скачать книгу бесплатно
Лиза, тем временем аккуратно зачерпывая воду, отмыла от говна верещащего ребенка, не забывая напряженно осматриваться и громко булькать изголодавшимся животом, а после ополоснула свои ноги, великолепные груди, загорелый живот и поочередно руки.
«Как же быстро люди привыкают к плохому… На самом-то деле для счастья достаточно побольше воды… А этот вонючий хлев, покрытый мягкой гниющей массой, так и вовсе пристанище бродячих королей… Что самое интересное, я совсем не скучаю по Земле, осталось лишь желание предупредить людей, как-то рассказать им об Аде, и возможно в будущем ни у кого на лбу не будет пятого тавро… Они поумнеют, станут лучше и всем будет намного легче… Хоть и слабо верится, что человечество готово поумнеть…», – Дима внимательно наблюдал за кровожадным Варгхом, подходящим к каждому рабу на противоположной стороне хлева, а трясущиеся люди зачерпывали из грязного ведра белесую массу с красными прожилками, ибо грызущий желудок голод был непередаваем.
Внутренности юноши, будто бились в непрекращающейся истерике, и требовалось обладать немалой силой воли, дабы перебороть всепоглощающее желание ЖРАТЬ, исходящее от зверя, живущего внутри каждого человека. Поэтому обнаженные люди и выбирали между тряской от ужаса и опусканием помятой тарелки в ведро с непрезентабельной биомассой. И судя по количеству «непонятно чего», вычерпываемого изголодавшимися рабами, угрюмому Варгху придется не раз и не два сходить к помятой бочке, благо посуду скоту дали чуть больше литра, а каждый его представитель наливал по края.
«Как я понимаю заворота кишок и запора после столь длительного голодания не ожидается… Жрать хочется так, что теоретически всосется сразу в кровь…», – скептически размышлял желающий погрызть хоть копыто парень, морщась от криков ребенка, которого Лиза подняла на неутомимые руки, отмыв от стекших на прелый пол какашек.
Бедный Такеши вывернул лохматую голову так сильно, что его было жаль. Тощий японец, наверняка подсчитывал, когда подойдет нерасторопный Варгх и, судя по прищуренным блестящим глазам, получалось неприлично долго. Лкетинг в свою очередь задумчиво рассматривал воду в канаве, скрестив чернокожие ноги и вывалив мужское достоинство перед любопытными женщинами. Те же, хоть и прятали пугливые глаза от троицы «Спящих», да и в принципе любых других рабов, стесняясь то ли своей наготы, то ли разлохмаченных причесок, но на весомый причиндал масаи любознательно посматривали и во взорах мелькало вожделение.
А как иначе, ежели изживание животных инстинктов настолько тяжелая и упорная работа, что ни один Ад не сможет выбить это из людей. Можно лишь подавить их через ежедневные, ежечасные и ежеминутные избиения, голод, жажду, но стоит вернуться более-менее хорошему самочувствию и все повторится. Тело восстановится и потребует временно забытое старое, совсем ненужное на время выживания, ведь ради него человеческий организм с легкостью подавляет любые чувства и эмоции.
Толстожопые сатиры дружной компанией развалились на мягком полу, выпятив волосатые животы и отбросив в стороны зазубренные клинки, а бесстрастные черти, рассредоточившиеся по периметру людского хлева, как всегда ничего не делали, будучи готовыми в любой момент успокоить бунтующую толпу. Все-таки человеческая раса является еще теми отбросами, которые требуется долго бить, дабы вычистить придурь и ересь, селящиеся в головах с рождения и жиреющие с годами.
Варгх же тем временем накормил…
– Двадцать человек! Всего двадцать человек! – горестно всплеснул руками, зазвеневший цепью Такеши, считающий мгновения, когда ему навалят жрать, да побольше.
Каждый из счастливчиков, виденных мучающимся азиатом, недолго размышлял употребить ему в пищу бесформенное содержимое тяжелой тарелки или отбросить в сторону, гордо выпрямившись и произнеся: «Я человек, а не животное!», – нет, ничего подобного. Пару мгновений «внимательного» осмотра и грязная рука трясущегося от страха и голода раба, уверенно ныряла в емкую посудину, дабы отправить в рот полную горсть белесой массы.
«Что там за хрень такая? Запаха нет, хотя через здешнюю вонь вряд ли учуешь, однако жрут так, что за щеками трещит, да еще чавкают, как свиньи…», – мысленно воюющий со свихнувшимся желудком Дима отчетливо видел и слышал, как голодные пленники уминают наваленное в тарелки противное нечто и сам был не прочь испробовать его.
Покрытый шипами Варгх в это время неторопливо развернулся и пошел обратно к бочкам. Видимо грязное, пожеванное жизнью ведро опустело быстрее некуда, а как еще, ведь озверевшие люди старались черпать с горкой, стараясь не обделить себя ни в чем. Правоверные мусульмане и вовсе не задумались, разрешит ли им Аллах употребить в пищу нечто с прожилками, как у сала – нет! Они зачерпнули столько, словно собирались поделиться с женами и детьми, стоящим где-то за уже закрытыми вратами, спрятавшими рабов от ночного багрового Ада, отлично видимого через крупные щели.
Трехметровый Франкенштейн поднял толстую, усиленную железом лапу и вновь заполнил ведро мерзкой на вид массой. Огромные ступни совсем не проваливались, когда неповоротливое чудовище с электрическим кнутом возвращалось «угощать» сереющих при его приближении рабов, однако по безмозглому монстру явно виднелось, что хоть данная работа ему и не по нраву, но кровавое веселье в Сортировочной отбивало весь полученный негатив. Взращенное Адом чудище нехотя продолжало неуклюжую кормежку голожопых узников, трясущихся от страха перед встречей с огромным уродом-официантом, но в тоже время готовящих миски, видя, как в экстазе чавкают соседи.
Малыш Лизы внезапно замолчал, и Дима моментально вывернул шею, дабы полюбопытствовать, что произошло с маленьким горлопаном, затыкающимся только во время сна или еды, и действительно… Все оказалось банально просто. Девушка каким-то образом засунула в маленький рот счастливчика весомую сиську и отощавший юноша непроизвольно облизнул губы, что не осталось незамеченным молодой сексуальной матерью, но обошлось без едких комментариев.
Честно говоря, на сексуально-озабоченного парня навалилось странное состояние, когда жутко хочется спать, но есть хочется еще больше, а голова тяжелая-претяжелая, но это понятно, ведь столько пережив, разум требует обработки информации, что без крепкого сна невыполнимо. Таким образом, совокупность данных ощущений отбивала какое-либо желание разговаривать и сто процентов не только у него, ибо бульканье, рычание и «плач» желудков всех рабов и рабынь Ада слышались, как массовое кваканье лягушек.
– Сорок два! – раздался тонкий, страдальческий голос Такеши, жующего щеки, а спасенные от тарелок женщины посмотрели на него, грустно вздохнув, что вполне естественно, ведь любая девушка инстинктивно хочет накормить голодного парня, тем более ее героя.
