скачать книгу бесплатно
Финансовый «вирус» против китайского дракона. Хроники экономической пандемии Поднебесной 2016–2020
Валентин Юрьевич Катасонов
Книга представляет собой хронику событий, связанных с экономикой и финансами Китая в период с конца 2016 года до начала 2020 года. Автор рассматривает этот период китайской Истории как переломный, как завершение эпохи так называемого «экономического чуда» и вступление Поднебесной в полосу серьезных «перегрузок» и «турбулентности». Одним из проявлений начинающейся «турбулентности» можно считать вспыхнувшую в январе 2020 года вирусную пандемию. На самом деле она лишь «дымовая завеса», скрывающая начинающуюся политическую борьбу внутри Китая и попытки Запада ослабить своего геополитического противника и конкурента.
Валентин Катасонов
Финансовый «вирус» против китайского дракона. Хроники экономической пандемии Поднебесной 2016–2020
Предисловие
Вашему вниманию предлагается книга, посвященная экономическим и финансово-валютным проблемам Китая. На сегодняшний день Китай считается второй после США страной по экономическому потенциалу и по степени влияния на мировую экономику и политику. При этом, как представляется многим экспертам, соотношение сил между США и Китаем неумолимо меняется в пользу Китая. Все это делает крайне актуальным изучение внутренней и внешней политики Поднебесной, в том числе и в первую очередь политики экономической. Несмотря на гигантское количество материалов по Китаю в мировых и российских СМИ, у наших граждан сохраняется крайне смутное представление об этой стране, ее экономике, политике, истории и культуре. В немалой степени это обусловлено тем, что сам Китай (вернее, его партийно-государственное руководство) создает «дымовую завесу» вокруг Поднебесной. Это неудивительно, потому что контроль со стороны властей над СМИ в Китае остается жестким. Газеты, журналы, радио, телевидение, интернет-издания формируют такой имидж Поднебесной, который, как признают серьезные китаисты, весьма отличается от реальной картины.
В полной мере это касается и экономики Китая. Здесь дополнительные искажения в реальную картину вносят статистические службы страны. Известна шутка: «Существуют три вида лжи: ложь, наглая ложь и статистика» (авторство приписывают британскому премьер-министру Бенджамину Дизраэли). Сегодня эту шутку усовершенствовали, добавив китайскую статистику как четвертый и высший вид лжи. Конечно, китайская статистика приукрашивает реальное состояние национальной экономики, а также прикрывает некоторые геополитические и геоэкономические планы Пекина. Вокруг темы китайской экономики среди экспертов идут постоянные споры. Но они не ограничиваются выяснением только количественных параметров экономики Китая. На первое место выходят дискуссии, касающиеся ее качественных параметров. Китаеведы и политики, экономисты и историки пытаются понять, какова социально-экономическая модель сегодняшнего Китая.
Партийно-государственные руководители страны на протяжении нескольких десятилетий (еще со времен Мао Цзэдуна) говорят, что они строят «социализм с китайской спецификой». Может быть, во времена Мао это действительно был социализм, ибо все предприятия и иные хозяйственные организации страны находились в общественной (государственной) собственности, социально-экономическая поляризация общества не допускалась, пресекались нетрудовые доходы, существовало централизованное управление экономикой, прибыль не была целью и ориентиром деятельности предприятий и т. п.
Но в 80-е годы прошлого столетия начался разворот курса Китая как во внутренней, так и внешней политике. В том числе и в первую очередь – в политике экономической. Был взят курс на экономическую либерализацию внутри страны. Под флагом развития «рыночных отношений» партия стала проводить приватизацию государственной собственности. Приватизация в Поднебесной сильно отличалась от приватизации 90-х годов в России. Она имела ярко выраженную «китайскую специфику»: партийное руководство без особого афиширования раздавало предприятия и другие государственные активы в «доверительное управление» наиболее «преданным» и «достойным» членам партии. А те из «управляющих» незаметно превращались в капиталистов. Началась либерализация внешнеэкономических связей, хозяйство Китая стало приобретать ярко выраженную экспортную ориентацию (внутренний рынок оказался на втором плане). Национальная денежная единица юань стала выходить за пределы Китая, была поставлена задача интернационализации юаня. Центробанк Китая (Народный банк Китая) стал наращивать международные резервы, которые состояли преимущественно из долларов США, а также ряда других резервных валют. Т. е. по факту стал кредитовать «классовых врагов» социализма – Запад. Внутри страны создавались биржи – сначала товарные, а потом и фондовые. Получение спекулятивной прибыли отныне уже не считалось зазорным. Китайские банки и компании нефинансового сектора экономики стали активно размещать свои бумаги как на внутренних фондовых площадках, так и на ведущих фондовых биржах мира. Главным целевым показателем деятельности банков и компаний стала прибыль. В стране как грибы после дождя стали появляться миллионеры – сначала юаневые, а потом и долларовые. С 2010 года, по оценкам экспертов Credit Suisse, опубликованным в октябре 2019 года, число миллионеров в КНР выросло в 117 раз. Многие китайские миллионеры стали превращаться в миллиардеров. На сегодняшний день Китай по числу долларовых миллиардеров уступает лишь Соединенным Штатам. Впрочем, учитывая «непрозрачность» китайского общества (особенно его верхов), не исключаю, что фактически по числу миллиардеров Поднебесная могла уже превзойти Америку.
На протяжении примерно четверти века все в мире говорили о китайском «экономическом чуде». Темпы экономического роста в отдельные годы превышали 10 процентов. И даже в 2019 году прирост ВВП, если верить китайской статистике, был выше 6 процентов. Китайскому руководству постоянные разговоры об «экономическом чуде» были на руку, т. к. они позволяли уклоняться от ответа на вопрос, что за социализм строится в Поднебесной. Он не похож ни на советский, ни на шведский (был такой в прошлом веке), ни на югославский. Видимо, к китайскому руководству эпохи «экономического чуда» применима формула: «Победителей не судят».
Вместе с тем факты, касающиеся экономики, и тенденции развития Китая в XXI веке не очень вяжутся с тезисом о «социализме с китайской спецификой». Налицо сложившаяся социально-экономическая модель государственного капитализма (или даже государственно-партийного). В текущем десятилетии этот китайский государственный капитализм все более настойчиво и громко заявляет о себе на мировой арене. Пекин проводит политику по установлению экономического контроля над другими странами. Эта политика вполне вписывается в понятие «империализма», описанного в работе В. И. Ленина «Империализм, как высшая стадия капитализма» (1916 г.). Сегодня мы наблюдаем совершенно иную расстановку ведущих стран в мировой экономике по сравнению с началом ХХ века. Происходит зарождение и обострение межимпериалистических противоречий, крайними полюсами которых являются США и Китай. Мы помним, что борьба империализмов (британского, французского, германского, американского и японского) более ста лет назад завершилась Первой мировой войной. Обострение американо-китайских межимпериалистических противоречий также грозит завершиться большим кровопролитием. Российское руководство должно это четко понимать и всячески избегать втягивания в конфликт на стороне любого из этих империализмов.
В 2016 году в издательстве «Книжный мир» была издана моя книга, которая называется «Китайский дракон на мировой финансовой арене. Юань против доллара». Она представляла собой обзор важнейших проблем экономики и финансов Поднебесной в период 2011–2016 гг. Там я выделил три основных блока проблем: 1) роль и место золота в экономике и денежно-кредитной системе Китая; 2) борьба Китая за интернационализацию юаня; 3) Китай на мировых рынках (прежде всего, финансовых). Указанная книга («Китайский дракон…») была хорошо принята читательской аудиторией и успела стать библиографической редкостью.
