Полуночное солнце

скачать книгу бесплатно


Эллен мысленно неспешно досчитала до трех.

– А что хотели бы услышать вы, мистер Пикок?

– Дизайнер, который даже не пытается впечатлить нас, называя себя художником?

– Ну, к искусству я приобщаюсь, когда работаю над очередной книгой.

– Миссис Стерлинг иллюстрирует книги своего мужа, – пояснил Фьюдж.

– Я о нем слышал?

– Зависит от того, в каких компаниях он вращался, – сказала Эллен.

– Он пишет книги для детей, Сидни.

– В таком случае, это не ко мне. Детишек хотела моя жена, она их получила, и все, что связано с этими цветами жизни, – ее забота. Если вы, миссис Стерлинг, со своим супругом и повелителем дарите миру книги вместо детей, полагаю, это блестящая идея.

– Мы дарим и то, и другое.

– Что ж, посмотрим, что вы готовы предложить нам, – сказал Пикок.

Эллен протянула ему портфолио. Она вовсе не чувствовала себя такой отстраненной, как ожидала: ей было неприятно сознавать, что сердце тяжело колотится и что во рту внезапно пересохло. Пикок перевернул первые страницы, издав горлом такой звук, словно прокашлялся, чтобы сделать заявление, но передумал в последний момент, и она вспомнила, что точно так же он делал, выдаивая из них с Натаном идеи. Она вздрогнула, сердце ухнуло, когда Фьюдж произнес:

– В вашем письме не упоминалось, в каких агентствах вы работали.

– «Но…» – Эллен сглотнула комок в горле, чтобы заговорить громче. – «Нобль паблисити».

– Ты ведь тоже работал там какое-то время, верно, Сидни?

– Да, постигал там азы. – Пикок хмуро глянул на Эллен, продолжая переворачивать страницы. – А когда вы там работали, миссис Стерлинг?

Эллен выдержала паузу, дожидаясь, пока он перевернет еще два листа.

– Тогда же, когда и вы.

Он не поднял головы. Он только что открыл первую из работ для «Бродз Бест», и она увидела, как нарочито равнодушное выражение сбежало с его лица. Его партнер глянул на рисунок, чтобы понять, отчего на нем задержался Пикок, и изумленно хохотнул.

– Ого, а ты, Сидни, ведь тоже участвовал в той кампании? Только не пытайся меня убедить, что никогда не встречался с этой художницей. Что это вы двое затеяли, а? Миссис Стерлинг, что вам наобещал наш Сидни?

– Я уверена, мистер Пикок знает, что я ничего от него не жду, – произнесла Эллен, чувствуя, как щеки заливает румянец, наблюдая, как Пикок усилием воли заставляет себя взглянуть на нее.

Однако он всего лишь произнес.

– Как неловко вышло. Простите, я сразу вас не узнал, миссис Стерлинг. Столько воды утекло за… почти одиннадцать лет? – Своему партнеру он бросил: – Могу поспорить, если бы сюда сейчас заявились все, с кем ты работал за свою жизнь, ты мало кого вспомнил бы по именам.

– Все равно, на месте миссис Стерлинг я бы оскорбился.

Тут Пикок посмотрел ей в глаза. Если он посмеет сказать, что нисколечко она не оскорбилась, подумала Эллен, она за себя не ручается.

– Позвольте заметить, миссис Стерлинг, после рождения детей вы превратились в по-настоящему цветущую леди. Надеюсь, вы примете это в качестве извинения за то, что сначала я вас не узнал.

– Как ловко вы выкрутились.

– И я надеюсь, вы согласитесь, что мы оба вправе гордиться кампанией для «Бродз Бест».

«Вечно ты на что-то надеешься, Сидни. Не такой хам, каким был раньше, по крайней мере, при свидетелях. Я вовсе не хотела исключать вас из общей беседы, мистер Фьюдж. Разрешите мне объяснить…» Однако теперь, когда миг настал, месть показалась мелочной и унизительной для нее, не стоило рисковать, чтобы пожалеть об этом впоследствии. И вслух она сказала только:

– Не стану с вами спорить.

– Взгляни на это, Гордон, – произнес Пикок, передавая коллеге папку. – Значит, вы не растеряли полученные навыки, после того как ушли из «Нобль», миссис Стерлинг?

