скачать книгу бесплатно
Хэнди Саймон тщетно искал, куда смотреть, лишь бы не в глаза мисс Амброуз, хотя они, казалось, занимали почти все пространство.
– Не знаю, не могу сказать, – ответил он.
– А вы что делали в этом сарае?
– Мы ходили за веревкой для стремянки.
– Мы?
– Со мной был мистер Прайс. – Саймон начал ковырять пол мыском ботинка. Когда ему случалось волноваться, тревога всегда первым делом пробиралась к его ногам.
– Вы, гляжу, там целую вечеринку устроили?
– Да, мисс Амброуз.
Он понял, что зря зашел, как только увидел мисс Амброуз за подсчетами. Итоги месяца всегда приводили мисс Биссель в раздражение, а эмоции мисс Биссель передавались всем. Но ведь у него в контракте прописано сообщать о подобных вещах; обязанность проявлять осмотрительность, сказано там. На ежегодной аттестации им говорили – важно мнение каждого, и если он подсобный рабочий, это не значит, что он пустое место. В «Вишневом дереве» ценен каждый. И не должность красит человека.
– Что за вселенская чушь! – сказал его отец.
Этот разговор происходил у них чуть больше пяти лет назад, когда Саймон только начинал работать в «Вишневом дереве». Они с отцом сидели в патио. Легкий ветерок трепал края сетчатого экрана от мух, и висевшие в ряд разноцветные ленты шлепали по дверному косяку, будто аплодируя.
– Значит, по-твоему, человека определяет должность?
– Конечно, еще как! – ответил отец, которого всю сознательную жизнь звали Пожарный Джон. – Работа – это наша суть. Ты хоть знаешь, откуда взялись у людей фамилии?
Саймон не ответил.
– Уилер, Мэйсон, Поттер, Тейлор[5 - В переводе – колесный мастер, каменщик, гончар, портной.]…
– Ладно, ладно, – отмахнулся Саймон. – Со мной такого не случится – эта работа не оставит на мне клейма. В «Вишневом дереве» не по должности ценят.
– Чушь, – отрезал отец.
Мисс Амброуз снова взялась за калькулятор. Хэнди Саймон не умел понять, когда приличия предписывают откланяться: некоторые люди туманно ведут себя на этот счет. Он снова услышал щелчки калькулятора и переступил с ноги на ногу, чтобы напомнить мисс Амброуз о себе.
– Можете идти, Саймон, – сказала начальница.
– Ясно.
Он уже закрывал за собой дверь, когда мисс Амброуз крикнула ему вслед:
– Саймон, а что конкретно мистер Прайс делал в вашем обществе?
– Лестницу переносил, мисс Амброуз. – Саймон увидел удивление в приподнявшихся бровях. – Он очень бодр для своего возраста.
– А какого он возраста?
– Не могу точно сказать, мисс Амброуз.
– Вот и я не могу, – буркнула она.
Закрывая дверь, Саймон заметил, что мисс Амброуз снова отложила калькулятор и пристально уставилась на шкафы для бумаг у дальней стены.
Саймон поднял воротник и сунул кулаки поглубже в карманы. Иногда от «Вишневого дерева» хотелось зарыться поглубже в свою одежду и исчезнуть вовсе. В детстве он мечтал стать пожарным, как папа, но уже подростком понял, что недостаточно храбр. Его отец однажды спас семью (это было еще до рождения Саймона) – вытащил из горящего здания одного за другим, как стоматолог зубы. В восемнадцать лет он стал местной знаменитостью: незнакомые люди жали ему руку, ставили выпивку и повсюду встречали с большой радостью. Даже через много лет разговор об этом вновь и вновь извлекали из ящика и передавали по кругу, чтобы все могли полюбоваться. Когда это начиналось, отец выходил из комнаты. Говорил, это напоминает ему о том единственном человеке, которого он не спас. Но все равно его поступок слился с его личностью в единое целое: все остальное, что он делал и еще сделает, исчезло в тот миг, когда он вбежал в пламя. Он словно сбросил остального себя, как вторую кожу. Все ожидали, что Саймон пойдет по стопам отца, следуя странной воображаемой линии, проведенной генетикой, но он не смог. Он знал, что побежит прочь от несчастья, а не ему навстречу, и что единственный человек, о спасении которого Саймон когда-либо думал, – это он сам.
– Ничего, не всем быть храбрыми. Сам о себе не подумаешь – никто не подумает, – постановила мать и рассказала всем подругам, что Саймон отказался от карьеры пожарного из-за астмы.
– Нет у меня никакой астмы! – возмущался он.
