banner banner banner
От великого до смешного. Совершенно эмоциональные и абсолютно пристрастные портреты знаменитых людей
От великого до смешного. Совершенно эмоциональные и абсолютно пристрастные портреты знаменитых людей
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

От великого до смешного. Совершенно эмоциональные и абсолютно пристрастные портреты знаменитых людей

скачать книгу бесплатно

О том, что он умеет отгадывать характер человека по его почерку, Бальзак больше никому не говорил.

И все же Бальзак мог кое-чем похвастать. Например, скоростью, с которой он писал свои произведения. Однажды, разговаривая с известным издателем Ле Пуатвеном, Бальзак, в ту пору еще безвестный молодой человек, живущий за счет родителей, в запальчивости воскликнул: «Дайте мне название, и я напишу вам роман за одну ночь!» – «Согласен, – пряча улыбку, восклицает Пуатвен. – Название… ну, например, такое: «Наследница Бирага»!» – «Встречаемся завтра в шесть часов вечера! – отвечает Оноре. – Я сейчас же примусь за работу!» И, быстро перебирая своими короткими ногами, он исчезает в толпе.

На следующий вечер Ле Пуатвен ожидает Оноре в кафе в компании нескольких приятелей. Последние уже заключают пари.

– Держу пари, что он заснул на первой же странице, – говорит один журналист, известный насмешник.

– Или когда перечитывал ее, – добавляет другой.

– Вот посмотрите, он нам скажет, что у него украли рукопись, – заявляет Ле Пуатвен.

Ровно в шесть часов дверь открывается и на пороге появляется Оноре. Черты его лица заострились, он бледен, волосы всклокочены, но глаза победно поблескивают. А как он улыбается, когда кладет рукопись в 250 страниц на стол ошеломленного Ле Пуатвена!

– Вот! – говорит Оноре, приняв гордый вид. – Я написал лишь первый том, но рассчитываю сделать роман в четырех томах.

Не откладывая дела в долгий ящик, друзья принимаются за чтение романа. Персонажи его – их около пятидесяти – почти на каждой странице убивают друг друга, причем из-за совершенно нелепых причин. В романе задействован весь бульварно-романтический арсенал: призраки, говорящие скелеты, стремительные погони, убийства, наименее злодейские из которых не уступают настоящей бойне, ужасающие раскаты грома и гигантские змеи, питающиеся, как говорил один киноперсонаж, «человеческими жертвами». Постоянно сражающиеся герои романа пронзают друг друга шпагами, травят ядом, пытают, затем совершенно неожиданно воскресают, и все начинается сначала…

Конечно, это был не шедевр, но воображение автора столь богато, что все приходят в изумление.

– Это именно то, чего требуют издатели, – говорит Ле Пуатвен, пожав Оноре руку. – Если хотите, будем работать вместе.

Пуатвен поможет ему напечатать несколько книг, познакомит с журналистской работой и устроит его внештатным сотрудником в несколько газет. Это будет превосходная школа – и жизни, и литературы.

Умение быстро писать, особенно когда ты уже знаменит, означает: зарабатывать много денег. Порой, наобещав сразу нескольким издателям и уже получив от них аванс, он пишет одновременно четыре романа. А чтобы денег было еще больше (а когда их бывает много?), берется и за то, к чему у него совсем не лежит душа. Например, за сочинение пьес для театра.

Однажды Теофиль Готье, друг Бальзака, был срочно приглашен к нему в дом. Там уже находилось трое других литераторов.

– Утром, – объявил ему Бальзак, – я должен читать директору театра свою драму в пяти актах. Но, к сожалению, она еще не написана. Поэтому я и вызвал вас. Пусть каждый напишет по одному акту, а я беру на себя пятый. Думаю, в течение суток мы справимся с этой задачей.

– Да, но есть ли тема и какой-нибудь план? – спросил Готье.