Вот только потчевать бедного японца было нечем, поэтому приходилось просто сочувствовать ему. Все-таки удивительно, каким разным может быть человек… Обладать огромной силой воли, пройти столь нелегкий путь, измочалив ноги о неровные камни и пережив плети с мощными ударами током, однако пускать голодные слюни при виде тарелки с едой и переживать за нее, как ребенок.
«Такеши, Такеши… Смотри миску не сгрызи…», – мысленно улыбнулся уставший донельзя Дима, представив с какой жадность будет утолять голод азиат, а видимо отразившиеся на лице положительные эмоции, не остались упущенными успокоившейся Лизой.
– Чего улыбаешься? – привыкающая к странностям «Спящего» девушка наслаждалась тишиной от чавкающего ребенка и страдальчески переживала чувство голода, о котором громко «плакал» желудок.
– Да так… Подумал кое о чем… – с запинкой пробормотал Дима, желающий как можно быстрей пожрать и вырубиться, дабы снять напряжение с тяжелой головы и уставших глаз. – Настроение такое поганое… – последние слова прозвучали глупо, ибо худой парень находился в Геенне Огненной.
– Ого! – расширила карие глаза Лиза. – Не буду спрашивать, насколько оно плохое, если до этого, оказывается, было нормальное! – девушка озадаченно потрясла немытой головой, не понимая улыбаться ей или нет. – Как вижу я, здесь ни у кого нет хорошего, а знала бы, что все мои проблемы на Земле окажутся ничем по сравнению с нынешней жизнью, даже не переживала бы о них… – она нежно посмотрела на своего маленького проглота, которому отчаянно завидовал Такеши.
– А Лкетингу нравится! – оторвавшийся от воды воин-масаи разбавил их диалог. – В Африке Лкетинг привык! Все знал! А здесь Лкетинг неуязвим и силен! – покрытый сухими мышцами туземец искренне радовался новому качеству, дающему ему больше возможностей.
– Честно говоря, мне тоже лучше, чем на Земле… – неуверенно пробормотал Дима, а Лиза ахнула, откровенно колыхнув грудями, что заставило скривиться чуть не взвывшего малыша, но молодая мать даже не заметила своей оплошности.
– Лучше? Как здесь может быть лучше? – шокировано спросила она, не забывая следить за рогатой братией, а растрепанные женщины рядом с ней удивленно захлопали глазами, буквально отпрянув назад.
– Ну… – Дима открыл рот и замолчал, не зная, как обосновать свои чувства, однако покрутив пальцами в воздухе, нашелся. – Еще живой… – он вновь замолчал, хмыкнув, понимая, как это странно звучит. – На Земле я не понимал зачем живу и смысл в собственном рождении… Все люди, как люди! Работают, заводят детей, платят кредиты, бухают по выходным и прекрасно себя чувствуют, а мне их радости вообще по барабану, зато здесь я себя чувствую намного уютней, а они наоборот нет! – он повернул шею, пройдясь серо-голубым взором по уходящим метров на сорок узникам с пятым тавро.
– Честно говоря, Дима-сан, среди них… – японец соизволил оторвать голодный взор от адского Франкенштейна, неторопливо кормящего голожопых рабов и сейчас пошедшего за следующей порцией. – Ты как раз и считаешься безумцем, но лично мне твое мнение импонирует! Я сколько жил, только и думал о рисовании, однако мои желания ломались вечной работой! Проклятой зависимостью от денег! – азиат сжал маленькие кисти на помятых гранях тарелки. – В Лондоне сам стиль жизни такой, что связан лишь с работой! Безработные там очень плохо живут, – он шмыгнул носом, кинув страдальческий взор на трехметрового монстра, зачерпывающего грязным ведром из бочки. – Им нечем платить за газ, электричество и еду. Они мерзнут и вечно болеют, а любые навязчивые мысли лечат антидепрессантами, что часто приводит к самоубийствам… – азиат вздохнул и сглотнул слюну. – Я сам пил антидепрессанты, но стал медленно думать… – Такеши яростно зачесал голову, словно показывая, как он ее ускорял. – Поэтому бросил, а начинал их пить, так как видел кошмарные сны… – он вздрогнул. – Которые перерисовывал в обеденное время на работе… Коллеги надо мной смеялись, хоть и говорили, что я хорошо рисую, однако современный мир не понимает этих ценностей! Людей с детства учат, что нужно заводить банковский счет, учиться тому, что преподают в школе, а если ребенок туда не ходит, то штрафуют его родителей… У моей семьи не было иного выхода, кроме как работать, ведь жить и кормить большую семью очень тяжело, а в Японии еще хуже… – азиат грустно уставился в воду, временно забыв о воющем желудке. – Люди умирают от инфарктов по дороге домой… Ты прав Дима-сан! Здесь лучше, потому что я чувствую, как становлюсь самим собой, и ко мне возвращается желание жить и удивляться! Сейчас я понимаю, что вернись обратно в прошлое с новыми мыслями – переехал бы куда-нибудь в глушь, где радовался бы жизни, рисуя картины и зарабатывая на жизнь через интернет, пусть немного, но мне бы хватало… – Такеши моргнул раскосыми глазами, а Лиза, ее соседки и несколько сидящих рядом узников уставились на него и, наверное, только Дмитрий с бесстрастным масаи точно понимали, что именно пытался донести маленький японец.
– Что-то в твоих словах есть, я не спорю… – задумчиво пробормотала девушка, с любовью глядя на морщащегося от удовольствия малыша. – Просто я об этом никогда не задумывалась… У меня была своя жизнь, со своими интересами и ценностями, – она облизнула пухлые губы, отчего глумной, как валенок Дмитрий почувствовал легкий толчок крови в паху, быстро сошедший на нет. – Как я понимаю, вы трое мыслите одинаково, поэтому спорить с вами бесполезно, но тогда скажите мне, пожалуйста! – она повысила голос, не забыв зыркнуть по сторонам, дабы не привлечь внимание адской братии. – А что делать нам?! – Лиза, взявшая ответственность за человечество, обвела рукой его представителей в хлеву, звучно чавкающих и слегка похрюкивающих в процессе пожирания бесформенной, отвратительной на вид массы. – Тем, кого они… – она кивнула в сторону ближайшего рогатого, мгновенно устремившего на нее оранжевый взор, однако быстро убравшего, ибо не заметил за девицей ничего плохого. – Называют животными?! Они называют скотом и животными нас – людей! Делают с нами все, что пожелают! – ее голос желал сорваться на крик, но умная девушка умело сдерживала себя от глупого поступка. – Что делать мне, если нас с сыном разлучат, и я не буду знать, куда направится он и я сама? Может мне придется раздвигать ноги перед чертями… – она вздрогнула и передернула плечами, а ее косматые соседки закрыли рты, словно в рвотных позывах. – А его скормят адским богачам! Или продадут в сексуальнее рабство, где разорвут пополам… – ее срывающийся голос затих, из карих глаз полились слезы, а ощущающий ком в горле Дима не знал, чем ей помочь, нервно водя пальцами по миске.
