скачать книгу бесплатно
– Не знаю я никаких тестов, знаю только, что не пил ничего.
Он взялся за Кору. Она пообещала рассказать, что ей известно.
– Кто вел машину?
– Я.
– Где находился этот человек?
– На заднем сиденье.
– Он пил?
Она отвела взгляд, сглотнула и пустила слезу.
– Я должна отвечать?
– Можете отказаться отвечать на любой вопрос, если вам угодно.
– Я не хочу отвечать.
– Как пожелаете. Расскажите нам сами, что произошло.
– Я вела машину. Дорога долго шла вверх, и двигатель перегрелся. Муж сказал, чтобы я остановилась, дала ему остыть.
– Насколько он перегрелся?
– Датчик почти зашкаливал.
– Продолжайте.
– Затем дорога пошла вниз, и я заглушила мотор, но в конце спуска он был еще горячий, и перед тем, как начать подъем, мы остановились. Простояли, наверное, минут десять. И я снова завела мотор. Не знаю, что случилось, но мотор не тянул, и я переключилась на вторую передачу. А потом я вдруг почувствовала, как машина накренилась, перевернулась и покатилась вниз. Потом, помню, я пыталась выбраться – и выбралась, – и пошла к шоссе.
Коронер повернулся ко мне.
– Вы что, пытаетесь выгородить эту женщину?
– Она-то меня не больно выгораживает.
Присяжные посовещались и вынесли вердикт, что потерпевший Ник Пападакис погиб в результате автомобильной аварии, произошедшей на дороге к озеру Малибу частично или полностью вследствие нашего с Корой преступного поведения, и дело следует передать на рассмотрение Большого жюри[6 - Большое жюри – в США коллегия присяжных заседателей, которая определяет обоснованность и целесообразность предъявления кому-либо официальных обвинений.].
* * *
Ночью у меня в палате дежурил другой коп, а утром он сказал, что ко мне придет мистер Сэкетт, и нужно приготовиться.
Меня, буквально неспособного шевелиться, кое-как побрили, чтобы я выглядел поприличней. Я знал, кто такой этот Сэкетт – окружной прокурор. Явился он где-то в половине одиннадцатого; полицейский вышел, и мы остались вдвоем. Сэкетт был крупный тип, лысый и держался запросто.
– Так, так, так… Как самочувствие?
– Я в порядке. Хотя тряхнуло основательно.
– Как сказал один парень, выпав из аэроплана: полетал здорово, а вот с посадкой оплошал.
– Точно.
– Итак, Чемберс, если не захотите говорить – можете не говорить, но я пришел отчасти посмотреть, как вы тут, отчасти потому, что знаю по опыту: откровенный разговор помогает впоследствии сберечь нервы, а иногда и выбрать правильную линию защиты. В любом случае это, как говорится, путь к взаимопониманию.
– Разумеется, сэр. Так что вы хотели узнать? – Я старался говорить с хитрецой.
Сэкетт окинул меня внимательным взглядом.
– Давайте начнем с самого начала.
– Про эту поездку?
– Именно.
Он встал и начал прохаживаться. Дверь была рядом с моей кроватью, и я распахнул ее. Коп стоял дальше по коридору и болтал с медсестрой.
Сэкетт расхохотался.
– Никаких диктофонов. Мы же не в кино!
Я глуповато ухмыльнулся. Я его сделал! Прикинулся недоумком – и дал ему почувствовать надо мной превосходство.
– Видать, я свалял дурака, сэр. Ладно, начну с самого начала и все расскажу. Я здорово влип, но если врать – мне же будет хуже.
– Очень верно рассуждаете, Чемберс.
Я рассказал, как смотался от грека, а потом мы столкнулись на улице, и он звал меня обратно и даже пригласил поехать с ними в Санта-Барбару. Рассказал, как Ник запасся вином в дорогу, и как мы отъехали.
Сэкетт меня перебил:
– Так, значит, вы вели машину?
– А может, вы мне скажете, кто вел?
– Вы это о чем, Чемберс?
– Я ведь слышал ее показания. Слышал, что говорили полицейские. Знаю, где меня нашли. Стало быть, знаю, кто вел. Она. Но если уж рассказывать все, как я помню, так приходится сказать, что за рулем был я. И коронеру я не врал. Мне все-таки помнится, что вел я.
– Вы солгали, что не были пьяны.
– Да, верно. Тогда из меня хмель еще не выветрился, да и от наркоза я не отошел – вот и соврал. Теперь-то я в своем уме и понимаю: только правда меня спасет – если это вообще возможно. Конечно, я был пьян. В стельку.
