скачать книгу бесплатно
Чемодан из музея партизанской славы
Марк Яковлевич Казарновский
Русское зарубежье. Коллекция поэзии и прозы
Пятнадцатая по счету книга Марка Казарновского посвящена талантливой семье, проживавшей в одном из еврейских местечек Польши. Автор показывает, как его герои проходят через самые страшные годы XX века – Вторую мировую войну. Здесь и польское гетто, и борьба за выживание, гибель и месть. Автор также коснулся той части семьи, которой удалось выехать из пылающей Европы. Конечно, книга и о любви. Ибо она и только она приносит счастье.
Книга читается легко, хотя описание времени жизни в гетто, трудности, с которыми столкнулись спасавшиеся старики и дети в лесных лагерях, бои партизан – нелегкое чтение. Но тем оно и интереснее, и мы уверены, что многое в книге – не плод фантазии автора.
Марк Казарновский
Чемодан из музея партизанской славы
Будьте добрее, когда это возможно.
А это возможно всегда.
Далай-лама XIV
Данцзин Джамцо
Ах, скажите, скажите скорее,
Где, поляки, ваши евреи?
Где торгуют они, где бреют,
Лечат, учат, флиртуют, стареют,
Проезжают в автомобиле?
Почему вы их всех убили?
Ах, скажите, скажите скорее,
Где, литовцы, ваши евреи?
Где такие ж, как вы, крестьяне —
Те, кого вы толкали к яме,
А кто прятался на сеновале —
Тех лопатами добивали.
Между сосен, янтарных кочек
Не положите им цветочек?
Ах, скажите, скажите скорее,
Где, французы, ваши евреи? —
Адвокаты, врачи, кокетки,
Дети с вашей лестничной клетки,
Те, которых вы увозили
Ранним утром – не в магазины —
К черным трубам, стоявшим дыбом,
Чтоб соседи взлетели – дымом.
Ах, беспечные европейцы,
Эти желтые звезды, пейсы,
Полосатых призраков стаи
В вашем зеркале не растаяли.
По ночам в еврейском квартале
Ветерок шелестит картавый.
Как вам дышится? Как вам спится?
Не тошнит ли вашу волчицу
С бронзовеющими сосцами?
Подсказать? Или лучше сами?
Татьяна Вольтская
Благодарности
Моей жене Элеоноре Кузнецовой. За общее руководство и умеренную критику.
Ирине Володиной за подбор фото материалов и общую компоновку тома.
Ольге Орловой за перевод ряда фраз с идиша на русский и финансирование проекта.
Всем друзьям во Франции и России, которые старались направить меня на правильный путь литератора.
Глава I
Городок
Городок, или штеттл, или местечко находился неподалеку от Варшавы. То есть, в России, ибо вся Польша, Речь Посполитая, была княжеством Польским в короне государя императора Российского.
Правда, времена меняются, и городок то вдруг неожиданно становится польским, то снова русским, а в описываемые, страшные прямо годы, был практически немецким.
Во все эти времена пертурбаций население городка (нет, судя по курам, гусям, мычанию коров и прочим звукам «колхозной» жизни называть его все-таки стоит местечко, или штеттл), так вот, население городка во все эти перемены или перевороты что-то новое для своей жизни получало. Ибо население было в основном хваткое, юркое, все понимающее и до крайности энергичное.
И с утра до вечера на вокзальной площади неслись уговоры купить яйца, или булки, или лепешки-драчены или, наконец, вареную курицу. И при Российской империи так было, и при панской Польше и… нет, вот при неметчине так не стало. Ибо немедленно и в одночасье исчез из штеттла сам народ.
А значит, исчез и сам городок.
Но пока он живет. Война 1914-1917 годов пролетает его стороной. Социалисты-марксисты не пользуются уважением.
Даже, скажу по секрету, Ленин, что в Порошине обосновался, был совершенно не интересен местным. Ибо люди были простые. Чтили Бога, любили детей, уважали жен своих. Конечно, боготворили маму. Да и в какой стране живут иначе. Ни в какой. Разве только в иных больше внимания уделяют пиву или водке. Но не в нашем местечке.
В нашем местечке люди работают. Вот, в газетах все пишут, мол, евреи – это ростовщики, банкиры, капитала у них куры не клюют и все они занимаются какими-то банковскими процентами и филантропией. Так вот, скажу вам, дорогой читатель, ничего такого в городке-местечке сроду не водится. И ни разу не видел житель городка ни ростовщика, ни банкира, ни филантропа.