Он продолжает собеседование, решила она, чтобы его коллега не заподозрил что-нибудь не то. Она отвечала автоматически, мечтая только покончить с этим притворством и оказаться на свежем воздухе.

– Благодарим за уделенное нам время, миссис Стерлинг, – произнес он, когда Фьюдж закрыл папку и сложил руки на животе, словно только что проглотил сытный обед. Пикок придвинул к ней папку и поднялся одновременно с ней. Когда Фьюдж с усилием привел себя в вертикальное положение, уверяя Эллен, что получил настоящее удовольствие от знакомства, Пикок посмотрел ей в глаза, и не совсем равнодушно.

– Нам еще предстоит собеседование с другими соискателями, – произнес он.

Эллен успела выйти из здания, когда ее осенило, на что он намекал. Все собеседование она исходила из того, что работы не получит, однако выражение его лица в конце подсказывало, что он желает сделать ей одолжение. С учетом сопутствующих обстоятельств, это означает только одно: он готов ее принять. Первым ее движением было решительно вернуться обратно и сообщить ему, куда он может засунуть себе эту должность, но что потом? Сможет она работать с ним снова, даже при полной уверенности, что он не станет распускать руки? Эллен выбралась из толпы, одновременно угнетающей и равнодушной, и села в машину. Пока не обсудит все с Беном, лучшее, что она может предпринять, – выпить чашку хорошего крепкого чая.

Еще на полпути домой ей представлялось, каким будет первый глоток на вкус. Она съехала с кольцевой и свернула на свою улицу, и тут во рту сделалось кисло. Перед их домом стояла полицейская машина, и человек в форме нажимал на кнопку звонка.

Она наспех припарковалась позади полицейской машины и побежала по дорожке к дому, чувствуя, как учащается пульс.

– Что случилось? Чем могу помочь?

Полицейский обернулся, так старательно делая бесстрастное лицо, что у нее перехватило дыхание.

– Мистер Бенджамин Стерлинг здесь проживает? – спросил он.

Глава двенадцатая

В то утро Бен проснулся с ощущением, что его жизнь скоро переменится. Предчувствие походило на обрывок какого-то сна, который он не мог вспомнить как следует. Дети пронеслись мимо него в ванную, а он спускался по лестнице так, словно пересчитывал ступеньки. Эллен выхватила из духовки его тарелку с завтраком и стянула с руки протертую прихватку-варежку, дуя на пальцы, и он тогда подумал, что его ожидание скорых перемен, должно быть, связано с предстоящим ей собеседованием. Он крепко обнял ее, как будто прося прощения, что почти забыл об этом, пожелал ей удачи и поцеловал обожженные пальцы.

– Береги себя.

Он еще доедал завтрак, когда она повела детей в школу. Странно, но стоило ему остаться в одиночестве, как предчувствие усилилось, хотя и осталось таким же неопределенным. Когда он чистил зубы, то поймал себя на том, что пристально смотрит в глаза собственного отражения в зеркале ванной, и он, чертыхнувшись, спросил себя, чего он надеется там увидеть. От его вздоха отражение в зеркале затуманилось, и он поспешил вниз по лестнице, чтобы оставить Эллен записку в машине.

День оказался не таким холодным, как пророчило серое небо. К тому времени, когда Бен добрался до магазина Миллиганов, успев пробежаться за автобусом и потолкаться среди горожан в толстых зимних пальто, ему показалось, что предвкушение выпарилось из него вместе с потом. Доминик менял выставленные в витрине книги, складывая их у двери и сдувая с обложек фальшивый снег.

– Слава богу, пережили! На следующее Рождество в нашем магазине точно не будет всей этой чепухи, – проворчал он. На его плоском лице горели красные пятна, почти такие же яркие, как его жесткие рыжие волосы. – Книги, которые никто не купил бы себе, на которые ни одна из этих морд с телеэкрана не поставила бы свое имя, не будь они уверены, что всем известно – на самом деле они этой дряни не писали.

Обрывки елочной мишуры поблескивали в косых лучах солнца, улетая в сточную канаву, и Бен ощутил, как какое-то воспоминание сверкнуло и угасло, так быстро, что он не успел его ухватить.