– А вот об этом лучше не распространяться, – отрезала мать.
Проходя мимо общей гостиной, Саймон, по-прежнему держа руки в карманах, бросил взгляд на немногочисленных жильцов, неподвижно сидевших в своих креслах в ожидании вечерней смены. Телевизор орал советы садоводам, а внизу экрана бежали субтитры, потому что для некоторых обитателей «Вишневого дерева» даже крик уже не достаточно громкий. Здесь все включено на максимальную громкость – радиолы, телевизоры и даже люди. Общение криком – обычное дело, персонал привычно кричит, даже когда жильцов нет рядом, будто здешние работники незаметно для себя перенастроились. Только в немоте своей квартиры, оклеивая вечера обоями чая и тишины под единственную песню – гуденье холодильника, Саймон открыл для себя, каким оглушительным может быть остальной мир.
17:49
Я никогда не делала ничего примечательного: не покоряла горные пики и не завоевывала медалей, не стояла на сцене перед восхищенной публикой и не пересекала финишной черты первой. Оглядываясь назад, я вижу, что прожила совершенно заурядную жизнь. Иногда я гадаю, каким было мое предназначение. Однажды я спросила викария, существует ли предначертание свыше и что там было начертано для меня (однажды в «Вишневое дерево» приходил викарий со своими буклетами, раздавал их направо и налево и призывал нас быть религиозными).
«У каждого свое предначертание, мисс Клэйборн, – подтвердил он. – Иисус любит всех». – «Уверена, что любит, – согласилась я. – Но одной любви недостаточно, правда? Нужен еще и смысл. Я теряюсь в догадках, какая задача была уготована для меня?»
Я во все глаза глядела на викария: мне казалось, он может дать мне интересный ответ, утешить и ободрить, что ли, но тот лишь взглянул на часы и заговорил с миссис Ханимен о праздниках урожая.
Стало быть, даже викарий не знает, для чего я здесь.
Элси просит меня не зацикливаться, однако в моем возрасте это тоже помогает коротать время.
«Но ведь должно же быть предназначение? – говорю я. – Или последние восемьдесят четыре года я тупо просидела в зрительном зале?»
«Конечно нет! Никто не сидит в зрительном зале. В этом театре зал тоже сцена».
Вот понятия не имею, что она имела в виду. В таких случаях я просто киваю – это отнимает меньше времени и так проще нам обеим. Элси часто выдает что-нибудь этакое, например, о девчонке с подвернутой ногой. Не сомневаюсь, что половину она выдумывает. Однако это наводит на размышления, заставляет призадуматься, действительно ли и у тебя было предназначение и уплыло восвояси, а ты не удосужилась вовремя ему помахать.
Когда лежишь на полу, мало что можно делать, разве что думать. Разумеется, в основном я думала о Ронни. В сарае для садового инвентаря он был прямо перед носом у Элси, но она ничего не пожелала увидеть и услышать. Она не изменилась со школы – она и тогда просила меня перестать волноваться еще до того, как я излагала свои доводы, не дослушав меня до конца. Единственная разница в том, что на этот раз уже никто не выслушает мой рассказ. Никогда не думала, что до этого дойдет. Всегда рассчитываешь, что тайна останется тайной не навсегда, что однажды ты подойдешь к кому-нибудь, скажешь: «Я этого еще никому не говорила…», и тайна исчезнет, перейдя в иное качество. И только дожив до преклонных лет и лежа на вычищенном паласе наедине с собой, понимаешь, что тебе так и не попался подходящий человек, с которым можно поделиться тайной.
Флоренс
– Джастин сегодня принесет аккордеон.
Она стояла посреди гостиной, хотя моя гостиная слишком мала, чтобы иметь середину.
– Может, на следующей неделе, – скрепя сердце согласилась я.
Мисс Амброуз глубоко вздохнула:
– Всего на пять минут, Флоренс. Мы с вами пойдем туда вместе.
– На пять минут и пальто снимать не стоит.
– Ничего, – заверила она. – Не снимайте.
– У него глаза слишком близко посажены.
– Что, простите?
– Я про Джастина, – пояснила я. – А это признак склонности к уголовным преступлениям. Можно многое сказать по тому, насколько широко у человека поставлены глаза. Я об этом читала в журнале.
Говоря это, я глядела прямо на нее.
– Флоренс, я бы не сказала, что Джастин…
– И стройнее он не становится, не правда ли?
– Флоренс!
