Тени под сакурой

Катарина Сверж

Тени под сакурой

Проклятие кицунэ

Века назад, в забытой богами деревушке, окружённой густыми лесами и болотами, жила девушка по имени Аканэ. Она была бедна, но невероятно красива – светлая кожа напоминала лунный свет, а глаза были глубокими, как ночное небо. Её красота всегда была темой для пересудов: мужчины из деревни желали её, женщины завидовали, а бедность делала очень уязвимой.

Однажды, в знойный летний день, судьба свела девушку с ним – Итару, сыном влиятельного лорда, который возвращался домой со своей свитой.

Итару и его люди ехали мимо деревни, когда услышали крики. Аканэ, набиравшая воду у реки, подверглась нападению каппы – болотного демона с изогнутыми когтями и пустыми глазами, в которых отражалась небывалая злость. Её крики срывались в отчаянии, но никто из деревенских не осмелился прийти ей на помощь.

Итару, увидев каппу, велел своим стражникам атаковать. После ожесточённой схватки монстра уничтожили. Мужчина соскочил с лошади, протянул Аканэ руку и поднял её на ноги. Глаза девушки наполнились слезами благодарности, и, несмотря на растрёпанный вид, она казалась ему почти божественной. «Тебе нечего бояться. Ты спасена,» – сказал он мягко, не замечая, как сердце красавицы начало принадлежать ему в этот миг.

Аканэ последовала за Итару в его поместье, оставив родную деревню и не глядя назад. Девушка была уверена: её спаситель – её судьба. Лордовский дом оказался великолепным: высокие стены, просторные залы и бесконечные сады. Но за всей этой роскошью скрывалась тьма.

Сперва Аканэ казалось, что она нашла свой рай. Итару обращался с ней мягко, словно с драгоценностью, но вскоре его интерес угас. Её красота перестала очаровывать, и девушка стала для него обузой. Однажды ночью он велел стражникам забрать её. «Скучная игрушка недостойна моего внимания,» – бросил он, отворачиваясь.

Эти слова стали началом её кошмара. Стражники, которым хозяин отдал приказ, превратили жизнь девушки в ад. Они издевались над ней, ломая её тело и душу. Они рвали на ней одежду и смеялись, оставляя кровавые следы на её коже. Аканэ молила о пощаде, звала его имя, но он даже не взглянул в её сторону. Она умерла в ту же ночь, оставленная на полу холодного подвала, где её кровь впиталась в камни.

Но растерзанное тело не похоронили. Его бросили в овраг за поместьем, где крысы и вороны попировали на останках, волосы спутались с грязью, а глаза выклевали птицы. Осталась лишь пустая оболочка, забытая всеми.

Прошло семь лет. Лорд Итару давно забыл о той девушке. Он женился на дочери богатого торговца, завёл двоих детей и продолжал вести безмятежную жизнь. Его поместье процветало, и даже слухи о странных смертях среди слуг его мало волновали.

Но однажды ночью, когда полнолуние было кровавым, в поместье пришла тьма. Стражник на воротах первым услышал странный шёпот, словно ветер произносил его имя. Потом его крик разорвал тишину. Когда другие нашли останки, то обнаружили, что его голова была оторвана от тела, а кости ног и рук вывернуты наружу, словно чьи-то когти разорвали их на части.

Стражники гибли один за другим. Одному вырвали сердце из грудной клетки – оно билось ещё несколько секунд в когтистой руке незримого врага. Другого нашли в темнице с кишками, развешанными по стенам, словно зловещие гирлянды. Третьего утащили в темноту, и его крики оборвались глухим хрустом – словно зубы перемалывали плоть.

Кто или что охотилось на них, никто не мог понять. Но слухи о кицунэ – мстительной лисице, вернувшейся с того света, – начали распространяться среди выживших. Оставшиеся слуги были в панике, и многие бежали, но смерть настигала их даже за пределами поместья.

Аканэ больше не была человеком. Она стала ёкаем, кицунэ, ведомой ненавистью и жаждой мести. Её семь хвостов сияли в свете луны, а её облик менялся – то прекрасная женщина с лицом фарфоровой маски, то хищная лисица с горящими глазами и пастью, из которой капала кровь. Её магия позволяла ей проникать в мысли своих жертв, подталкивая их к безумию и заставляя их видеть самые ужасные кошмары.

