скачать книгу бесплатно
Мемуары Ведьмы 2
Кати Беяз
Мемуары Ведьмы #2
Приключения Киры продолжаются. Чем больше она узнает от бабушки о мире магии, тем больше вопросов возникает голове еще не созревшей ведьмы. Ей кажется, что почти на все из них можно найти ответы здесь и сейчас. Но порою для получения правильного ответа не достаточно надежного источника. Порою мы просто не готовы осознать всю правду, которую он несет.В книге второй вас ждет раскрытие тайны рода героини, первый шабаш в жизни маленькой ведуньи, самый настоящий вампир, что поселился на соседней улице, немного выдумки и много правды, в которую так трудно поверить.
Кати Беяз
Мемуары Ведьмы 2
Введение
Отчётливо понимая, что не могу говорить, я просто одобрительно кивнула. Набравшись смелости и вновь оттолкнувшись от сосны, я полетела в сторону дома. Этот полёт теперь был абсолютно таким же, как если бы я плыла в воде. Наконец-то окончательно поняв, как летать, моё тело, а точнее, дух стал практически невесомым, хотя какой-то вес я всё же имела. С небольшим усилием раздвигая воздушные массы и отталкиваясь от них, я вполне могла набирать скорость, а потом свободно лететь по инерции вперёд.
Так я добралась до дома, аккуратно спустилась и прошла сквозь входную дверь. За столом по-прежнему сидели мои старики.
– Это только моя вина, она ещё такая молодая, – бабушка насухо вытерла щеки, что уже в следующее мгновение снова были влажными от слез.
– Не надо, перестань. Сейчас все люди этим болеют, и никто не знает, отчего именно эта болезнь. Причину не нашли…
– Ровно как и лекарство, – перебила ведунья. – Я бы всё отдала, чтобы уйти вместо неё, – обречённо произнесла она и закрыла лицо руками.
– И я бы отдал, – обняв её, успокаивал дедушка. – И мы отдадим, когда нас позовут.
Я прошла к своей кровати, поняв, что они меня не видят и не чувствуют. Склонившись над ней, я увидела себя. Моё лицо было невыразимо бледным, щеки впали, глаза утонули в черных кругах. Лоб покрывал валик из мокрого полотенца, а рот с бледными губами был приоткрыт. Несмотря на весь жалкий вид, у меня почему-то не возникло никаких чувств, даже намёка на тоску по своему бренному телу. Я понимала: то, что лежало на кровати – моя оболочка, и эта девочка, она не имеет ничего общего с тем, кем я на самом деле являюсь.
Колдовская любовь
Глава 1
Поднявшись по высокой лестнице на веранду соседского дома, я еле заметно вздрогнула, увидев вновь дядю Володю. На мгновение мне показалось, что мы опять отправляемся в скрытое место. Я задержала дыхание, ведь при одной мысли о нём мне становилось нехорошо физически.
– Куда собираешься, дорогой сосед? – послышался бодрый голос бабушки.
– На базар за новым колесом, соседушка, – отозвался Владимир.
Он явно находился в приподнятом настроении, полон надежд больше никогда не видеть колдовское кладбище, ровно как и я. Всё было позади, и этим утром они болтали так, словно, обрели какие-то новые особо тёплые приятельские чувства друг к другу. Или, скорее, даже такую дружбу, что объединяет людей общими тайнами и событиями, в реальность которых, кроме них самих, никто никогда не поверит.
– А предыдущее где купил? – улыбчиво вопросила она.
– На том же базаре и купил.
– Тогда нам с тобой по пути.
– Как скажешь, – кивнул Владимир.
Наш сосед не был болтлив, суетлив и обосо эмоционален. Он практически не обладал чувством юмора и находился всю свою жизнь в каком-то размеренно-нейтральном состоянии. Я никогда не видела его злым или утопающим в веселье. Поникшим или чрезмерно возбужденным. Но это был человек слова и дисциплины, и если он брался за дело, то непременно доводил его до конца. Мой дедушка очень уважал Владимира и часто ставил его детей мне в пример, которые, словно маленькие папины копии, помогали по хозяйству и отцу в работе.
Воскресный базар находился близ города в паре километров от деревни. Мы сели на мотоцикл с коляской, которым наш сосед пользовался для подобных нужд, и уже довольно скоро оказались на огромном рынке.
