скачать книгу бесплатно
Петр, обескураженный таким поворотом, молча ходил из угла в угол своего кабинета. Ему нравилась Людмила, потому что она была единственной душой, кто проявлял к нему не жалость и сочувствие, а уважение и, возможно, любовь. Он и сам ловил себя на нежных чувствах к этой молоденькой учительнице, почти девочке, которая доверчиво улыбалась ему и отдавалась со всей страстью первых чувств. Неужели она враг? Не похоже. Но полковник зря не будет стращать, и ему все равно, беременна Людмила или нет. «Дело житейское…» Но связь с националистами – это серьезно. Надо решать. «Своя агентура у него, понимаешь…» Следят… За каждым шагом следят, ловят каждое слово и «стучат».
Ранним утром, когда еще не рассвело, Петр усадил Людмилу в фронтовой «виллис» и повез к станции.
– Будем ехать через рощу. Так ближе.
Людмила, дрожа от прохлады раннего утра, ничего не ответила.
– Как хочешь.
Ей жаль было расставаться со своими ученицами, неприхотливым бытом приюта, с Петром, к которому привязалась всем сердцем, и немного страшило будущее.
– Людмила, давай пройдемся немного, еще есть время. Я хочу посадить тебя на поезд так, чтобы никто нас не увидел.
– Хорошо, – тихо ответила Людмила, чья голова была забита путающимися мыслями. Она прошла немного вперед и оглянулась, чтобы взять Петра за руку. Последнее, что она увидела —это была вспышка выстрела ей в лицо. Выстрела Людмила не услышала…
5
Роза так и не дождалась от Людмилы Станиславовны обещанного письма.
– Ей наверное, сейчас не до меня. Новый быт, новые люди, незнакомая обстановка, предстоящие роды…
Постепенно она стала забывать Людмилу, хотя Розе не хватало общения с умной, начитанной наставницей. Роза уже ходила в нежинскую школу-семилетку и вся была поглощена учебой. Как и прежде, она редко играла со своими сверстниками, которые стали ее сторониться и называть зубрилой. Учеба давалась Розе легко и почти по всем предметам у нее была оценка «отлично», за исключением физкультуры. Преподаватель Петр Петрович Анохин, бывший гимнаст, заставлял девочек висеть на перекладине и выполнять групповые пирамиды, вставая на плечи друг дугу. Роза под всякими предлогами отлынивала от ненужных, как ей казалось, тупых упражнений, не носящих никакого смысла. На переменах она спрашивала у подруг, какой смысл в этих «пирамидах». Ей охотно отвечали, что это система новейшего физического воспитания советской молодежи, а пирамиды с флажками – это взгляд в будущее послевоенной страны. Роза только пожимала плечами.
– Лучше бы мы бегали или ходили на лыжах; а еще лучше – занимались военной подготовкой типа БГТО. Ведь была до войны всесоюзная программа ОСОАВИАХИМ, где все юноши и девушки занимались и гимнастикой, и военной подготовкой.
Как бы услышав ее, в школе ввели военную подготовку, где изучали материальную часть оружия, химзащиту и первичную медицинскую помощь. Это Розе нравилось, и она с удовольствием посещала эти уроки. Русским языком Роза владела безупречно, только легкий акцент выдавал в ней иностранку.
Роза выросла высокой статной девушкой и мечтала не о мальчишках, а о серьезных знаниях в избранной ею отрасли – ботанике. Семилетку Роза Дрейзнер закончила с отличными оценками. Анохин, в конце концов, сжалившись над сиротой из приюта, выставил ей оценку «отлично».
Лето Роза провела со своими подругами-выпускницами из приюта: ходили на Остер, вернее на «резерв» – своеобразный приток реки, гуляли по Нежину, и с нетерпением ждали новой, почти взрослой жизни в училище, где студентов селят в общежитиях, дают стипендию и готовят к взрослой жизни. Девочек волновало еще то обстоятельство, что в училище они будут учиться вместе с мальчиками. И как это повлияет на их знания и внешность, а главное – на общение с неизвестным полом? – вот что занимало юные головы в первую очередь.
