скачать книгу бесплатно
…я сижу на подоконнике, обняв колени. Стоять еще тяжело, а все кресла в приемной заняты. Через открытую форточку проникает ветер, треплет волосы. Ожидание раздражает, хотя знаю – сама виновата. Не стоило приходить в этот психологический центр раньше назначенного времени. Или вообще приходить не стоило. Подумаешь, позвал какой-то старик. Слишком многое им было обещано, чтобы оказаться правдой.
За окном – зеленые кусты и солнце, но неожиданно оно меркнет, становится бледным. Сзади раздаются шаги, наливается удивительный свет, стократ теплее солнечного. Чья-то ладонь ложится мне на плечо, бесцеремонно отодвигает в сторону. Девочка с забранными в хвост светлыми волосами дышит на окно, выводит что-то пальцем на запотевшем стекле. Мгновение спустя вижу ее улыбку и криво выведенное «привет».
– А сказать нельзя было? – удивляюсь я, глядя на исчезающие буквы.
– Ну… Ты же не хочешь ни с кем разговаривать.
Я молчу. Понятия не имею, что ответить. Она сияет так ярко, что кажется ненастоящей. Хочется ее коснуться, проверить. Но это было бы странно. Мы ведь совсем не знакомы.
– Лейко! – зовут из приемной. – Проходите. На четвертый этаж.
– Как-как? – весело переспрашивает девочка. – Это имя? Лейка?
– Нет, неправильно, – мотаю я головой. – И это фамилия. С чего бы кого-то так глупо звали?
– А мне нравится, – смеется она.
Настолько звонко и заразительно, что я понимаю – кажется, мне тоже нравится. Немножко, самую капельку. Наверное…
В небе нежно-алым пылал рассвет, прохожих заметно прибавилось. Я шагнула прочь от набережной, заглянула в телефон. Половина восьмого утра. Влад украдкой тер глаза и пытался изобразить бодрость.
– Тебе на работу не пора? – задала я вопрос на засыпку.
– Ерунда, – отмахнулся он, отчаянно стараясь не зевнуть. – Позже приду.
– Езжай домой, отдохни. А я проверю еще пару мест.
Город пробуждался, воздух плотно наполнялся энергией, чужими эмоциями и привычной тяжестью.
Следующее такси отвезло Влада домой, а меня – в планетарий. В конце концов, она всегда любила звезды…
Глава 3
Соня
Мир шумел, тасуя разноцветные картинки, набрасывался запахами и прикосновениями. Эмоции липли, звенели. Гул улиц, мельтешение вывесок, сияющие провалы окон. Выхлопы машин, привкус суеты, чей-то пакет в толпе острым краем царапнул ногу… Боль – это хорошо, это настоящее. Прожженная яркими огнями темнота, суматошный перекресток, пьянящее ощущение свободы. Иди куда хочешь. Вокруг сотни путей и входов, разбросанных хлебных крошек, паутины связующих нитей. Главное, суметь рассмотреть. А то засыпаешь – ночь, просыпаешься – ночь… Уже следующая, но все же. Время поджимает. Не помню почему.
Инночкины сапоги гулко цокали каблуками по брусчатке, под пальто – теплое платье. Тоже Инночкино. Вязаный круглый воротничок, широкая короткая юбка. Немного детское, но единственное, что подошло по размеру. Внизу плескалась мутная вода, мост продувало насквозь. Посередине боевым ирокезом торчал ряд кованых деревьев, облепленных громадной кучей замков. Всяких. Маленьких, больших, разноцветных, с бантиками, ленточками, новых и старых. Старых больше. Облупленных, ржавых, с выцветшими лентами и стертыми надписями, от чего вся выставка любви сильно смахивала на свалку утиля. Символично. На ощупь замки скользкие и холодные. Некоторые тяжелые, очень. «Марина и Сережа» усыпанные сердечками. «Костя и Тамара» в обрамлении черных атласных розочек и кружавчиков. На амбарном маркером: «Саша + Женя». Брутально, да… И кто из вас кто? «Леся + Зайка». Как мило. Особенно бантик из полицейской ленты. «Денис и Кристина, вместе навсегда», тянут на пару килограммов. Правда, заржавели слегка. Путь любви, как он есть. Очередное – золотое, с лебедем, «Лера и Паша». Что-то знакомое. Надо сосредоточиться. Просто сосредоточиться и вспомнить. Хотя бы что-нибудь. Пальцы заледенели, замок выскользнул, брякнув о металлическую ветку. Настроение испортилось.