И не то, чтобы ей… Он не знал, как помочь самому себе, будучи не в курсе своей дальнейшей судьбы, ибо мог только предполагать. Как объяснил старый Анатон, ангелам его не продадут, на корм рабам или жителям Геены Огненной тоже, а насчет неких скрытых способностей «Спящих» ничего не знал, а мог лишь догадываться. Даже, если что и проскальзывало – это ни о чем не говорило, ведь чего-то определенного не было. Это Лкетинг – шаман и умелец разговоров с животными, да и субтильный Такеши непонятно почему «Спящий»… Не только же от умения рисовать сказочные миры, да и вообще рисовать? Должны же у него… Даже не у него! У них троих обязаны быть иные тайны, кроме той, что они прибыли на Землю, дабы нести людям свет.
– Я не знаю! – честно признался он, озадаченно нахмурившийся, оглядев тех «рычащих» животами рабов, до которых мог дотянуться серо-голубым взором. – Я не виноват, что мы настолько разные! Это не воспитание, а часть души! Когда я умер, то не знал, что со мной будут обращаться лучше, хоть и жил хуже многих… – он замолчал и как-то виновато посмотрел на Лизу, поглаживающую по маленькой головке оторвавшегося от сиськи младенца. – Тебе просто не повезло, но тебя никто и не учил, что может произойти подобное! Здесь некого винить! Никого из нас на Земле не учили, что смерть выглядит именно так, поэтому необходимо смириться и постараться стать сильней! Ничего иного не остается! Посмотри на него, – он кивнул на прямого спиной Лкетинга, выглядящего хозяином людского хлева. – Знаешь в чем его отличие? – разговорившийся мальчишка забыл, что хотел спать и есть, обведя головой женскую цепь и не желая тратить время на свою. – В том, что он не боится и для него это нормально, хотя еще недавно считал происходящее сном! – масаи недовольно поджал мясистые губы, отлично помня оплошность, вследствие которой считал Диму с Такеши глупцами. – Этот человек – дитя природы, гармоничное с любым миром и не старающееся сбежать от реальности в отличие от всех, кого я вижу! – парень раздувал ноздри, яростно выговаривая наболевшее. – Тех, кто старается спрятаться от Ада, но не может, так как продолжает жить, как на Земле! Я не знаю, что будет со мной и он… – набрав мерзкого воздуха, парень кивнул на японца, поглядывающего на Варгха, кормящего рабов на другой стороне хлева. – Не знает, и он… – загорелая рука коснулась покрытого шрамами туземца, внимательно слушающего его монолог. – Тут все порядком насмотрелись ужасов и понимают, что будет нелегко, а очень больно, но я уверен, что люди, вышедшие в цепи добровольно, получат лучшее… – он на мгновенье задумался. – Не постесняюсь этого слова – существование, чем те, кого ждет действительно Ад! – выговорившийся парень замолчал, жадно дыша хлевной вонью.
Его пламенная речь, какие-никакие, но результаты дала. Человек шесть женщин взбодрились, будучи храбрыми добровольцами, а вот узники, прикованные после пускающего голодные слюни Такеши помрачнели и сгорбились еще больше, а один вовсе глухо завыл.
– Отпустите меня! Пожалуйста! Или убейте! Я не хочу жить в Аду! Не хочу существовать! Пожалуйста! – жалобный, походящий на детский плач вой заставил сытого младенца на мгновение повернуться в сторону внешнего раздражителя, видимо малыш подумал, что где-то рядом ищет сиську юный собрат, но не найдя, вернулся к бессмысленному хлопанью глазенками.
Один из блаженно развалившихся на мягком полу сатиров раздраженно поднял рогатую голову со свиным пятаком, дабы взглянуть, кто мешает заслуженному отдыху и увидел истерично-воющего раба, дергающего цепи, как ни странно тихих собратьев.
– Да чтоб тебя! – гнусавый голос свинорылого демона вспорол тишину, заполненную звуками голодных желудков. – Кто-нибудь успокойте его! Поздно выть скотина! В Сортировочной надо было! – один из ближайших рогатых, услышав приказ-просьбу жирного помощника Джумоука, двинулся к верещащему рабу на широких копытах, почти не проваливаясь в прелую поверхность хлева, а дойдя, просто взял и слегка придушил бугрящейся мышцами лапой.
Плаксивый вой прервался также быстро, как и начался, а истеричка мужского пола посинела и задрыгала ногами, ухватившись тощими руками за толстое запястье черта, пытаясь разжать мощную кисть, но все попытки были безуспешны, да этого и не требовалось. Рогатый воин сам знал, когда разжать практически стальную пятерню, и угомонившийся узник освобождено захрипел, обвалившись, как тюфяк с навозом.
– Вот так-то! – довольно прогнусавил полулежащий на боку сатир и, засунув в клыкастую пасть неизвестно, где найденную соломинку, завалился обратно на спину, а блестящий оранжевыми глазами черт неспешно двинулся обратно, помахивая лысым хвостом из-под кожаной юбки.
Неторопливый Варгх тем временем, как раз накормил обе цепи счастливчиков на другой стороне, что мгновенно прокомментировал непрерывно следящий за сиим действом Такеши.
– Сейчас принесут еду! – маленькое лицо с узкими глазами засветилось счастьем, тощие руки крепко сжали тарелку, а японское брюхо заурчало, как разъяренный кот. – Сейчас поем и спать завалюсь! – он радостно смотрел на Лкетинга с Димой, словно вокруг был не Ад, а парк Нью-Йорка и жареные сосиски.
– Лкетинг тоже голоден! – еще раз пропел свою песню белозубо улыбающийся масаи. – Сильно-сильно! Буйвола съем! – он с силой хлопнул кулаком по крепкому животу, глаза же сидящих напротив и рядом рабов с рабынями также загорались, видя, как трехметровый монстр движется в их сторону.
Варгха в детстве определенно не учили правилу: «Женщины вперед!», – поэтому кровожадный монстр начал с Димы, подойдя к нему и чуть не воткнув в глаз длинный шип, торчащий из толстой ноги. Две его огромные ступни замерли возле худющего юноши, ощутившего, как потяжелели конечности, а сердце пустило адреналин в кровь, ибо злобный взгляд трехметрового монстра не выражал любви.
Высокое ведро правильной формы, но грязное, помятое и в липких разводах, содержало белесую массу с красными прожилками густой консистенции, а Дмитрий еще подумал, что вблизи она выглядит намного хуже, чем издалека, однако осторожно зачерпнул тарелкой по самые края. Рабская пища без какого-либо запаха заполнила красноватые внутренности железной посудины, а голодный мальчишка со страхом вздохнул и поставил ее рядом, зачем-то кивнув чудовищу.
