скачать книгу бесплатно
– Все в полном здравии.
– Очень радс, очень радс, – сладко улыбался Чернышев.
– А то, знаете ли, Кавказ…
Александр Иванович Чернышев, генерал от кавалерии, был еще молодцеват. Он был бы совсем орел, если бы не предательские мешки под глазами – следствие дворцовых интриг и ночных похождений.
– Государь разгневан, – перешел к делу Чернышев.
– А монарший гнев – событие государственное, я бы даже сказал – политическое.
– Я, собственно, не совсем понимаю, – сказал Граббе.
– Верно, – согласился Чернышев.
– Не все могут понимать нашего государя. Но я объясню. Велено покончить с Шамилем, если не покорится.
– Давно пора, – кивнул Граббе.
– Шалит, как изволили выразиться их императорское величество.
– Дерзит! – поднял палец Чернышев.
– Так вот и нам дерзкий человек надобен, – со значением сказал Чернышев.
– Вы, Павел Христофорович.
– Я?
– Больше некому. Заступите на место Вельяминова… Достойное поприще, не правда ли?
В дружеское расположение к нему Чернышева Граббе не верил. Но воля императора – совсем иное дело. Он лихорадочно соображал, как ему теперь следует себя поставить, но Чернышев не давал ему сосредоточиться.
– Знали бы вы, любезный Павел Христофорович, каких трудов мне стоило убедить императора забыть прежние недоразумения…
Чернышев с большим удовольствием засадил бы Граббе на гауптвахту. Стоило лишь перетряхнуть дело декабристов, в котором всегда отыщется новый предлог. Но фрейлина наплела что-то императрице про письмо своей кузины, что-де Граббе мечется, как лев в клетке, и с прискорбием взирает на неумелые действия кавказских начальников. Император к супруге прислушался.
Чернышев пытался убедить императора, что Граббе – не та фигура: слишком прямолинеен. Но императору, вернувшемуся из поездки на Кавказ в дурном расположении духа, именно эта прямота Граббе и показалась необходимой для дела. Именно такой генерал, упрямый, с апломбом и непризнанием авторитетов, желанием выслужиться, был надобен против Шамиля. Перемены, произведенные императором на Кавказе, замены начальников и неудовольствие, выраженное им Генеральному штабу, дела не поправили. И, когда неожиданно скончался Вельяминов, император вспомнил о Граббе.
Это было очень некстати. У Чернышева был свой, преданный ему человек, которого он прочил на место Вельяминова. Но теперь было поздно. Нужно было исполнять высочайшее повеление. Только Чернышев был далеко не так прост, чтобы облагодетельствовать своего врага, не связав его сначала по рукам и ногам.
– Таким образом, осталось лишь дождаться высочайшего приказа о назначении вашем командующим войсками на Кавказской линии и в Черномории. Надеюсь, император с этим не замедлит.
– Вы во мне не ошибетесь, граф, – сказал Граббе, окрыленный нежданной милостью императора.
– А по прибытии на Кавказ, по вхождении в дела вверенной вам области не замедлите представить соображения к скорейшему приведению горцев в покорность.
– Всенепременно, – кивнул Граббе.
– А пока извольте полюбопытствовать.
– Чернышев достал из папки бумагу.
– Плоды трудов отважного генерала Фезе, выпустившего Шамиля, когда он был почти у него в руках.
Граббе взял бумагу. Это был перевод письма Шамиля к Фезе после заключения с ним договора.
– Читайте, читайте, – настаивал Чернышев.
– По письму выходит, что генерал взял на себя смелость признать Шамиля равным его величеству императору, а его Имамат – особым государством!
В письме говорилось:
«Мы заключили мир с Российским государством, которого никто из нас не нарушит, с тем, однако, условием, чтобы ни с какой стороны не было оказано ни малейшей обиды против другой. Если же какая-либо сторона нарушит данное ею обещание, то она будет считаться изменницей, а изменник почтется проклятым перед Богом и перед народом. Сие наше письмо объяснит всю точность и справедливость наших намерений».
– Как же теперь быть с Шамилем? – растерялся Граббе.
– В смысле политическом?
– Как с бунтовщиком, – объяснил Чернышев.
– Государь велел усмирить или истребить. По обстоятельствам. С подданными договоров не заключают!
– В порошок сотру! – пообещал Граббе.
– Да, вот еще что… – Чернышев взял Граббе под руку и повел по залу.
– Дело вам предстоит многотрудное. Опять же штаб надобно будет перетряхнуть… Так вот я прикомандирую к вам поручика Милютина. Способный малый, из Генерального штаба. Обучался в Императорской Военной академии. Он мне тут такие карты рисовал – шедевры, а не карты. Весьма сведущ в военных науках. В журналах статьи публикует. И мечтает теории свои применить к практике. Или, напротив, практику обратить в наставления для войск. А Кавказ для этого благодатное поприще. Под вашим-то началом.