Глава вторая
1
– А куда ребенка?
– Определим куда-то. Страна большая. Надеюсь, нам не откажут…
– Смеешься… Кто же откажет кандидату в члены политбюро?
– Никаких политбюро, понял? Просто определить в детский дом как безымянного, без родителей, погибших в автокатастрофе. И чтоб ни имени, ни фамилий, ни соседей, ни родственников. Мало, что ли, безымянных детей по стране. Действуй…
– Мальчик, как тебя зовут?
– Антоса Лойсман.
– Ты знаешь, где твой дом?
– Москва, Слетенский бульвал, дом… забыл…
– Нет, малыш. Тебя зовут Алексей Петров, Алешка, и ты живешь в Серпухове. Ну-ка повтори: в Серпухове…
– В Селпухове…
– Запомнил? Молодец. А папы и мамы у тебя нет…
– Нет, есть: мама Лоза и папа Яков.
– Валентина, забери ребенка, он устал и хочет кушать…
– Алешка, ты хочешь кушать?
– Я не Алоска, я Антоска.
– А сегодня будешь Алешка. Иди кушать…
– Я Антоска, Антоска, Антоска…
– Не волнуйтесь, товарищ…
– Скажем… товарищ Сидоров.
– Да мне все равно. Был звонок из ЦК партии, и мы сделаем все, как полагается. Этот мальчик будет Алексей Петров, не помнящий своих родителей, погибших в аварии. Есть свидетельство о смерти семьи Петровых?.
– Все есть, документы в этой папке. Может, переведете мальчика куда-нибудь подальше от Москвы?
– Я сказала: не о чем переживать. Домов ребенка в стране множество. Хотите, хоть в Туркмению отправим.
– Нет, он должен быть в пределах досягаемости. Его родители, настоящие родители – враги народа и, возможно, будут искать ребенка. Через него мы сможем проследить и за ними. КГБ этим уже занялось. Ребенок живой – это наш козырь. Больше ничего сказать не могу.
– Мы уже имеем опыт в таких делах. Перевод из одного детдома в другой, запутать следы… Мы так часто делаем, чтобы родители не смогли найти своих детей, которых уже забрали в другую семью. В инструкции так прописано.
– Ну ладно, не буду вас учить. До свидания.
В серпуховский детдом Алексей Петров вернулся уже повзрослевшим. Что было за это время в стране, его не интересовало: кончина Брежнева, бескомпромиссное правление бывшего главы КГБ Андропова, Черненко, а затем Горбачева – застало «скитальца» уже школьником. Ничего этого он не понимал, а просто жил, как все дети без родителей. Как и все, он надеялся, что его заберут в семью, и часто вместе с другими детьми смотрел из окна, как их вчерашних друзей по играм уводят новые родители. А за Алексеем никто никогда не приходил, и его даже не приглашали на «смотрины» для новых пап и мам. Свыкнувшись с мыслью, что никаких родных у него нет, мальчик замкнулся в себе и перестал об этом думать. Он даже не узнал и отделение дома ребенка в серпуховском детском доме, куда его, двухлетнего малыша, привезли в первый раз. Какие-то смутные образы: люди, которых уже не было в Доме, возможно, столовая или спальные комнаты навевали какие-то воспоминания, но в целом Алексей не помнил ничего, и лишь покорно переезжал из одного детского заведения в другое, оставляя там друзей по играм и прогулкам.
Школа располагалась прямо при детском доме; вернее, детские группы плавно перекочевывали в первые классы и учились вплоть до четвертого, а затем всех учеников переводили в обычные близлежащие школы, где они заканчивали неполную среднюю школу или получали аттестат, как обычные школьники.
