Спасая Сталина. Война, сделавшая возможным немыслимый ранее союз

скачать книгу бесплатно

Спасая Сталина. Война, сделавшая возможным немыслимый ранее союз
Джон Келли

Вторая мировая война. Причины, события, последствия
Это захватывающее и всеобъемлющее повествование о бурных отношениях между лидерами держав, решавших судьбу мира во время Второй мировой войны: Рузвельтом, Черчиллем и Сталиным. Перед лицом войны они боролись против общего врага – и против друг друга. Цель была достигнута: они привели союз к победе, но какие секреты остались за закрытыми дверями?

Захватывающий авторский стиль повествования, неожиданно живые характеры за монументальными личностями, малоизвестные исторические детали – Келли предлагает свежий взгляд на цепочку принятия решений, которые изменили исход войны. Книга «Спасая Сталина» оживляет историю величайшей катастрофы века, создавая интригующее историческое полотно. Издается с предисловием исследователя Центра истории и социологии Второй мировой войны и ее последствий Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.

В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Джон Келли

Спасая Сталина. Война, сделавшая возможным немыслимый ранее союз

Saving Stalin: Roosevelt, Churchill, Stalin, and the Cost of Allied Victory in Europe John Kelly

© This edition published by arrangement with Hachette Books, an imprint of Perseus Books, LLC, a subsidiary of Hachette Book Group Inc., New York, New York, USA. All rights reserved.

© Степанов В., перевод на русский язык, 2021

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

* * *

«Прочитав эту книгу, вы сможете лучше понять и ответить на вопрос о том, почему сегодня, спустя столько лет после окончания Второй мировой войны, люди продолжают активно обращаться к этому историческому периоду, а в современной России Великая Отечественная война является опорным символом, важнейшим элементом позитивной коллективной идентификации, мерилом понимания прошлого и отчасти – настоящего и будущего».

    Рыбаков Владислав, Центр истории и социологии Второй мировой войны и ее последствий. НИУ ВШЭ

«Джон Келли – мастер оживления исторических личностей, и в «Спасая Сталина» у него играет самый неотразимый актерский состав двадцатого века. Реди всех запоминающихся деталей я никогда не забуду, как Сталин выцарапывал каракули волков, бродящих по тундре, всякий раз, когда нервничал».

    Дэвид Маранис, лауреат Пулицеровской премии

Вступительное слово

О Второй мировой войне, а в СССР – России о Великой Отечественной войне написано больше, чем о любом другом сопоставимом периоде истории. Зачем же читать эту книгу?

Во-первых, для того чтобы ознакомиться с взглядом современной англо-американской историографии на это, пожалуй, ключевое событие мировой истории XX века. Причём взгляд относительно усреднённый и устоявшийся. Настоящая книга, вышедшая совсем недавно[1 - Kelly J. Saving Stalin: Roosevelt, Churchill, Stalin, and the Cost of Allied Victory in Europe. N. Y.: Hachette Books, 2020.], не является оригинальным исследованием и не содержит научной новизны. Её автор Джон Келли (John Kelly) – это американский научный журналист и популяризатор родом из Бостона, живущий в Нью-Йорке и городе Сэндисфилде штата Массачусетс (северо-восток США). Первоначально Келли писал о медицине, в частности получила известность его книга о нескольких тяжелобольных людях, согласившихся на экспериментальное лечение[2 - Kelly J. Three on the Edge: The Stories of Ordinary American Families in Search of a Medical Miracle N. Y.: Bantam Books, 1999.]. Но он, по своим словам, всегда мечтал написать что-то про европейскую историю. В середине 2000-х гг. Келли переквалифицировался в популяризатора истории и в этом качестве выпустил следующие работы: бестселлер об эпидемии чумы XIV века[3 - Kelly J. The Great Mortality: An Intimate History of the Black Death, the Most Devastating Plague of All Time. N. Y.: Harper Perennial, 2006.], книгу о Великом голоде в Ирландии 1845–1849 гг.[4 - Kelly J. The Graves Are Walking: The Great Famine and the Saga of the Irish People. N. Y.: Henry Holt and Co, 2012.] и, наконец, книгу о сопротивлении Великобритании и лично Уинстона Черчилля нацистской Германии в 1940 году[5 - Kelly J. Never Surrender: Winston Churchill and Britain’s Decision to Fight Nazi Germany in the Fateful Summer of 1940. N. Y.: Scribner, 2015.]. Примечательно, что среди своих любимых авторов Келли называет первым британского журналиста и историка-популяризатора Макса Гастингса (Max Hastings), написавшего ряд известных работ о Второй мировой войне, а книгами, наиболее повлиявшими на его стиль письма – две книги об этой войне: об изобретении в США атомной бомбы американского историка и журналиста Ричарда Роудса (Richard Rhodes)[6 - Rhodes R. The Making of the Atomic Bomb. N. Y.: Simon & Schuster,1986.] и о битве за Германию в 1944–1945 гг. Гастингса[7 - Hastings M. Armageddon: The Battle for Germany, 1944-45. L.: Macmillan, 2004.]. Келли выступал с докладами в таких авторитетных научно-исследовательских и образовательных учреждениях, как Смитсоновский институт, Принстонский университет, Нью-Йоркский университет, Бард-колледж и др., а также на ряде телеканалов. Настоящая книга написана на основании большого количества работ (более 90) преимущественно англо-американских историков и некоторых известных опубликованных документов, преимущественно источников личного происхождения (дневники Александра Кадогана, И. М. Майского, воспоминания Аверелла Гарримана и нек. др.) и речей Ф. Д. Рузвельта, а также капитального труда Уинстона Черчилля «Вторая мировая война». Среди работ имеются как научно-популярные книги известных авторов (Энтони Бивор, Макс Гастингс, Саймон Себаг-Монтефиоре, Ричард Роудс, Джон Толанд и др.), так и научные исследования признанных специалистов-историков (Джеймс МакГрегор Бёрнс, Роберт Даллек, Ральф Брукс Леверинг, Ричард Овери, Марк Столер и др.), несущие научную новизну. К сожалению, у Келли почти отсутствуют ссылки на работы российских (даже несмотря на большое внимание к фигуре Сталина и Восточному фронту) и немецких историков и источники, что, по всей видимости, объясняется незнанием автором соответствующих языков и отсутствием у этих работ английских переводов (к сожалению, это до сих пор является существенной проблемой и мешает вовлечению данных исследований и источников в широкие международные исторические дискуссии). Однако определённое суммирование достижений англо-американской историографии Второй мировой войны в книге Келли имеется, что позволяет использовать её для понимания специфики оценки войны в этой исторической традиции, отличающейся от преобладающей российской и тем более советской, а также как навигатор для более глубокого погружения в какую-то более узкую тему.

Во-вторых, для того чтобы получить представление обо всей Второй мировой войне. Книга Келли широка по временному, географическому и событийному охвату – вся основная военная, политическая и дипломатическая история войны на европейском театре действий с нападения Германии на СССР 22 июня 1941 г. до окончания войны в Европе 8–9 мая 1945 г., т. е. фактически это период Великой Отечественной войны (при этом имеются экскурсы в события до 1938 г. включительно, а также подробно говорится о нападении японцев на Перл-Харбор). Важно отметить, что в книге Восточному фронту уделено примерно столько же внимания, сколько и Западному, а высшему советскому руководству – в равной степени с американским и британским. В свою очередь, российскому читателю, полагаю, полезно узнать больше о Североафриканской и Итальянской кампаниях, действиях Второго фронта, а также о взаимоотношениях между Рузвельтом и Черчиллем, что объяснимо не находилось и не находится в фокусе внимания в СССР–России.

В-третьих, для того чтобы убедиться, что, несмотря на нынешнее торжество гендерной и интеллектуальной истории в исторической науке, а также вопреки постмодернистскому кризису нарратива, на Западе вполне пишутся и пользуются популярностью линейные, последовательные исторические повествования, в фокусе которых достаточно традиционная военно-политическая и дипломатическая история, творимая решениями ключевых политических деятелей. Причём у Келли мы имеем дело с чистым повествованием в том смысле, что в книге отсутствуют введение и заключение, трудно определить цель и задачи автора, а также основные выводы, к которым он пришёл. Не пересказывая содержание книги, отметим, что на её протяжении Келли неплохо проводит мысль о том, что победа над нацистской Германией не была неизбежной, имелось много развилок и случайностей, которые могли изменить ход войны.

В-четвёртых, для того чтобы познакомиться со спецификой стиля целого пласта англо-американской научно-популярной литературы по истории, отличающегося от подобной российской литературы. Здесь огромное внимание уделяется людям в истории и их действиям, их индивидуальным и групповым портретам и зарисовкам в конкретный момент времени, причём при отсутствии к ним, в том числе к великим историческим личностям, пиетета, а также случайностям, примечательным мелким деталям. Кроме того, спецификой данной книги является активная раздача автором психологических характеристик своим героям, описание их мыслей, чувств, внутренних состояний (в этом, возможно, сказываются занятия Келли медицинской журналистикой). К сожалению, нередко складывается впечатление, что источниковой основы у этих характеристик–описаний нет. Манера изложения у автора весьма образная (что видно уже по названиям глав), достаточно живая и увлекательная.

Наконец, в-пятых, хочется надеяться, что, прочитав эту книгу, вы сможете лучше понять и ответить на вопрос о том, почему сегодня, спустя 76 лет после окончания Второй мировой войны и несмотря на упомянутый океан уже написанной литературы о ней, люди продолжают активно обращаться к этому историческому периоду, а в современной России Великая Отечественная война является опорным символом, важнейшим элементом позитивной коллективной идентификации, мерилом понимания прошлого и отчасти – настоящего и будущего[8 - См.: Гудков Л. Д. Победа в войне: к социологии одного национального символа // Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены. 1997. № 5. С. 12–13. По наблюдениям специалистов, за прошедшие со времени выхода статьи годы эти тенденции только усилились, причём значительно.].