Данная книга представляет собой сборник публикаций автора в периодической печати по теме экономики и финансов Китая в период после выхода в свет «Китайского дракона…». Т. е. с конца 2016 года по начало 2020 года. В книге я продолжаю темы «Китайского дракона…» (золото, юань на международной арене, экспансия Китая на мировых товарных и финансовых рынках). Но к ним я добавляю новые темы: нарастающие масштабы экспорта капитала из Поднебесной, «цифровизация» китайской экономики и всех сторон общественной жизни страны, перспективы криптовалют в Китае, тенденции сворачивания наличного денежного обращения, проблемы торгово-экономических отношений Китая и России (особенно проблема вытеснения доллара США из взаимных расчетов), роль Гонконга в экономике Поднебесной, растущий долг Китая, «теневой банкинг» как отличительная особенность денежно-кредитной системы Китая, не афишируемые «количественные смягчения» китайского Центробанка (Народного банка Китая), обострение торгово-экономических противоречий между Вашингтоном и Пекином после прихода в Белый дом Дональда Трампа, усиление империалистических тенденций во внешнеэкономической политике Пекина (в частности, продвижение глобального проекта «Один пояс – один путь»). Последняя из затронутых тем – коронавирус и его влияние на внутреннюю экономику Китая и его внешнеэкономические связи (особенно торгово-экономические отношения с Вашингтоном после заключения сторонами торгового соглашения 15 января 2020 года).
Большая часть материалов содержит описания сценариев возможных событий в экономике Китая в ближайшее время (год-два), а также некоторые прогнозные оценки влияния этих событий на мировую экономику (включая российскую). В целом нет никаких сомнений в том, что эпоха китайского «экономического чуда» близится к своему закату, и впереди Китай ждут очень непростые времена.
2016 год
США – Китай: начало инвестиционной войны?
екабрь 2016 г
После победы Трампа на президентских выборах возникла реальная угроза начала торговой войны между США и Китаем. Торговые отношения двух стран, как известно, характеризуются громадным отрицательным сальдо для Америки (в прошлом году оно превысило 750 млрд долл.). Трамп пообещал, что установит для китайских товаров импортные пошлины в размере 45 %, а также примет адекватные меры против валютного демпинга Китая, который он проводит путем понижения курса юаня по отношению к доллару.
Но экономические отношения между США и Китаем не ограничиваются торговлей. Они дополняются трансграничным движением капитала в обоих направлениях. Трамп в своей предвыборной кампании не акцентировал внимание на этом аспекте американо-китайских экономических отношений. Разве только один раз высказался резко против покупки китайским инвестором небольшой американской фондовой биржи. Но сегодня, в декабре 2016 года, имеются признаки того, что в этой сфере Вашингтон также будет наводить порядок. Впрочем, может возникнуть ощущение, что данная тема не является приоритетной для новой администрации США. Официальная статистика США и Китая по трансграничным операциям с капиталом говорит о том, что для США китайский рынок капитала не является очень важным, аналогичным образом для Китая американский рынок капитала также стоит далеко не на первом месте.
Внимание к вопросу американо-китайских инвестиционных отношений привлекли несколько событий последнего месяца. Одно из них – обнародование доклада «Двустороннее движение: 25 лет американо-китайских прямых инвестиций». Исследование было подготовлено Национальным комитетом по американо-китайским отношениям США (National Committee on U.S. China Relations) совместно с аналитической фирмой Rhodium Group. Сенсационным стал вывод доклада о том, что фактические объемы трансграничных операций в форме прямых инвестиций между США и Китаем оказались больше в 2–3 и даже 4 раза, чем это следует из официальной статистики США и Китая. Одна из главных причин имевших место занижений масштабов заключается в том, что официальные данные отражали в основном трансграничные переводы финансовых средств инвесторов, но не учитывали, что значительная часть новых инвестиций осуществляется за счет прибыли иностранных компаний, получаемых в стране пребывания (реинвестиции).
Согласно опубликованному докладу, в период с 1990 по 2015 годы прямые инвестиции США в Китай достигли 228 млрд долл. (всего 6,7 тыс. инвестиционных сделок), а прямые инвестиции Китая в США – 64 млрд долл. (1,2 тыс. инвестиционных сделок)[1 - ogs.wsj.com/chinarealtime/2016/11/17/u-s-china-investment-flows-bigger-than-thought/]. На первый взгляд кажется, что двустороннее движение капитала между странами не вполне сбалансированное: объем американских активов в Китае примерно в 3,5 раза превышает объем китайских активов в США.
Однако картина будет выглядеть иначе, если мы посмотрим на относительные показатели. Напомню, что согласно данным ЮНКТАД, общий объем накопленных прямых зарубежных инвестиций Китая в конце 2015 года составил 1010 млрд долл.; аналогичный показатель по США был равен 5983 млрд долл. Получается, что на Китай пришлось примерно 3,8 % всех накопленных американских прямых инвестиций за рубежом. На США пришлось примерно 6,3 % всех накопленных китайских прямых инвестиций за рубежом. Таким образом можно заключить, что американский рынок прямых инвестиций для китайских компаний имеет на данный момент существенно большее значение, чем китайский рынок прямых инвестиций для американских компаний. Согласно упомянутому докладу, пик инвестиций США в КНР на уровне 21 млрд долл. был достигнут в 2008 году, после чего началось снижение, и ежегодные инвестиции в среднем составляли 13 млрд долл. С другой стороны, инвестиции КНР в США в период с 2011 по 2015 год ежегодно росли в среднем на 30 %, взлетев с 1 млрд долл. в 2008 году до 15 млрд долл. в 2015 году. Ожидается, что в 2016 году этот показатель может превысить 25 млрд долл., а общий объем накопленных прямых инвестиций китайских компаний в США может достичь 90 млрд долл. В то же время заметного прироста американских активов в китайской экономике в последние годы не наблюдается. Таким образом, более высокие темпы экспорта капитала из Китая в США, чем из США в Китай, могут сделать со временем двухстороннее движение капитала более сбалансированным.
Еще один сенсационный факт доклада, получивший широкую огласку в мировых СМИ и политических кругах США и Китая, заключается в том, что в 2015 году прирост прямых инвестиций из Китая в США впервые за всю историю взаимоотношений двух государств превысил прирост прямых инвестиций из США в Китае: 15,3 млрд долл. против 13,1 млрд долл. Это серьезно напрягло многих американских политиков и бизнесменов, особенно тех, кто собирается работать в команде Трампа ближайшие четыре года. Авторы доклада даже перевели свой доклад на язык, понятный Трампу и его команде. А именно: прямые инвестиции американских компаний в Китае создали там 1,6 млн рабочих мест, а китайские инвестиции в США обеспечили работу лишь 100 тысячам американцев. Тональность доклада подводит политиков из Вашингтона к определенным выводам и решениям, которые явно могут не понравиться Пекину.
Тональность доклада Национального комитета по американо-китайским отношениям США «Двустороннее движение…» перекликается с тональностью еще одного свежеиспеченного доклада, подготовленного специальной комиссией Конгресса США по обзору отношений США и Китая в сфере экономики и безопасности (U.S.-China Economic and Security Review Commission – USCESRC). Объемный доклад комиссии Конгресса (более пятисот страниц), обнародованный после победы Трампа, предупреждает о больших рисках для Америки дальнейшего углубления экономических отношений между двумя странами и призывает американских законодателей к бдительности.