Варгх в ответ прищурил маленькие глазки и злобно зарычал, отчего юноша нервно дернулся, но адский Годзилла уже шагнул к не обращающему на него внимания Лкетингу. Такеши же, судя по его бесстрашному виду, и вовсе забыл, как впервые впал в беспамятство при виде монстра, ибо вожделенно смотрел на ведро в усиленной железом лапище, а также на полную тарелку у ног Дмитрия. Судя по лицу японца, он был готов украсть тарелку товарища, сожрать и не посчитать это зазорным. Да уж… У всех свои слабости.
Лкетинг тем временем не глядя на Варгха, зачерпнул по самые края еды скорее для поросят, чем людей и поставил тяжелую миску на скрещенные ноги. Кровожадного монстра это видимо оскорбило, ведь его редко кто игнорировал и он гулко зарычал, подняв ведро мощной лапой. Далее мстительное чудовище сделало большой шаг мимо туземца, будто случайно ударив его двадцатилитровой посудиной по спине, отчего немного так называемой еды плеснуло масаи на голову с шеей. Туземец от подобной наглости посерел, но промолчал, стоически вытерпев выходку генетически-сконструированного чудовища, удовлетворенно заворчавшего и поставившего ведро рядом с осчастливленным его приходом японцем.
Изголодавшийся Такеши затрясся, как закрытый в подвале кот, съевший за неделю всего одну мышь с двумя гнилыми луковицами, и ходящими ходуном руками засунул миску в полную жратвы тару, не забыв опустить внутрь маленькие кисти. Прожорливый азиат руководствовался принципом «попозже слижу», и ежели, когда глубокая миска опускалась, его руки тряслись, как с перепоя, то обратно он их вытаскивал с хладнокровностью бильярдиста, участвующего в чемпионате мира.
Как азиат и желал, помятая тарелка оказалась наполнена с маленькой горочкой, и он аккуратно поставил ее на скрещенные коленки, зачерпнув горстью правой руки густую, отвратительно выглядящую жижу. Преобразившийся лицом японец напоминал дорвавшегося до опохмелки алкаша, жадно всосав содержимое ладошки, а наблюдающий за ним Дмитрий жутко хотел сделать так сам, но был терпелив до невозможности, правда сам не понимал, зачем терпит.
Почему не ел масаи – отдельный вопрос, но скорее всего мускулистым туземцем владела звериная ярость, наполнившая воина после поступка кровожадного Варгха, удалившегося к трясущимся при его приближении рабам, но при этом жадно опускающим миски в ведро. Лкетинг же недвижимо сидел, уставившись в воду ярко-голубым взором, и судя по всему, она была просто обязана закипеть.
Субтильный азиат чавкал так, что за ушами трещало, и двое сатиров приподнялись взглянуть, кто посмел составлять конкуренцию их земной родне, ладонь же Такеши мелькала с такой скоростью, что было невозможно уследить, видимо сказывались тренировки в детстве. Женщины напротив зачарованно за ним наблюдали, ведь каждая нормальная баба любит наблюдать, как ест изголодавшийся мужик, а уж этот похожий на подростка тип, спасший их от тарелок в голову, жрет так, что любо-дорого глядеть.
Димин живот вновь истошно взвыл, и парень вздохнул, решив его послушаться. Грязная ладонь опустилась в глубокую миску, и он ощутил ее содержимое, чем-то походящее на желе, которое мать готовила ему в детстве. Сжав пальцы горстью, он вытащил заполненную «вкуснямбой» ладонь и отправил ничем не пахнущую, мерзкую массу в рот, пожевал, однако вкус практически отсутствовал. Если только совсем чуть-чуть сладко, почти не ощутимо. Парень напряженно проглотил это, желудок удовлетворенно хрюкнул и тогда Дмитрий смелей взялся за дело, начав махать ладонью, как Такеши, правда, прилично отставая в скорости. С каждым глотком питательной массы, которая, как говорил Анатон, состояла из людей и иной белковой дряни, ему становилось легче и легче. Плевать, что человеческих рабов кормят человечиной, ведь можно представить, что ее совсем мало, но умереть от голода из-за нежелания есть – это смешно.
Никто не спорит, что вышестоящие морали требуют не пожирать себе подобных, однако Дима считал, что ради выживания можно позволить себе и не такое, тем более он не убивал, да и не смог бы убить человека ради еды. А переработанные люди, смешанные с адскими жуками, крысами, сдохшими чертями и еще кем-нибудь, уже не люди, а питательная масса. Обычное мертвое тело с отсутствием души или сознанием – кто что заслужил. Тем более с такими таблетками, как дали всем рабам, через некоторое время началось бы стремительное возрождение каннибализма внутри их тусовки, поэтому безвкусная белковая масса наилучший вариант питания. Мусульманский Коран гласит, что если правоверный умрет от голода, обладая возможностью съесть мясо грязного животного, то не попадет в Рай, ибо мог спастись, ведь в тяготах и лишениях позволено очень многое.
Парень жадно дохлебал безвкусное содержимое миски и, собрав пальцами остатки – облизал их, извиняющееся взглянув на Лизу, отчаянно ему завидующую. В животе стало хорошо-хорошо, а идущее из него тепло равномерно распределялось по телу, наполняя разум сытой сонливостью и Дмитрий, забыв обо всем, улегся на мягкий, прелый пол, до предела натянув цепь на шее масаи. Конечно, проскользнула мысль, что надо бы поделиться с молодой матерью, ущемив себя, а потом забрать порцию девушки, но он эгоистично отбросил ее, решив, что сие мелкое облегчение тяжелого креста Лизы ничего не даст.
Неподалеку развалились жирные, наверняка не собирающиеся вставать сатиры, недовольно рычал гигант-Варгх, сделавший следующую ходку до бочонка с едой, а за общим спокойствием в вонючем помещение следили бесстрастные черти, прекрасно отрабатывающие свои деньги или чем им там платят. Узники на второй и третьей цепях почти все завалились спать, но внутри белковой массы определенно отсутствовало снотворное, просто измотанные тела желали восстановиться, наконец-то получив питательные вещества. Тяжелый адский день с двумя солнцами, сгоревшим кожным покровом, огромной усталостью и множественными переживаниями делал свое дело и все засыпали.
Сыто отрыгнувшийся Лкетинг не обратил внимания на все еще голодных женщин, жадными глазами рассматривающих жрущих, как поросята мужчин, зато, будто только сейчас заметил, что завалившийся спать Дима натянул кольцо на его шее и недолго думая, блаженно рухнул рядом. Его движение повлекло натяжение цепи Такеши, но японец не повел глазом, ибо грустил над пустой тарелкой с уже склоненной головой, что-то шепча себе под нос, масаи же довольно улыбался.
– Лкетинг будет спать! Хороший день! Хорошо поел! Все хорошо! – воин-масаи чувствовал себя лучше кого бы то ни было, не думая о завтра, ибо жил жизнью воина, а не крестьянина, заботящегося о посевах, поэтому не считал нужным смотреть вперед.