Пока она снова закутывалась в свои одежки, мой взгляд блуждал по комнате. Стулья вплотную придвинуты к столу, прочитанная газета сложена и лежит на углу. Ваза точно посередине каминной полки. Хотя, кажется, не совсем в центре, если присмотреться. Сдвинута влево примерно на дюйм. Газета была на правом углу, ваза на дюйм сдвинута влево. Или наоборот?
– Я передумала, – сказала я. – Я останусь здесь, у меня дела.
– Флоренс! Мне казалось, мы договорились.
– Это вы договорились за себя и за меня, – парировала я. – Я ни о чем не договаривалась.
– Общение не менее важно, чем правильное питание. Вам надо быть среди людей. В противном случае… – Она не договорила.
– Что – в противном случае? – не удержалась я.
Хмурую напряженность мисс Амброуз растянула в улыбку:
– В противном случае «Зеленый берег» будет для вас правильным решением.
Я изо всех сил сжала губы, боясь того, что может сорваться с языка.
– Готовы? – Мисс Амброуз затолкала шарф под пальто.
Я кивнула.
Последнее, о чем я думала, когда она открывала дверь, был фарфоровый слоник. Глядевший в окно. Ожидающий моего возвращения.
Едва войдя в общую гостиную, я принялась искать глазами Ронни.
Я вглядывалась в лица, и не один раз, потому что люди двигались, и я беспокоилась, что кого-то упущу. Я даже прошлась туда-сюда. Раз или два со мной попытались заговорить, но я отказывалась общаться, потому что, если не поостеречься, живо окажешься на крючке и следующие два часа просидишь с кем-нибудь рядом, придумывая, что бы еще сказать. В конце концов я нашла свободный стул позади всех и села одна. Мне дали чашку чая – должно быть, принесла мисс Амброуз, – и я балансировала блюдцем на колене.
Комната начала заполняться жильцами, с палочками и в пальто, и вскоре вокруг меня выросла стена разговоров. Я не могла разобрать, о чем идет речь, потому что все общались стоя и голоса ускользали от моего слуха. До меня долетали только отдельные слова – по-моему, садоводство, вроде бы телевизор и, кажется, погода. Я давным-давно израсходовала свои разговоры на эти темы, поэтому осталась сидеть, так сказать, на заднем плане.
Я просидела несколько минут, прежде чем спохватилась, что рядом сидит Элси.
– Ты все-таки пришла? – удивилась она. – После всего?
Я взялась за блюдце:
– У меня не было выбора – мисс Амброуз была не в духе. В таком настроении она не желает слышать слова «нет».
– Тебе понравится, Флоренс! Джастин хороший, с ним все поют, даже миссис Ханимен.
– Меня он не заставит. Он еще не пришел, я смотрела.
Элси поглядела в дальний угол:
– Вон он, возле фикуса. Распаковывает аккордеон.
– Я не о Джастине, а о Ронни, – прошептала я, предварительно оглядевшись.
Элси покачала головой:
– Мы же вроде условились не волноваться, пока не узнаем наверняка?
– Нет, – сказала я. – Я ни о чем таком не уславливалась. Это ты с собой условилась. Как можно говорить, что рано волноваться, когда ты видела его собственными глазами?!
– Даже если это Ронни, а это вполне может оказаться просто похожий на него другой человек…
– Похожий как две капли воды, – вставила я.
– Тогда, возможно, не надо дергаться, а на всякий случай задраить все люки. Может, он вообще ничего не хотел и это просто совпадение!
– Он побывал в моей квартире.
– Откуда ты знаешь?
– Потому что вещи передвинуты. Мне очень хочется пойти туда прямо сейчас и поймать его за руку!
Вокруг нас возникло озерцо тишины. Остальные начали поглядывать.
– Флоренс, перестань кричать. Если мисс Амброуз заметит…
– Я не кричу, а высказываю свое мнение, – возразила я. – Я этого ему не спущу.
Элси снова покачала головой:
– Ты ошибаешься. Ты просто забыла, что куда ставила.
– Я не забывала, это слоник!
– Это не может быть слоник, потому что слоны никогда ничего не забывают.
Генерал Джек, бывший военный. Путается в словах. Носит вытертый серый плащ. Когда я подняла глаза, он опирался на свою палку и улыбался – правда, улыбка чуть дрожала в уголках. У генерала Джека была привычка: если он не говорил сам, то без спроса влезал в чужие разговоры. Я всегда считала его «генеральным», в смысле, общим Джеком, и он сказал, что не возражает: «общий Джек» звучит так, словно он по-прежнему хоть немного полезен.
– Мы нечасто видим вас здесь, Флоренс. Я уже начал забывать, как вы выглядите.
– Вы видели меня во вторник на «Здоровых сердцах».