В частности, в докладе содержатся выводы о том, что Китай не отвечает стандартам ВТО и его экономика до сих пор не стала «рыночной». Следовательно, США и другие страны имеют право применять защитные меры против китайских товаров (прежде всего, антидемпинговые пошлины). Обращается внимание на то, что многие китайские экспортеры товаров и капитала – государственные компании. А это создает условия для демпинга, поскольку государственные компании подпитываются за счет прямых и косвенных субсидий из бюджета. Дополнительные угрозы для США и Запада заключаются в том, что приобретение активов в странах Запада китайскими компаниями могут диктоваться не коммерческими интересами, а соображениями политического и военно-стратегического характера (прежде всего, доступ к технологиям военного назначения). Наконец, в докладе высказываются опасения по поводу того, что американская военная промышленность все производство все большей части разных деталей и узлов конечной продукции передает на аутсорсинг китайским поставщикам. Помимо опасной зависимости от поставщиков существует еще проблема недостаточно высокого качества деталей и узлов китайского происхождения. Председатель Комиссии Деннис Ши, представляя доклад, заявил прямолинейно: «Китайские государственные предприятия являются оружием китайского государства. Мы не хотим, чтобы американское правительство покупало компании в США. Так почему мы хотим, чтобы китайское коммунистическое правительство покупало компании в Штатах?»
Комиссия пришла к выводу, что Китай уже в настоящее время ведет активный промышленный и экономический шпионаж в США. Чтобы получить доступ к новым технологиям, обесценить американские компании и затем дешево скупить их, Китай использует как технические средства (кибершпионаж), так и агентов. Причем в последние годы Китай делает ставку на агентурную работу и активно вербует тех американских граждан, которые могут снабжать Пекин научно-технической, финансовой и экономической информацией секретного характера. Особенно активно вербовочная работа ведется в американских университетах, где учится много китайских студентов, приезжающих в США со специальными заданиями. В докладе констатируется, что у США до сих пор не налажена должная контрразведывательная работа по линии китайского промышленного и экономического шпионажа. На днях стало известно, что USCESRC готовит специальный закрытый доклад для Конгресса, который будет содержать рекомендации для разведывательного сообщества США по активизации работы на китайском направлении[2 - http://www.theepochtimes.com/n3/2188043-chinas-growing-trade-deficit-with-us-rising-state-and-corporate-debt-very-concerning-says-congressional-report/].
Справедливости ради следует сказать, что настороженное отношение Вашингтона к китайским инвестициям в американскую экономику возникло еще до того, как на президентских выборах победил Дональд Трамп. Вашингтон начал усиливать контроль над сделками по покупке активов на территории США китайскими инвесторами еще с прошлого года. Когда обострились отношения между двумя странами в военно-политической сфере (прежде всего, по поводу споров о статусе островов в Южно-Китайском море).
Несмотря на то, что в Америке уже давно установлен довольно либеральный режим в сфере экспорта и импорта капитала, включая прямые инвестиции, кое-какой контроль всегда сохранялся. В частности, контроль над сделками по приобретению иностранными инвесторами американских активов отвечает Комитет по иностранным инвестициям США (The Committee on Foreign Investment in the United States – CFIUS). Комитет входит в систему американского министерства финансов, координирует работу чиновников ряда ведомств, включая представителей Пентагона и госдепартамента. Комитет имеет право запрещать инвестиционные сделки по соображениям обеспечения национальной безопасности США. Запреты могут распространяться также на дочерние компании и филиалы неамериканских компаний, зарегистрированных и действующих в США. Кстати, в упомянутом выше докладе USCESRC содержится рекомендация внести изменения в устав CFIUS. Суть их в том, чтобы полностью запретить покупки активов в США китайским государственным компаниям.
Впрочем, Комитет по иностранным инвестициям в США и так не дремлет. Недавно он заблокировал продажу американской компании Lumileds, производящей осветительную аппаратуру по технологии голландского гиганта Philips NV, китайской частной инвестиционной фирме Go Scale (сумма сделки оценивалась в 3,3 млрд долл.). Комитет в своем решении сформулировал запрет на продажу американских активов компании Philips не только данной китайской фирме, но любому инвестору из Азии. В феврале нынешнего года китайская Tsinghua Unigroup отказалась от предлагаемой сделки по покупке производителя цифровых запоминающих устройств Western Digital Corp. (из-за опасений длительных процедур согласования сделки и в случае ее совершения возможного последующего жесткого контроля со стороны различных ведомств США).
Среди последних событий, имеющих отношение к американо-китайским инвестиционным отношениям, особенно резонансным стал приказ еще действующего президента США Барака Обамы, подписанный им в начале декабря. В приказе содержится запрет китайскому инвестиционному фонду Fujian Grand Chip Investment Fund совершить покупку действующего на территории США предприятия, принадлежащего германской компании Aixtron. Приказ подписан на основе рекомендаций Комитета по иностранным инвестициям в США.
Дополнительные разъяснения по сделке дало Министерство финансов США, курирующее Комитет по иностранным инвестициям: «Риски для национальной безопасности, создаваемые сделкой, связаны в числе прочего с военными приложениями технологий и знаний, накопленных Aixtron, инновационной компании, производящей оборудование для полупроводниковой промышленности, а также с вкладом бизнеса Aixtron в США в развитие соответствующих технологий».
Видимо, Обама уловил новые ветры в отношениях между США и Китаем и решил самостоятельно заблокировать покупку Aixtron, не перекладывая решения на плечи Трампа. А ведь еще недавно Обама весьма лояльно относился к подобного рода сделкам с участием китайских инвесторов. Так, в 2013 г. американские конгрессмены высказывали сомнения по поводу поглощения китайской корпорацией Shuanghui International Holdings американской компании Smithfield Foods. Обама сумел преодолеть сопротивление Конгресса и дал разрешение на эту сделку стоимостью 4,7 млрд долл.
Антикитайские настроения Вашингтона может подхватить Европа. Торговые отношения ЕС и Китая и так находятся в очень напряженном состоянии. Европейцы протестуют против китайского демпинга, обвиняют Пекин в том, что большая часть китайских экспортеров – государственные или полугосударственные компании. Но теперь на повестку дня стал вопрос о защите европейской экономики от китайских инвестиций. Так, Зигмар Габриэль, министр экономики Германии, подготовил и продвигает законопроект об ограничении продаж иностранным компаниям предприятий ЕС с «ключевыми технологиями, имеющими особое значение». Немецкие опасения по поводу китайских инвестиций усилились после того, как китайский производитель бытовой техники Midea купил в этом году немецкую инжиниринговую фирму Kuka, производящую робототехнику, за 4,5 млрд евро (5 млрд долл.). Kuka является ключевым поставщиком для многих немецких и американских промышленных фирм и оборонных подрядчиков, и данная сделка вызвала большое неудовольствие со стороны Вашингтона.
