самым значительным наследием войны было травмирующее чувство незащищенности и глубоко запрятанный страх перед хаосом любого рода. В этом незабываемом историческом опыте берут свое начало такие необыкновенно содержательные для немецкого сознания категории, как порядок, дисциплина и строгая самодисциплина, поклонение государству как сдерживателю зла» (8). Чем-то этот мрачный опыт согласуется с теми выводами, которые сделал русский народ после эпохи Смутного времени.
И, наконец, в-третьих, произошли важнейшие идеологические изменения – появился такой важнейший фактор, как протестантская этика. «Вся метафизика, вся идеологическая подоснова Запада связана с кальвинистской идеей о предопределенности – Христос пошел на крест не за всех, а только за избранных. На этой идее строились потом все социальные и расовые доктрины» (9). Психолог Э. Фромм указывал: «Человек, освободившийся от пут средневековой общинной жизни, страшился новой свободы, превратившей его в изолированный атом. Он нашел прибежище в новом идолопоклонстве крови и почве, к самым очевидным формам которого относятся национализм и расизм» (10).
Осознание себя как единственных носителей истины до сих пор является определяющим для многих миллионов представителей западной цивилизации, и этот тезис до сих пор служит ареной ожесточенной политической и пропагандистской войны. А. Тойнби писал: «Расовое чувство, которое на Западе исходило в основном от западных переселенцев за границей, имеет также религиозные основания в тех слоях, которые придерживаются протестантских вероучений. Это было большим несчастьем для человечества, ибо протестантский темперамент, установки и поведение относительно других рас, как и во многих других жизненных вопросах, в основном вдохновляются Ветхим Заветом; а в вопросе о расе изречения древнего сирийского пророка весьма прозрачны и крайне дики» (11). Уже в ХVI столетии между католическими и протестантскими церковными деятелями случился крайне любопытный теологический спор об американских индейцах. Католики установили, что «у индейцев есть душа» и они полноценные люди. Протестанты же считали, что индейцы – низший вид, т. к. они неспособны освоить ценности рационального мышления, и, соответственно, на них не распространялись «права человека» (12).
«Колонизация и необходимый для ее оправдания расизм (которого не существовало в средневековой Европе) заставили отойти от христианского представления о человеке. Пришлось позаимствовать идею «избранного народа», а затем дойти до расовой теории Гобино» (13). Впрочем, о графе де Гобино мы еще поговорим.
Войнами той эпохи рожден также используемый до сих пор такой тезис пропаганды, как обвинения другой стороны в претензиях на мировое господство (в ходе упомянутой Тридцатилетней войны – габсбургский и антигабсбургский блоки). Ну и различные зверства, которые использует враждебная сторона для подавления инакомыслия, – тот же мрачный миф об испанской инквизиции, которым искусно пользовались протестантские пропагандисты, дабы подорвать идеологическое влияние католической церкви. Хотя историки знают: именно в католических странах по решению инквизиции «охота на ведьм» прекратилась на целое столетие раньше, чем в тех частях Европы, где победила Реформация. Однако в нашей памяти до сих пор сидят картинки из школьных учебников: злобные испанские инквизиторы и их несчастные младые жертвы[3 - Наглядный пример, как искусственно сформированная картина действительности внедряется в сознание отдельных индивидов с помощью книг, театральных представлений, кинофильмов, передач телевидения и т. д.].
После Тридцатилетней войны в Европе неуклонно начала возрастать роль Пруссии, настойчиво претендовавшей на роль объединителя распыленных «Вестфальской системой» германских земель, и буквально через сто лет, при Фридрихе Великом, это небольшое государство превратилось в одного из важнейших игроков на европейском континенте. «По мнению немецких историков, Фридрих II был первым германским императором (королем. – К.К.), создавшим настоящую пропагандистскую машину. Возможно, это еще одна из причин того, что этого исторического персонажа так любил Гитлер. Помимо того, что Фридрих регулярно публиковал статьи с разъяснением своей политики, он обязывал делать то же самое и своих влиятельных сановников. В своей работе «Главные принципы войны» король писал: «Если война ведется в нейтральной стране, то главное заключается в том, чтобы завоевать доверие и дружбу населения. Надо представлять неприятеля в самом черном виде и обвинять его во всяческих замыслах против страны» (14).