– О боже! – воскликнул в нетерпении хозяин. – Если мы начнем сейчас искать тему и думать над планом, мы никогда не доберемся до конца!

…Готье был сильно удивлен, когда на следующий день Бальзак победоносно сообщил ему, что директору театра пьеса очень понравилась и уже принята к постановке.

«Фан-тас-ти-чес-кая женщина»

В то утро, когда он проснулся знаменитым, в нем вырвалась на волю дремавшая ранее страсть к роскоши. «Трагической аристократоманией» назовут ее биографы. К своему имени он самовластно добавит дворянскую частицу «де». На столовом серебре и на дверцах кареты появится герб, «удостоверяющий» его аристократическое происхождение. С фешенебельной роскошью отделывается внутреннее убранство его нового дома. Да и собственная внешность писателя претерпевает видимые перемены. У него появляются умопомрачительные дорогие наряды: фраки, жилеты, башмаки. Специально для светских приемов Бальзак заказал себе отличный голубой фрак с пуговицами из чистого чеканного золота. Об этих пуговицах, с легкой руки репортеров бульварных газет, шла молва: будто бы во время поездки писателя в Россию, когда он оказался однажды в сильно натопленной избе, все эти пуговицы, расплавившись, попадали на паркет, немало озадачив их владельца.

Бальзак всегда следовал одному правилу: любое желание должно быть исполнено в тот самый миг, когда оно возникло, каких бы расходов это ни потребовало. В августе 1834 года он купил себе украшенную бирюзой трость работы золотых и серебряных дел мастера Лекуэнта. По просьбе покупателя мастер украсил трость фамильным гербом Бальзаков. Злые языки болтали, что внутри трости имелся тайник, в котором Бальзак прятал портрет обнаженной Евы Ганской. Писательница Дельфина де Жирарден написала даже эссе под названием «Трость господина де Бальзака». Эта «бирюзовая трость» сделала его знаменитым, вдохновив бессчетное число журналистов и карикатуристов. Сам Бальзак поначалу немало поражался этой внезапно нахлынувшей популярности. Сколько шуму из-за какой-то палки – и гробовое молчание вокруг его «Серафиты»! Впрочем, скоро он понял: над ним не стали бы смеяться, если бы не считали значительной личностью.

Любовь к предметам роскоши соединялась в нем и с преклонением перед теми, кто олицетворял эту роскошь, – носителями голубой крови. И уж тем более носительницами… Как сказал он однажды, «герцогине никогда не может быть больше сорока лет». Любопытно, что его первый любовный роман с Лорой де Берни, роман двадцатидвухлетнего молодого человека с сорокапятилетней женщиной, уже бабушкой, вспыхнул в ту минуту, когда во время трапезы Берни произнесла: «Этот смородиновый сироп такой же вкусный, как и тот, что я пила в Трианоне, когда была девочкой… Нам его готовила сама королева». – «Совсем юной девушкой, – тут же пояснила ему мать, – мадам де Берни была принята при королевском дворе, где ее отец был арфистом у королевы. В аллеях королевского дворца ей часто доводилось играть с августейшими детьми под присмотром мадам Элизабет, сестры короля…» После этих слов Бальзак тотчас же проникся большим уважением к их гостье. А вскоре это уважение переросло в любовную страсть.

Титулы и аристократические фамилии всегда производили на Бальзака неотразимое впечатление. Однажды два его приятеля – писатель Мериме и Альфонс Лоран-Жан, известный авантюрист и сутенер, – решили подшутить над его «аристократической слабостью». В каком-то жутком притоне они отыскали чудовищно безобразную «жрицу любви» – худющую, высоченную бабищу, с сиреневым фингалом под глазом, с выбитыми передними зубами, а также с бесформенной отвисшей грудью, сплошь исколотой неприличными татуировками. Для знакомства с ней они пригласили Бальзака в бордель, пообещав ему приятный сюрприз.