Она убивала всех, кто причинил ей боль. Тех, кто смеялся, наблюдая её страдания. Тех, кто закрывал глаза, когда она молила о помощи. Каждый из них встретил смерть, полную ужаса и боли: один стражник, ослеплённый иллюзиями, сам вырезал себе глаза; другой, загнанный в угол, услышал шёпот, убеждавший его, что все вокруг – демоны, и тот убил своих товарищей, прежде, чем кинжал вошёл в его собственное горло.

– Ты отдал меня на растерзание своим людям, – произнесла она, голос эхом разнёсся в ночи. – Я отдала тебе своё сердце и душу. А ты предал меня. Теперь ты познаешь ту боль, которую испытала я.

Наконец, настал черёд Итару. Однажды ночью он проснулся от странного звука – детский смех раздавался из сада. Его дети спали в своих комнатах, но он всё равно поспешил проверить. Среди деревьев он увидел женщину с большим бумажным зонтом. Она была воплощением красоты: идеальная фигура была прекрасна и до боли знакома, белая фарфоровая кожа блестела в лучах луны, прекрасные изгибы бёдер манили своими линиями. Она обернулась, и он узнал Аканэ. – Ты? Это не может быть… Ты мертва, – прохрипел он, отступая назад.

Итару закричал, но никто не пришёл на помощь – во всем поместье не осталось ни одной живой души, кроме лорда. Аканэ не пощадила и семью: его дети, его жена – все они погибли той ночью. Её магия создала для них иллюзии самых страшных кошмаров: его жена видела, как её кожу сдирали слой за слоем; дети кричали, когда невидимые когти разрывали их на части. Они умирали медленно, их кровь заливала мраморные полы поместья.

Последним умер Итару. Аканэ позволила ему увидеть, как сгорает поместье, как исчезает всё, что он любил. Её когти медленно вошли в его грудь, разрывая плоть, вырывая трепещущее сердце из тела. Он видел, как комок крови пульсировал в её руке, прежде, чем пальцы раздавили его, и жизнь лорда-предателя оборвалась.

Легенда о кицунэ из поместья Итару передавалась из поколения в поколение. Лисьи следы на пепелище, шёпот в ночи – всё это заставляло людей обходить это место стороной. Аканэ, та, что отдала своё сердце ради любви, превратилась в символ мщения, предупреждая всех: нельзя играть с сердцем того, кто искренне любит.

Теперь, когда ночь спускается на землю, иногда можно услышать её тихий смех среди деревьев. Это шёпот кицунэ, напоминающий, что расплата всегда найдёт виновных.

Ткань ночи

В горах, укрытых густыми туманами, стояла забытая деревня, покинутая десятки лет назад. Она была так глубоко спрятана среди лесов, что путники редко оказывались поблизости. Говорили, что причиной запустения стал не голод и не болезнь, а дух дома – Дзасики-вараси. Этот ёкай издавна считался добрым: он приносил богатство и удачу семьям, что заботились о нём. Но дух, оставшийся без хозяев, изменился.

С годами, в запертых стенах и гнилых балках, он одичал. Дзасики-вараси впитал тьму пустых комнат, одиночество и тоску. Теперь его цель была иной: он искал не тех, кто дарит ему дом, а тех, кого он сможет привязать к дому навсегда.

Юная сирота Акира оказалась в тех краях случайно. Гроза настигла её на узкой горной тропе, и среди леса она заметила очертания старого дома. Потоки дождя и темнота не оставили выбора – Акира толкнула рассохшуюся дверь и вошла.

Внутри было тихо. Слишком тихо. Дом не выглядел совсем заброшенным: в углу лежали куклы с выцветшими лентами, а по стенам тянулись узоры, словно кто-то пытался в отчаянии украсить треснувшую штукатурку. Акира прошла внутрь, сбрасывая мокрый плащ.

Она почувствовала это сразу – странное тепло, которое шло не от камина, а будто пронизывало сам воздух. Акира обернулась и вздрогнула: на татами сидела девочка лет десяти. Она была слишком бледной, словно её лицо высекли из мрамора, а на алом кимоно красовались увядшие цветы.

– Добро пожаловать, – сказала девочка. Её голос звучал мелодично, но каждая нота вызывала у Акиры мурашки.

– Кто ты такая? – спросила Акира, чувствуя, как её сердце ускоряет ритм.

– Я живу здесь. А теперь и ты будешь жить, – ответила девочка, улыбаясь очень широко.

Акира шагнула назад, и вдруг заметила на полу чёрные пятна, похожие на прожжённые следы. Узоры на стенах тоже изменились: издалека они казались цветами, но теперь она разглядела, что это были кривые силуэты людей.