Другой культовой фигурой эпохи Просвещения стал Ж.Ж. Руссо – современник «Старого Фрица». Тезис о «Природном равенстве» людей из книг Руссо перекочевал и в Декларацию прав человека Французской революции, и в Декларацию независимости США и превратился в неоспоримый символ веры вплоть до сегодняшнего дня. Со всеми этими «Свобода, Равенство, Братство», начертанными на знаменах республиканской, а затем и наполеоновской Франции, была разгромлена феодальная Европа, а амбициозная Пруссия на некоторое время почти потеряла свой государственный суверенитет.
Ее идеологическое возрождение связано с именем немецкого философа Иоганна Готлиба Фихте. В 1807 году в Берлинском университете, где он возглавлял кафедру философии, Фихте стал читать свои знаменитые «Речи к немецкой нации». Согласно этому учению, романские народы (в особенности французы) и евреи, являются упадочническими расами и только германской нации дарована возможность возродиться. Немецкий язык Фихте считал самым чистым и наиболее самобытным. Под руководством немцев начинается расцвет новой исторической эпохи. Этот квасной (или пивной?) патриотизм имел громадный успех у аудитории, носившей профессора в буквальном смысле на руках, и до сих пор «Речи» являются образцом патриотической фразеологии.
Освобождением от французского владычества Пруссия обязана не только гибели наполеоновской армии в России, но и мощным подъемом национального движения в 1813 году – одному из наиболее мифологизированных периодов в немецкой истории. Недаром именно к этим патриотическим чувствам взывал Геббельс, закончив свою знаменитую речь о тотальной войне в феврале 1943 года словами: «Вставай, народ, иди на бой и обрети свободу». Получивший в устах шефа пропаганды новую силу, лозунг первоначально был призывом ко всем немцам во время освободительной войны 1813 года. Да, собственно, и последний кинофильм эпохи Третьего рейха, который вышел на экраны в апреле 1945 года – «Кольберг» – из той же антинаполеоновской оперы. После победы над наполеоновской Францией Пруссия, наряду с Россией и Австрией, стала одной из самых могущественных держав континентальной Европы, вплотную приблизившись к своей заветной цели – полному доминированию в германоязычном мире. А поскольку ХIХ век был веком науки, то и изыски, облеченные в научную форму и дававшие пропагандистские обоснования для этих амбиций, не заставили себя долго ждать.
Фридрих Шлегель, немецкий ученый, который проявлял повышенный интерес к культурам Востока, нашел в индийских сказаниях упоминания о далеких северных землях, в частности о священной горе Меру, которая располагалась в районе Северного полюса. Уже в 1819 году Шлегель ввел в научный обиход слово «ариец», которое являлось синонимом этнической группы, в которую входили и германцы, и индийцы (индоевропейцы). Вообще-то об арийцах говорил еще Геродот, но Шлегель значительно усилил смысл корня «ари», который он провозгласил этимологически родственным со словом «честь» (15). Вследствие чего в общественном мнении распространилось представление об арийцах как об аристократической расе господ. И уже его ученик Христиан Лассен сделал вывод, который навсегда закрепил идеологическое значение слова «ариец». Он противопоставил «комплексный талант арийцев» семитам, у которых отсутствовала гармония души, а иудейская религия сама по себе была эгоистичной и замкнутой (16).
То есть, как мы видим, расизм и антисемитизм гитлеровского режима имеют глубокие корни. Национальное возрождение плюс имеющая мощный религиозный подтекст психология избранной нации – конечно, от всего этого еще очень далеко до крематориев и концлагерей, но обыденность и высокопарность научных рассуждений навсегда сохранятся в их фундаментах. Научное племя породило новую породу убийц – убийцы, убежденные в своей правоте самой наукой. Кристофер Браунинг в своем исследовании «Совершенно нормальные люди» изучал мотивацию тех, кто принимал участие в массовых казнях в Польше, Украине и Прибалтике. Обнаруженные факты и свидетельства позволили ему сделать вывод о том, что каратели в большинстве своем были «идейными преступниками». «Самое страшное в этике расизма – отнюдь не ее экстремизм, а ее будничность, не ее чудовищная жестокость, а ее возвышенный идеализм» (17).
Но вернемся в ХIХ век, когда вся Европа увлеклась, как бы сейчас сказали, «национальным возрождением», то есть с наслаждением припала к вновь открытому источнику арийской духовности. А именно к фундаментальному труду графа де Гобино «Очерк о неравенстве человеческих рас» (Париж, 1853), которая еще больше углубила политическое значение слова «ариец». Цвет кожи служил для Гобино основанием для выделения трех основных рас: белой, желтой и черной. Внутри белой расы высшее место занимают «арийцы». В этом же труде Гобино впервые указал и на непосредственную связь между арийской и нордической расами.