Вашингтон может усилить протекционистские меры в части китайских инвестиций не только по соображениям национальной безопасности. Он также недоволен тем, что американский капитал сегодня сталкивается с большими трудностями в Китае. Мы уже отметили, что в последние годы заметного прироста американских инвестиций в Китае не наблюдается. Американские инвесторы жалуются на разного рода административно-бюрократические барьеры. Например, ограничения по выводу прибыли из страны, усиление общего валютного контроля и т. д. Несмотря на многочисленные обещания Пекина продолжить либерализацию режима для иностранного капитала, все остается по-прежнему. Иностранные компании, в частности, не могут приобрести в Китае предприятия в сфере банковского дела, ценных бумаг, телекоммуникаций, транспорта и профессиональных услуг. Не исключается, что администрация Трампа будет требовать от Пекина симметричных отношений в сфере трансграничного движения капитала. Пекин на такую симметрию пойти не может по многим причинам. Тогда симметрию начнет восстанавливать Вашингтон путем введения ограничений на китайские инвестиции в США.
2017 год
Международная инвестиционная политика Китая: неожиданные повороты
Январь 2017 г
Став мировой торговой державой, Китай взял курс на укрепление своих позиций в международном движении капитала. Китай быстро занял место в группе стран-лидеров как по экспорту, так и импорту капитала. Международное движение капитала осуществляется в форме прямых инвестиций (дающих инвестору право контроля над объектом инвестиций), портфельных инвестиций (приобретение акций и других ценных бумаг), прочих инвестиций (займы и кредиты). Вот некоторые данные ЮНКТАД об участии Китая в международном обмене капиталом в виде прямых инвестиций (ПИ). Среднегодовой объем экспорта капитала в форме ПИ из Китая в предкризисные годы (2005–2007) составил 18,8 млрд долл., что равнялось 1,3 % мирового экспорта капитала в форме ПИ. В 2015 году этот экспорт у Китая уже был равен 127,6 млрд долл., или 8,7 % мирового объема. А вот показатели по импорту капитала в форме ПИ. В предкризисные годы (2005–2007) он в среднем за год составил 76,2 млрд долл. (5,4 % мирового объема). В 2015 году импорт вырос до 135,6 млрд (7,7 % мирового объема).
Разрыв между Китаем и США все еще оставался значительным: в 2015 году экспорт капитала из США в виде ПИ составил 300 млрд долл. (20,4 % мирового объема), а импорт – 379,9 млрд долл. (21,4 %)[3 - http://unctad.org/sections/dite_dir/docs/wir2016/wir16_fs_cn_en.pdf]. Впрочем, разрыв окажется минимальным, если мы к показателям Китая (КНР) прибавим статистические данные по Гонконгу, который фактически является «инвестиционными воротами» Китайской Народной Республики. В 2015 году экспорт капитала в виде ПИ из Гонконга составил 55 млрд долл., а импорт – 175 млрд долл. Вторыми «инвестиционными воротами» Китая является Сингапур. У него экспорт составил 35 млрд долл., а импорт – 65 млрд долл.[4 - http://unctad.org/en/PublicationsLibrary/wir2016_en.pdf].
Табл. 1. Экспорт и импорт капитала. Накопленные прямые инвестиции (на конец 2015 г., млрд долл.)
Источник: ЮНКТАД[5 - http://unctad.org/sections/dite_dir/docs/wir2016/wir16_fs_hk_en.pdf]
Важной тенденцией последних двух десятилетий были высокие темпы роста как экспорта, так и импорта капитала в форме ПИ Китайской Народной Республикой, а также Гонконгом и Сингапуром. Так, в 1995 году доля КНР в накопленных в мире зарубежных ПИ была равна всего 0,4 %; в 2012 году она уже выросла до 2,3 %, а в конце 2015 года достигла 4 % (табл. 1). Доля КНР в накопленных ПИ в результате импорта капитала в 1995 году была равна 2,8 %, в 2012 году она выросла до 3,7 %, а в конце 2015 года достигла 4,9 %. Такие же тенденции характерны для Гонконга и Сингапура. При таких темпах роста экспорта и импорта капитала «Большой Китай» до конца текущего десятилетия может сравняться с Соединенными Штатами по объемам накопленного экспорта и импорта ПИ.
А европейские страны Китай по масштабам экспорта и импорта капитала в форме прямых инвестиций уже обогнал многократно. Вот для сравнения доли отдельных стран Европейского Союза в мировом накопленном экспорте ПИ (%): Великобритания – 3,0; Германия – 1,8; Франция – 1,8; Италия – 0,5. А вот доли этих же стран в мировом накопленном импорте ПИ (%): Великобритания – 2,9; Германия – 0,8; Франция – 0,6; Италия – 0,1.
Китай активно наращивает свое участие в международном обмене капиталом также в части операций с портфельными и прочими инвестициями. В табл. 2 представлена общая картина такого участия по всем видам инвестиций, для сравнения также представлены данные по США.
Как видно, Китай в международном обмене капитала выступает чистым донором. Китай по показателю чистых международных активов (активы минус обязательства) занимает второе место в мире после Японии (у нее на начало 2015 года чистые международные активы составили более 3,4 трлн долл.), вслед за Китаем идут (трлн долл.): Германия – 1,5; Гонконг – 1,1; Саудовская Аравия – 0,8; Швейцария – 0,8; Дания – 0,8; Тайвань – 0,7; Норвегия – 0,6.
Табл. 2. Международная инвестиционная позиция КНР и США на начало 2015 года (трлн долл.)
Источники: Государственная администрация по иностранной валюте Китая[6 - http://www.safe.gov.cn/wps/portal/english/Home]; Бюро экономического анализа министерства торговли США[7 - http://www.bea.gov/iTable/iTable.cfm?reqid=62&step=1#reqid=62&step=6&isuri=1&6210=5&6200=144].
Интересно посмотреть, как выглядит международная инвестиционная позиция «Большого Китая». У Гонконга она составляет, как мы выше отметили, плюс 1,1 трлн долл., а у Сингапура – плюс 0,3 трлн долл. Таким образом «Большой Китай» на начало 2015 года был чистым кредитором мировой экономики на сумму примерно 3 трлн долл. «Большой Китай» по величине чистых активов вплотную приблизился к Японии.
В то же время крупнейшим в мире чистым должником в международном обмене капитала выступают США. Как видно из табл. 2, на начало 2015 года их чистые обязательства составили 7,0 трлн долл., а согласно последним данным на середину 2016 года они выросли до 8 трлн долл., что составило 46 % ВВП США. На втором месте в мире по чистым инвестиционным обязательствам находится Испания (более 1 трлн долл.). В списке других крупных чистых инвестиционных должников находятся Австралия, Франция, Италия, Мексика, Великобритания.
Возвращаясь к КНР, следует отметить, что из общего объема зарубежных активов страны (6,4 трлн долл. на начало 2015 года) большая часть приходится на международные (золотовалютные) резервы – 3,9 трлн долл. (61 %). Еще примерно 1 трлн долл. – прямые инвестиции. На остальные инвестиции приходится около 1,5 трлн долл. (портфельные инвестиции, займы и кредиты). Таким образом, основным «донором» экономик других стран выступает Народный банк Китая, который накапливает валютные резервы. В первую очередь, он кредитует правительство США, приобретая американские казначейские бумаги.
До последнего времени такая раскладка инвестиционных позиций в мире более или менее устраивала ведущие страны, которые участвовали в международном обмене капитала. В первую очередь, Китай и США. Но вот неожиданно в течение последнего месяца появились некоторые признаки того, что status quo в такой раскладке будет нарушен. Толчком к серьезным изменениям в международной инвестиционной политике Китая и США стала победа на президентских выборах Дональда Трампа и ожидаемые развороты в общем курсе Америки на мировой арене.
