Народный мститель

скачать книгу бесплатно

Андрей прищурился.

– Если бы я был реакционером, тоталитаристом, мракобесом, членом правящей партии или быдлом с водкой, кайфующим от зомбоящика, я бы сказал, что все это происки врагов России, всевозможных экстремистских сил и деструктивных элементов. Мол, раздувают скандал на ровном месте, издеваются над нашими славными органами с исключительной целью их дискредитировать. А заодно – и всю нашу страну. Но так как я еще не разучился думать, скажу иначе: от всех этих уродов, катающихся с мигалками по встречке и строящих кокаиновые дорожки на капотах своих «мерсов» и «Бентли», я давно уже испытываю судорожный зуд в мозгу. Скажу даже больше: они и есть самые страшные враги нашей страны, потому что именно они ее и дискредитируют.

Павел Игнатьевич включил ноутбук, предупредительно положив его на колени собеседника.

– У меня тут по Матюковым кое-что появилось. Только не спрашивай про источники – у нас везде свои люди. Тут и документы, и фотоснимки, и видео. Сейчас у тебя такой зуд мозга начнется, что двумя руками чесаться будешь, и несколько недель подряд…

Глядя на Павла Игнатьевича Дугина, невозможно было себе и представить, что он возглавляет, ни много ни мало, мощнейшую и отлично законспирированную тайную структуру. В отличие от большинства подобных организаций, она не ставила целью свержение действующего режима с последующим захватом власти. Цели были более чем благородными: беспощадная борьба с коррупцией в любых ее проявлениях, притом исключительно неконституционными методами.

Костяк тайной структуры составили те честные офицеры МВД, которые еще не забыли о таких старомодных понятиях, как «порядочность», «совесть», «присяга» и «интересы державы». Однако одиночка, сколь бы благороден он ни был, не в состоянии искоренить тотальную продажность властей. Тем более что коррупция в России – это не только гаишник, вымогающий на шоссе дежурную взятку, и не только ректор вуза, гарантирующий абитуриенту поступление за определенную мзду. Коррупция в России – это стиль жизни и питательная среда обитания…

Начиналось все несколько лет назад, как обычно, с самого малого. Офицерам, выгнанным со службы за излишнюю ретивость и порядочность, влиятельный силовик Дугин подыскивал новые места работы. Тем более что его генеральские погоны и высокая должность в центральном аппарате МВД открывала самые широкие возможности. Затем начались хитроумные подставы для «оборотней в погонах», этих честных офицеров уволивших. Для этого несколько наиболее проверенных людей были объединены в первую «пятерку». Вскоре организовалась еще одна. Затем – еще…

Заговор – это не обязательно одеяла на окнах, зашитая в подкладку шифровка, подписи кровью на пергаменте и пистолет, замаскированный под авторучку. Залог успешной работы любой тайной организации – полное и взаимное доверие. И такое доверие между «заговорщиками» возникло сразу же.

Вычищать скверну законными методами оказалось нереально. Та же «собственная безопасность» во всех без исключения силовых структурах занимается, как правило, только теми, на кого укажет пальцем начальство. К тому же корпоративная солидарность, продажность судов и, самое главное, – низменные шкурные интересы значительной части российского чиновничества не оставляли никаких шансов для честной борьбы. И потому Дугин практиковал способы куда более радикальные, вплоть до физического уничтожения наиболее разложившихся коррупционеров. Точечные удары вызывали у разложенцев естественный страх, количество загадочных самоубийств среди них росло, и многие догадывались, что смерти эти далеко не случайны. Слухи о некой тайной организации, своего рода «ордене меченосцев», безжалостном и беспощадном, росли и ширились, и притом не только в Москве, но и в провинции. Корпус продажных чиновников просто не знал, с какой стороны ждать удара и в какой именно момент этот удар последует. Что, в свою очередь, становилось не меньшим фактором страха, чем сами акции устрашения.

Сколько людей входило в тайную структуру и на сколь высоких этажах власти эти люди сидели, знал лишь Дугин. Даже в случае провала одной из «пятерок» структура теряла только одно звено, да и то ненадолго: так у акулы вместо сточенного ряда зубов очень быстро вырастают новые.