Подштукатуренный и жутко напомаженный «сюрприз» был представлен Бальзаку как внебрачная дочь низверженного короля и герцогини де Пл… Мериме, взглянув на Бальзака в надежде увидеть его воодушевление и восторг, обнаружил лишь кисловатую мину. «Дочь короля» явно не заинтересовала поклонника «белой кости». Тогда Мериме принялся рассказывать ему красивую легенду, придумывая на ходу душераздирающие, достойные шекспировской драмы детали. С каждой такой подробностью взгляд Бальзака оживал, в его глазах уже появился огонек интереса. А когда четверть часа спустя Мериме исчерпал наконец запас своего воображения и закончил историю «бедной дочери покойного короля», Бальзак уже смотрел на нее с нескрываемым восторгом.

Как и ожидали шутники, Бальзак захотел уединиться с этой необыкновенной дамой, чтобы наедине расспросить ее о подробностях ее удивительной жизни. «Это невозможно! – вздохнул Мериме. – После сообщения о гибели своего отца бедняжка потеряла дар речи и с тех пор, представьте, не проронила ни слова!» – «Ничего, – воскликнул Бальзак, – я умею понимать женщин и без слов!»

Два часа спустя, когда все трое приятелей отправились из борделя в ближайший ресторан подкрепиться, двое из них, едва сдерживая улыбку, стали расспрашивать Бальзака о «беседе» с «дочерью короля». «Друзья мои, это фан-тас-ти-чес-кая женщина!..» – начал было Бальзак. Однако после первой же его фразы приятели прыснули со смеху. Вволю отсмеявшись, они признались ему в своем розыгрыше. Бальзак странно отреагировал на это признание. Он остановился, жалостливо посмотрел на одного, затем перевел взгляд на другого и сказал:

– Дурачье! Вы ничего не понимаете в женщинах! И вас можно только пожалеть…

…Почти век спустя популярная американская актриса Вивьен Ли в одном из телеинтервью бросит фразу, которую вскоре повесят на щит все феминистки мира: «Нет некрасивых женщин – есть только женщины, не знающие, что они красивы». Доживи Бальзак до этих времен, он, вне всякого сомнения, горячо поддержал бы эту блестящую мысль.

Не знающий меры

«То, что называлось Оноре де Бальзак, – писал польский писатель Ян Парандовский, – было заполнено огромной толпой человеческих существ, и каждого из них хватило бы на целую жизнь, заканчивающуюся славой или богатством, нуждой или тюрьмой…» Его непропорционально большая голова всегда была забита литературными героями и их проблемами. И проблемы эти, им же самим придуманные, он воспринимал совершенно всерьез. Кто-то из друзей, однажды зайдя к Бальзаку, увидел, что писатель находится в бессознательном состоянии и медленно сползает со стула. Приятель хотел было бежать за доктором, но Бальзак поднялся и остановил его: «Со мной ничего не случилось. Просто только что умер старик Горио…»

Бальзак часто уходил в себя и не слушал, что ему говорят. Друг рассказывает ему о болезни кого-то из своих близких. Бальзак нетерпеливо прерывает его: «Ну хорошо! Вернемся все-таки к действительности – поговорим о Евгении Гранде!» (то есть о героине романа, который он писал).

Бальзак никогда не знал меры. Его видели на бульварах, едущим в коляске и выставляющим напоказ свои шикарные трости: головка каждой из них стоила состояния. Пальцы обеих его рук были покрыты массивными золотыми перстнями. По словам Делакруа, в его туалете всегда было что-то кричащее. Не зная ни меры, ни вкуса, он нередко появлялся на людях в экстравагантных нарядах. На плотной его фигуре – сильно обуженный костюм (чтобы скрыть излишний вес), неряшливого вида жилет (говорят, он вытирает об него жирные пальцы), синие чулки, башмаки, могущие продырявить ковер, и огромная шляпа с широченными полями (которая, ходят слухи, часто служит ему чашей для еды). Одна из газет писала о нем, что «у него внешность школьника, так выросшего за время каникул, что костюм на нем, того и гляди, может лопнуть».