Там было всё: от живности и продовольствия до самодельной мебели и запчастей. Сюда съезжались жители трех сёл, чтобы продать урожай, домашнюю выпечку, утварь ручной работы и даже животных. Именно туда лежал наш путь – сквозь ряды овощей и огородной зелени, уточек и курочек, домашних яиц и парного молока. Запах свежеиспечённого хлеба напомнил мне о точно таком же дне, когда я беззаботно прогуливались с бабушкой за руку. Когда я ещё ничего не знала о заколдованных местах, демонах и чёрных ведьмах. Я просто смотрела на солнце сквозь растопыренные пальцы и откусывала наивкуснейший хрустящий хлеб.
Всё, что происходило со мной до этого лета, сейчас казалось нереальным и увиденным где-то в кино. Я очень изменилась. Теперь я, как никогда прежде, стала чувствовать разницу между человеком, забывшим магию, и человеком помнящим.
Окружившая суета виделась приятным весёлым сном, в то время как события прошлой ночи представлялись реальной жизнью без прикрас. Шокированный мозг мог легко обмануть, но мои внутренние ощущения говорили об обратном: всё пережитое в скрытом месте имело намного больший смысл для жизни каждого из нас, чем эти каждодневные будни.
В своих размышлениях я не заметила, как бабушка подошла к продавцу деревянных изделий. В надежде услышать разговор, я протиснулась между тучной женщиной и бабушкой.
– Где вы взяли колесо для телеги, что покупал вот этот человек, Василий? – закричала бабушка, демонстрируя продавцу нашего соседа.
– Я сам всё делаю своими руками, – отмахнулся смуглый мужчина.
– А материал где берёте? – сквозь гомон продолжала кричать бабуля.
– Какой еще материал, – недоумевал он.
– Доски, доски! – принялась жестикулировать ведунья.
– Да в разных местах покупаю. Бывает собираю. Смотрю, чтобы дерево хорошее было и цена по карману не била, – радуясь неожиданной рифмовке, отозвался продавец.
Бабушка пронзительно глянула на него и, не уступая профессиональному сыщику, продолжила допрос:
– Подбирал где заброшенные доски в местах, которые люди стороной обходят?
Смугляк зашелся смехом:
– Во-первых, для меня все места одинаковые! А во-вторых, если доски хорошие, из добротного дерева и не прогнили, то чего ж им без дела валяться-то? А что там небылицы рассказывают, так, по-ихнему, нигде не ходи и ничего не трогай!
– И много набрали в том месте?
– Я не считал, но на колесо ваше я доски у лесника забрал. Свежий молодняк он мне продал, а эти старые отдал даром в придачу. Из тех, что были получше, я смастерил кровать, а из остатков – колесо.
– Кровать? – ведунья схватилась за голову. – А лесничий где старые доски взял?
– Ну да, правда что – где ж лесничий доски-то взял? – паясничал продавец. – Он же в лесу живёт, откуда там доскам из сосны-то взяться!
Он раздражился череде вопросов, которые не имели к его сегодняшним продажам совершенно никакого отношения, и перестал реагировать на бабушку.
– Какое село? Откуда лесник?
Мужчина делал вид, что не слышит нас.
– Эй, сынок… Где лесничего найти? – замахала руками бабушка.
Я принялась оглядываться, мы начинали привлекать слишком много внимания. Это поразительно, но мне порой казалось, мою бабушку совершенно не волновало, как мы выглядим со стороны. Ей было плевать, что о ней подумают, как её слова слышатся и какую реакцию вызовут. Она всегда и везде преследовала свои личные цели, свой собственный интерес. Я же, наоборот, входила в пору зависимости от общественного мнения. Меня особо волновало, как я смотрюсь со стороны, как мои слова звучат и какие мысли вызывают. Этим моя жизнь неимоверно усложнялась, ведь я старалась быть идеальной, выглядеть безупречно. Но когда я достигала этой безупречности, напасти не заканчивались, и после мне становилось стыдно за поведение моих близких. Я тщетно тянула бабушку домой, дабы о ней потом не говорили сразу в трёх селах как о грубой, бестактной и глупой женщине.
– Слушаю вас, бабуля, – наконец откликнулся смугляк, – давайте уже либо корыто, грабли покупайте, либо вон за овощами отовариваться.