Самым ярким вспоминанием о школьных годах было противостояние лидеров бывшего СССР, обстрел танками Белого Дома. Толпы людей с лозунгами и плакатами и внезапное исчезновение воспитателей и руководства Дома, растерянность комсомольских вожаков и пионервожатых. Алексей с друзьями гонял на электричке в Москву, чтобы своими глазами увидеть то, о чем вещали по «ящику». Он так и не смог для себя представить, что означает развал СССР, суверенитеты бывших республик, появление Ельцина, массовый отказ от партбилетов. Все это проходило перед его глазами, как во сне. Не успев побыть ни октябренком, ни комсомольцем, он не мог ощутить трагедию людей, державшихся на партийной дисциплине и не представлявших себе жизни без указаний партии и правительства. Его больше интересовало другое…
В школе появился новый преподаватель географии, который увлек учеников любовью к окружающей природе, вернее – к горам. Его увлекательные рассказы о восхождениях на горные вершины Монблан и Джомолунгму, горное снаряжение, товарищеская выручка, мерзлота и схождение лавин – все, как завораживающий фильм, проходило перед глазами Алексея. Ему нравилось, как Николай Николаевич с увлечением рассказывал о морях и океанах, реках и озерах Земли, их обитателях и племенах, о народах, живущих на планете. Ничего этого не было в школьной программе, но на юные восторженные умы, судьбою освобожденные от партийной коммунистической риторики, транспарантных лозунгов и воздушных замков загнивающей системы, новые веяния горбачевской перестройки, на которую возлагали надежды передовые страны Европы, сильно повлияли. Николай рассказывал выпускникам своего класса о новых технологиях, инновационных программах, новых товарах и новых достижениях мировой науки. Как жаль, говорил он, что СССР отгородился от всего этого «железным занавесом», но Горбачеву в конце концов удалось его разрушить.
Алексей, как сирота, мог бы «откосить» от армии, как это сделали его одноклассники по Дому, но он твердо решил, что его дело – отдать Родине эти два года своей юности. Тем более, что после службы все отслужившие имели льготы при поступлении в вузы на бюджет, – и не нужно было собирать средства для поступления. Более того, Алексей еще не начинал служебную карьеру и надеялся, что поступив в Московский Горный, он приблизится к своей мечте, а не станет «планктоном» в чьем-то офисе.
На своей двухлетней службе Алексей получил в жизни несколько уроков. Во-первых, силу, мужество, закалку на долгие годы. Во-вторых, научился выполнять приказы командиров, а в-третьих – наиглавнейшее: узнал, наконец, информацию о своих родителях.
2
– У руководства округа есть мысль послать тебя и еще некоторых солдат из второй и третьей роты в военное училище. Нам нужны грамотные и физически сильные офицеры. Ты отличник боевой и технической подготовки, спортсмен-разрядник, первоклассный специалист военного дела. Ты сейчас зам. комвзвода и исполняешь обязанности командира взвода, офицерскую должность. Кому, как не тебе стать офицером…
– За предложение спасибо, товарищ подполковник, но у меня в жизни есть другое призвание.
– Алексей, сержант Петров, такие предложения не делаются каждому, тем более при твоем происхождении…
Алексей насторожился.
– А что вы знаете о моем происхождении?
– У меня в руках рассекреченные данные КГБ СССР, и есть кое-что и про тебя. Не так, чтобы очень, но в прошлом твои родители «наследили», и даже твою бабушку осудили за помощь в побеге «врагов народа». Суд был закрытый, но она, как партизан, молчала и от последнего слова отказалась.
– Она жива?
– Вроде пока еще жива. Ее выпустили из тюрьмы в 87-м, когда началась горбачевская «оттепель», и по-моему она по-прежнему живет в Москве, в своей старой квартире. Личное дело я тебе показать не могу, тут много «купюр», но кое-что могу рассказать… Твои родители – научные работники, фамилии сказать не могу. Они в прошлом – носители секретов военного ведомства. Отец – физик-ядерщик, мать – генетик. Оба профессора. В конце 70-х их завлекли в Московскую Хельсинкскую Группу вместе с диссидентом академиком Сахаровым. Знаешь такого?
Алексей молча кивнул.