Одним из непосредственных экономических последствий победы Трампа стал рост курса доллара США по отношению к другим валютам, в том числе юаню. Чем это можно объяснить? Трамп в ходе предвыборной кампании многократно обещал, что ключевая процентная ставка ФРС находится на неприемлемо низком уровне (0,25–0,50 %) и что он, придя в Белый дом, будет добиваться ее значительного повышения. Ближайшее заседание Комитета по операциям на открытом рынке ФРС с вопросом об изменении процентной ставки запланировано на 14 декабря 2016 г. Многие эксперты ожидают, что ФРС еще до инаугурации нового президента, поднимет ставку. Инвесторы со всего мира, не дожидаясь этого решения, уже начали двигаться в сторону Америки. Среди них – инвесторы из Китая.
Отток капитала из Китая в 2015 году составил около 1 трлн долл. Для сравнения: в 2014 году отток был равен 134 млрд долл. В чем дело? – «Фактор Трампа» тогда еще не действовал. Бегство капитала из Китая обусловлено рядом других причин. Например, ожиданием мощного обвала на фондовом рынке Китая (были две паники – в начале и конце лета 2015 года, но власти сумели их купировать). Еще более важным фактором оказалась развернувшаяся в прошлом году в стране кампания борьбы с коррупцией. В прошлом году, между прочим, резко увеличилось количество покупок дорогой, элитной недвижимости китайцами в США – Нью-Йорке, Майями, Сан-Франциско.
По оценкам Goldman Sachs, отток капитала за первые три квартала текущего года составил 550 млрд долл. (эксперты этого банка полагают, что официальные статистические данные Народного банка Китая по экспорту капитала сильно занижены). После победы Трампа темпы оттока капитала из Китая ускорились. Курс юаня по отношению к доллару США в 2015–2016 гг. снижался. Так, к началу декабря текущего года по сравнению с началом года юань «ослаб» по отношению к доллару на 6 %. Не за горами момент, когда 1 доллар будет стоить 8 юаней. В конце нынешнего года падение юаня ускорилось. Народный банк Китая смягчал падение юаня проведением валютных интервенций. Результатом этого стало таяние международных резервов Китая. В 2014 году они достигли рекордной величины почти в 4 трлн долл., а к концу текущего года они могут упасть ниже психологической планки в 3 трлн долл.
Китай не желает далее «жечь», накопленные в течение многих лет валютные резервы. А сохранение слабого юаня будет означать дальнейшее обескровливание китайской экономики в результате продолжающегося оттока капитала. Единственной альтернативой остается введение ограничений на трансграничное движение капитала для выравнивания баланса инвестиционных потоков. Пекин в ноябре объявил о введении ряда ограничений на экспорт капитала. Это звучит серьезным диссонансом на фоне прошлогодних обещаний Пекина продолжить курс на полную валютную либерализацию Китая (тогда эти обещания, по крайней мере, отчасти были продиктованы желанием добиться получения юанем официального статуса «резервной валюты»). Что же это за ограничения?
Они касаются следующих операций: 1) сверхбольших приобретений активов в размере 10 млрд долл. или выше в рамках одной сделки; 2) инвестиций в недвижимость государственными компаниями на сумму более 1 млрд долл.; 3) инвестиций в 1 млрд долл. и более со стороны любой китайской компании, если объект инвестиций не связан с ее основным видом деятельности. Раньше китайские экспортеры капитала (банки, компании) принимали решения по подобным зарубежным инвестициям самостоятельно, действуя в уведомительном режиме. Теперь планируется введение разрешительного режима: перечисленные выше сделки должны будут получить одобрение со стороны высшего органа экономического планирования Китая.
Планируется также установить контроль над «серыми» схемами вывода капиталов. Например, с помощью ставших популярными криптовалют, особенно bitcoin. Власти пытаются улучшить состояние платежного баланса страны также за счет регулирования некоторых видов текущих операций. В первую очередь, речь идет о планируемом запрете на импорт золота (по китайским данным, годовой импорт этого металла составлял в последнее время около 900 т).
Ограничения коснутся не только операций с иностранной валютой, но также с юанями. Народный банк Китая (НБК) уже издал указ, который ограничивает объем вывоза за пределы континентального Китая юаней физическими и юридическими лицами (для компаний определен лимит в 30 % от величины акционерного капитала). До этого основная часть юаней шла в Гонконг, где они конвертировались в доллары и другие иностранные валюты (после чего валютные средства оставались в банках и других институтах Гонконга или выводились в другие страны). НБК также выпустил ряд других нормативных документов, адресованных китайским банкам и призванных более тщательно контролировать выведение валюты за рубеж. В частности, банки должны «строго изучить вопрос использования юаней за рубежом», чтобы исключить вероятность фиктивных и нецелевых сделок. Банкам предписано ограничивать зарубежное финансирование в форме кредитов и займов, отдавая предпочтение инвестициям в форме участия в капитале. Поскольку кредитные сделки являются более удобным и распространенным «серым» способом выведения капитала за пределы Китая, НБК предписывает китайским коммерческим банкам более пристально контролировать такие операции, не допускать кредитов с нулевыми процентными ставками, о любых нарушениях условий кредитных договоров немедленно сообщать в НБК и т. д. Поставлена задача наведения порядка во внешней торговле, которая стала крупным «серым» каналом выведения валюты из Китая. В марте нынешнего года Дойче Банк обнародовал исследование по Китаю. Согласно ему в 2015 году банковские институты Китая зафиксировали перевод валюты за импортные товары на сумму 2,2 трлн долл., а таможенные службы страны зафиксировали получение импортных товаров на сумму 1,7 трлн долл. Вполне вероятно, что пол триллиона долларов – нелегальный вывод валюты из страны[8 - http://www.vestifinance.ru/articles/68122]. В список последних мер по валютному контролю также включены более жесткие лимиты для физических лиц по объемам обмена юаней на доллары США и другие иностранные валюты; для них также ужесточены нормы вывоза и перевода иностранной валюты за рубеж.
Никаких новаций в части, касающейся импорта капитала, Пекин пока не вводит. Впрочем, в сфере привлечения иностранного капитала Китай установил достаточно жесткие ограничения, и от них отказываться, судя по всему, не собирается.
Многие китайские и зарубежные эксперты согласны с тем, что Пекин выбрал правильный курс, оказавшись от догматов валютного либерализма. Так, бывший советник НБК Ю Ендин одобрил действия Пекина, считая отток капитала опасным, а валютные интервенции Народного банка Китая – бесполезными: «Лучше поздно, чем никогда. Политика повышения контроля за движением капитала и прекращения его оттока абсолютно верна». А вот мнение известного финансового эксперта, бывшего сотрудника МВФ, нынешнего профессора Корнеллского университета Эсвара Прасада: принимаемые руководством Китая решения свидетельствуют о том, что оно «предпочитает стабильность и контроль, а не либерализацию экономики и вызванную этим волатильность»[9 - https://www.vedomosti.ru/economics/articles/2016/12/01/667821-kitai-borotsya-ottokom-kapitala].