Его знаменитая шляпа вызывала немало нареканий со стороны друзей и смешков со стороны посторонних. Однажды, когда он приехал в гости к родственникам, те пришли в ужас, обнаружив на нем этот кожаный курьез. Очаровательно улыбаясь, тетушка сказала Оноре, что «в городе, где она и ее муж пользуются определенным уважением, они не смогут показываться рядом с ним, если на нем будет такая шляпа». В итоге Оноре пришлось обратиться в шляпную мастерскую, где с трудом удалось подобрать ему шляпу – такая большая была у него голова. Но что делать: в этой голове помещалась вся «Человеческая комедия»!

В другой раз, встретив знакомого, гуляющего по парку вместе с молодой супругой, Бальзак сообщил им, что ему «достаточно взглянуть хотя бы раз в глаза любой из женщин, чтобы тут же открылась вся ее жизнь – от младых лет, причем с мельчайшими подробностями». Знакомый предложил пари: Бальзак, заглянув в глаза его супруги, рассказывает ему все, что он там прочтет, в особенности про ее прошлую жизнь, а сам он, заглянув в его шляпу, рассказывает Бальзаку, что тот недавно ел… Бальзак с удовольствием принимает пари.

Что же в итоге? А в итоге оба оказались правы!

Его вечно всклокоченные, не знающие ни расчески, ни мыла волосы, а также излишне широкий рот с прогнившими зубами, по первому впечатлению вызывали у женщин едва скрываемую неприязнь. Но стоило им встретиться с ним взглядом, как они замирали, словно пригвожденные. Как писал Теофиль Готье, его глаза были «двумя черными алмазами, в которых на мгновения вспыхивали яркие отблески золота». Сам Бальзак, кажется, ничуть не переживал по поводу собственной некрасивости. «Красота ослепляет, а слепого легко обокрасть», – говорил он.

Возможно, у него был дурной вкус. Возможно, он был недостаточно воспитанным, опрятным и здравомыслящим человеком. Но все это переставало иметь значение, когда он начинал говорить…

Рассказчик веселых историй

Пьер Сиприо в книге «Бальзак без маски» заметил: «Если бы Бальзак занимался только тем, что доставляло ему удовольствие, он, вероятно, остался бы исключительно «рассказчиком потешных историй». Автор озорных и пикантных «Потешных сказок» – редкое исключение в творческом багаже Бальзака – предпочитал шутить не в книгах, а в какой-нибудь приятной компании. А если же в этой компании присутствовала какая-нибудь «интересная особа», то его красноречие не знало границ.

Однажды, гостя у друга его отца, отставного генерала, в один из субботних вечеров, когда в гостиной собрались многочисленные гости, Оноре вдруг обратился к хозяину дома:

– Генерал, вы помните семью X.? Так вот, в этой семье произошла никому не известная трагедия, достойная самого увлекательного романа.

Все присутствующие хорошо знали эту семью, поэтому интерес к рассказу Оноре был неподдельным. В течение целого часа Бальзак держал своих слушателей в напряжении, увлекая их умопомрачительными подробностями из жизни, казалось бы, совершенно до этого дня неприметных обывателей. Все ахали и охали, кто-то открывал от удивления рот и забывал его закрыть, кто-то махал от удивления головой, кто-то смахивал платочком подступившие слезы… Когда он закончил свой рассказ, наступила эффектная пауза. Ее прервал генерал. Взволнованным голосом он спросил Бальзака:

– Послушайте, Оноре, неужели то, что вы рассказали, правда?

Бальзак лукаво посмотрел на него, затем рассмеялся и сказал:

– В моем рассказе нет ни слова правды, это чистейший вымысел. Я его только что придумал.