Мы так подробно останавливаемся на учении о расах и их наследственных качествах, поскольку оно является основополагающим для понимания государственной политики Третьего рейха. Собственно, один из идеологов нацизма Вальтер Дарре в 1936 году так прямо и сказал: «Признание факта наследования человеческих качеств – это суть национал-социализма». Так что модная наука генетика была «продажной девкой» не только империализма, но и нацизма – вот откуда у послевоенных советских руководителей появилась удивляющая нас сегодня глубочайшая неприязнь к этому импортному фрукту.
Итак, учения Руссо о равенстве и Гобино о неравенстве противостояли друг другу в конце ХIХ – начале ХХ века. И здесь мы переходим к легендарной фигуре человека, ставшего живым мостиком между Гобино и Гитлером. Хьюстон Стюарт Чемберлен – автор работы «Основы девятнадцатого века» (Вена, 1899). По его мнению, для объяснения сути ХIХ века, прежде всего, требовалось установить, что лучшее современная ему цивилизация взяла из древности. Чемберлен утверждал, что были заимствованы три следующих явления: греческая философия и искусство, римское право и личность Иисуса. Наследовали достояние античности евреи, германцы («две чистые расы») и полукровки романского происхождения. Но одни лишь германцы были достойны этого прекрасного наследия. Евреи сделались приемниками римского расового хаоса; арийская же раса оказалась в ответе за духовное спасение человечества (18).
В момент написания своей эпохальной работы Чемберлен видел в «тевтонах» единственную надежду на спасение человечества. Причем, в понятие «тевтоны» Чемберлен включал, кроме германских народов, и кельтов, и славян. Но, конечно же, прежде всего немцев.
Его работы произвели фурор в Германии. Он стал личным другом кайзера Вильгельма II, женился на дочери великого немецкого композитора Рихарда Вагнера Еве, перебрался на постоянное место жительства в Германию, и, можно предположить, не без влияния его идей о высокой миссии германцев честолюбивый кайзер Вильгельм II ввязался в мировую войну.
Чемберлен одним из первых всемирно известных интеллектуалов Германии предсказал Гитлеру большое будущее. Будущий фюрер германского народа познакомился с престарелым Чемберленом в 1923 году. Хотя философ был болен и разочарован поражением своей второй родины, его буквально потрясло красноречие молодого Адольфа. После долгого разговора наедине с Гитлером впервые за очень долгое время практически парализованный и измученный болезнью Чемберлен смог спокойно и глубоко заснуть. Позже он написал Гитлеру благодарственное письмо: «Я ожидал встретить фанатика, однако мое чувство говорит мне, что Гитлер – это нечто иное, нечто более творческое, и что он, несмотря на его ощутимую силу воли, не является человеком насилия. Теперь, – продолжает автор письма, – я, наконец, спокоен, и состояние моей души сразу переменилось. То, что Германия в часы своей величайшей нужды рожает такого человека, как Гитлер, доказывает ее жизнеспособность» (19).
А пока лучшие умы Германии осмысливали ее национальную судьбу и историческое предназначение, на другом конце Земли, в Северной Америке, в Филадельфии, в 1843 году неприметный молодой человек по имени Волни Палмер открыл первое рекламное агентство. Как правильно разместить рекламу, как максимально удачно продать продукт покупателю и множество других коммерческих вопросов стали объектом самого пристального внимания стремительно развивавшейся торговой нации. Уже в начале 1890-х годов в американских университетах начали появляться новые учебные курсы, называвшиеся «Принципы рекламы», «Умение продавать» и «Оптовая и розничная торговля». Были изданы академические учебники с названиями вроде «Реклама и ее психологические законы», «Психология в рекламе», и все они обещали научить искусству убеждения – по крайней мере, применительно к рекламе и продажам. Палмер занимался вопросами, которые не слишком интересовали «высокодуховный» и презирающий американских выскочек Старый свет. За что он вскоре и поплатился.