Китай оцифрованный
Январь 2017 г
Я уже писал о том, что в мире наблюдается процесс активной трансформации традиционной экономики в так называемую «цифровую экономику» (ЦЭ). Все чаще мировые СМИ и представители экспертного сообщества упоминают Китай как страну, где ЦЭ развивается высокими темпами и занимает все более важное место в жизни общества. В конце уходящего 2016 года ряд высокопоставленных китайских чиновников заявил, что Китай вышел на второе в мире место по уровню и масштабам развития ЦЭ. В частности, в ноябре в Китае состоялся «Форум по вопросам цифровой экономики» в рамках третьей Всемирной конференции по управлению Интернетом. Как заявил на форуме директор Государственной канцелярии по делам Интернет-информации Жэнь Сюйлинь, масштабы ЦЭ Китая в 2015 году достигли 18,6 трлн юаней. Это эквивалентно примерно 2,7 трлн долларов США, или почти 14 % ВВП Китая. Оценка достаточно условная, т. к. устоявшихся и надежных методик расчета величины сектора ЦЭ нет ни в Китае, ни в мире.
До сих пор нет даже внятного определения того, что такое ЦЭ. В самом узком смысле под ЦЭ понимается та часть экономики, которая занята разработкой и производством информационно-компьютерных технологий (ИКТ). Сегодня это большая часть того, что принято называть «хайтек», – компании высоких технологий. Конкретно к ИКТ относится разработка и тиражирование компьютерной техники (как «железа», так и программного обеспечения), мобильной связи, интернета, иных средств коммуникации.
В более широком смысле ЦЭ включает в себя также пользователей ИКТ. Это банки, торговые компании, страховые общества, промышленные, сельскохозяйственные и иные производственные фирмы. ИКТ обеспечивают прямое и быстрое взаимодействие между участниками различных рынков, причем в первую очередь компаний с конечными потребителями (покупателями) различных товаров и услуг. Эти «оцифрованные» связи выступают в форме электронной коммерции, электронного банкинга, электронных расчетов, интернет-рекламы, интернет-страхования, интернет-консалтинга, интернет-игр и т. п.
В еще более широком смысле ЦЭ включает (помимо всего вышеперечисленного) также внутрифирменное производство, которое обеспечено ИКТ. Имеется в виду прежде всего оснащение производства станками с программным обеспечением (ПО), а также внедрение компьютеров для совершенствования управления разными участками производства (корпоративное управление). Впрочем, сегодня на первое место выходит робототехника, которая позволяет делать некоторые звенья производства и управления полностью безлюдными.
Наконец, в максимально широком смысле ЦЭ включает в себя также «оцифрованное» государственное управление. Такой подход оправдывается тем, что в 21 веке радикальным образом меняется представление о государственном управлении. Раньше государство несло определенные обязанности перед обществом, эти обязанности оно выполняло в соответствии с полномочиями, которые определялись конституцией и иными законами. Сегодня государство постепенно переходит к «оказанию услуг» (в сфере здравоохранения, образования, культуры). При этом услуги постепенно становятся платными. Между государством и гражданами выстраиваются товарно-денежные отношения. В сферу этих отношений активно внедряются ИКТ. Кое-где такие «оцифрованные» отношения государство-общество получили название «электронного правительства» и «электронных услуг» государства.
Как бы там ни было, но целый ряд конкретных показателей действительно свидетельствуют о том, что Китай сегодня опережает большинство стран мира по «оцифровке» своей экономической жизни.
По данным одного из ведущих экспертов в области ЦЭ компании Boston Consulting Group (BCG), в 2014 году доля электронной коммерции (торговли через интернет-магазины) в общих оборотах розничной торговли Китая составила 8,4 %. Более высокие относительные показатели были зафиксированы лишь в Великобритании (11,4 %) и Германии (10,2 %). А у таких стран, как США и Япония, они были ниже (соответственно 6,8 и 6,2 %). Правда, другие элементы ЦЭ в Китае развиты меньше, чем в США и странах Европейского союза. Речь идет, в частности, об электронном банкинге, электронных расчетах и т. д. Как видно из табл. 3, на электронную коммерцию пришлось около 55 % всех оборотов на цифровом рынке Китая.
Табл. 3. Развитие цифрового рынка в Китае (млрд долл.)
Источник: «Россия онлайн. Догнать нельзя отстать». The Boston Consulting Group (2016)[10 - http://russiaonline.info/story/short-summary].
Компания BCG составила свой рейтинг развития ЦЭ в разных странах мира (всего 85 государств). Китай оказался на 35 месте[11 - http://russiaonline.info/story/short-summary]. Вроде бы позиция весьма скромная. Но, во?первых, можно усомниться в объективности рейтинга (подробно своей «кухни» BCG не раскрывает). Во-вторых, та же самая BCG признает, что Китай характеризуется высокой динамикой развития ЦЭ и почти наверняка будет повышать свое место в рейтинге. В-третьих, учитывая масштабы китайской экономики, можно утверждать, что в абсолютном выражении ЦЭ является одной из самых крупных в мире (китайцы утверждают, что второй после США).
Мощным локомотивом развития цифрового рынка Китая является быстрое распространение интернета по стране. По количеству пользователей интернета по отношению к общей численности населения Китай опережает даже некоторые развитые страны. Как видно из табл. 4, по крайней мере, каждый второй китаец сегодня имеет доступ к интернету и пользуется им.
Табл. 4. Развитие интернета в Китае
Источник: «Россия онлайн. Догнать нельзя отстать». The Boston Consulting Group (2016)[12 - http://russiaonline.info/story/short-summary].
Обращает на себя внимание то, что опережающими темпами растет число пользователей мобильным интернетом. Табл. 3 показывает, что в 2011–2014 гг. стоимостные обороты операций на цифровом рынке Китая с использованием фиксированного (стационарного) интернета выросли в 3 раза, а с использованием мобильного – в 7,2 раза. Эксперты предсказывают, что через несколько лет мобильный интернет в Китае превзойдет фиксированный как по числу пользователей, так и по стоимостным показателям операций.
Хотелось бы обратить внимание на то, что цифровые операции сегодня становятся важной частью не только внутреннего рынка Китая. Они начинают захватывать также внешнеэкономические отношения страны. В конце текущего года исследовательский институт корпорации Alibaba Group опубликовал «Доклад о развитии трансграничной электронной торговли Китая 2016». Отметим, что Alibaba Group (AG) на сегодняшний день является одной из ведущих компаний мира, специализирующихся на электронной коммерции (торговле). По многим показателям она сегодня оказывается даже первой в мире. В частности, корпорация стала пионером масштабного внедрения цифровых операций в сферу внешней торговли.