– Не смотри с таким подозрением, – сказал Доминик, широко раскрывая глаза, отчего его высокий лоб пошел морщинами. – Ты евангелист по сравнению с этими бездушными свиньями. Давай, помоги мне вытащить их из витрины.

Когда часы над крышами начали отбивать девять, Доминик перевернул табличку на двери, объявляя, что магазин открыт.

– Старик, на этой неделе мы сами по себе. Фионина мамаша говорит, что она нездорова. Если хочешь знать мое мнение, из этого и состоит современное воспитание: одни только модные тряпки, фастфуд и слабохарактерность. Когда мы с тобой были школьниками, народ выстраивался в очередь, умоляя отца открыть магазин, впрочем, тогда в школах учили читать и умели согнать с тебя семь потов.

– Покупатели вернутся, как только придут в себя после рождественских трат.

Доминик принялся вышагивать по магазину, высматривая книги, которые можно убрать с полок.

– Я занялся этим делом, потому что считал, что книги до сих пор помогают людям получать образование, но последнее, чего хочет современная публика – сознавать, что можно сделать себя лучше. По крайней мере, в твоей новой книжке имеется смысл: она объясняет детям, что мы сотворили с климатом.

Смысл в магии, хотел возмутиться Бен, в магии воображения, языка, пробуждающего мечты, в новом обретении ребенка в себе, чтобы увидеть мир его глазами, – но это лишь спровоцировало бы Доминика на новый монолог.

– Хотя бы эта зима похожа на те, что были раньше, – выбрал Бен самый безопасный ответ и принялся упаковывать книги, чтобы отправить обратно поставщику.

Когда начали появляться покупатели, Доминик приободрился. Двое студентов зашли, чтобы обменять подарочные сертификаты на учебники, потом заглянул какой-то заторможенный толстяк – с красным, словно у клоуна, носом, – который громко фыркал каждые несколько секунд, рассматривая корешки книг. Пока он расплачивался за словарь, методично выписывая чек, прежде чем вырвать его из книжки и фыркнуть раз десять, убеждаясь, что все правильно, чья-то бабушка зашла в отдел детской литературы, выбирая книгу в подарок. Бен наблюдал, как она подошла к их с Эллен книжке, прошла мимо, даже не взглянув, затем вернулась, сняла книгу с полки, прочла аннотацию и, не выпуская из рук, принялась осматривать соседние полки. В итоге она взяла томик Энид Блайтон?[5 - Энид Мэри Блайтон (1897–1968 гг.) – английская писательница, автор многочисленных сказок, рассказов и приключенческих повестей для детей и подростков. Она до сих пор остается, по результатам опросов, любимой писательницей большинства британцев.] и пошла с ним к прилавку, сунув на освободившееся место книжку Стерлингов.

– Ничего страшного, – сказал позже Доминик, – на прошлой неделе мы продали одну из ваших книг.

Вскоре появилась мать Доминика с двумя мисками, ложками и кастрюлькой овсянки.

– Мальчики, это вас согреет, – пообещала она, суетливо пытаясь им помочь, несмотря на хромоту, вызванную артритом. – Да, Доминик, доктор приходил. Твоему отцу прописаны ежедневные прогулки, и если он не будет от них уставать, то сможет заходить в магазин. Так, время от времени, но ты же знаешь, как он от этого счастлив.

– Дай-то бог, мама. Оставь кастрюлю, я сам потом принесу.

Доминик проследил, чтобы она скрылась из виду, вынес кастрюлю на улицу, когда там было относительно пустынно, и вытряхнул ее содержимое в урну, скорчив Бену рожу. Бен часто задавался вопросом, когда его друг начал превращаться в такого трезвомыслящего и нетерпимого человека, состарившегося раньше срока – но может, в Доминике он видит некоторые свои черты, которые ему не нравятся и о которых он предпочел бы не знать? Он снова принялся механически сортировать нераспроданные книги, прежде чем подписать им приговор, и даже впал в какое-то сонное оцепенение, когда его привел в чувства Доминик.

– Это твоя жена?