Странная вещь. Появляются новые приборы, технологии, навыки, но общий уровень знаний отдельного индивидуума неуклонно ползет вниз. Отсутствие привычки к чтению, серьезной музыке, а порою (почему бы нет) к изысканной пище и винам и многие другие признаки современной жизни массового человека – только внешняя сторона бездонной деинтеллектуализации общества. Современный человек разучился критически, самостоятельно мыслить. Сейчас идет тотальное оглупление всего человечества, и, что самое страшное, в первую очередь в бездонную глупость скатывается и то, что называет себя элитой нации – интеллигенция. Носительница образования для последующих поколений сама себе снижает планку знаний, плодит неучей, и взращенные интеллигенцией самонадеянные невежды правят невежественными массами. Такое случалось и прежде и приводило как к крушению государств, так и к уничтожению правящих ими элит. Едко пишет об этом феномене историк Юрий Мухин: «Весьма наглядна в этом отношении история Первой мировой войны, когда неспособные правители – все эти Гогенцоллерны, Романовы, Габсбурги, перемешавшиеся между собой до вырождения, – сначала угробили миллионы своих подданных, а затем и собственные империи. Они так и не поняли, что мир политики ныне неразрывно связан с миром информационным».
Информационное противостояние в годы Первой мировой стало одним из трех главных орудий войны (наряду с военным и экономическим воздействием на врага). Это сегодня очевидно, что противника дешевле и более безопасно разгромить морально, нежели на поле боя, а пропаганда является главным родом войск в любой войне; это сегодня мы на собственном опыте могли убедиться, что «пятая колонна» предателей является более действенными пропагандистами, нежели официальные пропагандисты противника. Но в начале ХХ века простая истина, что, поскольку ложь для обмана противника естественна в любой войне, то они профессионально необходимы и в военной пропаганде, оказалась выше понимания правителей дряхлых полуфеодальных империй.
Передовые технологии западных союзников в информационной войне наглядно подтвердили наступление новой эпохи – власти общественного мнения, точнее, власти тех, кто умеет этим общественным мнением манипулировать.
«Оперировать истиной» – вот основной принцип руководителя пропагандистской машины союзников лорда Нортклифа. Оперирование, считал он, могло иметь шансы на успех, «если пропаганда задолго предшествует событиям реальной политики». Нортклиф был вхож в правительство, общался с самим премьером, находился в курсе всех его политических предположений, что, в свою очередь, помогало планировать долгосрочные проекты: «Пропаганда должна расчистить путь политике и формировать общественное мнение незаметным образом» (20). Принципиально новым в пропаганде западных союзников представляется то, что она стремилась не только произвести угнетающее моральное впечатление на германскую армию и народ – подобные схемы очевидны и использовались в войнах почти всегда. Но всеобъемлющий охват тем для пропаганды, неожиданность технологических приемов, работа с общественным мнением всего мира через средства массовой информации – все это стало революцией в сфере воздействия на массовое сознание. Немцев старались знакомить с преимуществами военного положения союзников, с громадным превосходством их военных запасов, с их научными открытиями. Одновременно перед немцами западные пропагандисты рисовали радужную картину того, что будет представлять собой мир после войны; при помощи пропаганды немцам внушалось, что в тот же самый момент, когда они избавятся от своего правительства, союзники предоставят им широкую возможность возрождения и нового государственного строительства. Что им нечего опасаться разрушения и уничтожения державы, что война велась лишь против кайзера и правящего дома Германии, но не против германского народа. Разве что в объединенную Европу не зазывали.
Конечно, пропаганда союзников отражалась на дисциплине как в немецкой, так и в австрийской действующих армиях. Во время наступления при Пиаве австриякам пришлось даже выделить пулеметные отряды для предупреждения массового дезертирства. Так что рассказы о Сталине, впервые применившим такую драконовскую меру как заградотряды для поддержания воинской дисциплины – не более чем байки. При упомянутом наступлении среди чехословацких отрядов началось восстание. Его немедленно и жестко подавили немецкие и венгерские части, и об этом кровавом инциденте все участвовавшие в нем стороны помнили весьма долго. Таковы свойства исторической памяти – искать в прошлом корни сегодняшних проблем. К слову сказать, во время Первой мировой войны пропаганда широко использовала также и исторический материал, для чего историки и журналисты придавали минувшим событиям ту или иную окраску, а то и просто фальсифицировали прошлое в соответствии с требованиями момента.