К сожалению, книга Келли не оказалась свободной от многочисленных мелких неточностей и спорных, с точки зрения исторической науки, суждений. В первых двух главах прокомментированы все, по нашему мнению, из них. Однако, не желая излишне загромождать книгу и разрушать целостность текста, в остальных главах прокомментированы только основные такие вещи. Также составлены комментарии к именам, названиям, событиям и т. п., которые слабо или вовсе не охарактеризованы в тексте. В разделе «Примечания» указаны русскоязычные издания книг, на которые ссылается автор, в том числе вышедшие в издательстве «Эксмо». Надеемся, что все эти комментарии и примечания помогут вам глубже вникнуть в рассматриваемые Келли вопросы и их контекст.

Желаем содержательного чтения!

В. А. Рыбаков, стажер-исследователь Центра истории и социологии Второй мировой войны и ее последствий Института советской и постсоветской истории

Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики»

1

Накануне Дня мертвых

Западная часть России в разгар лета утопает в буйстве ярких красок: белые цветы, зеленые ивы, лиловая сирень, багровые кусты церциса. Но два или три раза[9 - Из дальнейшего изложения неясно, где автор насчитал три раза в столетие.] в столетие идиллию нарушают звуки марша, приближающегося с Запада. Первый отряд Великой армии Наполеона ступил на Русскую землю 24 июня 1812 года, кайзеровская Германская имперская армия – 22 августа 1914 года[10 - Неясно, почему автор называет эту дату. Германия объявила войну России 19 июля (1 августа) 1914 г. 20 июля (2 августа) немецкие войска заняли пограничный город Калиш в Царстве Польском, входившем в состав Российской империи. В городе были учинены погром и расправа над гражданским населением, продолжавшиеся как раз до 9 (22) августа 1914 г.], а армия Адольфа Гитлера – 22 июня 1941 года.

Чтобы успокоить нервы накануне вторжения, около 17 часов 21 июня Гитлер вызвал своего водителя и приказал отвезти его в Потсдам[11 - Город в 25 км к юго-западу от Берлина. В XVIII–XIX веках важный административный центр Прусского королевства. В 1945 году сильно пострадал от налётов британской авиации и штурма Красной армией. Именно здесь прошла третья и последняя официальная встреча лидеров Большой тройки – И. В. Сталина (СССР), Г. Трумэна (США), У. Черчилля и позднее К. Эттли (Великобритания) – Берлинская (Потсдамская) конференция (17 июля – 2 августа 1945 г.).]. Через несколько минут «Мерседес-Бенц» фюрера проскользнул мимо двух черных статуй, изображавших обнаженные фигуры и охранявших парадный двор у входа в рейхс-канцелярию, и растворился в потоке автомобилей. Если не брать в расчет несколько развороченных улиц – последствия налетов Королевских ВВС Великобритании, – Берлин пережил первые двадцать два месяца войны практически невредимым. Большинство построек остались нетронутыми, в магазинах продавались деликатесы из Франции, Норвегии и других частей новой империи рейха. Теплым летним вечером тротуары и уличные кафе были заполнены ветеранами 24–25 лет от роду, и каждый был рад поведать хорошенькой молодой официантке о своих приключениях в Польше и Франции. Некоторые берлинцы находили неприятными и смущающими расклеенные на улицах плакаты: явно оскорбительные и нарисованные кое-как, они изображали уродливого карикатурного еврея с крючковатым носом или едва одетую молодую женщину, рекламировавшую солнцезащитные очки. Но десятилетие процветания, две победоносных войны и возвращение немецких провинций из-под владычества Франции[12 - Имеются в виду Эльзас и Лотарингия, многократно переходившие от Франции к Германии и наоборот.] практически стерли воспоминания о двух миллионах немецких солдат, погибших в Первую мировую, и сделали среднего немца более терпимым к эксцентричным выходкам фюрера.

Когда «Мерседес» подъезжал к Потсдаму, Гитлер приказал водителю развернуться и ехать обратно. Завтра он осуществит план[13 - Имеется в виду план нападения Германии на СССР с кодовым обозначением «Барбаросса». Главная стратегическая цель плана состояла в быстром нанесении поражения Советскому Союзу (блицкриг). План являлся частью политики Гитлера, направленной на уничтожение СССР, расчистку «жизненного пространства» на востоке, использование ресурсов этой территории для продолжения борьбы с Великобританией.], который готовил на протяжении года и вынашивал десятилетиями. Три миллиона человек и четыре тысячи танков переправятся в оккупированную Россией[14 - Здесь и далее в подавляющем большинстве случаев «Россия» означает СССР, «русские» – советский народ, «русский» и «российский» – советский.] Польшу под прикрытием тысячи истребителей и бомбардировщиков[15 - К 22 июня 1941 г. у советских границ была сосредоточена группировка численностью более 4,3 млн. чел., свыше 4 тыс. танков и самоходных артиллерийских установок, до 50 тыс. орудий и миномётов, до 5 тыс. самолётов.]. «Мы заселим русскую пустыню! – поклялся Гитлер перед своими генералами несколькими днями ранее. – Мы сделаем Европой эту азиатскую степь… По этому поводу, господа, не может быть никаких сожалений. Перед этими людьми [русскими] у нас нет никаких обязательств… Мы научим их нашим дорожным знакам, чтобы они не бегали через дорогу, больше им знать не нужно. Для них слово «свобода» [будет] означать право мыться по праздникам… Наш долг – германизировать эту страну. Местное население [будет] приравнено к индейцам. Здесь я буду действовать хладнокровно… Мы поможем им с помощью террора».

По возвращении в рейхсканцелярию Гитлер несколько часов занимался бумажной работой, а затем приступил к делу, которое стало ритуалом, предшествовавшим битве: он выбирал музыкальное произведение, под которое будет объявлена война. Посоветовавшись со своим личным архитектором Альбертом Шпеером, он остановился на «Прелюдах» Ференца Листа[16 - Симфоническая поэма знаменитого венгерского и немецкого композитора-романтика и пианиста Ф. Листа (1811–1886) (“Les prеludes”, 1849–1854 гг., по одноимённому стихотворению французского поэта А. де Ламартина).]. Мрачная мелодия выражала торжественность момента, и произведение было знакомо тысячам немецких меломанов. Во вступлении к «Прелюдам» также кое-что говорилось о приключении, навстречу которому вот-вот отправится Германия: «Жизнь наша не есть ли ряд прелюдий к неведомому гимну, первую торжественную ноту которого возьмет… смерть?»

Рано утром 22 июня 1941 года Илью Збарского[17 - Илья Борисович Збарский (1913–2007) – советский биохимик, академик Академии медицинских наук СССР, доктор биологических наук, профессор. Сын Б. И. Збарского – директора лаборатории при Мавзолее В. И. Ленина, бальзамировавшего тело вождя. Во время Великой Отечественной войны И. Б. Збарский участвовал в обслуживании тела Ленина, эвакуированного в Тюмень.] разбудил телефонный звонок. Звонивший, сотрудник Музея Ленина, от волнения забыл поздороваться; он просто сказал: «Немецкие войска атакуют; сотни советских самолетов уничтожены на земле». Збарский не особо удивился. В течение последних нескольких месяцев ходили слухи о немецком вторжении, но он считал, что зависимость Германии от российского сырья делает войну маловероятной. Збарский включил московскую радиостанцию, ожидая услышать патриотическую музыку и репортажи о немецком пролетариате, поднимающемся на поддержку своих русских братьев, как это было в одном из самых популярных советских фильмов 1938 года «Если завтра война». Но там шла обычная скучная передача для тех, кто проснулся ранним воскресным утром, в которой обсуждали производство стали в СССР. Накануне вечером Альфред Лисков, немецкий перебежчик и убежденный коммунист, перешел советскую границу, чтобы предупредить о неизбежности нападения. На допросе он сказал, что немецкие тяжелые орудия уже на месте, а танки и пехотные части направляются на исходные позиции. Несколькими часами позже Вильгельм Корпик, еще один немецкий коммунист, также перешел границу и рассказал ту же историю. Однако Кремль рассматривал маневры немцев не как военные действия, а как провокацию, направленную на то, чтобы заставить Москву пойти на определенные уступки. После допросов Лискова и Корпика казнили[18 - О судьбе Лискова имеются и иные сведения: использовался в СССР в пропагандистских целях, но высказывал конспирологические идеи и вообще вёл себя неадекватно, в 1942 году арестован «за распространение клеветнических измышлений по адресу руководителей Коминтерна», направлен на психиатрическую экспертизу, в том же году дело прекращено, находился в Новосибирске, где в конце 1943 – начале 1944 гг. бесследно пропал.].

В Севастополе, в одном часовом поясе с границей, пары гуляли по широким бульварам. Шумные компании молодых моряков Черноморского флота толпились в кабаках и танцевальных залах. Вспыхивали драки, звучали патриотические песни, люди спорили, кто кого перепьет, парочки исчезали в переулках, чтобы заняться своими делами. Был обычный летний вечер, пока в темном небе не показалась стая самолетов. «Это наши?» – спросил кто-то. «Наверное, очередные учения», – предположил кто-то еще. Ответ стал очевиден, когда по улицам ударили из пулеметов. В Минске командующий Западным военным округом генерал Д. Г. Павлов смотрел спектакль «Свадьба в Малиновке»[19 - Советская оперетта о жизни украинского села во время Гражданской войны, одна из самых популярных (1936 г., композитор – Б. А. Александров, либретто – Л. А. Юхвид; в том же году композитор А. П. Рябов также написал оперетту на это либретто, но она не стала такой известной).], одну из своих любимых пьес, когда начальник разведки полковник Блохин проскользнул в его ложу и доложил, что Германия стягивает силы к границе и есть сообщения о стрельбе. Как командующий Западным военным округом, Павлов отвечал за безопасность границы, а отношения с Германией уже были весьма натянутыми. Зачем немцам еще больше все усложнять? «Не может быть. Это просто слухи», – сказал он заместителю командующего И. В. Болдину и продолжил смотреть спектакль.

На следующее утро уличные репродукторы по всему рейху транслировали первые такты «Прелюдов», ознаменовавшие начало вторжения. Операция получила кодовое название «Барбаросса». «Отныне вы будете слышать о ней регулярно, – сказал Гитлер Шпееру. Затем он сделал прогноз: – Не пройдет и трех месяцев, как Россия потерпит такой крах, какого история еще не знала». Другой гость Гитлера, министр пропаганды Йозеф Геббельс, восхищался хладнокровием фюрера. По мере приближения решающего момента Гитлер «становился абсолютно бесстрашным». «Кажется, что он не знает усталости», – говорил Геббельс.