Ветер захлопал полой пальто, мазнул по голой коже над чулками. Бр-р-р… Вперед и поскорее. За мост, в тихую аллею. Не буду сворачивать ни за что! Только прямо – по засыпанным гравием дорожкам, через низкие ограды и кучи желтых листьев. Что тут у нас? По газонам не ходить? А хрен вам. Этой пожухлой травке хуже все равно не будет. Финальный прыжок через забор, и… Переливы музыки, густой дым, очередь на входе. Хочу внутрь!
Накачанные мордатые охранники у широких сверкающих дверей – по одной морде на каждую створку. Пожалуйте в Лектум, господа! Выкатить полотно всегда легко, заполнить красками – сложнее. А нужными красками – та еще задачка. Но кто бы проверял? Отодвинутые с пути девицы шипели вслед, искрили злостью. Спокойно, детки, а то короткое замыкание будет. И руками не хватайте. Не люблю! Охрана бдительно пялилась в никуда. Правильно. Меня нет. Точнее, они думают, что нет. А это почти то же самое. Теперь пролезть под заградительную цепочку и в арку. Вуаля! Пардон, забыла… Отправленный в толпу воздушный поцелуй, бабий бунт у входа и выдернутые из сна охранники «какая-такая-девушка». Вот теперь – вуаля!
Администратор, гардеробщица – в Лектум. Как полоса препятствий со счетом 3:0. Очухались? Отлично! В зале грохотала музыка, беспорядочно метались лучи. Свет, яркий. Приятно тонул в темноте, вспыхивал и беспомощно гас, выхватывая лишь неразборчивые силуэты и зависшие в воздухе пылинки. Тяжесть стучалась в виски, неотвратимо надвигалась, будто ползущий вниз потолок. Расплющит непременно, но не сейчас. В голове щелкал таймер – отсроченный сигнал тревоги. Срабатывания лучше не дожидаться. Успею! И вовремя улизнуть, и вообще…
Театр начинается с вешалки, а мужик начинается с задницы. Стопроцентно! По крайней мере для меня. Если там что-то худосочно-невразумительное, или, наоборот, рыхлое и расплывчатое – выше можно не смотреть. У качка в дальнем углу с этим все было в порядке. Он как раз привстал и перегнулся через столик, что-то шепча на ухо томной девице. Та недовольно хмурилась, покачивая аккуратной ножкой в тонком чулке. Конечно, они вместе. Но когда меня это останавливало? Я протиснулась между столиками и подошла к ним. Качок с интересом повернулся, девица смерила меня надменным взглядом снизу доверху и поджала губы. Полыхнуло раздражением и враждебностью. Не беда, я знаю, что с этим делать. Приземлиться на соседний стул, улыбнуться. Я умею – главное тут глаза и наклон головы. Прекрасно помню, так и надо. Молчание, долгий взгляд глаза в глаза. Защита ее барьера дрогнула, поддалась. Алена, значит. Прогулки под дождем, кексы в фигурных формочках и туфли, масса туфель. Целая коллекция – три шкафа и тумбочка, давно перебор, а остановиться не получается. У нее много чувств, но чувства меры нет, не завезли. Мне нравится. Паршивое настроение мы изгоним, неуверенность спрячем поглубже, вместе с напряжением. Наконец – ответная улыбка, расслабленные плечи. А она красивая. Тень ресниц на нежной щечке, выбившийся из узла темных волос завиток. И ножки стройные, причем не худые. Редкость среди дохлых модельных лапок.