В числе прочих отличался этим и популярный итальянский журналист Бенито Муссолини, редактор газеты «Пополо д’Италия». Оппонируя своим противникам, Муссолини разработал очень эффектную публицистическую манеру письма, энергичную и язвительную, способную прикрыть слабость любого аргумента. Стиль, который он рекомендовал всем журналистам, должен быть всегда «волнующим» и «взрывным». И многие, как мы знаем, до сих пор этими наработками пользуются, поскольку воинствующий патриотизм всегда в цене. Тот же Муссолини к концу 1917 года увеличил тираж своей газеты до 60 000 экземпляров, получил множество заказов на рекламу, что увеличило доход издания почти в 8 раз (21).
Информационная война Германией была проиграна. Фактически руководивший в тот период немецкой армией генерал Людендорф писал: «Армия не нашла себе союзника в лице сильной, идущей из глубины страны пропаганды. Одерживая победы на полях сражений, Германия оказалась бессильной в борьбе с психикой неприятельских народов». Порою мысли немецкого служаки напрямую перекликаются с директивами лорда Нортклифа: «Хорошо поставленная пропаганда должна далеко обгонять развитие политических событий. Она должна расчищать дорогу для политики и подготовлять общественное мнение незаметно для него самого. Прежде чем политические намерения превратятся в действия, надо убедить мир в их необходимости и моральной оправданности» (22).
Спустя полтора десятка лет после вышеописанных событий Йозеф Геббельс с горечью констатировал: «Английская пропаганда обратила против нас весь мир. Никто не думал, что они способны на это. Эксперты считают их планирование и исполнение блестящими. Английская пропаганда была ограничена несколькими главными девизами. С дьявольской порочностью они систематически распространялись по всему миру и вбивались в мозги миллионам людей… Они говорили об отрубленных руках детей, выколотых глазах, изнасилованных женщинах и пытках стариков. Долгие годы антигерманской пропагандистской кампании убедили весь мир, что немцы – это нация варваров, нецивилизованных и бесчеловечных, и что моральная и культурная обязанность всего остального населения Земли – уничтожить Германию и сломить ее мощь. Только тогда в мире воцарится мир и дружба. Это сделало для всего мира легким присоединение к Англии в ее битве с Германией» (23).
14 августа 1918 года Верховное командование германской армии дало знать императору, что оно не может надеяться «сломить боевой дух наших противников с помощью оружия» (из письма генерала Людендорфа кайзеру Вильгельму II). Чтобы обеспечить упорядоченное отступление, Людендорф настаивал на перемирии. Немецкий генералитет сознательно скрывал от немцев военный аспект поражения, что дало позже возможность переложить ответственность на «внутреннего врага», якобы ударившего армии в спину. Однако, если следовать истине, сначала случился келейный факт признания военного поражения, и только потом наступил хаос в самой Германии – Ноябрьская революция, отречение кайзера и создание так называемой Веймарской республики.
Но широкие массы о письме генерала кайзеру, естественно, ничего не знали. Более того, многие немецкие патриоты были искренне убеждены, что их выстраданную победу украли и державе срочно нужен спаситель, который избавит нацию от незаслуженного унижения. Что необходим «фюрер» (вождь), и он скоро появится как мессия. Наиболее экзальтированные представляли его неким воплощением мистического Рыцаря со знаменитой гравюры Альбрехта Дюрера «Рыцарь, Смерть и Дьявол» (24).
Одним из выброшенных на обочину жизни взрывной волной Ноябрьской революции оказался молодой фронтовик, неоднократно отмеченный наградами за храбрость, художник-любитель, свежеиспеченный инструктор по пропаганде Адольф Гитлер. Он уже поднаторел в публичных выступлениях (правда, только в пределах родной казармы), однако, по его словам, прекрасно понимал «какие гигантские результаты может дать правильно поставленная пропаганда. Пропаганда является тем же орудием борьбы, а в руках знатока этого дела – самым страшным из орудий» (25).
И он был готов к его применению.
2. Ранний этап. Пропаганда в «Майн Кампф»
Итак, после Первой мировой войны началась новая эпоха. Молодые государства появились на карте Европы в результате распада старых империй; передовые технологии, доведенные до совершенства в боях с противником, специалисты стали приспосабливать к гражданским нуждам; множество женщин, во время войны занятых на производстве, не желали больше быть изолированными в своих семьях, но стремились к активной общественной жизни. И еще – во время войны миллионы людей в буквальном смысле на собственной шкуре убедились в эффективности воздействия пропагандистских технологий, а значит, листовки, профессиональные агитаторы, организованные кампании в СМИ стали неотъемлемой частью пейзажа послевоенной европейской политики.