Трудно сказать, что думали немцы о войне в тот вечер, но если Берлин в какой-то мере отражал их настроения, то молодежь там делала то же, что и молодежь в Севастополе или Минске несколькими часами ранее: люди гуляли по сумеречным улицам, взявшись за руки. Повсюду в кафе и барах раздавались встревоженные голоса, обеспокоенные тем, что Германия оказалась втянутой в континентальную войну. Но, по общепринятому мнению, мощь новой Германии столь велика, что Сталин скорее отдаст Украину рейху, чем решится дать отпор.

Первый секретарь советского посольства в Берлине Валентин Бережков[20 - Валентин Михайлович Бережков (1916–1998) – советский дипломат, журналист-международник, историк, писатель-мемуарист. Во время Великой Отечественной войны работал в центральном аппарате Наркомата иностранных дел в ранге советника. Привлекался в качестве переводчика И. В. Сталина, в частности на Тегеранской конференции 1943 г.] пытался дозвониться до Иоахима фон Риббентропа, министра иностранных дел Германии. Несколько дней назад посольство получило копию нового справочника для немецкой армии. Бережков хотел узнать, почему в книге были фразы вроде «Сдавайтесь!», «Руки вверх!», «Вы коммунист?» и «Я буду стрелять». Бережков несколько раз звонил Риббентропу 21-го числа, чтобы договориться о встрече, но была суббота, и ему каждый раз говорили, что министра нет на рабочем месте. Технически это было правдой. Риббентроп провел день, готовясь к объявлению войны. Человек, который представил документ Советскому Союзу, – посол Германии Фридрих-Вернер граф фон дер Шуленбург – провел большую часть дня, сжигая секретные документы. Примерно в 19:00 его вызвал в Кремль Вячеслав Михайлович Молотов, министр иностранных дел СССР. Шестидесятипятилетний Шуленбург был не тем, кем казался. Выходец из старой имперской немецкой аристократии, он ненавидел этих выскочек-подстрекателей, птицеводов и продавцов шампанского, которым был вынужден служить[21 - По всей видимости, имеется в виду Генрих Гиммлер (1900–1945) – один из ключевых деятелей Третьего рейха, руководитель карательного аппарата, рейхсфюрер СС, рейхсляйтер. В 1922 г. окончил сельскохозяйственный факультет Мюнхенского политехнического института. Во второй половине 1920-х гг. занимался с женой разведением кур на хуторе близ Мюнхена, но быстро разорился.]. В начале июня, рискуя собственной жизнью, он сказал своему российскому коллеге[22 - По всей видимости, имеется в виду Иоахим фон Риббентроп (1893–1946) – министр иностранных дел нацистской Германии. В 1914 г. поступил в Оттаве на работу в импортную фирму, специализировавшуюся на винах. В 1919 г. после демобилизации основал фирму по торговле шампанским. В следующем году женился на дочери О. Хенкеля – крупного торговца шампанским. В 1920–1924 гг. представлял компанию Хенкеля в Берлине. В 1924 г. создал свою фирму по торговле импортными алкогольными напитками, с которой добился значительных коммерческих успехов.], что нападение со стороны Германии неминуемо. Когда тот проигнорировал предупреждение, Шуленбург решил[23 - Имеются сведения, что Шуленбург сказал это ещё 5 мая 1941 года полпреду СССР в Германии В.?Г. Деканозову.], что глупо рисковать собственной безопасностью из-за таких недоверчивых и неблагодарных людей. «Когда? – спросил Молотов. – Почему Германия недовольна союзом с СССР?» Во время беседы во второй половине дня 21-го Шуленбург сказал, что у него нет информации на этот счет.

Несколькими этажами выше народный комиссар обороны СССР маршал С. К. Тимошенко и маршал Георгий Жуков[24 - Маршалом Советского Союза Жуков стал только в 1943 году.] встречались со Сталиным. В другой стране Тимошенко считался бы неплохим командиром без особых заслуг; но в СССР, где за последние несколько лет значительная часть командного состава оказалась за решеткой, даже посредственный военный мог быстро подняться по карьерной лестнице, если выглядел благонадежным. Жуков – помоложе[25 - Разница в возрасте мала – менее двух лет: Тимошенко родился 6 (18) февраля 1895 г., Жуков – 19 ноября (1 декабря) 1896 г.], посмелее и более одаренный[26 - У советских и российских мемуаристов и историков встречаются высокие оценки военного таланта Тимошенко.] в военном отношении – был одной из восходящих звезд Красной армии. Сталин, который выглядел «явно обеспокоенным», хотел обсудить с ними, как реагировать на немецкие провокации. Он был склонен пока не поддаваться на них и наблюдать за развитием событий. Тимошенко и Жуков были не согласны и призывали Сталина повысить уровень готовности. Они все еще спорили, когда в кабинет вошли члены Политбюро. Когда все расселись, Сталин оглядел комнату и снова спросил: «Что будем делать?» Никто не ответил. Наконец Тимошенко сказал: «Все войска вдоль границ должны быть приведены в полную боевую готовность». Жуков заявил, что этого недостаточно и нужно привести в состояние повышенной боевой готовности всю армию. «Слишком провокационно, – ответил Сталин. – Возможно, мы еще сможем решить проблему мирным путем».

Но было уже слишком поздно. Время перевалило за полночь, и немецкие спецподразделения, некоторые в русском обмундировании, проникали на советскую территорию, взрывали линии электропередачи и оставляли противника без связи. Формирования особого назначения «Бранденбург-800», элитное подразделение немецкого спецназа, прибыли на место почти сутки назад. В ночь на 21-е они незаметно пересекли границу СССР, спрятавшись под грудами гравия в железнодорожных вагонах. Когда той ночью экспресс Берлин – Москва успешно пересек территорию оккупированной немцами Польши, немецкое командование возликовало. Красная армия все еще пребывала в замешательстве. Тимошенко снял трубку и стал звонить своим командирам. Каждому он задавал один и тот же вопрос: «Что у вас происходит?»

Было уже около часа ночи. «Свадьба в Малиновке» закончилась два часа назад, и генерал Павлов в своем штабе изучал карту обстановки, пытаясь не обращать внимания на грохот проезжавших за окном мотоциклов. Пока что сообщений о крупномасштабных действиях немцев не поступало, но Павлов сомневался, что в случае нападения он сможет сдержать противника. Его войска проводили учения и были рассредоточены на местности, а горючего и боеприпасов не хватало. «Постаратесь поменьше волноваться», – сказал ему Тимошенко.

Через час Тимошенко снова позвонил. На этот раз он говорил с заместителем Павлова генералом Иваном Болдиным.

– Прошу передать Павлову, что товарищ Сталин не разрешает открывать артиллерийский огонь по немцам, – сказал он.

Болдин был шокирован: «Наши войска вынуждены отступать… гибнут люди!».

– Разведку самолетами вести не далее шестидесяти километров, – сказал Тимошенко и повесил трубку.

О мыслях Сталина в ночь на 21-е красноречиво говорит Директива № 1 – документ, который он утвердил перед отъездом на свою подмосковную дачу[27 - По всей видимости, речь идёт о так называемой «Ближней даче» (Кунцевской даче) вблизи подмосковного города Кунцево (сейчас в районе Фили-Давыдково в Москве).]. В Директиве говорилось, что «в течение 22–23.6.41 возможно внезапное нападение немцев», и перечислялось, что можно и чего нельзя предпринимать в ответ. Войскам было приказано скрытно занять огневые позиции у границ, а также рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию и тщательно ее замаскировать. Запрещался обстрел немецких войск до того, как они вступят на советскую территорию. Предупреждающий тон приказа говорил о страхе[28 - Прямо об этом в Директиве №?1 не говорится.], охватившем многих высокопоставленных советских должностных лиц в ту ночь: будет ли простой народ сражаться за режим, который принес ему столько горя и страданий? Генерал-полковник Николай Воронов, начальник Главного управления ПВО, вздохнул с большим облегчением, узнав, что «советские войска пытались давать отпор – не везде, но во многих местах, так что можно было не беспокоиться по поводу массовой капитуляции».

Около трёх часов ночи немецкие пограничники пригласили советских на свою сторону границы. Когда те прибыли, их расстреляли. Через несколько минут залпы из семи тысяч артиллерийских орудий осветили ночное небо от горизонта до горизонта. И по всему фронту, растянувшемуся на тысячу километров, люди в касках, похожих на ведерки для угля, выходили из зарослей и траншей и под прикрытием танков маршировали на восток, навстречу восходящему солнцу. Молодые командиры стояли на башнях, словно хозяева вселенной. Когда танки генерала Ивана Федюнинского подошли к границе около четырех часов утра, в воздухе пахло кордитом[29 - Кордит – вид нитроглицеринового бездымного пороха.]. Завязались отчаянные бои. «Даже жены [советских] пограничников были на линии огня», – вспоминал позже Федюнинский. Женщины носили воду и боеприпасы и ухаживали за ранеными; некоторые вели огонь по наступавшим немцам. Ряды пограничников быстро таяли. Дома и казармы горели. Немцы также несли тяжелые потери, но из зарослей и траншей быстро подходило подкрепление. «Что нам делать?» – радировал один советский отряд, попавший в окружение. Утром 22 июня единственный человек, который мог ответить на этот вопрос, спал на своей даче в Подмосковье.

– Кто говорит? – спросил дежурный на даче.

Жуков представился и попросил позвать к телефону товарища Сталина: «Срочно».

– Товарищ Сталин спит, – сказал дежурный.

– Будите немедля: немцы бомбят наши города, началась война, – приказал Жуков.

Через несколько минут в трубке послышался хриплый голос.

– Товарищ Сталин, немцы бомбят наши города! – сообщил Жуков. Ответа не было, только тяжелое дыхание. – Вы меня поняли? – спросил Жуков.

– Приезжайте с Тимошенко в Кремль. Скажите Поскребышеву [личному помощнику Сталина], чтобы он вызвал всех членов Политбюро[30 - Цит. по: Жуков Г.?К. Воспоминания и размышления: в 2 т. Т. 1. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. С. 264.], – прозвучал ответ.