Унылый же Такеши еще с минуту смотрел в глубокую, пустую миску, видимо горюя из-за отсутствия чудес, среди которых вся посуда бесконечна, а еда волшебная на вкус, однако долго это продолжаться не могло, поэтому он смиренно лег на спину, сложив руки на вздувшемся животе.
– Хорошо-то как… Не чувствовал себя так прекрасно с тех пор, как пошел в школу… – он блаженно вздохнул и закрыл узкие глаза, не обращая внимания на узников с пятым тавро, ненавидящих его с друзьями и немытых женщин, коим понесли еду, правда с другого конца от Лизы, но тупого «официанта» потому и звали Варгхом, что у него отсутствовала логика.
– Так мало нужно… Еда, вода, мягкая поверхность и сон… Как же мы недалеко ушли от животных… – засыпая, пробормотал Дима, комментирую высказывание японца. – Надеюсь, пока мы будем спать, ничего не произойдет, да и не должны черти дать нас в обиду, как бы глупо это не звучало, – он издал легкий хмык, слыша громогласное бульканье в животе зверски голодной Лизы. – Хорошо, когда дорого стоишь… – он погружался в полную беспорядочных картинок тьму, а Лкетинг уже громко храпел, и если он также спал в джунглях, то странно, почему туземца не сожрали раньше, чем он рухнул в пропасть.
– Ага… – невнятно пробормотал Такеши, облизнувший узкие губы. – Всем спокойной ночи, – и уснул.
Многие их спутники поневоле, прикованные к той же цепи, сонно помаргивая, смотрели на злейших врагов, коих можно было придушить, а те бы и не заметили, однако они помнили о перевитых мускулами чертях, внимательно их рассматривающих, поэтому откинули мерзкие желания и как бы не боялись – ложились спать и моментально вырубались.
Ну, а женщины дождались своих порций и съели их намного жадней, чем спящая мужская половина, поняв, что можно никого не стесняться. Чавканье и всасывание еды с грязных рук заполнило человеческий хлев, и красивая Лиза ела так жадно и громко, что Такеши мог позавидовать, однако это вполне естественно. Женские туалеты в общественных местах выглядят столь отвратительно, будто туда ходят безмозглые животные и это является проклятьем уборщиц, но так как мужчины уснули, то не сумели увидеть истинных лиц настоящих, проголодавшихся женщин, готовых на все ради еды.
Глава 4
…Дмитрий моргнул и оказался сидящим на все том же песчаном пляже… Замершем во времени пляже, на котором, то ли живет, то ли бродит его престарелая Совесть, и он отчетливо помнил все их прошлые встречи с болезненными завершениями, слившиеся в непрерывный калейдоскоп, где между кипящей водой и приятным теплым песком отсутствовали темные места.
«Отлично… Значит там я жив и вновь пришел отдохнуть… Просто замечательно… Но все-таки… Как получается, что в реальности я нахожусь в Аду, но не помню происходящее здесь, зато, когда просыпаюсь тут, ничего не помню про там… Хотя это нельзя точно утверждать, ведь, если здесь я не помню про там, то не могу говорить, что там не помню про здесь… Бред какой-то… Главное не запутаться, да и вообще не задавать себе таких вопросов… Ну, если только разочек… Еще одно маленькое предположение… Так вот… Кричат же люди во снах, но когда их будят, то понятия не имеют, что орали… Наверное, и у меня также…. Ведь, что бы Совесть не рассказывала, но хотелось бы дойти до всего своим умом…», – он с усилием поднялся на ноги, выпрямив ломящую, словно от недавних мышечных нагрузок спину и отряхнув затертые до дыр джинсы, двинулся на поиски лавки, пиная разлетающийся песок, пока не выпнул свернутую в трубочку газету.
– Вот ты где! – ничуть не удивленно произнес парень, наклонившись за чтивом, принесенным ему Совестью. – Газета для тех, кому надо проснуться! Ну и чего там? – он с разгорающимся азартом развернул ее и увидел название статьи «Жизнь выбор, а не судьба!», а под ней четко различимые буквы. – Наконец-то! Итак… Что тут такого особенного написано? – Дима бухнулся задницей на мягкий пляж, однако понял, что мешает некая выпуклость.
Он повернулся, и пошевелили задом, дабы рассмотреть взявшийся ниоткуда внешний раздражитель под ягодицами и увидел одетого в белоснежный костюм и шляпу старика, а сам сел, оказывается на его ботинок.
– Привет, – буркнул ничуть не удивившийся юноша и уставился обратно в газету, собираясь узнать истину, однако острая коленка надоедливого деда воткнулась в болящую спину, создавая отчетливый дискомфорт. – Блин! – Дмитрий зло подскочил. – Ты же буквально всучил ее мне! Типа держи, вот-вот прочитаешь, и будешь знать все обо всем, а теперь наоборот мешаешься? – он, яростно сопя, уставился на благообразного старичка.
– И тебе привет! – улыбнулся дедуля, как всегда, не обращая внимания на его вопли. – Каждый раз, когда я прихожу, ты начинаешь с криков, а прошлые два раза вовсе швырялся песком. Ты вообще когда-нибудь бываешь в хорошем настроении? – на взгляд разозлившегося парня Совесть задала глупый вопрос, ведь сама должна знать ответ.
– Как я могу быть в настроении, если пребывание здесь – это непрерывная череда кипящих морских волн, кошмарной боли, а затем нового сидения на песке, но самое раздражающее, что между всем этим я ничего не помню!! – взвился парень, с силой кинув газету под ноги, ибо обсыпание деда песком было бессмысленно. – Плюс ты еще рассказал, что здесь зарыта та моя плохая часть, которую я всю жизнь с любовью воспитывал, а потом лично похоронил! Мне до сих пор жутко от давно забытого того, что я когда-то натворил! Да чего уж там!! – Дима зло и смачно плюнул вдаль. – Твои такие обычные и будто естественные рассказы о моем добровольном исправлении на Земле и нынешнем нахождении в Аду! Разве человек может такое выдержать?! Все, что ты мне рассказываешь?! Да любой другой свихнулся бы, а я принимаю, как данность и затем ныряю в кипящее море, чтобы вновь оказаться тут! – юноша напряженно сопел, не спуская серо-голубых глаз с внимательно слушающего его старика. – А теперь и читать не даешь! Я начал видеть буквы! Понял! Ха. Ха. Ха, – он направил в морщинистое лицо указательный палец.
– Молодец! – искренне обрадовался благообразный старик, не обратив внимания на грубый жест и издевательский смех мальчишки. – Если сумел разглядеть буквы, то скоро увидишь слова! Значит там… – он направил взор вниз. – Ты меняешься! Становишься другим! Наступит время, и ты начнешь помнить происходящее в обоих местах, – Совесть бодряще подмигнула и направилась лавке. – Жарко здесь! – дед присел и снял шляпу, открыв солнцу блестящую лысину.
Озадаченный Дима тем временем поднял газету и раскрыл. Старик, как всегда оказался прав. Буквы были четкими, вот только не содержали смысла, ибо были вперемешку напечатаны.