Вот некоторые цифры из упомянутого доклада. В 2015 году объем трансграничной электронной коммерции Китая составил 4,8 трлн юаней (около 740 млрд долл. США) и вырос на 28 % по сравнению с аналогичным периодом предыдущего года. Трансграничная электронная коммерция заняла 19,5 % от общей доли импортно-экспортной торговли Китая. Как предполагается, к концу 2020 года объем трансграничной электронной коммерции Китая достигнет 12 трлн юаней (1 трлн 818 млрд долл. США) и займет 37,6 % от общей доли импортно-экспортной торговли Китая. Между прочим, одним из приоритетных географических направлений трансграничной электронной торговли Китая является Российская Федерация. Пока в трансграничной электронной торговле преобладают оптовые сделки, осуществляемые компаниями малого и среднего бизнеса. Доля розницы, где покупателями являются физические лица, достаточно скромная. В 2015 году оборот трансграничной электронной розничной торговли Китая составил 75,0 млрд юаней (11,4 млрд долл. США) и вырос на 69 % по сравнению с 2014 годом. При этом объем импорта составил 24,8 млрд юаней (3,7 млрд долл. США), объем экспорта – 50,3 млрд юаней (около 7,7 млрд долл. США). Прирост за год (2015 г. против 2014 г.) розничного импорта составил 92 %, розничного экспорта – 60 %. По прогнозу, к концу 2020 года оборот трансграничной электронной розничной торговли Китая превысит 3,6 трлн юаней (546 млрд долл. США)[13 - http://russian.cri.cn/3069/2016/10/12/1s590613.htm]. Быстрое развитие розничной трансграничной торговли – явление новое не только в экономической жизни Китая, но и во всей мировой экономике. В Докладе предложена концепция создания платформы всемирной электронной торговли Electronic World Trade Platform (eWTP). Эта открытая и прозрачная площадка призвана содействовать развитию всемирной торговли, малого и среднего бизнеса, вовлечению в экономическую жизнь молодежи и снижению безработицы. Концепция была выдвинута корпорацией Alibaba Group, очевидно, что она хотела бы занять лидирующие позиции и определять правила работы на указанной площадке. Некоторые эксперты оценивают китайскую концепцию электронной торговли как удар по позициям транснациональных корпораций (ТНК). Другие полагают, что это лишь один из сюжетов постоянной конкуренции между различными ТНК на мировом рынке. Та же самая Alibaba Group – типичная транснациональная корпорация, которая стремится поставить под свой контроль мировую электронную торговлю. Впрочем, конкуренты уже успели прореагировать на инициативу Alibaba Group. На днях прошла информация о том, что власти США занесли указанную китайскую корпорацию в «черный список» компаний, работающих на «пиратских рынках». Когда-то Alibaba Group уже была в этом списке, но четыре года назад была из него исключена. Сейчас все возвращается на круги своя. Власти США заявляют, что через принадлежащую Alibaba Group онлайн-платформу Taobao проходит огромный объем контрафакта. Избранный президент США Дональд Трамп в ходе своей кампании обвинял китайские компании в нарушении прав интеллектуальной собственности, намекая на Alibaba Group с ее подделками, основанными на использовании чужих брендов и патентов. Президент Alibaba Group Майкл Эванс заявил, что расстроен таким решением. По его словам, пока непонятно, «было ли оно принято на основании фактов или же продиктовано политической обстановкой». Многие восприняли решение по Alibaba Group как первый выстрел в торговой войне между США и Китаем.
Есть еще один любопытный аспект ЦЭ Китая. Речь идет о том, что власти Китая хотят контролировать и использовать ЦЭ в своих экономических и политических целях. В настоящее время Пекин крайне озабочен тем, каким образом обеспечить темпы экономического роста страны на уровне не ниже 6,5–7 процентов в год. Одним из средств решения этой проблемы они рассматривают внесение серьезных корректив в методологию статистического учета макроэкономических показателей. Конкретно Пекин желает, чтобы статистические органы страны более полно учитывали ЦЭ в показателе ВВП. Такой учет позволит обеспечить существенный «бумажный» прирост экономики. Таким образом, власти рассчитывают создать видимость «динамичного» развития страны.
Другой момент связан с такой инициативой властей, как внедрение так называемой «Системы социального кредита». Она должна быть запущена по всей стране к 2020 году, а пока (с 2014 года) отрабатывается в порядке эксперимента в ряде регионов Китая. Речь идет о системе социальных рейтинговых оценок, которые должен получать каждый китайский гражданин. Государственно-партийное руководство страны планирует организовать мониторинг поведения китайцев в самых разных сферах жизни и наладить централизованный сбор, хранение и обработку исходной информации. За «хорошее поведение» граждане будут получать баллы, за «плохое поведение» баллы будут вычитать. Власти интересует поведение подданных в общественно-партийной жизни, по месту работы и по месту проживания, также поведение в семье, за границей и т. п. Большое внимание будет уделяться тому, как ведет себя китайский гражданин в сфере рыночных отношений, что он покупает, на что (кроме товаров) тратит деньги, насколько аккуратно выполняет свои обязательства по взятым кредитам и т. д. В зависимости от получаемых оценок гражданин будет иметь поощрения или, наоборот, наказания. В сентябре этого года правительство КНР опубликовало уточненный перечень санкций, которым будут подвергаться обладатели низких рейтингов: запрет на работу в госучреждениях; отказ в соцобеспечении; особо тщательный досмотр на таможне; запрет на занятие руководящих должностей в пищевой и фармацевтической промышленности; отказ в авиабилетах и спальном месте в ночных поездах; отказ в местах в люксовых гостиницах и ресторанах; запрет на обучение детей в дорогих частных школах.
На каждого гражданина будет заведено электронное досье. И значительная часть информации на эти досье будет поступать из сектора цифровой экономики. Правительство планирует интегрировать электронную базу данных «Системы социального кредита» (ССК) с цифровыми сетями китайской экономики. Создать Систему социального кредита правительству помогают 8 частных компаний, среди которых числится уже упоминавшаяся выше корпорация цифровой коммерции Alibaba. Через ее торговую площадку ежемесячно проходит около 400 млн клиентов в месяц. Alibaba использует собственную систему рейтинга Sesame Credit (SC). При этом принципы оценки и стимулирования клиентов в рамках системы Sesame Credit в целом совпадают с партийно-правительственными подходами в рамках ССК. В частности, высокий рейтинг SC позволяет клиентам арендовать автомобили и велосипеды без залога, попадать к врачу без очереди, получать кредиты под меньший процент и т. п.
Некоторые эксперты полагают, что в Китае в течение ближайшего десятилетия может быть создан единый государственно-корпоративный «электронный колпак», под которым окажется полтора миллиарда человек. И в построении такого «электронного колпака» Китай может даже опередить многие страны Запада.
Китайский треугольник: нефть – юань – золото
Сентябрь 2017 г
Хорошо известно, что важнейшей вехой в установлении гегемонии доллара США в мире стал массовый переход в торговле нефтью на эту валюту. Одновременно с ликвидацией золотодолларового стандарта в 70-е годы прошлого столетия происходило формирование валютного стандарта, базирующегося на нефтедолларе. Решающую роль в рождении такого стандарта сыграл тогдашний государственный секретарь США Генри Киссинджер, который провел серию переговоров с руководителями Саудовской Аравии и других стран-экспортеров нефти. Он убедил их перейти к продаже «черного золота» исключительно за доллары США, обещая взамен политическую и военную поддержку. При этом предлагалось получаемые нефтедоллары размещать в американских банках под приличный процент. Уже к концу 70-х гг. монополия доллара США как валюты цены и валюты расчетов на мировом рынке «черного золота» была безраздельной.
За четыре десятилетия мир сильно поменялся. Возникли серьезные риски для долларовой гегемонии в мире. Все большее количество стран заявляют о необходимости освобождаться от засилья американской валюты, которая из скромного инструмента платежей, расчетов и инвестирования превратилась в инструмент политического шантажа Вашингтона. Одно из приоритетных направлений дедолларизации – переход стран в международных расчетах на национальные валюты стран участниц торгово-экономических отношений. Представляется, что наибольшими возможностями в решении данной задачи располагают те страны, которые являются крупными экспортерами и крупными импортерами нефти.
В мире есть уже немало примеров успешной эмансипации от доллара США. Например, Иран, который традиционно является одним из крупнейших экспортеров «черного золота». В силу экономических санкций, организованных Вашингтоном, Тегеран был вынужден в торговле с другими странами переходить на бартерные схемы, а также иранский риал, национальные валюты стран-партнеров и монетарное золото[14 - https://www.fondsk.ru/news/2017/08/13/iranskiy-opyt-preodolenia-ekonomicheskih-sankciy?44486.html].