Новая эпоха дала основание исследователю Рудольфу Зульцману заявить: «Пропаганда стала теперь средством ведения войны, применение которого никак не регулируется нормами международного права. (По сути, борьба за свободу обмена информацией это борьба за право вести свою пропаганду. – К.К.) Пропаганда подобна снаряду, снабженному множеством дистанционных взрывателей, заставляющих его взрываться по прошествии многих десятилетий и разбрасывать вокруг себя питательную среду для бесчисленных укоров и обид, мешающих нормализации международных отношений» (1).
Взрыватели застарелых исторических обид можно привести в действие в любое время. Даже в наше, казалось бы, глобализированное общество достаточно легко запустить вирус недоверия между народами. Достаточно вспомнить какое-нибудь историческое недоразумение, а еще лучше реальную трагедию, приписать ее злой воле соседей и все – «долг памяти» необходимо отплатить, «жертвы взывают об отмщении», «справедливость должна быть восстановлена». Если такие политические номера удаются даже у нынешних политических карликов, то можно только представить каков был эффект, когда за дело брались такие мастера демагогии, как Муссолини или Гитлер.
На фронтах Первой мировой войны Гитлер зарекомендовал себя как храбрый солдат. Еще 2 декабря 1914 года его наградили Железным крестом II класса, позднее – «Крестом за военные заслуги» 3-го класса с мечами, затем – полковым дипломом за выдающуюся храбрость в бою при Фонтене, служебным знаком отличия 3 класса и, наконец, 4 августа 1918 года – Железным крестом I класса (2). По иронии судьбы, своей высшей военной наградой – упомянутым Железным крестом, которым Гитлер всю жизнь искренне гордился, он был обязан офицеру-еврею. Воинские начальники отмечали, что Гитлер был подтянутым, ловким, бесстрашным и хладнокровным солдатом. Кроме феноменального для скупой на поощрения германской армии количества боевых наград он имел на своем счету и серьезное ранение. Каково же было возмущение этого, без сомнения, храброго фронтовика, когда в конце ноября, вернувшись после госпиталя в Мюнхен, Гитлер увидел, что государство, которому он беззаветно служил, находится в стадии распада и революционного брожения. Это было время, когда коммунисты провозгласили в Баварии Советскую республику.
Романтическое время иллюзий, когда вдохновители баварской революции поэты Эрнст Толлер и Эрих Мюзам опубликовали указ, в котором говорилось о превращении мира в «луг, усеянный цветами», где «каждый может срывать свою долю», а также упразднялся труд, субординация и правовая мысль. Местным газетам, к слову, предписывалось публиковать на первых страницах рядом с последними революционными декретами стихотворения Гельдерлина или Шиллера. Для защиты Баварской Советской республики была создана Красная армия, в которую устремились русские военнопленные, и даже в батальоне, где служил Гитлер, чинили суд Советы солдатских уполномоченных.
Впрочем, любая революция чревата борьбой и эксцессами. Центром контрреволюционных сил Мюнхена стала штаб-квартира ордена «Туле» в отеле «Четыре времени года». Что это за организация, мы расскажем позже, пока лишь заметим, что именно на орден «Туле» обрушились репрессии коммунистов после убийства контрреволюционерами председателя совета министров Баварской Советской республики: несколько членов ордена «Туле» расстреляли как заложников. На этом, можно сказать, Баварская Советская республика и скончалась. Ее раздавили армейские части при поддержке вооруженных добровольцев – немцы не захотели повторить опыт коммунистической революции в России. Карательные отряды немецкой армии расстреляли несколько десятков русских военнопленных, уничтожили санитарную колонну армии Советов, десятки мюнхенских рабочих были убиты, а позже пойманы и казнены руководители Баварской Советской республики – Курт Эглхофер, Густав Ландауэр и Евгений Левине. Бавария навсегда получила прививку от коммунистических экспериментов и до сих пор считается в Германии оплотом консервативных сил.
После уничтожения власти Советов начались репрессии. Гитлер, во время революции находившийся в Мюнхене, получил задание по розыску унтер-офицеров и рядовых, поддерживавших коммунистические Советы. Он добросовестно проинформировал следственную комиссию, созданную в его II пехотном полку, об известных ему фактах и людях.
У нас бы такого считали «стукачом», однако Гитлер именно так воспринял свой солдатский долг в новых условиях и старался максимально честно его выполнять. На подобном добровольном сотрудничестве до сих пор держится полицейский аппарат в западных странах.