– Угу… Понятно, что ничего не понятно… – он огорченно бросил «волшебную» прессу на теплый песок пляжа и присыпал, дабы не унесло в море, прекрасно понимая, что никуда она не денется, ведь это место придумано им самим, как этакий душевный санаторий. – И чего там меняется? – парень ткнул исхудавшим пальцем вниз, да и руки были отощавшими, однако он не обратил на это внимания. – Расскажи мне хоть немного, что происходит… – он с усилием сглотнул и уселся рядом с Совестью. – В Аду, – старик же в ответ тяжко вздохнул, и еще раз обмахнув шляпой лицо, водрузил ее на голову.
– Не могу! Ты отлично знаешь, что любая совесть отталкивается от воспоминаний, начиная давить именно на них, а как я могу рассказывать о том, чего не знаешь ты сам, а точнее запрещаешь себе знать. Я могу сказать лишь одно! Там… – старческий палец снова указал вниз. – Тебя не мучают никакие угрызения совести, ибо ты считаешь, что все делаешь правильно! Становишься самим собой! Рожденным для подобного!
– Для Ада?! Я родился для Ада?! Что за бред ты несешь?! – Дима скептически посмотрел на заговаривающегося дедулю, покрутив пальцем у виска, но тот снисходительно улыбнулся.
– Все рождаются для жизни, но какой? Большинство этого не знает, живя бессмысленно, без какой-либо цели и лишь редкие индивидуумы однажды решаются вырасти… Стать действительно взрослыми! – Совесть остро взглянула на Дмитрия, а парень нервно моргнул, ощутив дрожь по позвоночнику. – И тогда они набираются храбрости и покидают отчий дом! Покидают, понимая… – старик сверлил пронзительными глазами мальчишку, съежившегося от холодной дрожи уже по всему телу. – Что обязаны вырасти, и обратного пути нет! Посмотри на себя! Посмотри! – юноша непроизвольно уставился на живот, скрытый грязной футболкой, понимая, что выглядит глупо. – Судя по созданию, закопанному здесь, – благообразный дедуля неопределенно кивнул на пляжный песок, а нахмурившийся Дима встал, засунув руки в карманы джинсов, и отвернулся на красноватый закат. – Ты очень давно покинул свой настоящий дом…
– Как я понимаю существует возможность, что она или оно, как его там, проснется и вылезет… И тогда я стану другим… – он на мгновенье замолчал. – Человеком… Да? – он вопросительно посмотрел на облокотившуюся о спинку лавки Совесть.
– Заданный тобою вопрос имеет два ответа, – неопределенно улыбнулся старик, подтянув светлую штанину и закинув ногу на ногу. – Она может выбраться, во-первых… – дед ткнул пальцем в безоблачное небо, заостряя внимание на своих словах. – Если ты сам этого захочешь, а во-вторых, если там… – старческий палец изменил направление на землю, а скорее под нее. – Ты не сумеешь контролировать свои низменные инстинкты, что происходит довольно часто и тут главное не перейти определенные границы, – дед усмехнулся, а юноша наоборот нахмурился, не видя ничего смешного. – Последние свои жизни ты учился существовать среди людей, не пытаясь влиться в их общество, отвергающее тебя не в первый раз. Оно примет тебя лишь тогда, когда ты согласишься играть по его правилам, но этот путь тебе противен, ведь тогда от твоего истинного «Я» ничего не останется, как и сдохнет закопанная здесь Тварь, да и я тоже… – теперь уже как-то уныло хмыкнул дед. – Игра по общественным правилам – это превращение в пустышку, марионетку, когда твоими ниточками являются нормы поведения и бездумное копирование интересов окружающих. Ты сам прекрасно знаешь, как выглядит жизнь по шаблону и отличный пример – твоя мать, боящаяся хоть капельку отличаться от соседей, не в обиду будет сказано, – Совесть откинулась на нагретую спинку, а Дмитрий бесстрастно кивнул и, вытащив руки из карманов, уселся на теплый песок вместо лавки. – Так вот. На следующие сотни и сотни лет, если сумеешь вернуться из Ада… – парень недоуменно моргнул, но дед продолжал говорить. – У тебя остается только один вариант жизни… Постоянно контролировать его – Зверя внутри, беспокойно-спящего до поры до времени, – неопределенный кивок морщинистого дедули указал на восхитительный пляж, омываемый безбрежным, ласковым морем.
– Рассказал бы кто-нибудь подобную ересь мне раньше, плюнул бы ему в лицо, но сейчас… Я отлично помню, что когда меня первый раз накрыло кипящим морем… – удобно сидящий на песке перед лавкой парень зябко передернул костлявыми плечами. – Я увидел черта! Настоящего! Такого же, как их описывают алкаши, да и вообще изображают по всему миру! Огромного и рогатого… – костлявые плечи мальчишки вновь зябко дернулись. – Стоящего в уродливой, будто древней, маленькой комнате… Это меня там мучили? Да? – сглотнул ком в горле парень и уставился на задумчивого старика, а тот бесстрастно кивнул. – И почему я раньше во снах никогда не помнил про это место и тебя, а только последние разы?! Почему лишь после… Как ты говоришь смерти, я могу помнить наши разговоры?!
– Потому, что ты начал слушать меня… – грустно вымолвила Совесть, приподняв старческий подбородок, дабы коснуться им вечернего солнца. – Ты никогда не желал разговаривать со мной, в особенности, после того, как закопал ее… Ты растил меня, да! Но нормально общаться… Это выше твоего предела… – он с горечью взглянул на виновато уставившегося в ноги мальчишку. – Все то время, что мы вместе, причем заметь, по твоей инициативе! – дед обвиняющее ткнул пальцем в сгорбленного юношу. – Ты бежишь от себя, меня и прячешься от людей, ибо каждая твоя попытка подарить кому-либо своей, непохожей на другие, искренней любви и получить взаимную – заканчивались плачевно. Только с закопанным здесь созданием у тебя что-то получилось, пусть даже после каждого выслушанного ее совета ты терял частичку настоящего себя, а со мной… – Совесть горестно хмыкнула и махнула рукой. – Вспомни себя маленького. Ты родился, жил, развивался, но угрызения настоящей совести стали мучить тебя годам к одиннадцати, не ранее. Все мои более ранние советы, это так… Детский лепет, а вот потом, когда ты постепенно взрослел, и поступки ухудшались с каждым годом, то старался сбежать туда, где уютно и защищено, – старик охватил рукой пляж с морем. – В место, созданное внутри себя тобой же, где ты сам выбираешь – слушать меня или нет. Поэтому, как только ты умер и протрезвел, то сразу пришел в чувство и с повинной головой решился выслушать меня, инстинктивно вернувшись в свой маленький мирок, – Дима нахмурил брови, но промолчал, решив отбросить эмоции куда подальше. – Это только с виду все выглядит довольно запутанным, на деле же очень просто. Как люди прячутся от совести? Употребляют алкоголь и наркотики, дабы провалиться в насильное беспамятство, но мало кто из них знает, что совесть все равно наведывается в их сны, туда, где они прячутся от жизни в материальном мире, ничего о нем не помня.