Самому же Андрею Ларину, бывшему наро-фоминскому оперативнику, бывшему заключенному ментовской зоны «Красная шапочка», бежавшему из-за колючей проволоки не без помощи Дугина, отводилась в законспирированной системе роль эдакого «боевого копья». И, как догадывался Андрей, – далеко не единственного. Таких «копий» у Дугина наверняка было несколько. Пластическая операция до неузнаваемости изменила лицо бывшего наро-фоминского опера – случайного провала можно было не опасаться. Жизненного опыта у Андрея имелось достаточно, чтобы быстро ориентироваться в самых сложных ситуациях. Природного артистизма, чтобы убедительно разыграть любую нужную роль, от посыльного до губернатора, – тоже. О профессиональных навыках можно было и не говорить: все, причастные к тайной антикоррупционной структуре, проходили полный курс занятий по стрельбе, спецвождению, компьютерной безопасности и даже прикладной химии.

…Прогулочный пароходик, с трудом развернувшись на фарватере, теперь шел обратно метрах в двадцати от берега. Басовитый густой звук двигателя постепенно распадался на прерывистый рокот, напоминавший стук крупнокалиберного пулемета. Андрей Ларин внимательно смотрел в монитор ноутбука. Информация поразила его до глубины души – однажды губы невольно вылепили крепкое непечатное словцо.

– Что еще имеешь сообщить? – поинтересовался Дугин с подчеркнутым безразличием.

Ларин закрыл крышку ноутбука.

– Даже не знаю, что и сказать. Но, как мне кажется, дело тут не в этом малолетнем уроде. Точнее – не только в нем. Папа-гэбист, прокурор-мерзавец, подонок-судья, – Андрей принялся загибать пальцы, – профессиональные лжесвидетели из ГИБДД… Тут целая икебана с фэн-шуем из подлецов, сволочей и жуликов. По сути, все эти люди – непосредственные соучастники преступления. Кстати, а этот гэбэшный майор, Базанов, или как там его… Ради чего он взял на себя чужую вину? Тут такое дело, что одного генеральского приказа явно недостаточно. Такое признание дорогого стоит!

– Если ты берешься за это дело, то именно с Базанова и следует начинать, – веско продолжил Павел Игнатьевич. – Я по своим каналам кое-что выяснил. Обычный опер из областного управления, недавно переведен в Москву, звезд с неба не хватал, ни взысканий, ни поощрений на службе не имел. Ну, несколько благодарностей, юбилейные медальки медно-никелевого сплава… Словом, все как у всех. Ему через три недели на пенсию. Я тоже сначала был удивлен, но тут всплыло одно весьма интересное обстоятельство: оказывается, Валерия Никодимовна Матюкова берет его в свой строительный холдинг инспектором по безопасности. Эту должность, кстати, специально для него и придумали. Триста тысяч рублей зарплаты, к тому же масса бонусов и льгот. Уверен, что это плата за лжесвидетельство. Мне кажется, начинать следует именно с него как самого слабого звена во всей цепочке. Но не забывай, однако, что этот чекист, Базанов, пока что не бывший; он все еще числится в штате Лубянки, хотя в мыслях уже распрощался с ней.

– Бывших комитетчиков не бывает, – улыбнулся Андрей. – Как не бывает и бывших проституток. Но у меня свое мнение насчет очередности. Базанов далеко не самое слабое звено.

– Я только посоветовал. Выбор приоритетов остается за тобой. Для меня, как ты знаешь, главное – результат.

Тем временем прогулочный пароходик пришвартовался у причала. Матросы со стуком опустили сходни. Андрей Ларин предупредительно пропустил вперед себя Павла Игнатьевича.

– Исходную информацию получишь по обычным каналам, – бросил Дугин, не оборачиваясь, и, заметив, что спутник о чем-то задумался, спросил: – Что-то не так?

– Допустим, всех этих мерзавцев, включая судью, лжесвидетелей и папу-«фейса», мы с вами накажем по жесткому варианту, – медленно проговорил Ларин, как бы размышляя вслух. – Но как же тогда с остальными? Сколько таких вот уродов с «блатными» номерами и мигалками катается только по Москве, сколько их детей, внуков, племянников, любовников и любовниц… Всех наказывать – никакой жизни не хватит!

– А всех и не надо, – мягко улыбнулся Павел Игнатьевич. – Достаточно одного случая. Но сделать это следует жестко и показательно, максимально наказать всех фигурантов, чтобы остальные постоянно пребывали в напряжении – мол, завтра нечто подобное может произойти и с ними. Безнаказанность развращает, а абсолютная безнаказанность развращает абсолютно. Вот нам с тобой их и следует наказать, чтобы остальным неповадно было. Или я не прав?