Около 4:30 утра, когда члены Политбюро собрались, Сталин сидел за столом и вертел в руках трубку. Последние несколько часов дела становились все хуже. Многие войсковые группировки, в которых еще вчера было по 10–15 тысяч[31 - Очень сомнительные сведения для 4:30 утра.] человек, теперь насчитывали лишь несколько сотен бойцов. В городах, подвергшихся сильным бомбардировкам, матери привязывали своим детям на шеи свидетельства о рождении и бумажки с адресами, чтобы их тела могли опознать в случае гибели. Советская пограничная авиация потеряла 1200 самолетов за двенадцать часов[32 - Это советские данные о потерях самолётов за 22 июня. По немецким данным СССР потерял за этот день более 1800 самолётов.]. Командиры не могли связаться с подчиненными из-за перерезанных проводов. Кое-где в котел попадали целые дивизии и полки. Практически по всему фронту советские войска отступали, а Сталин все еще отказывался верить, что СССР подвергся нападению. У войны есть четкие критерии, сказал он Тимошенко и Жукову во время заседания Политбюро. Ей предшествуют переговоры и встречи министров иностранных дел, и она подразумевает официальное объявление о начале военных действий. Сложившаяся ситуация не отвечала ни одному из этих условий. «Гитлер просто не знает [о нападении]. Это работа немецких генералов», – так считал Сталин.

Граф Шуленбург, который прибыл в кабинет Молотова около шести часов утра 22-го числа, был вынужден открыть Сталину глаза на правду. Есть две версии этой встречи. По одной из них, рассказанной очевидцем, граф разразился «гневными слезами» и осудил Гитлера за вторжение, назвав произошедшее безумием. По второй версии, Молотов вышел из себя и обвинил Германию в «беспрецедентном вероломстве». Однако обе версии в итоге сходятся в одном: Шуленбург предъявил Молотову ноту об объявлении войны. И Сталин, вынужденный наконец признать очевидное, опустился в кресло и погрузился в тяжелые размышления.

Молодой советник Сталина Яков Чадаев[33 - Яков Ермолаевич Чадаев (1904?–?1985) – советский государственный деятель, экономист, Управляющий делами Совета народных комиссаров – Совета Министров СССР (1940?–?1949). Во время Великой Отечественной войны активно участвовал в разработке важнейших решений СНК СССР и ЦК ВКП(б), касавшихся перестройки экономики на военный лад, восстановления хозяйства на освобождённых территориях. Ряд правительственных постановлений (в первую очередь о присвоении генеральских и адмиральских званий) публиковались за двумя подписями – И.?В. Сталина и Я.?Е. Чадаева.] был поражен тем, насколько обезображенным в раннем утреннем свете выглядело изможденное лицо вождя.

Затем Сталин внезапно взял себя в руки: «Враг будет разбит по всем фронтам!»

– Нет! – сказал Тимошенко. – Враг будет уничтожен!

Сталин откинулся на спинку кресла. Воодушевление испарилось так же быстро, как и возникло. Сегодня советские люди ничего не услышат от своего вождя[34 - Сталин выступил по радио только 3 июля 1941 года.]. Несмотря на возражения коллег, Сталин решил, что о начавшейся войне народу объявит Молотов, а не он.

Воскресным утром улицы вокруг Кремля были заполнены людьми. Некоторые уже слышали о боях на границе, но большинство москвичей не знали о немецком вторжении до самого полудня, когда городская система громкоговорителей ожила и ровный бесстрастный голос объявил: «Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города […] Это неслыханное нападение на нашу страну является беспримерным в истории цивилизованных народов вероломством[35 - Цит. по: Война. 1941?–?1945. М.: Архив Президента Российской Федерации, 2010. С. 22.]».

Когда Молотов закончил говорить, толпа собралась у громкоговорителей и закричала. Но это были покорные крики, если они вообще могут быть такими: крики людей, состарившихся душой за годы войн и чисток, хладнокровно идущих в битву, чтобы убивать или быть убитыми.

2

Сталин берет себя в руки

В 1938 году, когда Гитлер вторгся в Австрию, война уже выглядывала из-за горизонта; а в 1939 году, когда он захватил чехословацкие земли[36 - Мюнхенское соглашение (30 сентября 1938 г.) – соглашение, подписанное главами правительств Германии (А. Гитлер), Великобритании (Н. Чемберлен), Франции (Э. Даладье) и Италии (Б. Муссолини). Предусматривало передачу Германии Судетской области Чехословакии (важный военный и военно-промышленный центр, место компактного проживания немцев), обязательство чехословацкого правительства урегулировать вопрос о венгерском и польском национальных меньшинствах (в октябре?–?ноябре того же года ряд районов были переданы Венгрии и Польше). При этом участники соглашения обязались гарантировать новые границы Чехословакии от неспровоцированной агрессии. Причиной подписания соглашения Чемберленом и Даладье было их стремление избежать войны и решить спорные вопросы путём уступок Германии, а также завышенная оценка мощи её войск. Правительство Чехословакии приняло Мюнхенское соглашение 30 сентября. Соглашение было поддержано США, но резко отрицательно воспринято СССР, не признавшем его законность и трактовавшем его как попытку западных держав направить германскую экспансию на Восток. Мюнхенское соглашение стало кульминацией политики «умиротворения» Германии, сильно способствовало её дальнейшей агрессии, а также ухудшило отношение советского руководства к Великобритании и Франции.], которые обсуждались в Мюнхене[37 - 14 марта 1939 г. парламент автономии Словакии (создана в октябре 1938 г.) принял решение о выходе из состава Чехословакии и образовании Словацкой республики, ставшей пронацистским государством. Тогда же о независимости объявила Карпатская Украина (автономия с ноября 1938 г.), быстро оккупированная Венгрией. 14?–?15 марта немецкие войска оккупировали Чехию, на территории которой был создан протекторат Богемия и Моравия.], она уже казалась неизбежной. Сталин пытался выиграть время, чтобы нарастить военную мощь СССР, но половина российского командного состава[38 - Неясно, почему автор говорит о начале 1930-х годов. Хотя тогда в Красной армии происходили значительные репрессии (дело «Весна» 1930?–?1931 гг. и некоторые др.), их пик пришёлся на 1937?–?1938 гг. (количество репрессированных среди высшего комсостава РККА оценивается в 66 %).] была убита или сослана в лагеря во время чисток в начале 1930-х годов. За редким исключением, люди, которые пришли на смену, были той же породы, что и генерал Павлов. Во время советско-германского вторжения в Польшу в сентябре 1939 года немцы обнаружили, что советский союзник уступает им почти по всем показателям, включая мобильность, снаряжение, качество руководства и военную подготовку. В то время как немецкая армия стремительно двигалась через польские степи и проходила за день 25–30 километров, русские солдаты сидели вдоль дорог и пили водку, ожидая, пока части тылового обеспечения доставят горючее и детали для танков. В Финляндии[39 - Имеется в виду Советско-финская война (Зимняя война; 30 ноября 1939?–?13 марта 1940 гг.).], куда русские вторглись два с половиной месяца спустя, войска Красной армии закрепили за собой репутацию дилетантов. В течение первых двух месяцев кампании едва обученные юные советские солдаты очертя голову бросались на финские пулеметы и гибли тысячами. «Это было самое ужасное зрелище, которое я когда-либо видел, – писал Джеймс Олдридж, австралийский военный корреспондент, ставший свидетелем боя у финской деревни Суомуссалми[40 - Имеются в виду боевые действия около поселка Суомуссалми (северо-восток Финляндии) 7 декабря 1939?–?8 января 1940 гг. Результатом стало крупное поражение Красной армии, несмотря на более чем двукратное превосходство в численности (советские потери – 10 тыс. человек, из которых убиты 2,3 тыс., разбиты 2 стрелковые дивизии; финские потери – до 2,7 тыс., из которых до 900 убитых).]. – Там было две или три тысячи русских и финнов, застывших в боевой готовности, а их лица выражали что-то среднее между недоумением и ужасом». В конце концов Красная армия победила финнов за счет численного превосходства, но потребовалось пять месяцев[41 - Неясно, откуда взялась эта цифра. Война длилась 3,5 месяца.], 750 тысяч человек, сотни танков и самолетов, чтобы победить двухсоттысячную финскую армию[42 - По другим данным, не менее 250 тыс. на 30 ноября 1939 г.], вооруженную лыжами и винтовками, в распоряжении которой было несколько десятков самолетов и танков и пара сотен пулеметов[43 - По другим данным, 114 самолётов к ноябрю 1939 г. и 350 самолётов к февралю 1940 г., более 5 тыс. пулемётов (с пистолетами-пулемётами – более 8,5 тыс.).]. Гитлер отметил это для себя.

Советские учения зимой 1940 года подтвердили, что произошедшее в Финляндии и Польше не было случайностью. В двух сценариях, отработанных в ходе учений (нападение Германии на центральную часть СССР и прорыв на юг страны), нападавшие сокрушили советских солдат. Во время разбора учений маршал Г. И. Кулик заявил, что ситуацию можно исправить, если отказаться от танков и вернуться к использованию кавалерии. Когда молодой офицер-танкист высмеял эту идею, Кулик пригрозил «разнести командирские танки артиллерийским огнем» [44 - В 1927?–?1929, 1937?–?1941 гг. (до 19 июня) Г.?И. Кулик был начальником (Главного) Артиллерийского управления РККА.]. Между 1939 и 1941 годами Советский Союз действительно начал мобилизацию. Сталин увеличил численный состав Красной армии в два с половиной раза, нарастил объемы производства военной техники, приказал построить новые оборонительные сооружения, захватил Литву, Эстонию и Латвию[45 - Также у Румынии были отторгнуты Бессарабия и Северная Буковина (июнь?–?июль 1940 г.).], чтобы создать буферную зону, а также заключил с Гитлером пакт о ненападении[46 - Пактом о ненападении называется «Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом», также известный как «Пакт Молотова – Риббентропа» (подписан 23 августа 1939 г.). Также между СССР и Германией был заключён «Договор о дружбе и границе» (28 сентября 1939 г.). Однако экономические вопросы регулировались иными соглашениями: 19 августа 1939 г. – Кредитное соглашение, по которому Германия предоставляла Советскому Союзу кредит в размере 200 млн марок на 5 лет под 7 % годовых для закупки немецких товаров (станки, заводское оборудование, приборы, некоторое вооружение и др.), а СССР обязывался поставить в Германию сырьё и продовольствие на 180 млн марок. 11 февраля 1940 г. – Хозяйственное соглашение. 10 января 1941 г. – Соглашение о взаимных товарных поставках до августа 1942 года.]. В обмен на сырье Советский Союз получил бы от Германии товары промышленного назначения. Соглашение также давало Сталину время на подготовку к войне. «Гитлер… думает, что перехитрил меня, – хвастался Сталин вскоре после подписания пакта о ненападении, – но это я перехитрил его. Война не коснется нас еще какое-то время».