– Вот значит как… – задумчиво пробормотал отощавший мальчишка, нырнув тощей пятерней в подмышку и с наслаждением скребя там. – Понятно почти все, кроме одного. Какой все-таки смысл твоего появления в моих снах, если ты все равно не помнишь происходящее за ними?
– Разговоры! Совсем недавно мы с тобой это уже обсуждали, – ласково улыбнулся старик. – Тем более, как раз ты и запрещаешь пользоваться своей памятью, вследствие чего я могу лишь отвечать на вопросы и говорить о наболевшем, надоедая тебе, – Совесть усмехнулась и чуть поправила старческий зад на твердой лавке. – Допустим, помочь решить ту или иную проблему, тем более, где еще как не во снах, искать ответы? Ты же знаешь пословицу: «Утро вечера мудренее», – и ведь действительно! Часто просыпаясь по утрам, уже видишь ответ на интересовавший тебя вчера вопрос.
– Хочешь сказать, что любой, кто хоть как-то провинился перед самим собой, разговаривает по ночам с совестью? А, если ее нет? – парень задал встречный вопрос, желая разобрать сумбур в голове
– Если ее нет… – старик замер и замысловато постучал узловатыми пальцами по деревянной лавке. – Значит, миниатюрное подобие закопанного тобой создания до сих пор идет рядом с этим любым, убаюкивая его на ночь ласковыми колыбельными, в которых поется, что он герой и делает все, как надо. Таким людям намного проще жить, ведь у них одна сторона совести, а вот у хорошего человека всегда две… Чтобы воспитать себя, требуется перерасти желание легко жить, ибо только оно – желание легкой жизни толкает на низменные поступки, и в тот день, когда ты взял лопату, позвав Тварь с собой копать яму, ты осознал, что растешь не в ту сторону.
– Опять растешь… Непрерывное ощущение дежавю… – ссутулившийся Дима набрал в горсть теплого песка и высыпал сквозь худые пальцы, горестно хмыкнув. – Вся моя жизнь связана с ростом. Сколько себя помню, всегда стремился вверх, в места абсолютно не интересующие остальных потому, что они в них не верят. Так странно… – его мысли потянулись вдаль от основной темы. – Помню всю свою жизнь до момента, как с похмелья пошел за бутылкой пива и встал в тени здания, а потом все! Короткая боль, темнота и я здесь… На этом пляже рядом с тихим морем, где капаешь на мозги ты, а потом легкий отрывочек в виде здоровенного, вроде старого черта и опять этот пляж… Четвертый раз! А в другой реальности я, оказывается, нахожусь в Аду и не знаю, что там происходит… – мальчишка раздраженно пнул ни в чем неповинный песок и поднял серо-голубой взор на Совесть.
– Хм… Все о чем знаю я, знаешь ты, поэтому просто напомню… – старик почесал висок и прищурил глаза, словно защищаясь от дующего с моря ласкового бриза. – Реальность человеческого существования такова, что почти все люди живут двумя жизнями в нескольких мирах. Человеческие сны – это места, куда отправляется другая частица тебя, дабы накопить иного опыта и знаний, найти решения на вопросы без ответа. Она развивается в сновидениях, а ты наоборот наяву, и кто из этих двух более реален – должен понять ты сам, не забывая, что они оба одинаково важны, – Дмитрий задумчиво жевал нижнюю губу, пытаясь переварить массу чересчур философской информации и пока получалось. – Неужели ты считаешь, что прикованные к капельнице, находящиеся в коме «овощи» несчастны? О, нет! Ха-ха-ха! – радостно рассмеялся старик, а после поправил чуть съехавшую шляпу. – Мир, в котором живут они, намного более реальный, чем тот, где эти, так называемые больные ходят под себя. Большинство снов, когда от кого-то бегаешь, что-то ищешь и встречаешься с разными людьми на самом деле самая, что ни на есть правда! Вот, например ты! Постоянно читаешь в сновидениях книги, которых ни разу в глаза не видел, однако они настолько хорошо написаны, что сам поражаешься, правильно? – Совесть вопросительно взглянула на задумчивого парня, перебирающего теплый песок, а тот на мгновение замерев, кивнул. – И как ты сам думаешь, что это за книги?
– Не знаю… – неуверенно пожал плечами мальчишка. – Как-то не было время поразмышлять, да не очень-то и хотелось… Про книги мне только на пьяную голову снилось. Не могу утверждать ничего конкретного, тем более я очень много читал, мало ли… Наслоения какие-нибудь, плюс моя фантазия…
– Это твои книги! Ты их пишешь во снах, а только что сказанному сам не веришь, не правда ли?! – горящим взором уставился на него приподнявшийся старик, а действительно не верящий Дима удивленно и впервые приподнял правую бровь, чего у него никогда не получалось.
– Мои? Я писатель? Честно говоря, всегда хотел писать, но думал, что это не мое, а приходящее в голову – бред, поэтому и не пробовал… – глупо улыбнулся он, с хрустом наклонив шею в разные стороны. – Только пил и мечтал о других мирах, обожал фильмы про супергероев, а оказывается вот оно что… – огорченно пробормотал парень и полностью улегся на мягкий песок, глядя на замершее предзакатное солнце. – Теперь я еще больше запутался! Ты рассказал, будто я закопал здесь нечто очень плохое – это раз. Затем ты говоришь, что я держусь подальше от человеческого общества, ибо оно может превратить меня в пустышку – это два. После ты утверждаешь, что я прожил много жизней и пришел на Землю разгребать ее грязь – три. Четвертое – это будто я умер и пребываю в Аду. Ну и пятое – я ни много, ни мало – талантливый писатель, и все это, на мой взгляд, определенно связано. Так? – Дмитрий оторвал от пляжа голову и уставился на Совесть, а та в ответ кивнула, обмахиваясь шляпой.