– Чрезвычайно вам благодарен, – согласился Граббе.
– Новые взгляды всегда на пользу отечеству.
Чернышев внимательно посмотрел на Граббе, размышляя, что имел в виду под «новыми взглядами» господин, имевший прикосновенность к делу декабристов.
– Тем более, когда рядом будут опытные люди, коих на Кавказе множество, – продолжал Граббе, все более увлекаясь чарующими перспективами.
Чернышев немного успокоился и продолжал:
– Война – дело дорогое, но все же вот вам совет: куда штыком не дотянетесь, туда деньгами проникнуть пробуйте. Не знаю, как в Дагестане, а в иных местах золото – первое средство поселить между племенами раздор. Так что просите побольше. И войск, и денег. Чтобы наверняка. А уж я позабочусь, чтобы ни в чем не было отказа. И не спешите. Горцев наскоком не возьмешь.
У Граббе голова шла кругом.
Отчего бы такая необыкновенная щедрость? – размышлял про себя генерал. Или Шамиль стал так опасен, что уже ничего не жалко, только бы добыть его голову?
Но Чернышеву нужны были громкие победы, а не окончание войны. И причины его неслыханной щедрости скоро объяснились, когда он сообщил Граббе об еще одном, более важном назначении:
– Начальником штаба у вас будет флигель-адъютант полковник Генерального штаба Траскин. Очень рекомендую! Александр Семенович – дельный человек, я сам имел случай в этом убедиться.
Тот самый Траскин! – припомнил Граббе сплетню о том, как Чернышев пристраивал замуж своих любовниц.
– При ваших стратегических занятиях кому-то нужно и остальные дела вершить, – убеждал Чернышев.
– Особенно по части хозяйственной. Подряды, расходы, продовольствие, обмундирование… Одним словом, болото! Не генеральское это дело.
Дьявол! – чертыхался про себя Граббе, сохраняя, тем не менее, учтивое выражение на лице. Приставил ко мне шпиона, да и вора, похоже, изрядного. Ну да ничего, там видно будет, чья возьмет.
– Вот и договорились, – улыбался Чернышев, пожимая Граббе руку.
– А ежели превзойдете Фезе, за монаршей милостью дело не станет.
– Не извольте сомневаться, – заверил Граббе.
– Нус, не смею более задерживать.
Обратно Граббе летел как на крыльях. Теперь он снова в силе, да еще в какой! Фезе дело провалил, и посрамить его – это Граббе считал делом чести. У него не уйдешь. Хватка у Граббе еще крепкая. Попляшут теперь мюриды. А Шамиль еще сам о пощаде запросит. И всякие там Анрепы со своими глупыми дуэлями будут у него по струнке ходить!
Граббе не терпелось выехать к месту назначения и безотлагательно приступить к соображениям о радикальных действиях против Шамиля. А там, глядишь, и для скорейшего и окончательного покорения Кавказа.
Ожидая в Петербурге высочайшего повеления, Граббе узнал от знакомых, что история насчет Траскина и любовницы Чернышева – правда. Но выяснилось важное обстоятельство. Жена Траскина умерла при родах. Мнимый муж был теперь Чернышеву не нужен в Петербурге, зато мог с пользой служить ему на Кавказе, приглядывая за Граббе и распоряжаясь гигантскими суммами так, как повелит его покровитель.
Наконец, высочайший приказ был получен. Из щедрого жалования, полученного на три месяца вперед, Граббе купил новый экипаж и немедля отправился в путь.
Глава 13
В Чиркату потянулись землекопы и каменщики, которых присылали наибы. Их встречали, хорошо кормили и отправляли на Ахульго, где они поступали в распоряжение Сурхая. Горский инженер просил Шамиля не приезжать, пока не будут готовы первые сооружения. Но Шамилю давно хотелось взглянуть на то, что там происходит. Узнав, что от Сурхая прибыли люди, чтобы забрать порох, необходимый для работ, Шамиль отправился с ними поговорить.
Пороховой завод был построен на окраине аула. Недалеко от Чиркаты издавна разрабатывалось месторождение серы. В отвесном склоне были проделаны длинные штольни, где добывали богатую руду, из которой затем и выплавляли серу. За этот важный труд Шамиль освободил мастеров от воинской обязанности, а кроме того, еще платил по пятидесяти копеек за пуд. На таком же положении были и те горцы, которые производили селитру, необходимую для получения пороха. Древесный уголь – третью составную часть пороха – доставляли по реке андийцы.