– Затем группа распалась, всех арестовали, а твои родители, воспользовавшись участием в какой-то научной конференции, выехали из СССР и не вернулись. Обыск дал информацию об обширной деятельности твоих папы и мамы, как диссидентов, имеющих связи с НАТО и ОБСЕ за границей. Их исключили из союза ученых и дали понять, что их деятельность противоречит Конституции СССР. Но их уже было трудно остановить. Мать твоего отца арестовали, обвинив в пособничестве, и осудили на 10 лет как врага народа. Горбачевская «оттепель» позволила ей вернуться в Москву и очиститься от обвинений. Она живет…
– Сретенский бульвар… – пришло в голову Алексею?
– Да, где-то там. Точного адреса не знаю, в документах нет. Знаю, что ее зовут Софья Янковская. Можешь дать запрос в службу розыска…
– И все равно, я не готов посвятить себя военной службе.
– Жаль, жаль… Ну что ж, спасибо за откровенный ответ. Ты куда-то собрался поступать после армии?
– Да, хочу в Горный.
– Да, хороший вуз, один из старейших в Москве. Кстати, там на военной кафедре руководит мой однокашник по Артиллерийскому училищу – полковник Карасев. Если что, обращайся…
– Спасибо, товарищ подполковник.
– Лет пять назад, при советах, тебе бы не сделали такого предложения, а сейчас молодежь свободна, как птицы; учись, поступай куда угодно, были бы деньги.
Алексей промолчал.
– Разрешите идти, товарищ подполковник?
– Идите, сержант Петров. Запомни, Алексей, о нашем разговоре никому ни слова…
Дембель, последующие хождения по различным инстанциям с заявлением о выделении жилья как бывшим воспитанникам детских домов, вступительные экзамены в желанный Горный, «торжественное» вселение в собственную комнатку в многоэтажке, «обмывание» ордера с друзьями, новые знакомства, учеба, первая любовь, первые разочарования – все это на время отдалило встречу Алексея с его родной бабушкой, Софьей Янковской. Когда все более или менее улеглось, Алексей решил навестить ее, предварительно узнав адрес в справочном бюро. Конечно, ни дома, ни самого бульвара он не узнал. Слишком слабы были детские воспоминания. Поднявшись в квартиру №38 Алексей сильно волновался, не представляя, как ему представиться, и узнает ли его бабушка Соня?
Квартира была опечатана, и на двери висело объявление, что по вопросам вселения обращаться в МЖК района. Телефон и адрес.
Зайдя в квартиру, Алексей увидел в ней разруху и запустение. Инспектор МЖК, впустивший его в квартиру, пояснил, «что София Марковна жила одна, соседи не видели ее неделями, и как она умерла – они тоже не смогли свидетельствовать в милиции. Уже прошел месяц с лишним, как она умерла. Квартиру опечатали, все вещи на своих местах, идет процесс переоформления лицевого счета на другого владельца».
– Если хотите, заберите все ценные вещи или вывезите их в другое место. В понедельник мы начинаем в квартире ремонт.
– Можете оставить мне ключ, чтобы я осмотрелся тут?
– Вообще-то не положено, потому что для этого нужно разрешение милиции… Сегодня уже пятница, конец рабочего дня… Ну, не знаю… В своем заявлении вы указали что София Марковна является вашей бабушкой… Наша начальница почему-то вам поверила… Не знаю почему. А можно, я заберу вот эту вазу и вон ту картину? Они ведь вам не пригодятся…
– Забирайте. Ключ принесу в понедельник утром.
Оставшись один, Алексей смахнул пыль с кресла, сел и задумался. Вот тут он провел свои первые годы жизни. Интересно, а что в столе? Ни старые вещи, ни шкафы, полки и пыльные ковры его не интересовали. Он хотел найти документы или хоть какие-нибудь сведения о родителях. Хоть что-нибудь. Видимо, во время ареста КГБ-шники поработали на славу. Ни имен, ни фамилий он так и не нашел. Нашел лишь пыльную папку со старыми фотографиями. Алексей долго разглядывал выцветшее фото, где двухлетний мальчик сидел на коленях у молодой женщины, а рядом был серьезный мужчина, который держал ее за руку. Они внимательно смотрели в объектив. На обороте фотографии не было ни имен, ни фамилий. Только дата и подпись: «Дорогой мамочке от любящих детей». Алексей поморщился, и из глаз покатилась непрошеная слеза.