– В точку юноша! В самую, что ни на есть точку! Теперь сложи куски данной мозаики в целостную картину и посмотри на нее, задуманную тобой самим! Ты намного умнее окружающего тебя большинства и пусть даже сильно недолюбливаешь людей, однако придумал, как помочь им, не вливаясь в общество! И знаешь, где ты все это придумал?! В сновидениях! Именно в них! Сидя в одиночестве и не желая ни с кем разговаривать. Твои упрямство, таланты и социопат внутри делают тебя тем, кого люди будут слушать оттого, что ненавидят! Обсуждать и осуждать, проклиная твое имя из-за злобы, вложенной в их обучение! Как же они ненавидят жестокую правду, смывающую красивую изморозь с окон, через которые смотрят на мир, не видя настоящей реальности! И как сильно боятся боли, что сдавливает разум при чтении тобою написанных строк! Ведь свойство правды таково, что она заставляет закрывать глаза и не смотреть на нее, дабы не резало ослепляющим светом, однако ты умеешь делать это столько изощренно, что становится лишь интересней, хоть ледяная дрожь по телу и говорит обратное. Тот самый страх, неслышно, но беспрестанно твердящий в ухо: «А вдруг на самом деле?», – и этот шепот не смолкает ни днем, ни ночью. Ты сам пришел на Землю разгребать грязь, не представляя, как будешь делать это, но все давно заложено внутри тебя, главное к этому вернуться. Ни один раз ты умирал, но с каждым разом все больше и больше менял суть человечества! Пусть какие-то твои жизни являлись бессмысленными, ибо ты сам не желал что-либо делать, постыдно отчаявшись, однако каждый шаг приближал тебя к своему истинному «Я» – ТВОРИТЬ! Быть той самой частичкой Бога, отправившейся на поиски себя, дабы вырасти и перерасти Его! Стать больше и лучше Отца, доказав Ему на что ты способен! И сделать такими же всех людей! Вести их к Нему, пробуждая, делая лучше и чище, через боль и страдания, заключенные, конечно же, в злобной правде! Тебя будут ненавидеть, проклинать, обсуждать и желать растоптать лицо с телом, но написанные твоею рукой слова разойдутся по всей Земле, ибо многие хоть и не проснулись, но распахивают глаза! Ты не раз был в Аду и не раз возвращался, каждый раз преподнося рассказы о нем в новом свете! Их переписывали, пересказывали, переделывали, но всякий раз ты приносил новые и новые, внося хаос в уже измененный разум людей. Ты вернешься и в этот раз, дабы облечь их в форму, наиболее подходящую современному обществу и пусть оно снова вздрогнет! – дедуля гордо встал, расправив грудь, словно наслаждаясь сумятицей, творящейся в серо-голубых глазах Дмитрия, с дрожью вслушивающегося в каждое слово Совести, бьющее его ощущением дежавю.
– Да кто я такой?! О чем ты таком говоришь?! – он шокировано смотрел на замолчавшего старика в белоснежном костюме, надевшего шляпу и счастливо улыбающегося. – КТО Я ТАКОЙ?!! – зло заорал он, подскочив к сухонькому дедуле и желая толкнуть обратно на лавку, но в этот раз ярость не помогла, и тощий мальчишка врезался в невидимую стену, рухнув на песок.
– Ты тот, кто ты есть! – Совесть усмехнулась. – В следующий раз ты сумеешь прочесть газету и тогда поймешь! Тебя ждет еще множество воспоминаний, ведущих к себе настоящему, и тогда ты окончательно проснешься, осознав смысл жизни, а пока счастливо оставаться! – полный сюрпризов, благообразный старичок растворился в воздухе, а Дима почувствовал приближающийся сзади жар и, обернувшись, увидел огромную тень от кипящей морской волны, которая тут же накрыла его с головой.
«Это ненадолго… Всего мгновенье…», – подумал заживо варящийся мальчишка, не могущий даже захлебнуться распухшим горлом и растворился в болезненной темноте.
– …ем!! Подъем!! Подъем!! – гнусавые вопли рогатого поросенка с силой разрывали одеяло крепкого, как абсент и темного, словно Марианская впадина сна без каких-либо образов.
Моментально распахнувший глаза и пришедший в себя Дмитрий отлично выспался и, судя по положению окостеневшего тела, как рухнул, так и провалялся все время, отведенное на заслуженный отдых. Свиномордый черт тем временем не унимался и, достав зазубренное мачете, застучал по бочке со скотской похлебкой, разнося по людскому хлеву звонкие «Бом-бом-бом!»
«А вот пожрать было бы неплохо…», – желудок парня застенчиво квакнул, словно девственница, желающая еще один малюсенький разочек, и Дима уселся, выпрямив спину и хрустя шеей.
Растрепанные женщины напротив суетливо поднимались, протирая глаза, звеня цепями и быстро зачерпывая воду из канавы, дабы ополоснуть сонные лица, плюс попить, как-никак земные привычки, да и сама чистоплюйская натура слабого пола быстро исчезать не собирались. Лиза, спавшая калачиком в защищающей младенца позе, поднялась быстрее всех, как и ее моментально взвывший, незамедлительно обосравшийся ребенок, видимо так своеобразно пожелавший всем доброго утра.
– Привет! – криво поморщился Дима от пронзительных воплей младенца, «подаренной» им вони и лязганья клинка сатира, не унимающегося с гнусавыми криками. – Как спалось?! – он уставился на помятое лицо грудастой Лизы, выглядящее довольно мило. – Говорят, если девушка спросонья хорошо выглядит, то с косметикой она вообще богиня! – крик раззадоривающегося малыша бил по ушам подобно режущей камень болгарке, а парень обернулся на уже голодно смотрящего в сторону бочки Такеши и будто не спавшего Лкетинга, прямого, как трость английского джентльмена. – Да, парни? Хорошо же она выглядит? – юноша искренне желал подбодрить девицу, зная, что ничего не красит женщин лучше, чем искренний комплимент, пусть даже в столь жутком месте.
– Конечно, Дима-сан! – вежливый и зачарованный бочкой японец сто процентов не расслышал о чем речь, но всегда был готов подержать друга, масаи же повернул ярко-синие глаза и произнес:
– Ты прав белый брат! Ли-за очень красивая женщина! Жена вождя! – он белозубо улыбнулся.
– Умеете вы… «Спящие»… – молодая мать с запинкой назвала их, как называли демоны, наверное, проявляя уважение. – Найти время и место для комплиментов! – растрепанная Лиза страдальчески оглядывала испачканные в говне загорелые руки с плоским животом. – Откуда из него столько выходит… Какашки за косметику не сойдут, не? – она насильно растянула пухлые губы в улыбке и положила верещащего пацана на мягкую поверхность хлева, чтобы смыть говно с себя и с него.
– Без вариантов! – полностью проснувшийся юноша оптимистично ухмыльнулся, понимая, что любая шутка в Аду поднимает уровень выживания и обратил внимание на тишину от толстого сатира, переставшего молотить по бочке, однако и орущего младенца хватало выше крыши.
Глядя на чертей, охраняющих рабов, казалось, что они всю адскую ночь стояли, не двигаясь и Дима легко в это верил, сатиры же, судя по оплывшим свиным мордам беспробудно храпели, как и моментально вырубившиеся узники. Чем занимался кровожадный Варгх неизвестно, но сейчас кровожадное чудовище стояло в ближнем к выходу углу человеческого хлева и угрюмо ворчало под еле видимый на уродливой морде нос, будто обидевшись. Кто и как сумел огорчить подобное создание, навсегда останется загадкой, судя по его неумению внятно разговаривать, однако, скорее всего дело было в отсутствии работы по избиению голожопых рабов.
Сейчас внутренности адского хлева напоминали содержимое вокзала провинциального городка после холодной ночи, когда попавшие в некую переделку люди, едущие в далекие города на электричках вместо поездов, просыпаются, а по самому вокзалу начинает бродить милиция, будя не желающих вставать храпунов.