Сведения, предоставленные Гитлером, сочли весьма важными, а его самого – ценным кадром и определили на службу в пресс-бюро политического отдела окружного командования армии. Там, в целях борьбы с коммунистическим влиянием, для солдат были организованы курсы «политического инструктажа», которые посещал Адольф Гитлер, и вскоре он получил назначение в один из полков, дислоцированных в Мюнхене. Гитлер так и не стал по окончании курсов офицером. Несмотря на необычно большое для своего воинского звания количество наград, он оставался в конце войны всего лишь ефрейтором, а потому не мог быть «офицером-учителем», но лишь – «доверенным сотрудником» в отделе «прессы и пропаганды» (позже в «отделе просвещения») (3).
«Так мне предоставили возможность, – пишет Гитлер, – выступать перед более многочисленной аудиторией» (4). Перед которой, добавим от себя, он начал оттачивать свое мастерство пропагандиста и стал развивать в себе ораторские способности, которые очень скоро оказались востребованными.
Страна была шокирована несправедливыми на взгляд немцев условиями Версальского мира. В самом деле, совсем недавно -1 марта 1918 года – Германия, как ей казалось, находилась на пороге грандиозной победы. В этот день пал Киев, Людендорф оккупировал Украину и тем самым создал основу колонии-сателлита рейха (режим Центральной Рады и Гетманат). Кайзер стал герцогом Курляндии, в состав которой вошли Литва и Эстония, управляемые местным немецким меньшинством, а в апреле немецкие войска заняли Финляндию. 7 мая 1918 года Германия продиктовала Румынии условия мирного договора. Немецкие войска захватили Крым, запланированный для германского заселения, а в сентябре солдаты добрались до бакинских нефтяных скважин, готовясь сделать рывок в Закавказье, чтобы занять стратегические позиции на границе с Центральной Азией. И вдруг – неожиданный крах на Западном фронте и последовавшая за ним Ноябрьская революция в Германии.
Согласно условиям Версальского договора, Германия возвращала Франции Эльзас и Лотарингию, захваченные ею во время франко-прусской войны, Бельгии – часть своей территории, Дании – часть Шлезвига. Восстановленной Польше прирезали территории, ранее захваченные немцами при ее разделах, политическая ответственность за развязывание Первой мировой войны ложилась на Германию, а начальный взнос по репарациям (5 миллиардов марок золотом) необходимо было внести в период с 1919 по 1921 год. Германию фактически разоружили[4 - Вооруженные силы Германии ограничивались стотысячной армией добровольцев, которым запрещалось иметь на вооружении танки и самолеты.] и так далее. Например, по предложенному вдогонку Версальскому договору «Плану Юнга», Германия выплачивала бы репарации на сумму 2 миллиона золотых марок ежегодно вплоть до 1965 года (5).
Нацистское движение рождено в 1920 году народным отчаянием и уходило корнями в широко распространенное желание противостоять политике Веймарской республики, направленной на буквальное выполнение всех требований победителей. Множество патриотических движений и обществ мучительно искали выход из сложившейся ситуации, которая грозила, по их мнению, самому существованию германской нации. Одним из самых влиятельных в этом пестром водовороте считалось общество «Туле».
Общество «Туле» – созданный после Первой мировой войны в Мюнхене по образцу масонских лож орден. Его официальные цели – изучение и популяризация древнегерманской литературы и культуры. Почему-то все подобные общества начинают с культуры и литературы. Но, безусловно, задачи ставились значительно шире. Общество проповедовало крайний национализм, расовый мистицизм, оккультизм и антисемитизм и являлось филиалом Тевтонского ордена, чьи отделения были разбросаны по всей Германии. Пусть вас не смущает странное сочетание поэтичного слова «орден» и бюрократического «отделения» – рыцарские ордена уже давно не являются военизированными структурами, а, скорее, сообществами избранных. Вот и доныне продолжает свою деятельность в разных странах родственный Тевтонскому орден рыцарей-госпитальеров (Мальтийский). Помнится, мне также предлагали вступить в подобную организацию, то есть и в Украине они уже имеются. И, между прочим, активно действуют.