Так и случилось бы, если бы Сталин использовал время, полученное в результате заключения пакта, для укрепления военной мощи, но он этого не сделал[47 - Точнее, принял ряд мер, о некоторых из них сам же автор пишет в предыдущем абзаце, но они оказались явно недостаточными и запоздалыми.]. За шесть месяцев до начала операции «Барбаросса» подготовка советского танкиста-стрелка состояла из одного часа практических занятий, три четверти советских танков нуждались в ремонте, а летчики тренировались на устаревших самолетах. Весной 1941 года, когда немецкие разведывательные самолеты начали регулярно появляться в советском воздушном пространстве, советские пилоты получили приказ не вступать с ними в бой. Сталин также проигнорировал предупреждения британских и американских официальных лиц. Учитывая, что Уинстон Черчилль и Герберт Гувер[48 - Герберт Кларк Гувер (1874?–?1964) – американский государственный деятель, президент США в 1929?–? 1933 гг. До Революции 1917 года был пайщиком и администратором нескольких предприятий Российской империи. В 1918?–?1923 гг. возглавлял Американский комитет продовольственной помощи европейским странам («APA»), который оказывал помощь в том числе белой Северо-Западной армии и Советской России во время голода 1921?–?1922 гг. При этом неоднократно резко высказывался в отношении большевизма. Критиковал политику Ф.?Д Рузвельта, в частности его решение о дипломатическом признании СССР. Выступал за пацификацию Германии. В 1942 г. опубликовал (в соавторстве) книгу «Проблемы прочного мира», в которой выступил за устройство мирового порядка державами антигитлеровской коалиции на основе силового фактора. В период Холодной войны являлся одним из ведущих идеологов правого республиканизма, одобрял стратегию «сдерживания коммунизма», при этом не порывал с традицией американского изоляционизма. Основал Гуверовский институт войны, революции и мира (1919 г.), превратившийся со временем в крупный исследовательский центр с большим собранием документов по истории России XX века.] на протяжении 1920-х и 1930-х годов неустанно демонизировали Советский Союз, нежелание Сталина поверить в информацию из западных источников было объяснимо. Более загадочным был его отказ поверить в разведданные, предоставленные его главным шпионом Рихардом Зорге[49 - Рихард Зорге (1895?–?1944) – один из самых известных советских разведчиков, журналист. Родился вблизи Баку в немецко-русской семье. В 1898 г. семья уехала в Германию. С 1919 г. состоял в Коммунистической партии Германии. Работал пропагандистом, редактировал партийную газету, подвергался преследованию. В 1924 г. приехал в СССР, в следующем году получил советское гражданство и вступил в ВКП(б). С 1929 г. в Разведуправлении РККА. В 1930?–?1932 гг. работал в Китае, где создал агентурную сеть, передававшую ценные сведения. В 1933?–?1941 гг. резидент нелегальной советской разведки в Японии. Был известен пьянством, отношениями с многочисленными женщинами, опасной ездой на мотоцикле. Однако это не помешало ему установить тесный контакт с германским послом в Японии. В мае 1941 г. узнал о планах нападения Германии на Советский Союз и передал эту информацию в Москву (в том числе о том, что нападение случится около 15 июня и главный удар будет нанесён в направлении Белоруссии и Прибалтики, что и произошло в действительности). В сентябре 1941 г. передал, что Япония не вступит в войну против СССР, что позволило советскому командованию перебросить под Москву дополнительные войска из Сибири и с Дальнего Востока. В октябре 1941 г. арестован японской полицией, в 1943 г. приговорён к смертной казни, в 1944 г. повешен в токийской тюрьме. Герой Советского Союза (1964 г.). Имеются сведения, что аналогичная переданной Зорге информация поступала в СССР и по другим каналам.]. Последний был реальным прототипом персонажа Хамфри Богарта[50 - Хамфри Дефорест Богарт (1899?–?1957) – известнейший американский актёр, лауреат премии «Оскар», обладатель звезды на голливудской «Аллее славы», несколько раз признавался лучшим актёром в истории американского кино. «Касабланка» (1942, режиссер М. Кёртис) – голливудская романтическая кинодрама. Действие происходит в начале Второй мировой войны в марокканском городе Касабланка, контролируемом тогда вишистской Францией. Американец Ричард (Рик) Блэйн (Х. Богарт), владелец игорного клуба в городе, встречает свою бывшую возлюбленную Ильзу (И. Бергман), которая приехала в Касабланку со своим мужем – борцом движения Сопротивления. Их преследуют немцы, и Ильза пытается уговорить Рика отдать принадлежащие ему документы, которые позволят её мужу бежать из Касабланки, чтобы продолжить борьбу. Фильм получил 3 премии «Оскар», неоднократно признавался одной из лучших голливудских картин, приобрёл огромную популярность.], которого тот играл в «Касабланке»: циничного пьющего негодяя со слабостью к красивым женщинам и идеалистической жилкой. Но чем ближе становилась война, тем острее реагировал Сталин на плохие новости. Когда Зорге предупредил его, что 150 дивизий вермахта нападут на Советский Союз в течение месяца, Сталин, согласно информации из первых рук, назвал шпиона маленьким говнюком.

К весне 1941 года нежелание Сталина слышать правду стало настолько явным, что генерал Филипп Голиков, начальник Главного разведывательного управления РККА, изменил разведывательный протокол анализа рисков. Отныне все отчеты, в которых утверждалось, что война неизбежна, считались заведомо ложными. Голиков проинструктировал своих агентов так: отныне все документы, утверждающие, что война неизбежна, следует считать фальшивками, а донесения, в которых немецкое нападение называется маловероятным, нужно помечать как надёжные. В мае Сталин, казалось, наконец-то был готов посмотреть правде в глаза. В обращении к молодым командирам[51 - По всей видимости, имеется в виду речь и тосты И.?В. Сталина перед выпускниками военных академий Красной армии, произнесённые в Кремле 5 мая 1941 г. Однако именно таких слов в записях речи и тостов нет.] он заявил, что вопрос уже не в том, наступит ли война, а в том, когда это случится. Решение Сталина днём позже повысить себя с должности генерального секретаря Коммунистической партии до главы государства наводило на мысль, что он ожидал скорого начала войны[52 - 6 мая 1941 г. И.?В. Сталин стал председателем Совета народных комиссаров СССР, т. е. главой правительства (оставался им до своей смерти 5 марта 1953 г.). При этом он по-прежнему являлся одним из секретарей ЦК ВКП(б) (1934?–?1952 гг., генеральный секретарь – 1922?–? 1934 гг.). Должности генерального секретаря в партии в это время не существовало.]. Большинство дипломатов в Москве согласились с этим, за исключением графа Шуленбурга, который хорошо изучил эксцентричные повадки Сталина. Он отправил в Берлин телеграмму, сообщив, что Сталин ведет себя как лидер, отчаявшийся уберечь свою страну от войны. Теория казалась нелогичной. Но Шуленбург, похоже, был прав.

Принято считать, что за сообщением ТАСС, опубликованным 14 июня – за восемь дней до вторжения, – стоял сам Сталин. Слухи о разногласиях между СССР и Германией в этом сообщении были названы «бессмысленными». Также сообщалось, что обе стороны неуклонно соблюдают условия советско-германского пакта о ненападении. Кроме того, ТАСС опроверг информацию о нападении Германии и передвижениях войск у границы с Россией «как лишенную всякой почвы[53 - Цит. по: Правда. 1941, 14 июня. № 163 (8571). С. 2.]». Эти маневры, говорилось в сообщении, должны объясняться другими мотивами, а какими именно, не объяснялось. Четыре дня спустя, 18 июня, человек, который мог бы считаться первым немецким перебежчиком, пробрался на территорию СССР; немец ударил своего офицера в приступе пьяного гнева и сдался русским, чтобы избежать военного трибунала и казни. Вероятно, чтобы расположить к себе советских следователей, он заявил, что основная атака немцев начнется в 4:00 утра 22 июня. Время было указано правильно с точностью чуть ли не до минуты.

«Войны мы ждали, но не этой»

    (Давид Самойлов, поэт, ветеран войны[54 - Такие рассуждения имеются в сочинении Д.?С. Самойлова «Памятные записки»: «Война, которую мы ожидали и о которой сочиняли стихи, началась неожиданно. Об этом после писали генералы и генштабисты, и люди, близко стоявшие к власти. Неожиданным показалось ее начало не только потому, что в возможность дурного не хочется верить, – начало войны было неожиданным особенно потому, что нация решительно не была подготовлена к такому началу войны» (Текст «Странное чувство свободы», написанный в 1978 г. См.: Самойлов Д.?С. Памятные записки / сост. Г.?И. Медведева, А.?С. Немзер; сопроводит. ст. А.?С. Немзера. М.: Время, 2014. С. 239).])
Двадцать второго июня, в 7:00 по берлинскому времени, Йозеф Геббельс – министр пропаганды Германии – встал перед микрофоном и зачитал просыпавшейся нации обращение Гитлера, в котором говорилось об объявлении войны: «Обремененный тяжкими заботами, принужденный молчать месяцами, я дождался часа, когда наконец могу говорить открыто. Германский народ! В данный момент совершается поход, который по протяжению и объему является величайшим из виданных до сих пор миром. Поэтому я решил теперь отдать судьбу и будущность Германии и нашего народа снова в руки наших солдат. Да поможет нам Господь Бог именно в этой борьбе! [55 - Это не всё обращение, а только маленькие фрагменты из начала и конца.]»