– Сколько раз я мечтал, что в один прекрасный день директорша детского дома зайдет и скажет: «Алексей, за тобой пришли твои папа и мама», – думал молодой парень, не подозревавший, что он только что, сам того не ведая, начал трудный и опасный путь для встречи с ними.
3
Алексей сидел за компьютером и думал, обхватив голову руками.
«Ради этого я пять лет учился? Чтобы тупо сидеть в офисе этого ненасытного делка Рустамова? Не знаю, что он там заканчивал, но все лицензии на горные выработки он получает откуда-то „сверху“. Понятно, в Газпроме работает его кум, и снабжает свояка россыпью шахтных выработок, затампонированных еще при СССР. У Рустамова один „конек“ – бери и делай. Вся контора в разъездах. Все отчаянно „делают деньги“ на пустых буровых скважинах. Оформляют как изыскательскую, регистрируют, как фирму, через Рустамова закупают буровые установки, начинают бурение, заказывают институту проект и преподносят тому же Рустамову как готовую скважину, с подтвержденным Научным Институтом промышленным запасом всего, что шевелится: углем, золотом, нефтью, газом. Деньги приносят Рустамову чемоданами и богатеют сами».
Алексея пока не допускают до бабла, но присматриваются – чем он может обогатить хозяина. Алексей с тоской вспоминал свои институтские годы: летние горные походы, курсовые работы по готовым и новым проектам, расчеты запасов полезных ископаемых, Ирину…
– Ах, Ирина, – вспоминал Алексей. – Такая тонкая, стройная и красивая. И зачем я был ей нужен – детдомовский, без семьи и родственников, без денег и перспектив, и с надеждой только на себя и свои таланты?! Без протекции и друзей-мажоров? Фантастика!
И все-таки она выбрала в мужья его, несмотря на все уговоры подруг. То было незабываемое лето. Альпы, Франция, горные поселки, снаряжение, лыжные прогулки, спуск из зимы в лето по заснеженным Альпийским лугам, лыжи, шале, кофе по ночам… И зачем ей надо было садиться в тот подъемник?..
– У меня было предчувствие, – вспоминал Алексей тот злополучный вечер. – И откуда взялся этот чертов террорист… И как вообще люди идут на смерть ради каких то политических или экономических целей?
Взрывом раскидало людей, и самого террориста разорвало на куски. Было много полиции, корреспондентов, допрашивали свидетелей, знакомых, родственников. Из Москвы прилетели родители Иры. Они с ненавистью смотрели на него, – он же оказался жив, не погиб, а Ирина мертва – это несправедливо.
Все сейчас вспоминается, как в тумане, как дурной сон, как будто это проходило не с ним. А он раз за разом прокручивал, как кинофильм: как он стоял у подножья подъемника и смотрел, как в иллюминаторе подвесной гондолы покачивалась головка Ирины и головы других лыжников, решивших спуститься по летней альпийской лыжне в последний раз. Вот именно – в последний…
Алексей не являлся идеальным героем или положительным персонажем. Просто в черты его характера вложено много генетически устойчивых качеств, которые не поддаются воздействию внешних раздражителей. У него свое отношение к деньгам и путям их зарабатывания, к женщинам и технике завоевания их расположения, к шумным компаниям с их невоздержанным излияниям и ко многому другому. Двуличие, попойки или бытовой разврат полностью исключены из его менталитета. К людям, которые исповедуют эти слабости, он относился вполне доброжелательно, принимая их слабости, но никогда не следовал их советам поменять что-то в своем поведении. Иногда это мешало ему завоевывать расположение друзей или начальства, но, в принципе, позволяло всегда отстаивать свою точку зрения. Так было и в детдоме, и в армии, и в институте, где он всегда отличался стойкостью характера и последовательностью своего поведения.