– Мне бы действительно хотелось купить сейчас грабли, чтобы… – конечно она хотела сказать «чтобы огреть тебя ими», но вовремя сдержалась. – Кому продал кровать хотя бы скажи!
– Парочка приходила. Им и продал!
– А где живут, как звать?
– Визиток не оставили, – огрызнулся он.
Я хотела уйти, я очень сильно хотела уйти. Люди вокруг начинали шептаться. Потянув бабушку за руку, я снова почувствовала сопротивление. Она не была намерена оставлять несговорчивого продавца в покое, пока не получит от него нужную информацию. Я пристально взглянула на него. Он торговался со стариком, не уступая в цене. Сосредоточившись на его затылке, я мысленно произнесла:
«Повернись и расскажи, что знаешь!»
В то же мгновение мужчина повернулся и произнес:
– Живут где-то недалеко от рынка в своём двухэтажном доме. Угостили меня мешком слив. Сказали, что девать некуда, весь сад ими усеян. Больше я, видит Бог, ничего не знаю, – он приложил ладонь к груди, а после снова отвернулся к старику.
– Больше ничего не знает… – задумчиво произнесла бабушка. – Так, пойдем отсюда, – она принялась выводить меня из толпы.
Сосед купил недостающее колесо, правда уже у другого мастера, и взгромоздил его в небольшой прицеп позади своего транспортного средства.
– Володь, надо разыскать эту парочку с кроватью, – найдя его на стоянке, оповестила ведунья.
– Валь, на кой тебе та кровать? – кажется, даже у дяди Володи заканчивалось терпение.
– Послушала бы я тебя, если бы посчастливилось тебе поспать на том «чёртовом колесе», – с ухмылкой ответила она, похлопала соседа по плечу и забиралась на мотоцикл.
– Тут с тобой не поспоришь, – вздохнул он и завел мотор. – Но сначала надобно заскочить домой, – махнул он на прицеп, – а то ездить мне на телеге и на поле, и по делам.
Мотоцикл накренился, зарычал и, выдерживая немалый груз, медленно покатился. Владимир подбросил нас до дома, и мы погрузились в свой обычный день. Бабушка что-то пекла, я занялась уборкой, а дедушка стучал молотком на веранде. В перерывах между мытьем окон я то и дело подбегала к своему блокноту и делала пометки, стараясь записывать всё: любую мелочь, каждую эмоцию, даже самую неприятную мне. Бабушка хвалила меня за такое отношение к делу, но в то же время посмеивалась над моей щепетильностью.
– Поверь, никому не интересно, какой именно травой окуривают помещение, а какую не стоит жечь в стенах дома…
– Почему? —удивилась я.
– Люди привыкли к потребительству. Покупая лекарство, они в спешке пьют его, даже не думая прочесть состав. Помощь должна быть быстрой и результативной полагают они. Именно поэтому на смену фитотерапии пришла фармацевтика. Кстати, ты стыдилась меня на базаре. Почему? – огорошила она вопросом.
– Нет, я не стыдилась… – соврала я.
– Разве тебе стыдно, что твоя бабушка свободна от мнения людей?
– Свободна? —вздёрнула я брови. Формулировка явно загоняла в тупик.
Мне было стыдно не за её свободу, а за её бестактность.
– Я свободна от страха быть неправильно понятой. И это вовсе не оттого, что мне нравится докучать людям. Это лишь потому, что я преследую другие цели. Есть вещи поважнее, чем нравиться всем, понимаешь? Однажды, попробовав быть свободной от мысли, что ты докучаешь кому-то, ты уже никогда не сможешь быть скованной этой цепью. Страх быть «не такими» связывает нас по рукам и ногам. Как часто мы хотим что-то сказать, но не говорим? Нам надо было бы что-то спросить, но мы не спрашиваем. Нам стоило бы остаться, но мы уходим – во благо кому-то, но во вред себе. Свобода начинается, когда ты делаешь и говоришь, что хочешь. Без страха быть непонятым.
– Но есть же границы приличия! – воспротивилась я.
– Да, есть! И для этого были придуманы слова приличия. Но мы ведь сейчас не о словах, а о действиях, – хитро глянула она. – К сожалению адрес в ритуальной книге не написан, поэтому и приходится докучать одним людям, чтобы спасти других. Запомни раз и навсегда: мнение общества ограничивает свободу.
– И как именно?