К тому времени как Геббельс закончил читать обращение, три немецкие армии уже были на марше. Двадцать девять дивизий группы армий[56 - Точнее, три группы армий.] «Север» под командованием фельдмаршала Вильгельма Риттера фон Лееба двигались в сторону Ленинграда и Прибалтики. Сорок одна дивизия группы армий «Юг» под командованием фельдмаршала Герда фон Рундштедта[57 - Имеются авторитетные сведения, что группа армий «Юг» состояла из 43 немецких и 14 румынских дивизий или всего из 63,5 дивизий.] направлялась на Украину, а пятьдесят две дивизии группы армий «Центр» под командованием фельдмаршала Федора фон Бока шли прямо на восток, к главной цели – к Москве. На бумаге Красная армия была примерно равна немецкой: 304 дивизии, в том числе 61 танковая и 31 механизированная[58 - Имеются авторитетные сведения, что группа армий «Центр» насчитывала от 48 дивизий до 51,5 дивизии.], были рассредоточены по тысячекилометровому фронту от Ленинграда на севере до Одессы на юге[59 - Имеются авторитетные сведения, что Красная армия к 22 июня 1941 г. имела в своём составе 303 дивизии. Из них на западной границе были развёрнуты 186 дивизий, из которых 44 танковые и 22 моторизованные. Соотношение сил сторон к 22 июня 1941 г. (Красная армия: противник): расчетные дивизии – 1,1:1; личный состав – 1:1,3; орудия и миномёты – 1,4:1; танки и штурмовые орудия – 3,6:1; самолёты – 2,2:1.]. Однако, за исключением Т-34 (лучшего танка в своем классе на то время), реактивной установки «Катюша» и некоторых других видов оружия, техника Красной армии была устаревшей, а ее организация и боевая подготовка находились на довольно низком уровне. В армии было много талантливых молодых командиров, но они смогли проявить себя лишь после того, как в командовании разразился кризис.

А начался кризис утром 22 июня. Сначала появились слухи о том, что немцы заманили советских пограничников на свою сторону границы и расстреляли их. Слух оказался правдой. К середине утра бои на границе стали настолько ожесточенными, что жены русских военных вышли на передовую, где помогали раненым, подносили боеприпасы, а в некоторых случаях и сами брались за оружие. Утром Сталин несколько раз безрезультатно звонил в Берлин. Поняв, что это бесполезно, он позвонил в посольство Японии[60 - Нам не удалось обнаружить подтверждения этой информации. Упоминается лишь поручение И. В. Сталина позвонить в германское посольство в Москве, данное около 4:30 – 5:30 утра 22 июня (до вручения Шуленбургом ноты об объявлении войны).].

Шел десятый час операции «Барбаросса», когда генерал Иван Болдин[61 - Иван Васильевич Болдин (1892?–?1965) – советский военачальник, генерал-полковник (1944). В сентябре?–?октябре 1939 г. участвовал в Польском походе Красной армии. С октября 1939 г. командующий войсками Одесского военного округа. В июне 1940 г. переаттестован в генерал-лейтенанты. С июля 1940 г. заместитель командующего, с января 1941 г. – 1-й заместитель командующего войсками Западного особого военного округа. В начале Великой Отечественной войны, руководя конно-механизированной группой, попал в окружение около Белостока, но вывел из кольца группу из остатков различных частей. 4 августа 1941 г. принят И.?В. Сталиным в Кремле. Действия Болдина были поставлены в пример в приказе №?27 °Ставки Верховного Главнокомандования от 16 августа 1941 г. В октябре?–?ноябре 1941 г. командовал 19-й армией, в Вяземской оборонительной операции части армии вели тяжёлые бои в окружении. После выхода из него в ноябре 1941 г. назначен командующим 50-й армией, пребывал в этой должности до февраля 1945 г. Особенно отличился во время обороны Тулы в ноябре?–?декабре 1941 г. В марте 1943 г. в ходе Ржевско-Вяземской наступательной операции в тяжёлых условиях распутицы 50-я армия участвовала в ликвидации Ржевско-Вяземского выступа. В июне?–?августе 1944 г. войска армии участвовали в Белорусской стратегической наступательной операции, в ходе которой успешно форсировали Днепр, содействовали ликвидации окружённой минской группировки противника. В апреле 1945 г. назначен заместителем командующего войсками 3-го Украинского фронта. Награждён 2 орденами Ленина, 3 орденами Красного Знамени и иными наградами.] на штабной машине Красной армии прибыл в польский город Белосток[62 - С сентября 1939 г. в составе Белорусской ССР. В 1941?–?1944 гг. под немецкой оккупацие в городе находилось еврейское гетто (в 1943 г. в ходе восстания погибли или уничтожены около 40 тыс. чел.) и лагерь советских военнопленных. В августе 1945 г. Белосток возвращён Польше.]. Путешествие Болдина было нелегким. Казалось, что в тот день полмира куда-то несется и все двигались на восток. Недалеко от Белостока Болдина подрезал ЗИС-101[63 - Советский автомобиль представительского класса, семиместный лимузин, производившийся в 1936?–?1941 гг. Во многом скопирован с американского автомобиля Buick-32-90.] – советский аналог «Роллс-Ройса». На заднем сиденье болтали две хорошо одетые женщины, не обращая внимания на крестьянские семьи, марширующие по дорогам с двухдневным запасом еды. Люди сами не понимали, куда они идут; просто пытались уйти подальше от грохота орудий. Болдин снова посмотрел на женщин. Он знал этот типаж. Жены должностных лиц, и, судя по машине, в которой они сидели, их мужья занимали высокие посты. И все же, если бы не герань, торчавшая из заднего окна их машины, Болдин подавил бы раздражение и поехал своей дорогой. Но растение задело его за живое. Оно казалось неприличной роскошью среди моря страданий. Сразу за Белостоком Болдин не выдержал и крикнул женщинам: «Неужели в такое время вам нечего больше возить, кроме цветов?»

Вопрос остался без ответа. Пулеметная очередь прошила обеих женщин, их двоих детей и водителя, который упал головой на руль. Только фикус остался невредимым. Болдин провел остаток дня за организацией похорон. Затем он отправился на поиски 10-й армии – подразделения, ответственного за защиту Белостока. Он нашел командующего, генерала Константина Голубева, в березовой роще в нескольких километрах от города. «Бойцы держатся хорошо, героически, – сказал Голубев, – но почти вся наша авиация и зенитная артиллерия разбиты. Боеприпасов мало. На исходе горючее для танков[64 - Цит. по: Болдин И.?В. Страницы жизни. С. 89, 92–93.]».

В разгар их разговора из Минска позвонил генерал Павлов и приказал 10-й армии перейти в контратаку. Болдин возразил, сообщив, что 10-я армия фактически уничтожена. Павлов на мгновение задумался, затем повторил приказ: «В атаку!» [65 - В конце июня – самом начале июля 1941 г. 10-я армия была окружена и разгромлена под Белостоком, некоторые группы солдат и командиров смогли вырваться. В июле 1941 г. управление армией было расформировано, а остатки войск переданы для укомплектования других соединений и частей.] Вскоре в небе появились самолеты люфтваффе, и Белосток погрузился в пучину огня.

Тем же вечером, в 21:15, маршал Тимошенко, действуя на основании устаревшей информации, отдал Директиву[66 - Директива №?3 была подписана также Г.?М. Маленковым и Г.?К. Жуковым.] № 3: утром советские войска должны атаковать немецких захватчиков и отбросить их назад. Спустя 48 часов в Красной армии воцарился хаос. Немецкие танки прорывались через 80-мильную брешь в русской линии обороны, и генерал Павлов потерял контроль и над своей армией, и над самим собой. Широкоскулый, коренастый, с зорким взглядом, Павлов выглядел как боец, но его таланты больше касались политики, чем военного дела. Он продвигался по служебной лестнице, зная, с кем поддерживать дружбу, а кого сторониться. Многие из советских командиров, служивших советниками во время Гражданской войны в Испании, по возвращении домой были отправлены в ГУЛАГ[67 - Или расстреляны в 1938?–?1941 гг.]. Павлов вернулся домой Героем Советского Союза. Два года спустя, когда финская армия из 32 танков и 114 самолетов сдерживала советские силы из 2514 танков и 3880 самолетов в течение трех с половиной месяцев[68 - По другим данным, на 30 ноября 1939 г. в финской армии было 64 танка, а советские войска располагали 2289 танками и 2446 самолётами.], Павлов одержал несколько незначительных побед в конце кампании и получил одну из самых престижных должностей в Красной армии – командующего Западным фронтом[69 - Точнее, командующего Западным особым военным округом (с июня?–?июля 1940 г.), на основе войск которого был с началом войны образован Западный фронт.]. Выбор был не из лучших: несмотря на боевые заслуги, Павлов легко терял самообладание. За несколько недель до немецкого вторжения его сослуживец слышал, как Павлов истерически кричал на командира, сообщившего о нарушении границы: «Тем, кто наверху, лучше знать!» Как только начались бои, в генерале стали проявляться еще более неприятные качества. Павлов обещал частям доставить припасы, но не делал этого или исчезал на несколько часов без объяснения причин. Потом была битва за Минск[70 - Оборона Минска продолжалась лишь три дня – с 25 по 28 июня 1941 г. Совинформбюро о падении столицы Белорусской ССР не сообщило. Под городом образовался котёл, в который попали остатки 3-й и 10-й, а также части 4-й и 13-й армий Западного фронта. Котёл был ликвидирован немцами к 8 июля. По итогам боёв под Белостоком и Минском погибли или попали в плен не менее 200 тыс. советских солдат.]. В разгар боя Павлов созвал свой штаб и приказал переместить ставку командования Западным фронтом в Бобруйск, небольшой город в 150 километрах к востоку от Минска. Через сутки он передумал и объявил, что передислоцируется в Могилев, находящийся в 200 километрах от Минска. Оттуда Павлов планировал руководить обороной города с помощью небольших самолетов-корректировщиков и парашютистов, которые будут передавать его указания командирам.