Зато видел много работы, орду своих чумазых детишек – от Файтла до Боруха аж шесть человек, да две дочурки, что едят один бублик с маслом. И не ссорятся, а откусила одна – на и тебе, Фейгеле, откуси и ты.
Правды ради – в шинок народ заглядывал. Но редко, когда уж совсем уставал. Вот портрет среднестатистического рабочего местечка.
В картузе с треснутым козырьком, в поддевке, которую чистили только по великим праздникам, с нечесаной бородой и никогда не отмытыми от тавота да обручей руками-труженицами.
Да и женщины. Конечно, далеко не все. Девчонки местечка – огонь. Как говорят, посмеиваясь, мужчины в шинке, такие у нас в местечке девчонки, что тухесом[1 - Тухес – попа (идиш).] орехи колоть можно. А у женщины-хозяйки голова орехами, извините, не забита. Забита оравой, которую нужно кормить. Да гусей-утей нужно обиходить. Да зелень-петрушку к столу подать. Да вот в лампе-трехлинейке стекло лопнуло. Нужно старшего в керосиновую лавку послать, стекло купить да керосину. Ведь вечером отец с Борухом хоть коротенько, но Тору читают. А младшие в это время, пользуясь светом, быстренько листают «Трех мушкетеров». Откуда только русскому выучились. И маме, чего греха таить, интересно, что же там этот хулиган Дартаньян с миледи сделал.
Нет бы сидеть у отца в именье. Знать, и слуги были, если лошадь была. Н-да, жили же люди где-то в Европах.
Правда, под конец своих мыслей о разном, в основном о миледях да молодой Бонасье, приходила мама к выводу, что и у них не хуже, чем в ихних Парижах. Особенно весной. Когда солнце так и заливает все местечко, гуси кричат что-то свое, петух им отвечает со всей своей жесткостью. Еще бы, сохрани-ка всех курей, их еще и покормить нужно. Ну и, знамо дело, извините, «покрыть» тоже необходимо. Кто яйца то нести будет.
Вот так и шла размеренная, несмотря на кур да гусей, жизнь местечка. На всех улицах и во всех домах. Почти одинаково. Что вы хотите – местечко, оно и под Варшавой – все равно – местечко. Трудовое, одним словом.
Глава II
Чем живет местный еврей
Это даже по улицам видно. Местечко нет, не банкирское, не ростовщическое. А рабочее. Улицы – что? Да, грязноваты. Есть и лужи. И хозяйки разные отходы в колеи выбрасывают. Весной – проехать мало есть возможности. То есть, ехать надо. Но и в грязи вывозишься по самые что ни есть ступицы колес телеги. Потом отмывай.
Такие улицы.
От вокзальной идут они, улицы трудового народа.
Первая, самая широкая, Кузнечная. Значит, работают кузнецы. С утра до вечера звон, шум, стук молотков, грохот телег – обода на колеса.
И кузнецы под стать работе – загорелые, здоровые. И очень не прочь и «об рюмку водки», и кому надо – в ухо.
Заправляет всей улицей Шлойме. Или, правильнее – Шлойме-каторга. Да, побывал в Сибири. Так, пара пустяков, на рынке задрались с крестьянами, ну, Шлойме одному неудачно по голове и засадил. Кулаком. И что вы думаете, Таки всё. Крестьянина – в ледник, все ж таки лето. Шлойме – в холодную. А тут – как на грех, из Варшавы какие-то чины прибыли, смотреть, как в городке-местечке власть российская действует. Вот и эта власть, на удивление всем, оказалась в нужное время в нужном месте. В общем, Шлойме загремел по полной, хоть кузнечная улица и намекала полицмейстеру открытым текстом, мол, сколько надо, столько и соберем. Да в неудачный момент Шлойме этого крестьянина хлопнул. Уж пристав так кручинился, так тосковал. А сделать не мог ничего. Это называется в России – ревизия.
Ну да ладно. Шлойме свое каторге отдал и теперь снова первый в кузнечном деле. Что подковать, что плуг справить или шкворень отлить.
Правда, каторга – хорошая школа. Жизни. Много разного Шлойме вынес: и какую материю нужно подкладывать, чтобы кандалы щиколотки не терли, и как в субботу не работать, но и под розги не попасть, и ежели достанешь из соляной шахты расчлененку (труп), то как скрыть бадейку с солью и трупом от стражников.