– Оно будет призывать тебя вместо дерзкого разговора, выгодного тебе, к вежливому молчанию, выгодному ему. Я не докучаю людям без дела, но если дело того требует, я буду им докучать.
Мои щеки запылали. Мама говорила, что начинается мой переходный возраст, и он всё чаще давал о себе знать. В погоне понравиться всем и не прослыть невеждой я уходила всё дальше от тем действительно важных вещей, требующих концентрации и настойчивости. Даже ценой правды о «чёртовом колесе» и чьего-то благополучия я могла прекратить расспрос этим утром лишь потому, что продавцу не понравилось наше надоедливое поведение. Разумеется, это было трудно назвать свободой. Я не делала того, чего действительно желала, и тем более того, что было по-настоящему важным. Стараясь вести себя так, как желают другие, я не хотела задумываться, какую цену приходится платить за их минутную симпатию к моей персоне.
Бабушка решила меня подбодрить и подошла к блокноту с записями. Прочитав несколько строк из него, она вдруг звонко рассмеялась.
«Ну, что ещё там не так?» – покосилась я.
– Почему ты смеёшься? Я просто хочу всё помнить, когда начну писать книгу! – моему терпению приходил конец.
– Нет, я не смеюсь! Ты делаешь поистине большое дело, и я рада, что ты стараешься делать на пределе своих возможностей. Мне просто жаль твоих трудов, ведь никто не поверит в эти истории.
– Вот поэтому, кроме событий, я ещё записываю свои чувства. Наши эмоции живут всего мгновение, детальные воспоминания событий живут один год, но воспоминания, подкреплённые эмоциями, остаются навсегда!
Взгляд бабушки вмиг переменился – с ироничного на полный гордости за своё чадо. Я же с видом профессионального писателя продолжила свои записи. Мгновение спустя она снова заговорила:
– Кто тебе это сказал?
– Ты! – простодушно ответила я.
Мы от души рассмеялись.
– Теперь ты знаешь, почему я всё записываю!
– Почему?
– Потому что ты всё забываешь!
– Иди-ка писать на веранду, – отходя от смеха, произнесла она. – А как закончишь, помой в саду свою обувь от кладбищенской грязи.
Сделав несколько очерков ужасов прошлой ночи, я спустилась в сад и уселась перед своими сапогами так, будто собираюсь поговорить с ними о чём-то очень личном. Если бы можно было вымыть намертво прилипшую глину одной лишь силой мысли, упорно вглядываясь в неё, мои сапоги сейчас блестели бы словно новые. В этом была моя особенность, которая относилась к любому виду деятельности: когда я не хотела что-то делать, то всё мое существо противилось этому. Просидев с минуту, я решила дать подробную зрительную оценку количеству прилипшей грязи ещё и со стороны подошв. Перевернув оба сапога одновременно, я заметила длинную деревянную щепку, застрявшую в глине.
Я испуганно оглянулась – на дворе было пусто. Боясь дотронуться до нее, я вдруг представила, что ради этого куска дерева нам придется возвращаться на кладбище.
«Этому не быть!» – подумала я и одним рывком освободила её.
Отряхнув остатки грязи, я покрутила щепку в руках. Эта была самая обычная деревяшка. Замахнувшись, чтобы выбросить её подальше, я внезапно вспомнила, что колдовские символы проявлялись исключительно ночью. При свете дня знаки были совсем не видны. От одной мысли, что они всё же там есть, в голове начинала стучать кровь. Как же мне было страшно возвращаться на колдовское кладбище из-за ничтожно мелкого куска дерева, но и хранить столь серьёзный артефакт было крайне опасно. Сквозь нарастающий стук сердца я услышала, как к калитке подъехал мотоцикл. Мне было необходимо принять самостоятельное решение относительно данной находки. Здесь и сейчас.
– Я нашёл нужный дом совсем недалеко от базарной площади, – крикнул дядя Володя.
Задрав голову, я увидела в окне бабушку.
– Спросил у хозяина, не он ли в прошлое воскресенье купил на базаре деревянную кровать, – продолжал рассказ сосед.
– Отлично! – раздалось над моей головой.
Она высунулась из окна и вполне могла увидеть меня со щепкой в руке, если бы сильно этого захотела.
– Сейчас же и поедем, пока не стемнело, – сообщила она, кажется не обращая на меня никакого внимания.