По ходу сражения исчезновения Павлова становились все более частыми и продолжительными. «Он на фронте», – отвечал отчаявшийся начальник штаба командиру, который хотел поговорить с генералом. В конце июня, после шестидневного отсутствия Павлова, его вызвали в Москву, предали суду и казнили[71 - 30 июня Д.?Г. Павлов был отстранён от командования Западным фронтом и вызван в Москву. По возвращении оттуда 4 июля арестован. Обвинён в трусости, бездействии, самовольном оставлении стратегических пунктов, развале управления войсками. 22 июля приговорён к высшей мере наказания и расстрелян. В 1941?–?1942 гг. были расстреляны ещё 6 военачальников Западного фронта. В 1957?–?1958 гг. все они были реабилитированы. Считается, что И.?В. Сталин сделал их «козлами отпущения» за катастрофу в начале войны.]. Впрочем, Сталин был недоволен и другими генералами. На войне важно говорить правду, но после репрессий 1930-х годов многие советские командиры боялись делать это. Никто не хотел закончить как Павлов, хотя замалчивание фактов могло иметь самые трагические последствия. Рано утром 28 июня Сталин вошел в кабинет маршала Тимошенко в здании Наркомата обороны и потребовал объяснить, почему ему не предоставили оперативную информацию о ситуации в Минске. Расплывчатый ответ Тимошенко только разозлил его[72 - Визит Сталина в Наркомат обороны случился 29 июня.].

– Ваш долг – контролировать ситуацию и держать меня в курсе событий, – сказал Сталин. – Вы просто боитесь сказать мне правду в глаза.

Жуков, который тоже находился в кабинете, спросил:

– Товарищ Сталин, разрешите нам продолжить работу?

Вопрос еще больше разозлил Сталина. Он сказал:

Что за начальник штаба, который так растерялся, не имеет связи с войсками, никого не представляет и никем не командует[73 - Цит. по: Начало войны. Из воспоминаний А.?И. Микояна // 1941 год: в 2 кн. Кн. 2 / сост. Л.?Е. Решин и др.; под ред. В.?П. Наумова; вступ. ст. А.?Н. Яковлева. М.: Международный фонд «Демократия», 1998. С. 497.].

Нечасто Маршал Советского Союза в слезах выбегает из кабинета, но Жуков поступил именно так. Затем последовала еще более удивительная сцена: Вячеслав Молотов, хладнокровный палач, утешал плачущего Жукова. Когда они вернулись в кабинет, Сталин услышал правду: Минск захвачен, бо?льшая часть советских пограничных войск уничтожена. Ранее в тот же день две танковые группировки немцев встретились к востоку от Минска, открыв себе дорогу на Москву и заманив 290 тысяч советских солдат в ловушку, которая стала известна как Белостокско-Минский котел[74 - Речь идёт о событиях 28 июня. Тогда 2-я и 3-я немецкие танковые группы соединились в районе Налибокской пущи (западнее Минска), тем самым перехватив пути отхода большинству дивизий советских 3-й и 10-й армий. В тот же день немецкие войска заняли город Волковыск (Гродненская область), тем самым рассекли окружённые советские части надвое и замкнули малое кольцо в районе Барановичей, окружив 3-ю, 4-ю и 10-ю армии. 1 июля соединились войска немецких 4-й и 9-й армий, тем самым замкнув внешнее кольцо окружения, взяв в кольцо советскую 13-ю армию. 8 июля немцы ликвидировали котёл. К началу войны на Белостокском выступе находилось более 300 тыс. советских солдат. По итогам боёв под Белостоком и Минском погибли или попали в плен около 200 тыс. бойцов Красной армии.].

Сталин признал, что советское командование совершило большую ошибку.

Близился рассвет. Сталин, Молотов и Лаврентий Берия, генеральный комиссар государственной безопасности, народный комиссар внутренних дел СССР, стояли на подъездной аллее Наркомата обороны. В июньском небе занимался новый день. «Все потеряно, – причитал Сталин. – Я сдаюсь! Ленин основал наше государство, а мы все просрали[75 - Очевидцами, передавшими эти слова (вторую фразу), были А.?И. Микоян и В.?М. Молотов. При этом последний утверждал, что слов о сдаче не слышал и считает их маловероятными. Вторая фраза в русскоязычном оригинале выглядит так: «Ленин оставил нам великое наследие, мы – его наследники – все это просрали».]». (Да, по словам очевидца, Сталин владел современным языком[76 - Цит. по: Начало войны. Из воспоминаний А.?И. Микояна // 1941 год: в 2 кн. Кн. 2. С. 498. – см. ранее.].) К полудню следующего дня кабинет Сталина в Кремле все еще пустовал. Александр Поскребышев, личный помощник вождя, говорил звонившим, что товарища Сталина нет, и добавлял: «Я не знаю, когда он будет».

К вечеру Поскребышев начал отвечать более раздраженно. «Товарища Сталина здесь нет и вряд ли будет», – говорил он. Следующие несколько дней поговаривали, что Сталин, подавленный, растерянный и измученный бессонницей, бродит по своей подмосковной даче[77 - Сталин оставался на даче более короткий срок, чем два-три дня.]. Однако, помня о том, как Александр Великий и Иван Грозный на время уходили в тень, чтобы проверить преданность своих сторонников[78 - По всей видимости, имеются в виду легенда о том, что император Александр I не умер в 1825 г., а ещё долго жил в качестве старца-отшельника Фёдора Кузьмича, и реальное кратковременное царствование Симеона Бекбулатовича (1575?–?1576) во время правления Ивана IV Грозного. Версии о причинах их «ухода в тень» разнообразны.], не все думали, что Сталин откажется от власти. Также ходили слухи, что он, временно отойдя от дел, читал книгу об Иване Грозном[79 - По-видимому, в 1930-е гг. И. В. Сталин прочёл книгу известного историка Р.?Ю. Виппера «Иван Грозный» (1922 г.). В 1942 г. она вышла в СССР в новой редакции, в 1944 г. – вновь переиздана. В 1942 г. вышла пьеса А.?Н. Толстого «Иван Грозный», сохранившаяся в личной библиотеке Сталина с пометками вождя.] и под впечатлением от его биографии нацарапал на обложке: «Мы победим!» Вероятно, все эти слухи были правдивыми.

Тяжелые потери, которые СССР понес в первую неделю войны, пошатнули позиции Сталина, и он не знал, кому можно доверять. Член Политбюро Анастас Микоян, приезжавший в резиденцию вождя 30 июня, позже писал: «Я уверен, Сталин решил, что мы приехали арестовать его[80 - Этой фразы нет в первоначальном тексте воспоминаний Микояна, она добавлена его сыном, готовившим воспоминания к публикации.]». Вечером по дороге в Москву у Берии возникла еще более пугающая мысль. «Мы застали Сталина в минуту слабости, – сказал он соратникам и добавил: Иосиф Виссарионович никогда этого не простит».

Вернувшись в Кремль 1 июля, Сталин снова взял в руки бразды правления. Он назначил себя председателем Комитета обороны, председателем Государственного комитета обороны, наркомом обороны и Верховным главнокомандующим[81 - Неясно, о каком «Комитете обороны (defense committee)» идёт речь. Возможно, за этим обозначением скрывается должность председателя Ставки Верховного командования, которую Сталин занял 10 июля 1941 г. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «Об образовании Государственного комитета обороны СССР» датировано 30 июня 1941 г. Народным комиссаром обороны Сталин стал 19 июля, а Верховным главнокомандующим Вооруженными Силами СССР – 8 августа.]. Он также приказал перевезти тело Ленина в Сибирь, где его не достанут немецкие бомбардировщики[82 - 3 июля 1941 г. тело Ленина было отправлено в Тюмень. В апреле 1945 г. оно было возвращено оттуда в Москву.]. В ночь перед отправкой Сталин лично посетил сумрачную Красную площадь, чтобы попрощаться с человеком, который перед смертью приказал снять Сталина с поста Генерального секретаря ЦК РКП(б)[83 - Имеется в виду известнейший документ «Письмо к съезду» («Завещание Ленина»), надиктованный В.?И. Лениным с 24 декабря 1922 по 4 января 1923 гг. В нём предлагалось переместить Сталина с этого поста, поскольку тот «слишком груб». Однако этого сделано не было.].

В последнюю неделю июня стояла жара под 40 градусов, в воздухе клубились облака пыли. Снова и снова поступали сообщения о поражениях Красной армии. Брест-Литовск[84 - Название Брест-Литовск (Брест-Литовский) город носил в XVII – начале XX вв., в 1923?–?1939 гг. именовался Брест-над-Бугом, с сентября 1939 г. после присоединения к СССР – просто Брест. Оборона Брестской крепости продолжалась с 22 июня по 23 июля 1941 г. (имеются сведения об отдельных стычках в августе). При этом большую часть крепости немцы заняли уже 24 июня, после 30 июня остались лишь изолированные советские очаги сопротивления и одиночные бойцы.], один из важнейших советских форпостов на Западном фронте, находился на грани капитуляции. На севере немецкая танковая группировка прорвала линию обороны в Прибалтике и двигалась к Ленинграду – второму городу России, а группа армий «Центр» мчалась на восток, приближаясь к Смоленску, от которого до Москвы оставалось всего 400 километров. Только на юге Красная армия успешно сражалась с захватчиками. Войска генерала Жукова замедлили продвижение группы армий «Юг» вглубь[85 - Имеется в виду танковое сражение в районе Дубно?–? Луцк?–?Броды 25/26?–?29/30 июня 1941 г., ставшее одним из крупнейших в истории. В нём войска советского Юго-Западного фронта, не добившись поставленных целей и понеся огромные потери (2648 танков, танковые потери вермахта в 10 раз меньше), тем не менее задержали на неделю наступление 1-й немецкой танковой группы и сорвали планы противника прорваться к Киеву и отрезать советскую львовскую группировку от остальных сил. Г.?К. Жуков с 23 июня 1941 г. являлся представителем Ставки на Юго-Западном фронте, но командовал фронтом (до своей гибели 20 сентября 1941 г.) генерал-полковник М.?П. Кирпонос.] Украины. В начале июля сводки о настроениях граждан, составляемые НКВД – своего рода полицией, которую Сталин использовал для наблюдения за людьми – и другими государственными учреждениями, складывались в пеструю картину набор в армию увеличился, а боевой дух был высоким как у молодых коммунистов-идеалистов, так и среди русских патриотов-националистов, чьи непростые отношения с Родиной были отражены в стихотворении «Дороги Смоленщины» [86 - Имеется в виду известное стихотворение знаменитого советского поэта и военного корреспондента К.?М. Симонова «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины…», написанное в 1941 году. Оно посвящено известному поэту и военному корреспонденту А.?А. Суркову, который и является «Алешей». Полный текст стихотворения см., например, в: Симонов К.?М. Собрание сочинений: в 10 т. / вступ. ст. Л. Лазарева; комм. А. Александровой. Т. 1. Стихотворения. Поэмы. Вольные переводы. М.: Художественная литература, 1979. С. 88–89.].