Параллельно с кузней шла Сапожная улица. Узкая. Она и почище, и грязи поменьше. Правда, запах от кож, особенно которые подгнивать начали у неумех, так шибал, что иной клиент начинал думать, прежде, чем в мастерскую зайти.
Но нужда, как говорится, пуще неволи. Шли. И заказывали. Сапожники, хоть тоже шинок не пропускали, но дело знали отменно. И народ в их сапогах, туфлях, ботинках или полуботинках – ходил, что и говорить. Особенно, когда обувь получалась от первого, можно сказать, мастера улицы – Моисея Пекарского с сыном Ароном.
Далее лучами расходились другие улицы. Например – Рыбная уличка. Сами понимаете, на ней в основном были селедочные лавки, но запах от этого на улице лучше не становился.
В общем, уважаемый читатель, можно представить аромат штеттла, или городка.
Но – грустить не надо. Были и клайзмеры[2 - Клайзмеры – музыканты (идиш).]. И танцы. И свадьбы. И праздники.
Вот подходят пасхальные дни. Весна, весна. Солнце уже жарит вовсю и народ местечковый готовит дома свои для счастливого праздника.
Из домов вытаскивают скарб, чистят, выбивают из перин пыль и клопов – заодно. Клопы недовольны. Шкафы проветриваются и протираются тряпками, смоченными в керосине. Протираются стены, а наиболее ретивые еще и белят их.
Все к торжественному дню, вернее – вечеру, когда все, вся семья и любой пришедший, собираются на Седер[3 - Седер – торжественный пасхальный ужин.].
Вот уселась вся семья. Глава читает кадэш[4 - Кадеш – освящение, благословение.]. Затем трапеза по вековым традициям. А у ребят одно – дождаться Моци-Маца[5 - Моци-Маца – поедание мацы.] – поедания мацы. И главное затем для ребят (да и всех остальных) – это шулхан-орех[6 - Шелхан-орех – поедание всего, что на праздничном столе.] – «разгром» пасхального стола. И конечно – вино!
Этот праздник делает светлыми лица изможденных рабочих. А солнце ярко освещает будущих невест. Эй, парни! Смотрите, не зевайте, может мимо идет твоя суженая. Конечно, с мамой.
Глава III
Базар
И второе, что в городке всегда приводит народ в ажиотацию, а местных крестьян – в большое волнение – базарный день. Что всегда по пятницам, по утрам.
Вот и везут на привокзальную площадь окрестные крестьяне кур, уток, гусей. А ягода-малина! А масло, сметана, творог, яйца, сыр. Да и местные жители не отстают. Здесь и пирожки, и кнейдлах с медом, и шейки фаршированные. Конечно, и гефилте-фиш[7 - Гефилте-фиш – фаршированная рыба]. Котлетки куриные, да с чесноком. Подходи, евреи, не жмитесь. До пришествия Мессии еще далеко, а жизнь – одна. Торопитесь.
Особняком на базаре изделия местных. Уж тут Шлойме-каторга своего не упускал. Вилы, бороны, обручи, подковы, уздечки и прочая утварь, нужная в хозяйстве – все шло в ход. Все торговалось, спорило, ругалось, покупалось.
Но – не везде.
Совсем отдельно в относительной тишине на свежесколоченных лавках находился товар вот какого свойства – чемоданы. Да не только. Здесь также были сумки, кошельки, для модниц различные сумочки через плечо. Глаза разбегаются.
Глава IV
Становление капитала по Марксу
Но расскажем поподробнее.
Одна из улиц, вернее – улочек, так же бежала от площади к речке. По ней не часто ездили – она и заросла по бокам травкой. Нет, хорошая была улочка.
Звалась он – Чемоданной, а больше называли ее проще – проулок Фишмана. Ибо на улочке на самом деле главную роль играл Йозеф Фишман. Или просто, по-нашему – Йося. Но это до поры. А когда он стал тем, кем стал, то звать его уже стали весьма уважительно – реб Йозеф. Во как!
Фишман – кстати, что за фамилия. Когда нам, евреям, давали власти (чтоб им жить долго, но не с нами) фамилии, то, верно, дали рыболовам, что разводили карпа в прудах, фамилию Фишман. Вроде все правильно. Или, например, Запрудер. Делает запруды для бобров, вот и стали у Радзивиллов одни евреи Запрудерами, а другие – Фишманами.