В другой раз он совершенно покорил сердца сразу нескольких очаровательных особ и даже их строгих мамаш, рассказав им историю о том, как однажды, прогуливаясь со своим приятелем по берегу реки, он повстречал рыболова…

Рыболов этот, лысый, сухонький старичок с редкой рыжей бородкой, сосредоточенно следил за поплавком. «Этот старикан, – сообщил Бальзаку его спутник, – необычайно доверчивый человек и верит всему, что ему ни скажешь. Но зато и сам он известен как первейший выдумщик». Бальзак тотчас же решает проверить это.

– Добрый день, друг мой, – сказал Бальзак, подойдя к рыболову. – Как идет ловля?

– Так себе, – отозвался рыболов.

– Прошлым летом, – продолжал Бальзак, – я здесь поймал огромную форель. Представьте, она перекусила у меня леску!

– Да, месье, здешние форели это умеют.

– Тогда я взял толстую, крепкую веревку, привязал ее к крючку, нацепил на него добрый кусок баранины и забросил в речку. Представляете, эта прожора и ее перегрызла!

– Да, здешние форели способны и на такое.

– Но я твердо решил вытащить ее, – продолжал Бальзак, не желая сдаваться. – Я раздобыл прочную цепь, и только тогда мне удалось вытащить эту рыбищу на берег!

– Ну, разумеется, – невозмутимо заметил рыболов. – Здешнюю форель только цепью и можно вытащить.

– Но когда она была уже на берегу, – продолжал разгоряченный писатель, – я не смог ее поднять. Пришлось нанять телегу, запряженную четверней, и четырех носильщиков, которые помогли мне отнести рыбу домой.

– Значит, ваша форелька была не очень крупная, – по-прежнему невозмутимо отозвался старичок.

– Тогда, – продолжал Бальзак, начиная уже окончательно выходить из себя, – мы послали форель на луг пастись вместе с коровами.

– Именно так мы и поступаем со здешними форелями, – подтвердил рыболов не моргнув глазом.

«Тут терпение мое лопнуло, – всплеснул руками перед своими хохочущими слушательницами Бальзак. – Я уже хотел было поднять руки вверх и признать свое поражение, но решил все же использовать последний шанс.

– Но всего поразительнее, – сказал я ему на последнем выдохе, – что через месяц-другой у моей форели выросли рога!

– Что? – вскричал старичок, подскочив, словно ужаленный. – У форели выросли рога?

– Да! – торжествующе повторил я. – У форели выросли рога, словно у коровы!

Я был уверен, что остался победителем в этом поединке. Но мой рыболов гневно потряс головой.

– Сударь, – заявил он мне самым решительным тоном, – вы слишком явно уклоняетесь от истины. У здешних форелей всегда бывают рога!»

…Отсмеявшись и вытерев платочком выступившие от смеха слезы, дамы наградили писателя аплодисментами. А самая очаровательная из них, чуть позднее, уже в прихожей, – сладчайшим поцелуем.

В этот раз Бальзак не стал сообщать, что он только что придумал эту историю. Ее не так давно рассказал ему Россини. Который, в свою очередь, услышал ее, будучи в Англии, от реального участника этой истории – Диккенса.

«Стремящийся к женщине стремится в ад»

Великие любовники, как правило, некрасивы и малы ростом. Рост Бальзака – 165 сантиметров. У него короткие ноги и большая голова, толстые губы и тяжелый, отвисший подбородок. А еще – грязные, лоснящиеся от жира волосы, длинные, с черными каемками ногти и красное, побитое прыщами лицо. Он всегда хочет есть. Когда он говорит, в уголках его рта скапливается и пузырится слюна. К тому же он так неуклюж – просто ужас! Всякой рискнувшей с ним танцевать даме он непременно оттопчет ноги или наступит на шлейф платья. Или, потеряв равновесие, неуклюже растянется посреди зала под дружный хохот всех танцующих. Да еще и даму потянет за собой! Похоже, что с чувством равновесия у этого парня проблемы. Он и в детстве был неуклюж – не мог и трех метров проехать на самокате, чтобы тут же с него не грохнуться. Но кажется, это ничто по сравнению с его умением очаровывать женщин.