Качок поплыл сразу, даже стараться не пришлось. Сыпал историями о своей крутости, самодовольно поигрывая налитыми мускулами, лапал под столом мою коленку. М-да, тяжелый случай. Немного мозгов все же не помешало бы. Видно, когда бог их раздавал, этот в спортзале качался. Скучно… От Аленки потянуло обидой и тоскливой злостью. Стоп, детка! Зачем тебе этот блудливый козел? Прикосновение к ладони, сплетенные пальцы. Приятно заискрило оранжевым, бросило в жар. Мелодия… Медленная, сладкая и тягучая, словно мед. Я встала, потянула Алену за собой. Танцпол, сияние разноцветных лампочек на потолке. Вспышки света в полумраке. Губы у нее мягкие, теплые, пахнут летом и лимонным пирогом… Воздух тяжелел, лилась музыка, длинная, бесконечная. Смех, щекотный шепот на ухо. И тревожная дрожь по спине. Я нехотя осмотрелась. Ага, зайка зол. То сразу две, то полный пролет. По-бычьи нагнув голову, качок расталкивал толпу локтями и пробирался к нам. Не проблема. Кого он задел по дороге? Вслед сердито таращился блондин в очках. Посмотрим, где у нас тут агрессия? Глубоко и слабо. Так. Вытащить на свет божий, добавить импульсом. Подпитанный блондин хапнул качка за плечо и… ласточкой отлетел на ближайший стол. Тоже мне спаситель. Наверное, физкультуру прогуливал. Звон посуды, крики. Из-за стола поднялась группа поддержки. Да-да, драку заказывали! Эх, тиканье таймера в голове – настойчивое, опасное. Пора!
Относительно пустынная улица за клубом, жадный вдох полной грудью. Успела! Впритык. Еще бы немного и… Как же я люблю ощущение уплывающего последнего момента! Алена стояла позади, торопливо застегивая схваченный из гардеробной плащ.
– Как тебя зовут? – вдруг спросила она.
– Не знаю. Забыла.
Алена оторопело моргнула:
– Ты странная.
Я подняла голову к небу. Оно было темным, почти черным. Беспросветным. В висках раскатывалась и глухо билась боль. Откат… Пройдет. Зацокали каблуки, рядом коротко просигналило. Я обернулась. Алена стояла у двухдверной спортивной машины, подбрасывая в ладони ключи.
– Тебе куда? – поинтересовалась она.
– Совершенно некуда, – ответила я чистую правду. – Но я вспомню.
Алена хихикнула, приглашающе кивнула на машину. Почему бы и нет? За окном поплыли тротуары, смазанные вывески, светофоры. Скорость – черепашья. Ну кто так ездит? Я врубила музыку на полную громкость, откинулась на сиденье и закрыла глаза. Очнулась, когда потрясли за плечо. Видимо, приехали. Двадцать этажей? Неплохо. Втолкнула упирающуюся Алену в лифт, мазнула по верхней кнопке. Второй этаж – неинтересно, лучше прокатимся. Захотелось забраться высоко-высоко, на крышу. Чтобы смотреть вниз, вокруг, куда захочешь, ловя порывы ветра и одуряющее головокружение. На чердачной двери замок. На совесть заперто и ключей нет. Облом. Ну что ж, второй, так второй. Без помады ее губы такие беззащитные, нежные, манящие… Не удержалась. Из лифта мы почти выпали. Алена трясущейся рукой с третьего раза попала в замочную скважину, на ходу сбрасывая вещи, скрылась в ванной. Из-за двери крикнула, что она быстро, а я, если хочу, могу покурить на балконе. Покурить? А я хочу? С любопытством огляделась. Скучный второй этаж – в окнах лишь кусок двора и намотавшийся на ветку мусорный пакет.