Но Фишман неожиданно рыболовному и рыборазводному делу изменил. Конечно, понять можно. Сиди на ярмарке с корытом карпа. А жара. А духота. Пыль. Карп начинает «засыпать», а к вечеру, коли не купили, то карпа – выбрасывай, и гешефта нету никакого. Только запах. Как в старом анекдоте: гость, как свежевыловленная рыба, на третий день начинает пахнуть.
Поэтому решили на семейном совете, побывав в Варшаве и даже в Берлине, заняться постройкой чемоданов.
Фишманы – народ быстрый. Два сына мечтали быстренько хедер[8 - Хедер – средняя школа (идиш).] закончить и броситься в омут бизнеса. То есть – гешефта.
А может и купить шифткарту[9 - Шифткарта – вид на жительство в США.] да рвануть за океан. Хотя большой воды, кроме благословенной Вислы, еще не видели.
Вот так и образовалась маленькая фирма «Фишман и сыновья».
А откуда деньги? Да все просто. Все металлические детали – пряжки, скрепы, гвоздики, ленты бронзовые и другое, очень нужное в чемоданном деле – в долг у Шлойме-каторги. Шлойме – еврей «широкого» характера. Дает в долг не торгуясь. Проценты не берет. Все время напоминает заповеди Моисеевы: «Единоверцу в долг давай, но прибыль от брата своего иметь не смей».
Далее – все кожаные детали, конечно, у Пекарских, у сапожников. Тем более, что Фишманы младшие с Ароном дружили и вместе, бывало, прогуливались у домика местной красавицы – противной Рахильки. Кто знал, что она всем блестящим партиям предпочтет Зямку-книжника.
И так далее.
Работа закипела. Надо же! Вот что значит оказаться в нужное время в нужном месте. Продукция Фишманов оказалась даже очень востребована.
Вначале сундуки и сундучки разные. И все – под старину. Под век шестнадцатый или семнадцатый. То есть, основу составляла полированная сосна. Иногда, что дорого, дуб или ясень. Ах, господа, хороши были сундуки у Фишманов. Особенно с замками и защелками, изукрашенными бронзой и ключами необычной формы.
Сундуки были, конечно, перетянуты железными полосками. И еще одна особенность фирмы – по заказу, за дополнительные деньги, делали Фишманы в сундучках и сундуках потайные, секретные отделения. Зачастую настолько хитроумные, что сундук превращался в забаву: гостям его показывали и просили найти тайничок. Кто найдет, тому из гостей приз – рубль, что в том тайничке спрятан. Почти никто не находил этот желанный рубль, а Фишману реклама. Спрос, как говорится, превышал предложение.
Дальше – больше. Пошло строительство чемоданов, сумок, баулов. Для дам. Для врачей. Отдельно начал Фишман делать полевые сумки для военных – получил подряд от армии. Иногда, правда, редко, приходили по вечерам два – три молчаливых человека. Давали заказ на чемоданы. Чтобы были с разными секретами. Платили, не торгуясь. Товар забирали только в ночное время. Люди эти звались социалисты. И в порыве откровенности Йозефу Фишману говорили, что его фирму, его «лавочку» они, придя к власти, прикроют первой. Вот какая благодарность от господ революционеров.
Постепенно, вернее, довольно быстро, «лавочка» Йоси Фишмана выросла в большое предприятие – фабрику «Фишман и сыновья». Вместо подвальчика появился большой ангар, в котором уже трудились шесть человек. Хозяин, или реб Фишман, так стали называть Йосю, продолжал там же работать. Да как иначе. Кто подберет кожи для сумок модных варшавянок. А кто соорудит полевую сумку в подарок приставу.
И порядок в ангаре был образцовый. Постепенно рядом с ангаром появился и склад. Для дерева ценных пород под сундуки и сундучки; для ткани на внутреннюю отделку сумок и чемоданов; отдел, где хранятся металлические составляющие чемоданного дела – уголки, пряжки, скрепы, замки, ключи, гвозди, шурупы, бронза декоративная; отдельно – инструментарий.
Пришлось строить еще один ангар.
Фабрика разрасталась, но, что странно, рабочие были довольны. И продукт вылетал быстро, заказчиков никто не подводил.
Реб Фишман уже начал и жертвовать: на синагогу, на лечебницу, на сирот. Да и брать начал на работу ребятишек, у которых родители умирали. Кагал местечка безмерно Фишману был благодарен и всегда приводил его в пример иным, как теперь сказали бы, предпринимателям.