Вначале все было ох как непросто. Любая попытка познакомиться с какой-нибудь девушкой заканчивалась одинаково – ему давали от ворот поворот. Однажды он выглянул из окна мансарды и увидел, что внизу, на первом этаже, очаровательная блондинка поливает цветы. Он окликнул ее, но едва она высунула свою головку, чтобы посмотреть, кто же ее зовет, как в нескольких сантиметрах от нее со свистом падает увесистый кусок штукатурки: неловкое движение этого толстяка с верхнего этажа едва не калечит прекрасную незнакомку. «Дурак!» – кричит девушка и закрывает окно.

Через неделю он снова видит ее – и, не удержавшись, снова окликает. Та, забыв о прошлом инциденте, высовывается из окна и смотрит вверх. И в это время в нескольких миллиметрах от нее проносится и разбивается вдребезги цветочный горшок. Это неуклюжий Оноре вновь нечаянно задел локтем стоявший на карнизе горшок с фиалками. И носит же земля таких дураков! Хотя какой же это дурак, это настоящий сумасшедший! От такого следует держаться подальше, решает девушка.

Бедный Оноре начинает ненавидеть женщин. Все, он больше на них не взглянет! И тут же, противореча сам себе, клянется стать знаменитым, чтобы пленять женщин не комплиментами галантерейщика, а славой. Все женщины падки до знаменитостей – они не замечают у них недостатков. Да, деньги и слава – чудесные волшебники, способные превратить любого уродца в Аполлона.

Пришедшая после нескольких тысяч рабочих ночей слава принесла не только деньги, но и репутацию романиста, который хорошо «понимает» женщин. Вместе с репутацией начнет пропорционально расти и количество его поклонниц. (Некоторые из 12 000 писем, которые он получил от почитательниц своего таланта, содержали прямые предложения более тесного знакомства…) Теперь у него уже не будет проблем с поисками партнерш. К тому же он окажется подлинным виртуозом, жонглируя своими многочисленными любовницами так, что их пути никогда не пересекаются. Приходится удивляться, как у него еще находится время на бесчисленные любовные связи при том огромном объеме литературных трудов, который он на себя взвалил.

«Женщина – это хорошо накрытый стол, на который мужчина смотрит по-разному до еды и после нее», – заметил однажды Бальзак. Своих любовниц он пожирал столь же жадно, как и хороший ужин. С молодыми девушками ему было скучно. Он предпочитал зрелых женщин и почти каждой своей любовнице говорил при знакомстве: «У меня никогда не было матери. Я так и не познал настоящей материнской любви». Биографы отмечают, что в постели Бальзак был страстен, нежен и полон сил. Герсон, например, писал: «Он не был особенно разборчив. Он спал с аристократками, куртизанками и просто шлюхами. Его сексуальные способности были столь же ослепительно разнообразны, как и его литературный стиль».

«Каждая ночь должна иметь свое меню», – говорил он. Однако, несмотря на свою любвеобильность, он отчетливо осознавал, что его призвание не женщины, а литература. «Стремящийся к женщине стремится в ад», – повторял он слова из Писания. И добавлял: «Стремящийся к славе стремится к бессмертию». В беседе с Александром Дюма-сыном он однажды заявил: «Я точно высчитал, сколько мы затрачиваем за одну ночь любви. Слушайте меня внимательно, юноша, – полтома! И нет на свете женщины, которой стоило бы отдавать ежегодно хотя бы два тома!»

В ту пору Бальзаку было тридцать восемь лет.

Великим человека делают его устремления

Пьер Сиприо писал: «Бальзак знал, что жизнь полна жестокостей, что вмешательство человека в природу не доведет до добра, что общество разделено на выскочек и жертв, но, осуждая многое в человеческой деятельности, он показал, насколько велик человек в своих устремлениях».