В спальне бабочки. Нарисованные на обоях, выстриженные из бумаги, прозрачные, облепившие абажур… Пестрая стайка примостилась на зеркало. Зеркало… Роскошное старинное зеркало в резной раме, покрытой паутиной кракелюров. Сквозь туманное стекло смотрит девица – очень бледная и худая. Русо-блондинистый спутанный беспредел на голове, отросшая до подбородка челка. Не я. Покрутиться, медленно повести плечом. Улыбнуться уголками губ, подмигнуть. Все равно не я. Рядом лежала косметичка, размером с чемодан. Выудила из нее ярко-красную помаду, обвела губы. Ну вот, другое дело. Теперь я. А аристократическая бледность всегда в моде! Отпечаток губ на зеркале получился четким и сочным. Еще бы свой номер телефона приписать, да не помню его…
Во второй комнате гардеробная. Множество вешалок, ящиков, и три шкафа, те самые. В каждом – рай. Туфли, босоножки со стразами и без, нечто из одних лишь ремешков… Ботиночки, полуботики, сапоги… Хм, а вон те мне нравятся. Высокие, на шнуровке. Надела – размер совпал. Ботильоны в углу тоже славные… Стоп, отвлекаюсь. Я шла курить на балкон! В третьей комнате, наконец, заветная белая дверь. А за ней – холодина. Хорошо, что пальто не сняла. Нет, это неправильно. Я точно знаю, что на балконе тепло, на полу – куча подушек, окна от пола до потолка, а за ними небо. Внизу, под ногами, немного невысоких домов, изгиб реки и парк. А тут что? Незастекленный закуток, втиснутая тумбочка со всяким хламом. Никакой высоты и вид на неухоженный двор, заставленный машинами. Только помойки не хватает. Я перегнулась через холодные перила и покрутила головой. Ну, вот и она. Помойка. Сразу за углом. Патлатый мужик вытаскивал из ящика набитые пакеты и деловито потрошил их: что-то совал в раскрытую сумку, остальное кидал под ноги. Ветер подхватывал мусор, с шуршанием гнал по асфальту. Ах ты…
Непроизвольно вскинутые руки и пронзительный свист в четыре пальца. Такой звонкий, что в ушах зазвенело. Я умею? Ничего себе! Бомж дернулся, крышка контейнера выскользнула и глухо стукнула по патлатой голове. Бум-м-м! Где-то взвыла сигнализация, бомжа сдуло. Видно, уже битый. На тумбочке, поверх старого календаря с Чеширским Котом, валялась пепельница в форме туфельки, рядом – зажигалка и пачка сигарет. Кстати… Я курю? Проверим! Щелкнуть зажигалкой, с эдакой хемингуэевской вальяжностью, прикурить. Затянуться, неторопливо выпустить дым. Раз, второй, третий. Ну, как-то никак. Не мое. Все-таки не Эрнест. А жаль. Сигарета недовольно зашипела в пепельнице, улыбка Чеширского Кота поехала в сторону, потянув за собой штампы месяцев, квадратики выходных… и год.
Год. Четыре блестящие цифры.
Не поняла…
Небо зашелестело, свет из комнаты потек к балкону. Что-то не то. Совсем. Неправильный год. Должен быть другой. Не этот! Сосредоточиться, присмотреться. Бесполезно, те же цифры. Стоят в обнимку, надсмехаются. Гадины упрямые! Свет перелился через порог, лавой потек по полу, протягивая ко мне когтистые лапки. Прямо как тогда, опять. Не хочу, не буду, не пойду!
Бежать. Вцепиться в бортик, перелезть через него. Высота – ни о чем… Ветер в волосах, сердце где-то в горле, хорошо-о-о. Козырек подъезда близко, рукой подать. Шаг по карнизу, прыжок. Свобода! Балкон позади, вместе с проклятыми цифрами и ядовитым светом. Я села на край, свесила ноги. Боковая решетка? Отлично! Перевернуться на живот, теперь аккуратно вниз, нащупывая ступнями перекладины. Посредине застряла – нога зависла над пустотой. Есть ли у вас план, мистер Фикс? Или так и будем висеть, пока не созреем и не отвалимся? Ни назад, ни вперед, голова над козырьком крыльца, пальто и платье чуть ли не на шее. Зато трусы красивые… Снизу кашлянули. Я вцепилась в решетку, осторожно выглянула. Застывшая у дверей парочка таращилась на меня двумя парами абсолютно круглых глаз: три глаза смотрели на мое лицо, один – значительно ниже, отчего взгляд у кавалера был как у палтуса.
– Какой сейчас год на Земле? – я покосилась на решетку. Упс… Что за изверг выломал все нижние перекладины?
Девица брезгливо принюхалась, кавалер моргнул и сфокусировался. Ответ мне не понравился. Зашибись! Календарь не врал.
– Ну? Так и будем стоять? – недовольно спросила я. – Может, джентльмен поможет даме спуститься?
Джентльмен отмер и сгреб меня в охапку. Морда – как вспотевший помидор, коленки трясутся. Да ладно, не настолько уж я тяжелая. Не мужик, мечта! Мягкое пузо, узкие плечи. Спортзал видел. Пару раз. По телевизору. К гадалке не ходи – мать печет пирожки, до сих пор зовет его «сЫночка» и подтыкает на ночь одеяло. Зря девица ревниво щурится, мне такое добро ни к чему.