Глава 4

Павел Игнатьевич Дугин оказался абсолютно прав. Судебный процесс, где Александр Матюков проходил лишь в качестве свидетеля, и особенно приговор, по которому подчиненный отца, взявший на себя вину, был оправдан, окончательно укрепили Алекса в его полнейшей безнаказанности. Его жалкая душонка, давно уже сгнившая, теперь окончательно преисполнилась гордости из-за своей якобы исключительности. Матюков-младший понимал: соверши он любое преступление – убийство беременной, изнасилование ребенка, даже теракт с сотнями жертв, – папины связи и мамины деньги позволят ему и в следующий раз избежать наказания. Пока шел суд, отец не подпускал его к машинам и делал все, чтобы пресечь употребление наркотиков. Алекс все это время, за вычетом тех немногих случаев, когда ему приходилось навещать судебные заседания в качестве свидетеля, находился под домашним арестом в одном из загородных домов, принадлежавших его семье. Однако сколько волка ни корми, он все равно в лес смотрит. Алекс сумел-таки обойти наложенные на него ограничения. Знакомый дилер прямо в суд подогнал ему отличного кокса, и притом не обычную бодягу для лохов, разведенную сахарной пудрой, а «настоящего колумбийского». Этот «подарок» Алекс, усыпив бдительность родителей, употребил не сразу. Партию порошка, расфасованного в небольшие пакетики, он рассовал буквально по всему дому, поскольку знал манеру отца время от времени устраивать сыну личный досмотр с выворачиванием карманов и сниманием носков. За те дни, пока длился суд, «Гелендваген» Алекса был не только отремонтирован, но и во многом преобразился. По желанию хозяина его тюнинговали. Теперь «дьявольский «мерс» украсился мощным титановым «кенгурятником», по его корпусу вдоль подножек протянулись усиленные титановые же трубы, дуги прикрывали крышу и стойки. Таким образом Алекс хотел предохранить свою недешевую тачку от будущих повреждений. Такая конструкция, однако, оставляла открытым вопрос: что окажется прочнее при следующем столкновении – фонарный столб или машина?

Вечером после суда Алекс отправился в любимый клуб, где собирался оттянуться по полной. Это удалось в полной мере. Было все: танцевальная релаксация, длинноногие подруги и полное ощущение эйфории. К двум часам ночи генеральский сынок ощутил в себе спонтанный позыв погонять по ночной Москве на отремонтированном «Гелендвагене». Это было нечто сродни условному рефлексу: после дозы кокаина Алекса всегда тянуло за руль. Правда, на этот раз спутницы для ночных гонок не нашлось, и Матюков-младший отправился проветриться один.

Ни милицейские пикеты, ни патрульные машины ГИБДД не смутили ночного гонщика: «блатные» номера и лубянский спецталон на лобовом стекле заставляли патрульных стыдливо отворачиваться даже при самых грубых нарушениях дорожных правил. Угловатый капот мерседесовского внедорожника швырял под себя все новые и новые километры. Свет фар рассекал темную перспективу дороги. Редкие попутные машины недостаточно быстро жались к обочине, и Алекс уже всерьез подумывал, как бы «раскрутить» отца на мигалку.

Он и сам не заметил, как миновал МКАД и очутился на каком-то незнакомом периферийном шоссе. Восток уже розовел рассветом, и необъятное зарево ночной Москвы постепенно растворялось в зыбком предутреннем свете. Мощные динамики наполняли салон энергичными ритмами рэпа. Перед глазами молодого человека вновь закрутился гигантский калейдоскоп, неотвратимо ускоряясь в движении, волшебные узоры постепенно сливались в дьявольском ритме в одно огромное светящееся пятно, однако вскоре фантастическое видение пропало, уступив место холодной чернильной мгле.

Съезжая на обочину, чтобы вновь зарядиться кокаином, Матюков заметил на противоположной стороне пустынного шоссе какого-то мужчину. Стоя у края трассы, он то и дело голосовал изредка проходящим машинам. Мужчина был одет в куртку апельсинового цвета, которая сразу напомнила Алексу жилетку, бывшую на жестоком амбале из «МАЗа» – том самом…

Воспоминание о недавнем унижении, помноженное на ненависть «к этому быдлу», сыграло с Матюковым-младшим злую шутку. Ощущение своей полнейшей безнаказанности, лишь усиленное постнаркотическим синдромом, провоцировало желание немедленно задавить голосующего.