– В суде вы то же самое скажете?
– Придется. Но вот чего я не могу понять, это – почему вела она? Я же сам сел за руль. Я точно знаю. Помню, там еще торчал какой-то тип, и он надо мной потешался. Как же она оказалась за рулем?
– Вы проехали всего-то пару шагов.
– В смысле – пару миль?
– Пару шагов. А потом она вас прогнала и села сама.
– Да-а… Вот это я набрался!
– Ну в подобные вещи присяжные могут поверить. История достаточно дурацкая, чтобы быть правдой. Да, наверное, поверят.
Сэкетт молчал и разглядывал свои ногти, а я едва сдерживал улыбку. Когда он стал опять задавать вопросы, я только обрадовался – обдурить-то его оказалось легко!
– Когда вы начали работать у Пападакиса?
– Зимой.
– И долго у него пробыли?
– Месяц назад ушел. Может, полтора.
– То есть проработали полгода?
– Где-то так.
– А чем до того занимались?
– О, шатался повсюду.
– На попутках? В товарных вагонах? Перебивались чем придется?
– Да, сэр.
Он расстегнул папку, выложил на стол пачку бумаг и начал просматривать.
– Во Фриско бывали?
– Родился там.
– В Канзасе? Нью-Йорке? Новом Орлеане? Чикаго?
– Везде побывал.
– А в тюрьме – приходилось?
– Был, сэр. Когда скитаешься туда-сюда, проблемы с копами возникают часто. Да, сэр, я бывал в тюрьме.
– И в Тусоне?
– Да. Кажется, десять дней мне там дали. Посягательство на собственность железной дороги.
– Солт-Лейк-Сити? Сан-Диего? Уичито?
– Да, сэр, везде.
– Окленд?
– Три месяца. Подрался с охранником на вокзале.
– Вы его хорошенько отделали, да?
– Ну, как говорится, этому здорово наподдали, да вы второго не видали. Я и сам как следует получил.
– Лос-Анджелес?
– Разок. И только три дня.
– Чемберс, почему вы вообще нанялись к Пападакису?
– Случайно вышло. Я был на мели, зашел к нему чего-нибудь перехватить, а он предложил работу – я и согласился.
– Чемберс, вам самому-то не смешно?
– О чем это вы, сэр?
– Столько лет болтались там и сям, никогда толком не работали, даже, насколько я вижу, не пытались, а тут вдруг осели, устроились на постоянную работу.
– Да я сам не в восторге был. Пришлось.
– Но вы остались.
– Ник… он был один из самых лучших людей, кого я только встречал. Когда я поднакопил деньжат, хотел ему сказать, что с меня довольно, однако духу не хватило – у него вечно проблемы с работниками. А потом, когда он попал в больницу, я удрал. Просто удрал – и все. Он, конечно, такого не заслужил, но ноги у меня неугомонные. Я просто потихоньку свалил.
– А затем вы вернулись, – и на следующий день он погиб.
– Вы меня совсем расстроили, сэр. Пускай я говорил перед присяжными другое, но вам-то я объясняю – мне теперь сдается, что я немало виноват. Не будь я там в тот день, не выставь его на выпивку, может, он сейчас был бы жив. Понимаете, может, этого вообще не случилось бы. Я накачался под завязку и не знаю, что там было. Опять же, не будь в машине двух пьяных, его жена, наверное, вела бы лучше, так ведь? Вот вам мое мнение.
Я смотрел на него, пытаясь понять – купился он или нет? А он на меня даже не смотрел. И вдруг, вскочив, схватил меня за плечо.
– Хватит, Чемберс! Почему ты проторчал у Пападакиса полгода?
– Сэр, я не понимаю…
– Понимаешь! Я ее видел, Чемберс, и я знаю, почему ты остался! Она была у меня вчера – потрепанная, глаз подбитый, – и все равно ого-го! Ради такой многие парни бросили бы бродяжить, неугомонные у них ноги или нет.
– Я все же ушел, сэр. Так что вы ошибаетесь.
– Ушел, да ненадолго. Как-то слишком хорошо все складывается, Чемберс. Вчера – простое дело о пьяном вождении и причинении смерти по неосторожности, а теперь – и этого нет. Куда я ни повернусь – кругом свидетели, и если сложить все показания, впору и дело закрывать. Брось, Чемберс. Вы с этой женщиной убили грека, и чем скорее ты во всем признаешься, тем тебе же будет лучше.
Тут, скажу я вам, мне стало не до улыбок. Губы у меня онемели, я хотел заговорить, но не смог выдавить ни слова.