Будучи уже старшекурсником в Горном, Алексей встретил молоденькую абитуриентку Ирину, дочь «крутых» родителей, чьи должности позволяли им снисходительно смотреть на «шалости» друзей и подруг круга своей дочери. Глядя на нее, Алексей отметил тонкие черты лица, шикарные длинные волосы, окрашенные в модный медный цвет, и легкую походку на высоком каблуке. Девушка необычно выделялась среди поступивших на первый курс.
– Интересно, – подумал тогда Алексей, – а как она будет лазить по горам в поисках точки установки маркшейдерского оборудования – первого задания студентов-первокурсников?
Но как-то раз, оказавшись руководителем группы новичков, он с удивлением отметил, что эта девушка, Ирина, без труда справлялась с самыми трудными горными тропами, где «пасовали» даже юноши. Разговорившись с ней на привале, Алексей узнал, что ее отец – в прошлом промышленный альпинист и имел восхождение на Эверест. Это именно отец привил Ирине любовь к горам, и ее выбор поступить в Горный не случаен. Встречаясь позднее в коридорах института, они улыбались друг другу. И однажды Алексей осмелился пригласить Ирину на чашку кофе.
По мере общения Алексей все больше и больше увлекался Ириной, отмечая про себя сходство их характеров и отношения к происходящему вокруг них. Она не сторонилась своих друзей-«мажоров», но всегда старалась увильнуть от шумных компаний и всенощных дискотек. Зная о своей привлекательной внешности, она всегда пыталась отшутиться от слишком назойливых кавалеров. Несмотря на скромную одежду Алексея, ей импонировало его вежливое поведение, противоположное развязности мужчин ее окружения. Высокий, сильный парень, без особых запросов, как ей казалось, – Алексей был надежным «плечом» и партнером по ее увлечениям спортом и активному отдыху. Ее подруги были немного шокированы новым «ухажером» Ирины, но побыв несколько раз в обществе с ним, убедились, что Алексей – «парень что надо», почти киногерой из известных советских фильмов, положительный и простой. Они отмечали его широкий кругозор в политической и социальной жизни современной России; особенно оценили знание иностранных языков, которыми он увлекался с детства и профессионально усовершенствовался уже в Горном. Короче, как жених для Ирины, Алексей подходил на все 100%.
Глава третья
1
– Подъем. Выходи строиться!
Отец хватал босоногого Якова и высоко подбрасывал. Почти до потолка! Стоявшая рядом Софа замирала от страха – а вдруг не поймает? Но отец крепко держал своего первенца и, подбросив несколько раз, под визг малыша и его мамы осторожно ставил его на пол. Полковой комиссар Семен Ройзман, несмотря на молодой возраст, имел все шансы стать штабным офицером Генерального штаба западной группировки войск. И учеба в Академии, и участие в Манчжурском походе, и странная война в Финляндии быстро вывели перспективного офицера в высший ранг военного сословия. Карьера ему была обеспечена, и генеральское звание уже маячило на горизонте.
Семен выгодно отличался от своих коллег-офицеров прежде всего корочками выпускника Академии Генерального штаба. Семен никогда не кичился своими знаниями, понимая, что его коллеги-недоучки завоевывали себе звания еще в гражданскую, героизмом и преданностью партии. Как офицер Ройзман не был фанатиком ни партии, ни советской армии, поэтому всегда относился к своим обязанностям и подчиненным с показной строгостью, в действительности же поучая своего сыночка правилам воинской службы.
– Никогда не спорь с командиром и всегда говори «Есть! Так точно!». Пусть ты не согласен с приказом, но главное сказать: «Есть!» А выполнить приказ – как получится. Сможешь —выполни, не сможешь – найди вескую причину. Но главное сказать командиру в лицо: «Есть!»