Туле – так называлась легендарная земля, о которой сообщал греческий географ Пифей и которая представлялась немецким ученым прародиной древней германской расы. Ее местонахождение исследователи определяли по-разному – как Норвегию (и в целом Скандинавию), Исландию и даже один из Шетландских островов. Общество «Туле» широко использовало мистические символы, например свастику, и сложные, тщательно разработанные магические ритуалы. Девиз общества: «Помни, что ты – немец. Держи свою кровь в чистоте!» Основатель ордена Рудольф фон Зеботтендорф привлек к деятельности организации около 250 человек в самом Мюнхене и более полутора тысяч по всей Баварии. Среди них имелись влиятельные журналисты, писатели, поэты, преподаватели университетов, армейские офицеры. В списках «Туле» числились будущие видные деятели национал-социализма: Дитрих Эккарт, Рудольф Гесс, Альфред Розенберг. Стараясь найти опору в широких народных массах, члены общества вели переговоры с основателем маленькой Немецкой рабочей партии слесарем Антоном Дрекслером о том, чтобы через него наладить связь с рабочим классом и распространять свои идеи среди пролетариата. И это были отнюдь не пустые мечты.
Как известно – кому война, а кому мать родна. Послевоенный полураспад государства предоставлял кучке дельцов фантастические возможности обогащения. «Люди это видели и негодовали. Четкое ощущение взаимосвязи между стремительными карьерами капиталистов и массовым обнищанием породило у пострадавших такое чувство, что они подвергаются социальному издевательству, и это чувство переходило в неослабевающее ожесточение» (6). К тому же компромиссный характер парламентских режимов, их слабость в принятии решений и частый паралич власти не обладали притягательной силой для миллионов молодых мужчин, усвоивших после кровопролитной войны миф о боевом братстве и эффективном военном управлении.
К тому времени в партии слесаря Антона Дрекслера появилось новое лицо – Адольф Гитлер, который в качестве наблюдателя от своего ведомства зашел на партийное собрание и, не удержавшись в роли стороннего слушателя, выступил перед присутствующими. Темперамент оратора произвел столь сильное впечатление на Дрекслера, что тот немедля ввел его в руководство Немецкой рабочей партии (позже переименованной в Национал-социалистическую рабочую партию Германии (НСДАП)). В новом названии партии можно усмотреть желание, не теряя продиктованную орденом Туле националистическую ориентацию, усилить привлекательную для рабочих социалистическую фразеологию. Уже в начале политической деятельности партии Гитлер заявил, что «главное не в том, чтобы привлечь на свою сторону жаждущее лишь порядка и спокойствия бюргерство, чья политическая позиция продиктована, прежде всего, трусостью, но в том, чтобы воодушевить своими идеями рабочих» (7).
Духовным отцом национал-социализма часто называют Дитриха Эккарта, который был на двадцать один год старше Гитлера и которому будущий фюрер посвятил библию национал-социализма, свою книгу «Майн Кампф». Остроумный журналист Эккарт вел богемный образ жизни и, как следствие, пристрастился к спиртному и морфию. Он писал пьесы, некоторые из них принесли ему широкую известность в узких кругах: «Генрих VI», «Лягушачий король», «Отец семейства», «Генрих Гогенштауфен», а также названная им «делом всей жизни» трагедия «Лоренцаччио». Какое-то время Эккарт даже находился в психиатрической клинике, где ему удалось наконец поставить свои драмы, используя в качестве актеров содержавшихся там больных (8). Он умер в декабре 1923 года от белой горячки.
Другие персонажи свежеиспеченной Национал-социалистической рабочей партии представляются нам не менее колоритными фигурами. Например, будущий идеолог движения Альфред Розенберг являлся эмигрантом из России, говорил по-русски лучше, чем по-немецки, и еще в 1917 году в Москве получил диплом архитектора. Что символично – за проект крематория. Розенберг был одержим намерением создать новую расовую мораль, новую элиту, новый эстетический идеал. Забегая вперед, отметим – это ему вполне удалось.
Храбрый фронтовик и ярый гомосексуалист Эрнст Рём обеспечил движению поддержку военных и ветеранов, вроде будущего «наци № 2» Германа Геринга, героя Первой мировой войны, воздушного аса, последнего командира легендарной эскадрильи «Рихтгофен», национальной святыни германских ВВС. Из фронтовиков были также Рудольф Гесс, бывший научный ассистент у всемирно известного геополитика, профессора Мюнхенского университета Хаусхофера, и будущий министр иностранных дел Иоахим Риббентроп (хотя открыто он примкнул к движению позже). Риббентроп во время Первой мировой воевал на Восточном фронте, заслужил Железный крест, имел несколько ранений, в том числе тяжелое.