Не удержал-таки. Ручки разжались, и я ускоренно съехала вниз. Хорошо хоть рост у него не ахти, а то бы каблуки сломала. Сапоги-то на мне те самые, на шнуровке. Эх, Аленка… Наша встреча была короткой. Я задрала голову. Балкон опустел, свет сгинул без следа. Отпустило… Над крышей висело глубокое черное небо в щербинках звезд. Значит, я стала старше. Внезапно. Аж на четыре года, хотя их не помню. Ха-ха… Нет, не смешно.
– Э-э-э-э-эй! – крикнула я в бездонную чернь. – Засранец! Ты должен мне четыре года!
Дверь подъезда хлопнула, крыльцо опустело – девица уволокла свое сокровище прятать. Я пнула подвернувшийся камень, он с глухим цоканьем покатился по асфальту. Продолжим? Я пошла вперед, футболя камень, а потом запела. Громко, от души:
– Девушки, война, война
Идет аж до Урала…
Девушки, весна, весна
А молодость пропала!
Странная песня. Откуда я ее знаю? Почему-то представлялся ковер на стене и черно-белый фильм в древнем телевизоре. Не люблю я старые фильмы. А она любит. Она?.. Что-то крутилось в голове, что-то важное. Поманило и пропало. Нет, я должна вспомнить. Это просто, стоит только нащупать ниточку. Тонкий скользкий хвостик. Надо тянуть, пропуская через себя, сматывать в клубок. Он горячий, пульсирующий и безнадежно запутанный. Сознание плыло от беспорядочных картинок, отголосков фраз, размытых образов. Сама не заметила, как вломилась в кусты на пустыре. Колючки, раздвинутые ветки, первый ряд, второй. Чертов лабиринт! К счастью, он не шипел, не шел полосами. Не сводил с ума рябью помех и звоном в ушах, как тот, без конца и края. Я была в нем… Там, за мутной воронкой, первобытной мощности порталом. Вернулась сразу, но обратно он не пропускал. Выхода не стало. Вопрос – какого дьявола он вообще открывался? Впрочем, потом ответ нашелся… А тогда путь оставался один – в глубину серых полос, бесконечно пересекающихся кривых дорожек. Теперь-то знаю – пройти его нельзя. Можно разнести в клочья, разбросать осколки защитной энергии и выбраться наружу. Можно, но не мне. Управлять нижним Потоком дано лишь тем, кто полностью свободен от реальности. То есть им… Встреть я в лабиринте кого-то другого, не его, меня бы сожрали и сказали, что так и надо. Повезло – там был он, за очередным поворотом. Пришел проверить, кто с порталом балуется. Смотрел на меня задумчиво, с любопытством. А это лучшее чувство на свете, какое можно вызвать, если хочешь остаться в живых.
Дальше, за лабиринтом, был целый мир. Я догадывалась, что он есть. Обязан быть: раз существует граница, значит, существует и то, что стоит охранять. Но я даже представить не могла, насколько он потрясающ! Свободный, полный красок и ощущений. Огромный, вечный, сотворенный раз и навсегда. Где единственный закон – твои желания, без правил и запретов, а единственный бог и хозяин – ты сам. Леса, озера, замки, жара и холод – кто что хотел, тот то и получил. Ожившая мечта. Жаль, не моя.
Он показал мне многое. Думаю, ему было скучно. Остальным тоже. Когда тебе пять тысяч лет, мало что способно удивить или хотя бы заинтересовать. Я старалась. С каждым по отдельности и со всеми вместе. На мягких лапках, осторожно, точечно – ответы, рассказы, вопросы. Шаг вправо, шаг влево, и ты в меню на завтрак. Мобилизует! Нащупала ту самую тему – больную, актуальную. Все оказалось просто и банально: они хотели выжить. И снова на мягких лапках – доказывать, что можешь быть полезной. В итоге я поладила со всеми. Почти – Базиль не дался. Настороженно наблюдал за мной из-под рыжей челки и на что угодно отвечал излюбленным: «А зачем тебе?». Умный, зараза. От таких одни проблемы. Не сожрал меня, наверное, только потому, что аппетита не было. Уверена, он один не менял свою внешность. Никто по доброй воле не напялит носатую физиономию с вечным прищуром блеклых глаз. А вдруг те странные вещи, причисленные к «из ряда вон», как раз его рук дело? Придумал же он и ритуал, и границу. Вероятность – один к четырем. Лучше бы это оказался не Базиль. Иначе я вряд ли справлюсь…
Но это потом. Сейчас не важно. Надо вспомнить, что было до того, прежде. Себя.