Доминик распаковывал коробку с книгами. На какой-то миг Бену показалось, он ошибочно приписал авторству Эллен рисунок на обложке, но затем понял, что Доминик смотрит поверх книги в окно. В дальнем конце улицы Эллен стояла, пережидая поток машин. Должно быть, ей не терпится рассказать ему о собеседовании, она так и пришла в сером костюме и белой блузке, перехваченной у горла бабушкиной брошкой. Он подошел к двери, помахав над головой сцепленными руками, но, пока она переходила дорогу, он уронил руки. С какой бы новостью она ни пришла, по ее лицу он понял, что ей очень не хочется ему рассказывать.

Ее овальное лицо немного округлилось после рождения детей. Длинные черные волосы она по-прежнему носила распущенными, несмотря на успевшие появиться первые седые пряди. По временам, в минуты покоя, ее лицо казалось почти невзрачным, но никогда – если в больших голубых глазах отражались чувства. И теперь ее потухший взгляд привел Бена в смятение. Он закрыл за собой дверь и торопливо пошел к ней навстречу.

– Не принимай близко к сердцу, любимая. Им же хуже.

– Ты о чем? – На мгновение он, похоже, неприятно поразил ее. – Ах, собеседование. Я не совсем уверена, мне нужно все обдумать. Нет, Бен, послушай…

Он подхватил ее под локти и убрал с пути фургона, парковавшегося задом на краю тротуара. Только не дети, подумал он, ощущая, как в животе разрастается лед.

– Я слушаю, – произнес он вслух.

– Может, пойдем куда-нибудь, где поменьше народу?

– Ради Бога, скажи мне сейчас же!

– Бен, прошлой ночью умерла твоя тетя.

– Тетя Берил? – глуповато переспросил он, прекрасно понимая, что у него только одна тетя. – Кто сказал?

– Утром об этом сообщили в полицию, и полицейский только что приезжал к нам домой. – Она завела Бена в магазин, поглаживая его руку. – Он сказал, в ее смерти нет ничего подозрительного, однако он хочет, чтобы ты зашел в участок, когда освободишься.

– С Новым годом, Эллен! – сказал Доминик, но тут увидел выражение ее лица. – Э… прошу прощения, я не…

– Нам только что сообщили, что моя тетя умерла, – пояснил Бен.

Доминик коснулся своего лба, груди, левого плеча, правого:

– Да покоится она с миром. Она была прекрасная женщина, это огромная потеря для всех нас. Хочешь взять выходной? Я и сам смогу справиться.

– Спасибо, Доминик. Мне в любом случае надо зайти в полицию. Может быть, я еще вернусь после обеда.

Горе начало прорастать в нем, пока он шел вслед за Эллен к машине. Он ощутил облегчение, когда тетя отправилась на Рождество и Новый год в гости к друзьям – облегчение от того, что не придется, как обычно, два дня поддерживать вежливые разговоры и излучать праздничное настроение. Она получила открытки, которые дети нарисовали ей на Рождество, подумал он, но они больше не нарисуют ей открытки на день рождения. Он никогда не благодарил ее за то, что вырастила его, и вот теперь слишком поздно. Он сглотнул комок в горле и сжал кулаки, и даже сумел не разрыдаться, пока не сел в машину, где Эллен его обняла. В конце концов он с трудом выговорил:

– Давай выясним, что им известно.

Он высморкался, пока она выруливала в поток машин.

– А они сказали, как это случилось?

– Насколько я понимаю, она не сильно страдала, Бен. По-видимому, она умерла от переохлаждения.

– Как это? Что там у этих ее друзей творится?

– Она не ездила к друзьям. Она была в том городе, где ты родился.

– В Старгрейве? И что она там делала?

– Я не догадалась спросить.

В глазах у него щипало, во рту стоял привкус горя, недоумение сгущалось, словно гроза, которая никак не может разразиться. Он спешно ринулся в полицейский участок, пока Эллен парковала машину. В окошке за перегородкой сидел полицейский, почему-то странным образом напоминавший швейцара.

– Чем могу помочь?

– Я Бен Стерлинг. Мне сообщили, что моя тетя скончалась на севере страны. Вы случайно не знаете, что она там делала?

Если полицейский и счел странным такой первый вопрос, то не подал виду. Он ушел в кабинет, откуда доносился стрекот пишущих машинок. Когда он вернулся с кипой бумаг в руке, Эллен уже успела присоединиться к Бену и сочувственно пожимала ему руку.