Когда-то в молодости Бальзак приобрел мраморную статуэтку Наполеона и поставил ее на свой рабочий стол. К мраморной шпаге он прикрепил листок с надписью: «То, чего он не довершил шпагой, я довершу пером. Оноре де Бальзак». Бальзак сдержал свое слово. Он действительно завоевал весь мир.

Количество произведений, которое он оставил после своей смерти, огромно. На вопрос, отчего умер Бальзак, журналист Леон Гозлар ответил: «От шестидесяти томов». Сам же Бальзак говорил о своей плодовитости так: «Я стремлюсь занять в литературе как можно больше места, чтобы меньше осталось для дураков».

Андре Моруа писал о Бальзаке: «Бальзак был то святым, то каторжником, то честным, то подкупленным судьей, министром, светским щеголем, куртизанкой, герцогиней и всегда – гением». Величайший труженик, он мечтал о сокровищах Монте-Кристо, простой плебей, он надеялся когда-нибудь стать аристократом. Беспомощный в практической жизни, он лез в дельцы, внешне непривлекательный и нескладный, он грезил о страстной любви. Литературный труд не сделал его богатым, попытки организовать свое «дело» чуть не привели его в долговую яму, а стремление «выйти в знать», равно как и «страстная любовь», обернулись для него жестокой трагедией. И все-таки, несмотря ни на что, жизнь Оноре де Бальзака, упрямого чудака, великого труженика и величайшего писателя Франции, была прекрасна. Как прекрасна любая жизнь, наполненная мечтами и усилиями, которые совершаются ради их достижения. И если прав тот, кто сказал, что «счастье – это когда занимаешься любимым делом и еще получаешь за это деньги», то в этом отношении Бальзак был, безусловно, на редкость счастливым человеком.

Бальмонт

Русский донкихот

«И бился головой об унитаз…»

Швейцарский философ Франциск Вейсс так охарактеризовал ее: «Вымысел – ее основа, преувеличение – главное средство. Ее можно назвать горячкой воображения, и сила ее достигает высшего предела в минуты бешеного бреда». О чем это он? Ну, разумеется, о том, к чему большинство трезвомыслящих и практичных людей относится с изрядной долей скепсиса и иронии, – о поэзии.

Кто только в юности не сочинял стихи! Этой юношеской, по выражению Лихтенберга, «болезни роста» отдали свою дань сотни, тысячи, миллионы людей, как известных, так и безвестных. Кропали стишки Мао Цзэдун и Робеспьер, Маркс и Нерон, Черчилль и Муссолини, Гитлер и Сталин. Говорят, что даже печально знаменитый маньяк Чикатило, на чьей совести пятьдесят восемь жертв, записывал в школьную тетрадку стихи о любви…

Конечно, не всякий шум – музыка, и не все, что в рифму, – стихи. Тэффи любила рассказывать о том, как однажды прочла в альбоме своей знакомой стихи-признание от влюбленного в нее молодого прапорщика:

Твои глаза порой похожи
На снившийся во сне топаз.
Ни на одной знакомой роже
Я не видал подобных глаз.

Сегодняшние графоманы и горе-рифмоплеты выдают перлы не хуже. Ну, например, такое четверостишие:

Встаю я утром рано
И отправляюсь в путь;
Течет вода из крана,
Забытая заткнуть.

Ну это так, будничное. А вот вам кусочек из любовной драмы:

В чаду любви, настырной и упорной,
Впадая в пламенеющий экстаз,
В отчаянье я заперся в уборной
И бился головой об унитаз.

Как говорится, Шекспир отдыхает. Думаете, это строки из самодеятельных поэтов? Тогда вот вам стихи профессионального советского поэта:

К вам мое слово, девушки, —
Зои, Тамары, Нонны, —
Девушки-зоотехники,
Девушки-агрономы…
Так же ль весной и летом