Это сложно, даже с клубком в руках. Как знать и понимать, смотреть и видеть. Ниточка вилась, уходила вглубь, билась, словно ведущая к сердцу вена. Нужно распутать, проследить. Добраться до сути. Вернуться к себе.
Все начинается с любви… Дом, мечты, ошибки. Желание жить.
Теплый огонек сиял призывно, манил к себе, звал. Я чувствовала, нет, знала – мне туда. Шаг за шагом, сквозь газоны, грязь и темноту, затем вдоль дороги. Цокот каблуков по асфальту, гул редких машин. Там, в глубине своего отвоеванного Потока, они называли меня Софи. Неправильно. Фальшивые ноты в знакомой мелодии. Два слога, четыре буквы. Только по-другому. Со-ня. Именно так. И никакой фальши. Исчерченная тенями улица, обступающие полукругом дома. Раннее утро, сияющая светом полоска неба. Совсем не страшная.
Иллит говорила, что тьма страшнее света, ведь в ней может ничего не быть. Пустота. Конец.
Я вспомнила все. Даже то, что хотелось бы забыть. Боль, жар раскаленного металла. Крики спасателей, навеки врезавшееся в мозг жужжание. Тетя со своей долбанной гречкой, за скорбной рожей одна мысль – на кой черт меня оттуда вытащили. Побег из дома, прокуренные тамбуры поездов и электричек. Негостеприимные улицы, десятки съемных квартир. Но, главное, что потом, после всего, оно нашлось. Родное. Мое.
Тугая дверь подъезда. Вверх, два этажа, почти бегом. Звонок – чертову кнопку до упора! Я тут! Птичьи трели внутри, шагов не слышно, как всегда. Дверь распахнулась…
Она.
Прямая спина, изгиб шеи. Прядка эта упертая – вечно из хвоста выпадает. А лицо измученное. Веки припухли. В карих глазах – зеленые искорки, калейдоскоп эмоций. Замешательство, проблеск надежды. И хлынувшее облегчение, с ядреной примесью… Вашу ж… Воздух рассек хлесткий звук, щеку обожгло.
Зато сразу стало ясно, что сказать:
– Ай…
Глава 4
Лейка
Ладонь горела, горло сжималось так, что было больно дышать. Нашлась! Жива… Россыпь солнечных искр, взорвавшееся конфетти на лестничной площадке. Только энергия странная. Но это она, точно она – Соня. Живая, настоящая, похожая на себя. Такая, как раньше… Стоит рядом, трет покрасневшую щеку и смотрит на меня вопросительно. Я ударила ее? Поделом! Так и надо! Мало еще попало. За те четыре года. Какого черта она тогда ушла, бросив меня здесь одну?!
Лестничная площадка расплылась мутными кругами. Глаза резало, но даже моргать было страшно. И шевелиться. Вдруг у меня попросту поехала крыша… Или я сплю. Десятки раз было уже, откроешь глаза – и ничего. Потолок, осень, злость, что угодно, а Сони нет.
Пол качнулся, стены надвинулись, выдавливая воздух.
– Лейка, – руки в кусачем пальто сомкнулись за спиной, в шею уткнулся холодный нос, – тю, ну чего ты? Это действительно я! Можешь даже пощипаться. Только не сильно!
Слова застряли в горле, все до одного, и слез не было, никак не получалось.
– Беда с тобой, – ворчала Соня, щекотно дыша в ухо. – То молчит, то дерется! В следующий раз в шлеме приду.
– В следующий раз – придушу, – хрипло выдохнула я и наконец-то смогла ее обнять.
Подкатывала тошнота, меня тормошили. Пытались то ли уронить, то ли, наоборот, поставить… Потом втащили в прихожую. Дверь захлопнулась, щелкнул выключатель. Стиснутые зубы, вдох через силу. Сознание прояснилось, муть схлынула. А Соня осталась. Мы в обнимку сидели на тумбочке, на которой сидеть нельзя.
Это правда, это на самом деле. Она тут. По-прежнему настоящая. Да и тяжеловато для иллюзии. Ножки у тумбочки угрожающе скрипели…
– В этом доме еду дают? – вздохнула Соня. – Или только по морде?
– Ты… – выдавила я.
– Я, – подтвердила она. Весело улыбнулась и спрыгнула на пол. – Хочу ванну. И есть! А потом – хоть выпори.