А чего, собственно, стесняться?

Ближайший ментовский пикет находился в трех-четырех километрах. Никаких видеокамер на таких трассах обычно не ставят – это генеральский сынок усвоил из рассказов папы. Случайных свидетелей тоже не наблюдалось – вокруг лишь лес, да машина на Москву раз в десять минут проходит. Мужчина в оранжевой куртке слишком сосредоточен на своем занятии и потому вряд ли ожидает неприятностей.

Несколько раз вдохнув белый кристаллический порошок через коктейльную соломинку, Алекс вывернул руль, проехал метров семьсот за поворот, развернулся в сторону Москвы и тут же притопил педаль газа. Страшный черный внедорожник с негромким и агрессивным урчанием помчался по пустынной трассе. Конусы фар выхватили из полутьмы силуэт с призывно поднятой рукой. Матюков довольно хмыкнул и миллиметровым доворотом руля взял чуть вправо, однако в последний момент, будто бы испугавшись, зачем-то нажал на тормоз. «Гелендваген» дернулся, словно пришпоренный конь, пронзительно взвизгнула резина по асфальту, человек на обочине так и не успел отскочить. Гулкий звук удара, короткая вибрация по всему корпусу, мгновенный взмах руки в слепящем свете фар…

Спустя несколько километров внедорожник выкатил на оживленное шоссе. Только теперь убийца испугался по-настоящему. Вдавливая педаль газа в пол, он гнал, не разбирая дороги: подрезал попутные грузовики, проскакивал в узкие просветы между машинами и обгонял, обгонял… Он остановил внедорожник лишь перед МКАДом. Вышел из машины, опасливо взглянул на передок… На усиленном бампере с правой стороны расплывалось небольшое кровавое пятно. Кроме него, никаких других следов дорожного убийства не наблюдалось.

И тут в кармане Алекса задребезжал телефон. Звонила мать, Валерия Никодимовна. Голос у нее был встревоженный.

– Ма, вот взяла и опять разбудила! Я же тебе еще вчера говорил, что у своей девушки ночевать буду! – нарочито-сонным голосом произнес он, едва поздоровавшись. – Нет, нет, в клубе лишь часик побыл, потом сразу к ней. Да, да, сегодня в институт, у меня семинар. Что? Да зачем волноваться, я же вам со стариком пообещал: больше никаких ДТП с моим участием не будет. Неужели ты мне не веришь?

И тут Алекс различил звук приближающегося мотоцикла. Он прикрыл микрофон трубки ладонью, чтобы мать, не дай бог, не услышала рева мотора. Ведь для нее он находился дома, а не на трассе.

– Вот же кретин, ненавижу байкеров, – прошептал молодой человек, вглядываясь в приближавшегося мотоциклиста. – Схлестнулись бы мы с тобой на дороге, в кювет улетел бы.

Байкер явно сбавлял скорость. И это выводило Алекса из себя. Ведь мать уже тревожно кричала в трубку:

– Ты чего мне не отвечаешь? Я что, со стенкой разговариваю? Почему ты мне врешь? Ты не с девушкой. Что это за шум? Отвечай сейчас же!

– Телевизор работает, – сказал Алекс, на пяток секунд приоткрыв микрофон. – Со мной все в порядке. Вернусь завтра днем. И вообще, у меня батарея садится.

Он поднялся и, поскольку обе руки у него были заняты, принялся махать ногой, чтобы байкер не вздумал останавливаться, а проваливал восвояси. Но тот и не собирался следовать совету. Мотоцикл уже остановился. Байкер в черном шлеме с забралом несколько раз звучно газанул, явно дразня Матюкова-младшего.

– Да уберешься ты, урод, или нет? – не выдержал и крикнул Алекс.

Из-за пригорка на дороге блеснули фары. Темный микроавтобус перевалил самую высокую точку и нырнул по шоссе вниз. Слепяще-белые фары облили «Гелендваген» и мотоцикл. Алекс даже прикрыл глаза ладонью. Байкер обернулся, некоторое время выжидал, а затем, убедившись, что появившаяся машина сбавляет скорость и берет вправо, сорвался с места и унесся по ночному шоссе. Микроавтобус резко затормозил, поравнявшись с «Гелендвагеном». Алекс пытался рассмотреть, кто же приехал. Створка двери отползла в сторону. Две пары сильных рук схватили молодого наркомана и втащили внутрь. Он не видел, кто именно похищал его. В салоне было темно, и его тут же бросили физиономией на заднее сиденье и придавили.