Другой пример – Китай. Его стремление перейти к использованию в международных расчетах национальной денежной единицы – юаня обусловлено не экономическими санкциями, а далеко идущими планами превращения в мирового экономического и финансового лидера. Подготовка к замещению доллара юанем идет уже давно и незаметно. Важной вехой в этом процессе стало получение юанем статуса резервной валюты, входящей в «корзину СДР». Решение об этом было принято Международным валютным фондом в декабре 2015 года; в силу оно вступило с 1 октября 2016 года. Доля юаня в упомянутой «корзине» – 11 процентов. Юань занял третье место после доллара США (40 %) и евро (31 %), опередив британский фунт стерлингов и японскую иену.
На середину 2015 года, согласно опросу, проведенному МВФ, доля юаня в золотовалютных резервах Центробанков составила менее 1,1 %, что меньше, чем доли австралийского и канадского долларов[15 - http://www.imf.org/external/np/pp/eng/2015/071615.pdf]. На момент получения юанем статуса резервной валюты он уже де-факто входил в состав официальных валютных резервов 38 из 130 Центробанков мира[16 - https://riss.ru/analitycs/35524/#_ftn4].
Получение юанем статуса резервной валюты – событие важное, но скорее символическое. Нет никаких прямых или косвенных признаков, что какие-то Центробанки бросились наращивать долю юаня в своих валютных резервах (точных данных нет, так как юань в статистике международных валютных резервов стран-членов МВФ включается в позицию «прочие валюты»). За 11 месяцев после вступления в силу решения МВФ позиции юаня в международных расчетах и международных резервах мало изменились, они остаются весьма скромными. По данным международной расчетной системы SWIFT, на середину текущего года доля юаня в международных расчетах составила 1,98 %. Это всего лишь шестое место после доллара США (40,47 %), евро (32,89 %), британского фунта стерлингов (7,29 %), японской иены (3,16 %), канадского доллара (2,04 %). В августе 2015 года китайская нацвалюта впервые поднималась на четвертое место по популярности для международных расчетов, опередив японскую иену и канадский доллар. «Проседание» позиций юаня в международных расчетах в последнее время отчасти можно объяснить ухудшением отношений между США и Китаем после прихода в Белый дом Трампа.
Тем не менее Пекин упорно борется за повышение доли юаня в международных расчетах со своими торгово-экономическими партнерами. На начало четвертого квартала прошлого года число стран-торговых партнеров Китая и Гонконга, которые не менее 10 % расчетов осуществляли в юанях, достигло 57. За два года число таких стран увеличилось на 7. В целом же число стран, использовавших в своих расчетах юань, год назад достигло 101[17 - https://blogs.wsj.com/cfo/2016/10/27/more-countries-using-yuan-for-trade-with-china-and-hong-kong/]. Почти исключительно юань используется в расчетах по операциям Китая с его партнерами. В расчетах между третьими странами юань практически не применяется, и в этом его качественное отличие как международной валюты от доллара США.
Одним из заметных шагов в деле превращения юаня в международную валюту стали следующие события, произошедшие в этом году на китайских биржах.
В начале сентября китайские СМИ сообщили, что в Китае начинается торговля фьючерсами на сырую нефть (производные финансовые инструменты, привязанные к нефти). Фьючерсные контракты на нефть будут обращаться на Шанхайской международной энергетической бирже, и торговля будет открыта для иностранных компаний. Торговля нефтяными фьючерсами была уже успешно проведена в тестовом режиме летом этого года.
Для того чтобы этот инструмент стал более привлекательным для клиентов, будет предоставлена возможность осуществлять расчеты по нему в золоте. А для этого накануне на двух китайских биржах (с апреля 2016 года в Шанхае и с июля 2017 года в Гонконге) стартовала торговля фьючерсами на золото, номинированными в юанях.
Эксперты оценивают указанные события как революционные. Через некоторое время они могут преобразовать не только китайскую, но и мировую экономику.
Во-первых, может начаться поэтапный демонтаж торговли «черным золотом», основанной на монопольном положении доллара США. Постепенно все большее количество контрактов на поставки нефти (не только фьючерсных, но и на условиях «спот») будет заключаться в юанях. Примеру Китая могут последовать другие крупные страны-экспортеры и импортеры «черного золота», можно ожидать появления контрактов в индийских рупиях, иранских риалах, российских рублях и т. п.
Во-вторых, предоставленная Китаем участникам сделок по нефти опция конвертировать выручку в золотые фьючерсы некоторые эксперты расценивают как гарантии обеспечения юаня золотом. И делаются далеко идущие прогнозы возможного возрождения золотого стандарта сначала в Китае, а потом и в некоторых других странах. Напомню, что в 1944 году на конференции в Бреттон-Вудсе был утвержден золотодолларовый стандарт, который предусматривал фиксированное содержание «желтого металла» в долларе США (35 долларов США за тройскую унцию золота). В китайской схеме юань просто обеспечивается золотом, которое можно приобрести на рынке. Это, как считают эксперты, модель нового «мягкого» золотого стандарта.
Справедливости ради следует признать, что торги нефтяными фьючерсами за национальную валюту первым начал не Китай. Идея продавать нефть за национальную валюту родилась в России четверть века назад. Еще в начале 90-х такие попытки были предприняты на Московской нефтяной бирже. Тогда они не увенчались успехом. И вот вторая попытка: 29 ноября прошлого года такая торговля за рубли была запущена на Санкт-Петербургской международной товарно-сырьевой бирже. В отличие от Китая Россия является экспортером, а не импортером «черного золота», на питерской бирже была задумана торговля экспортными фьючерсами, т. е. это площадка для иностранных покупателей. Предполагается, что на питерской бирже будет происходить ценообразование на нефть сорта Urals; участники сделок с российской нефтью смогут наконец освободиться от привязки к лондонской цене марки Brent.
Справедливости ради следует признать, что пока масштабных операций с рублевыми нефтяными фьючерсами замечено не было. Это и понятно, т. к. российская валюта характеризуется повышенной волатильностью. Ею могут играть спекулянты, но она не удобна для тех, кому нужна физическая нефть. Волатильность юная существенно ниже, чем рубля. К тому же юань подстраховывается золотом. В России золотого обеспечения нефтяных фьючерсов нет. В результате рубль пока остается лишь «транзитной» валютой, рублевая выручка будет конвертироваться в доллары, евро и другие более стабильные валюты. При этом следует учитывать, что доллары и другие иностранные валюты нужны российским экспортерам для покрытия своих валютных издержек, которые зачастую превышают рублевые издержки.
На сегодняшний день Китай – крупнейший в мире импортер «черного золота». Ведущие поставщики нефти в Китай – Россия, Венесуэла, Катар, Ангола, как полагают эксперты, без особых возражений согласятся перейти на получение китайской валюты за свой товар. Иран так уже сделал. Под вопросом остается Саудовская Аравия, крупный поставщик нефти в Китай, который находится под сильным влиянием Вашингтона. Китай, как сообщают некоторые источники, уже давно ведет секретные переговоры с Эр-Риядом по теме расчетов за нефть в юанях. Эксперты полагают, что Пекину удастся «дожать» Эр-Рияд в этом вопросе. Ожидается, что саудовские экспортеры будут конвертировать на первых порах часть своей выручки в «желтый металл».