Как будто за каждою русской околицей,
Крестом своих рук ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в Бога не верящих внуков своих.

Жители Украины, где в начале 1930-х годов голод унес от 3,3 до 7,5 миллиона жизней, не проявляли особого энтузиазма по поводу борьбы под флагом страны, устроившей геноцид[87 - Имеется в виду Голод на Украине 1932?–?1933 гг. (Голодомор), являвшийся следствием проводимой Сталиным форсированной индустриализации и коллективизации, а также нежелания пойти на уступки крестьянам до 1933 г.]. Среди русских также было немало тех, кто был готов сдаться захватчикам. Например, доктор Гребешинков в разговоре с сослуживцем заявил: «Если половина страны ненавидит власть, трудно будет заставить людей воевать». Товарищ Курбанов из Советского туристического бюро не видел чести в том, чтобы умереть за прогнивший режим[88 - Под Советским туристическим бюро (“Soviet Tourist Bureau”), возможно, имеется в виду Туристско-экскурсионное управление ВЦСПС.].

Третьего июля Сталин впервые за время войны выступил с обращением к советскому народу. Он попытался нарисовать обнадеживающую картину будущего, вокруг которой могли бы объединиться советские граждане всех национальностей и политических убеждений, забыв о прошлых невзгодах.

«Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! – начал он. – К вам обращаюсь я, друзья мои! <…> В силу навязанной нам войны наша страна вступила в смертельную схватку со своим злейшим и коварным врагом…»[89 - Цит. по: Правда. 1941, 3 июля. №?182 (8590). С. 1.] Слова Сталина были сильны своей простотой, но один слушатель, военный корреспондент Константин Симонов, обратил особое внимание на то, как говорил вождь. «Он медленно говорил монотонным голосом с сильным грузинским акцентом», – отметил Симонов, позже добавив, что можно было услышать звон стакана, когда Сталин сделал глоток воды. Его голос был низким и мягким, и он мог бы казаться совершенно спокойным, если бы не тяжелое, усталое дыхание и то, что вождь постоянно отпивал воду. Симонов считал, что была некая дисгармония «между ровным голосом [Сталина] и трагической ситуацией, о которой он говорил». В этой дисгармонии Симонов уловил особую силу. «Люди не были удивлены, – сказал он. – Сталин сделал то, чего от него ждали. Не было бравады, просто лидер государства говорил суровую правду, которую нужно было сказать… Люди любили его по-разному – одни беззаветно, другие с оговорками, кто-то восхищался им, но в то же время боялся, а некоторым из слушателей он вообще не нравился. Однако никто не сомневался в его храбрости или железной воле. А сейчас было время, когда эти два качества были необходимы для человека, который стоял у руля… Правда, которую Сталин сказал в тот июльский день, была жесткой и горькой, но, сказав ее, он завоевал доверие своего народа».

Симонов был только наполовину прав относительно того, что сказал Сталин. Самую горькую правду о том, что советская армия, авиация и флот понесли огромные потери, он оставил в тайне[90 - О советских потерях в речи Сталина вообще не говорилось. Немецкие же были охарактеризованы так: «лучшие дивизии врага и лучшие части его авиации уже разбиты и нашли себе могилу на полях сражения», – что совершенно не соответствовало действительности.]. К 10 июля советские войска потеряли на Западном фронте 4799 танков, 1777 истребителей и 341 тысячу солдат[91 - Приведённые цифры потерь Западного фронта в танках и истребителях вызывают вопросы. Имеются авторитетные сведения о том, что к началу войны Западный фронт располагал всего 4413 танками и 2129 самолётами.]. Наблюдая за отступлением Красной армии на восток после битвы за Минск, один советский командир сравнил это с тем, как поток лавы «медленно движется к морю». Он писал: «Некоторые военнослужащие [находились] в грузовиках, у них на плечах болтались устаревшие винтовки. Их форма была изношена и покрыта пылью», а «на их подавленных, изможденных лицах не было улыбок». Другой командир вспоминал, как самолеты люфтваффе кружили над отступающими русскими колоннами, выжидая, когда люди и техника будут двигаться плотным строем по узкому месту, а затем налетали, как хищные птицы. По пути из Минска в начале июля немецкие громкоговорители сообщали отступающим русским, что Германия хочет наградить их за «доблестную» оборону города: дает «двадцать минут, чтобы прикончить комиссаров и жидов».

Спустя несколько дней после захвата Минска начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии[92 - Гальдер известен, среди прочего, своим военным дневником, являющимся чрезвычайно ценным источником по военно-политической истории Второй мировой войны. См. на рус. яз.: Гальдер Ф. Военный дневник: Ежедневные записи начальника Генерального штаба сухопутных войск. 1939?–?1942 гг.: пер. с нем.: в 3 т. М.: Воениздат, 1968?–?1971.] генерал Франц Гальдер написал: «Можно без преувеличения сказать, что война выиграна за две недели». Большинство британских и американских военных были согласны с этим. Русские поначалу будут сражаться, чтобы их не сочли трусами, а затем, подобно британцам и французам в 1940 году, сдадутся или отступят. Однако, делая такие прогнозы, они не учли исторические факты. Начиная с польского вторжения 1605 года[93 - Хотя ряд поляков участвовали в событиях Смутного времени в России начиная с 1604 г. (поддержка Лжедмитрия I и Лжедмитрия II), официально Речь Посполитая вступила в войну с Россией и вторглась в неё только в 1609 г. (война продолжалась до 1618 г.).] до нападения Наполеона в 1812 году русские солдаты проявляли незаурядную храбрость и стойкость. Фридрих Великий, который воевал с русскими в XVIII веке, писал: «Чтобы победить [русского], вы должны убить его, заколоть штыком, а затем выстрелить в ублюдка»[94 - Фридриху Великому ошибочно приписывают фразу «русского солдата мало убить, его надо еще повалить». Он якобы сказал это после сражения при Цорндорфе (14 августа 1758 г.). На самом деле это парафраз Иоганна фон Архенгольца («История Семилетней войны», 1788 г.).]. В ходе июньских боев на польской границе советские солдаты сотни раз демонстрировали беспримерный героизм и самоотверженность. В июле, через месяц после того как боевые действия переместились далеко на восток, горстка красноармейцев все еще держалась в цитадели Брест-Литовска на советско-польской границе. Перед смертью один из защитников крепости написал на стене: «Я умираю, но не сдаюсь! Прощай, Родина» [95 - Эта надпись, датированная 20 июля 1941 г., была обнаружена в руинах казармы 132-го отдельного батальона конвойных войск НКВД. Считается, что она сделана бойцом этого батальона Федором Рябовым. В 1952 г. кусок штукатурки с надписью был передан в Центральный музей Вооруженных сил в Москве, где экспонируется и сегодня.].

В начале июля жители прифронтового Смоленска, города холмов и церквей, проснулись от скрежета и грохота тяжелых машин. Когда солнце развеяло утреннюю дымку, стало видно, что по всему горизонту растянулись колонны немецких танков. Масштабы и скорость немецких успехов под Белостоком и Минском 20 уничтоженных русских дивизий и почти 300 тысяч пленных за неделю с небольшим воодушевили Берлин и встревожили Москву[96 - Белостокско-Минское сражение датируется 22 июня – 9 июля 1941 г. По другим сведениям, в ходе сражения были уничтожены 23 советские дивизии. Приведённое количество пленных – это немецкие данные (288?–? 324 тыс. чел.).]. В обеих столицах развернули карты и обвели красным Смоленск – последний крупный город на пути к столице. В начале июля под палящим солнцем началась битва. Немцы, заполонившие окрестности Смоленска, размахивая боевыми флагами и распевая патриотические песни, были олицетворением воинского шика, а защитники Смоленска были его полной противоположностью. Плохо экипированные и плохо обученные, солдаты Советской армии резерва мало понимали в военном деле в обычном его смысле и находились в Смоленске только потому, что больше некому было защищать город. Но народные предания и традиции вооружили русского солдата двумя классическими навыками. Во-первых, он умел убивать. Немецких военнопленных расстреливали на месте или, если позволяло время, калечили. Во-вторых, советский солдат умел умирать. Когда кончались пули, он шел врукопашную, а если не было поддержки артиллерии, он забрасывал немецкие танки бутылками с зажигательной смесью, более известными как коктейль Молотова. Один раненый радист две недели передавал информацию о маневрах немцев из кабины сгоревшего танка, пока его не убили. В конце июля, после нескольких недель ожесточенных боев, немцы взяли верх и дороги вокруг Смоленска заполнились длинными колоннами людей, марширующих на восток под бескрайним русским небом, которое они раньше не видели, навстречу судьбе, о которой не смели думать. Когда в августе боевые действия прекратились, 600 тысяч советских солдат были убиты, ранены или попали в плен[97 - За время Смоленского сражения Красная армия потеряла 760 тыс. человек, в том числе 486 тыс. безвозвратно.], а Гитлер тем временем строил планы по колонизации России[98 - В начале августа закончился второй этап Смоленского сражения и боевые действия непосредственно под Смоленском. Однако на других участках они достаточно активно шли: 1?–?21 августа – бои на Смоленской дуге (3-й этап сражения); 22–29 августа – успешное наступление немцев на северном фланге: Великие Луки, Торопец; 30 августа – начало советских Рославль-Новозыбковской и Ельнинской наступательных операций.].