Да не помешало бы! Я хмыкнула. Соня быстро скинула сапоги и пальто, подмигнув, исчезла за дверью ванной.
Я столько раз представляла себе этот момент. Он наступил. И прошел. Что теперь? В ванной шпарил душ, доносились плеск и песни. Не совсем по нотам, зато громко. Потом будет скрестись в дверь и кричать, что как всегда забыла взять полотенце. Как всегда… Хорошо, что вчера заехала еще раз в Сонину квартиру и собрала кое-что из одежды, на всякий случай. Я сунула полотенце и сумку с вещами в приоткрытую дверь ванной, выпустив клубы пара. Бездумно прошлась по квартире, зачем-то протерла комод, поправила идеально разложенные салфетки. Чувство нереальности происходящего не отпускало, все еще потряхивало.
Спокойно…
Повертев в дрожащих руках телефон, я набрала Пашин номер.
– Соня здесь, – выпалила я.
– Ясно, – ровно отозвался Паша. – И как она?
– Вроде в порядке. Не знаю… Мы не успели поговорить. Она сама пришла, буквально десять минут назад. Сейчас в ванной.
– Я смогу приехать не раньше обеда. Но как только – так сразу.
– Ладно.
– Вы с Анитой договаривались друг друга в курсе держать, – напомнил он. – Хочешь, я ей позвоню?
– Давай, – кивнула я в никуда. – Черт! Убедиться бы сначала наверняка, в каком Соня состоянии.
– Осторожнее с ней. Помни, где она была. И чем это грозит тому, о ком ты так сильно беспокоишься.
Я удивленно уставилась на замолкшую трубку. Что за бред?! Он спятил? Это же Соня… Просто ему повезло четыре года назад сразу выбраться из-за границы, а ей нет. Это не значит, что она теперь заодно с поточными гадами. Хватит. Любые выводы – потом. Вообще все потом. Сначала еда!
В холодильнике было пусто. Лишь из отделения для овощей таращился сквозь стекло туго набитый пакет из соседнего супермаркета, варварски втиснутый в ящик. Ох, Влад… Вчера вечером заскочил «подкрепиться и показать классный мульт». Увидев меня, заявил, что психоделики мне, пожалуй, и в зеркале хватит, и немедленно отправил спать. Да-да, он положит еду в холодильник, а входную дверь захлопнет до щелчка. И ведь положил – не разбирая! Хорошо еще не перепутал, что положить, а что захлопнуть. Я достала пакет и выгрузила на стол конфеты, печенье, сыр шариками. Устрашающего вида осьминогов в прозрачном контейнере. Даже смотреть жутко, не то что есть. Консервную банку с персиками, оливки, упаковку черри, связку тронутых черными пятнами бананов. Кто же кладет бананы в холодильник?! Рекламный проспект супермаркета, наушники, диск с мультфильмом. Конечно, на столе они бы испортились за ночь. Две бутылки пива, одно из них вишневое. Подпоить меня решил, что ли? Я невольно рассмеялась, сунула пиво в холодильник и заглянула в пакет. Кажется, все, только по дну растекалось что-то малоаппетитное. Стоп… Мороженое?! Ну, Влад…
Выкинув это безобразие в мусорное ведро, я покосилась на внушительную кучу посреди стола. Что ж, как говорила моя бабушка – чем богаты, тем и рады. Последние два дня мне было не до магазинов.
Вскоре воду выключили, скрипнула дверь ванной, по полу прошлепали босые ноги. Опять без тапок! Соня появилась на пороге кухни румяная, с намотанным на голову полотенцем, в клетчатой рубашке и обтягивающих джинсах. Крутанулась передо мной, втиснув руки в карманы, и довольно похвасталась:
– Как влитые! Мои старые и любимые. Я в них с универа влезть не могла. А тут…
Она бросила взгляд на стол и молитвенно сложила руки.
– Еда… – благоговейно выдохнула и плюхнулась на стул, на ходу запихивая в рот печенье.
Я села рядом. Ни на секунду не переставая жевать, Соня вскрыла банку с персиками, сунула в рот сочную дольку, блаженно зажмурилась и промычала с набитым ртом:
– Вкуснотища… Сто лет не ела ничего подобного!
Сто лет. Интересно, догадывается ли она, как долго ее не было? Время в Потоке течет иначе.