Молодой мужчина с невыразительным лицом вышел из микроавтобуса, вытер тряпкой кровь с бампера «Гелендвагена», аккуратно сложил ее и сунул в карман куртки.

– Поедешь за нами, – донеслось из микроавтобуса, и дверца закрылась.

Мужчина сел за руль «Гелендвагена», и оба автомобиля покатили к Москве.

* * *

Столицу по праву называют мегаполисом – ведь это самый большой город в Российской Федерации. Есть официальная статистика, в которой численность населения назовут с точностью до одного человека. Но этой статистике никто не верит, даже в самой мэрии. Истинных цифр не дано знать никому. Как и во всяком большом городе, в Москве идет не только явная, но и тайная жизнь, недоступная социологам. О ней можно лишь догадываться и строить предположения. Миллионы нелегалов уже давно заполонили Москву. Они вроде бы есть, их видишь на улицах, на строительных площадках. Но в то же время их не существует.

Москва для всех разная. Одной ее видят туристы, приехавшие в город лишь за тем, чтобы полюбоваться на достопримечательности да потратить привезенные с собой деньги. Другим город видится его коренным обитателям. Они могут месяцами не бывать в центре, изо дня в день созерцая однообразные пейзажи по дороге на работу и домой.

Только приезжим кажется, что Москва вся насквозь пропитана бешеным ритмом деловой жизни. Что люди толпами носятся по улицам, а автомобили постоянно торчат в пробках. Все это присутствует, но лишь местами. А между дорожными заторами и толпами пешеходов существуют сонные островки, попав на которые можно подумать, что время внезапно начинает течь раз в пять медленнее, чем на Тверской или на Ленинградском проспекте. Есть такие островки даже в самом центре столицы.

Никто толком не знает, откуда пошло название района, прилегающего к самому Кремлю, – Китай-город. Если в Нью-Йорке или Сан-Франциско Чайна-таун называют кварталы, населенные китайцами, то к Москве это никакого отношения не имеет. О китайцах в шестнадцатом веке в Москве еще и слыхом не слыхивали. Обживали эту землю в разное время разные люди. Сперва купцы, мастеровые и городская беднота. Потом ставились здесь первые московские фабрики. Так что к концу двадцатого века во многих районах столицы возникла разношерстная и невыразительная застройка. Ярких памятников мало, туристам делать здесь ровным счетом нечего. Полюбуются остатками Китайгородской стены, пожмут плечами – и снова в гул, в сутолоку центральных улиц. А ведь место козырное и, главное, тихое. Теперешний российский бизнес – если, конечно, он не является продолжением государства и не представляет крупную западную фирму – не любит выставлять себя на всеобщее обозрение. Невразумительные вывески, неброская архитектура фасадов… Вот и обосновались многочисленные офисы богатых, но не выставляющих себя напоказ компаний в перестроенных на современный лад особняках тихого района – Китай-города.

Головной офис строительного холдинга, принадлежащего Валерии Никодимовне Матюковой, «АРА-М», стоял на самом берегу Яузы. Тут не сновали прорабы в строительных касках, не появлялись на пороге у экономистов рабочие в робах, не проводились классические планерки, где бы ставились задачи по рытью котлованов и доставке раствора. Все это происходило в конторах низовых подразделений – на окраине города, за Кольцевой. В кабинетах четырехэтажного особняка в Китай-городе щелкали калькуляторы, тихо гудели кондиционеры и кулеры компьютеров. Тут обосновалась верхушка холдинга, допущенная к святая святых – к распиливанию средств, к обналичиванию, к раздаче откатов. Здесь же на последнем этаже располагался и кабинет хозяйки Валерии Матюковой. Одно окно выходило на Москву-реку, второе смотрело во двор памятника промышленной архитектуры второй половины девятнадцатого века – небольшой фабрички по окраске шерсти. Вид этого «архитектурного безобразия» в центре Москвы Матюкову раздражал. Она никак не могла понять причин, по которым пяток одноэтажных бараков был объявлен памятником. По ее мнению, строения давно пора было снести, а на их месте возвести офисное здание или, на худой конец, доходный жилой дом с огромной подземной автостоянкой. Именно по этой причине окно, смотревшее в ту сторону, Матюкова держала за закрытыми жалюзи.