На чиркатинском заводе были установлены четыре каменные ступы, в которых смесь серы, селитры и угля тщательно крошилась и перетиралась. Делалось это с помощью больших пестов, которые приводились в движение хитроумным механизмом, связанным с водяной мельницей на реке. Полученный порошок спрыскивали водой и снова перемешивали. Затем это подобие теста перекладывали в бурдюк из бараньей шкуры, долго мяли, поколачивали и встряхивали, пока тесто не превращалось в зерна. Это и был порох, который оставалось как следует просушить и разложить по мешкам.
Порох получался достаточно хороший. Порох, который делали в других аулах, несколько отличался от чиркатинского. Все дело было в пропорциях, которые каждый мастер устанавливал на свой вкус. Но никакой горский порох не шел в сравнение с русским, который иногда удавалось купить в крепостях. Вот и вчера Джамал, старшина аула Чиркей, прислал два бочонка отличного фабричного пороха.
Джамал был человек известный и влиятельный. За ум и ловкость, с которой он устраивал самые деликатные дела, его уважали даже царские власти. Само положение Чиркея, этого большого и богатого аула поблизости от царских крепостей, вынуждало Джамала вести тонкую дипломатическую игру. А его сын даже завел приятелей среди русских начальников.
Чиркей считался мирным, но с условием, чтобы в него не вступали ничьи войска. В результате аул сделался важным посредником между непокорными горами и равниной, находившейся под контролем царских войск. Торговля с обществами, приверженными Шамилю, была запрещена, но через посредничество Чиркея они получали соль и другие необходимые товары. Особенно важным было то, что овечьи стада горных аулов паслись зимой на равнинах под видом чиркеевских.
– Чиркей Шамилю не слуга, – заверял Джамал, но при этом помогал имаму чем только мог.
Когда Шамиль в сопровождении Юнуса и Султанбека подъезжал к пороховому заводу, раздался взрыв. Все вокруг заволокло едким дымом. Потом из сизого тумана выбежали три лошади, за которыми гнались их хозяева. В ауле заголосили женщины, а к заводу начали сбегаться люди.
Дым постепенно рассеивался. Двинувшиеся вперед всадники увидели, что механизмы исправно делали свое дело, в ступах растирались составные части пороха, а в дальнем углу вокруг груды искореженного металла стояли обескураженные горцы.
– Имам! – растерянно сказал Мухтар, заведовавший пороховыми делами.
– Скажи этому сумасшедшему, чтобы оставил нас в покое!
Он показывал на седобородого старика, колдовавшего над дымящимся железом. Магомед был неугомонным изобретателем, мечтавшим сделать настоящую пушку. Меди, чтобы отлить ее, у него не было. Тогда Магомед придумал выковывать пушки кузнечным способом из железных полос, а затем обшивать их буйволиной кожей и стягивать обручами. Шамиль запретил ему эти опасные опыты, но он надеялся убедить имама этим последним испытанием. И конструкция снова не выдержала.
– Магомед! – позвал его Шамиль.
– Разве не просил я тебя оставить свои выдумки?
– У меня почти получилось! – оправдывался перепачканный копотью Магомед.
– Говорил я ему, чтобы не клал так много пороху, – говорил Мухтар.
– Хотя пушка, правду сказать, была красивая.
– Без хорошего заряда ядро не полетит, – спорил Магомед.
– Просто у тебя порох неправильный. Дыму много, а толку мало. Вот и разорвало пушку.
– На мой порох еще никто не жаловался, – не соглашался Мухтар.
– Серы мало кладете, – гнул свое Магомед.
– Достаточно, – кипел Мухтар.
– А пушка испортилась потому, что ствол плохо сварили!
Шамиль решил положить конец этой перепалке и вернулся к неудачному испытанию. Ему не хотелось обижать старика. В конце концов он рисковал жизнью ради общего дела. Но Шамиль все же сказал:
– Оставь это, ради Аллаха. И жизнь свою сохранишь, и русские не будут над нами смеяться.
– Лучше отруби мне голову, – ответил Магомед.
– Зачем мне голова, которая не может придумать несчастную пушку?
– Лучше вместе попробуйте сделать наш порох лучше фабричного, – посоветовал Шамиль.
– Порох пусть они сами делают, – упрямился Магомед.
– А у меня будет пушка, имам!
Он омыл лицо водой, сделал пару глотков и, махнув рукой, пошел со двора.
– Не обижайся, отец! – добродушно крикнул ему вслед Шамиль.
– Я не вернусь, – ответил Магомед.
– Без пушки не вернусь!
Шамиль желал иметь орудия не меньше Магомеда. Вот и людей отправили учиться этому ремеслу. А пока оставалось надеяться, что удастся отбить пушки в боях.
Люди, убедившись, что никто не погиб, начали расходиться, толкуя об опасностях военных ремесел и рассуждая о том, не слишком ли близко от села поставили пороховой завод. Да еще этот неугомонный Магомед лезет со своими кожаными пушками.
Тем временем лошади были пойманы и возвращены.