– Это ты нарисовала? – тихо спросила Акира, боясь услышать ответ.

Девочка поднялась с татами. Её глаза сверкнули золотым светом, и внезапно она прошептала:

– Они остались. Они ведь очень хотели дом.

Словно по команде, стены начали двигаться. Пол дрожал, и из-под трещин стали появляться тонкие, как волосы, чёрные нити. Они ползли по комнате, как живые. Акира заметила, что нити тянутся к её ногам.

– Я одна так долго… – девочка сделала шаг вперёд. Её облик начал меняться: лицо треснуло, словно маска, обнажая пустоту, наполненную тонкими паучьими лапами. Её руки вытянулись, пальцы превратились в острые когти, а из-под кимоно вылезли длинные нити, похожие на щупальца.

Акира закричала, пытаясь вырваться из дома, но дверь за её спиной исчезла. На её месте была стена, покрытая рисунками. Эти рисунки двигались, словно внутри стены всё ещё жили чьи-то заточённые души.

– Ты мне нужна, – прошипела девочка, её голос звучал теперь не из её рта, а будто из всего дома.

Акира вспомнила амулет, который подарила ей бабушка до своей смерти. Он был спрятан в кармане. Трясущимися руками она вытащила его и начала шептать молитву. Амулет вспыхнул ярким светом, и на мгновение ёкай вскрикнула, отшатнувшись. Её тело зашипело, как обжигаемое пламенем.

– Ты думаешь, что можешь уйти? – прошептала она. В следующий миг стены дома начали сжиматься, словно сам дом пытался поглотить Акиру.

Амулет вспыхнул снова, и девушка бросилась к окну. Не оглядываясь, выбила деревяшки и разорвала бумажную ширму. Девушка с трудом выбралась наружу, хрипя от боли и страха. Но лес казался не менее жутким: туман сгущался, а в нём всё ещё слышался тихий смех.

Когда Акира добралась до деревни, старейшины встретили её с мрачными лицами.

– Ты видела. Она теперь связана с тобой. Дзасики-вараси потеряла свой дом, и теперь она хочет превратить тебя в свой якорь. Ты никогда не будешь одна… – пробормотал один из старейшин, – тебе надо уйти из нашей деревни, пока беда не пришла за тобой следом.

Акира побрела дальше, пока за много миль от старого дома не нашла маленькую деревушку, где её приняли на работу посудомойкой у важного господина. В этом месте никто не знал, что за ней следует по пятам разозлённый дух.

С тех пор каждую ночь Акира слышала шёпот за спиной. А однажды, проснувшись, она увидела, что её кимоно покрыто теми самыми узорами. И на её плече лежала чья-то худая, когтистая рука.

Звуки музыки

Лес Тангецу был проклят. Старики в деревнях говорили: если услышишь звук сямисэна среди деревьев – беги, не оглядываясь. Говорили, что в глубине чащи живёт прекрасная женщина с кожей, белой как лунный свет, и волосами, сплетёнными, как чёрный шёлк. Она поёт, играет на сямисэне и ждёт. Ждёт тех, кто решит, что красота может быть доброй.

Харума не верил в сказки. Он был ронином, наёмником, который не страшился даже демонов. Когда его наняли сопроводить караван через лес, он только хмыкнул. «Легенды – это просто истории, чтобы пугать детей». Так он думал. Так он смеялся. Пока не услышал музыку.

Звук был божественным. Струны звенели в ночи, их мелодия звала, тянула за собой. Харума остановился, всматриваясь в темноту. Караванщики, укрывшиеся в повозках, сжались от страха.

– Не ходи туда! – прошептал старик-проводник. – Это Дзёрогумо. Она играет, чтобы заманивать жертв. Ты не вернёшься.

Ронин лишь усмехнулся и пошёл вперёд, на звук. Вскоре деревья расступились, и он увидел её.

Женщина сидела у пруда. Её белоснежное кимоно сияло в лунном свете. Губы тронула нежная улыбка. Глаза – два чёрных бездонных колодца. Сямисэн в её руках пел о любви, одиночестве, вечности.

– Ты пришёл ко мне… – её голос был мягок, как шёлковая нить. Она приблизилась, и Харума почувствовал аромат вишнёвого цвета, тягучий и сладкий. Её пальцы коснулись его груди, обжигая, маня. Губы прошептали возле его уха:

– Останься. Будь моим.

Он встретился с её глазами… и увидел там движение. Шевеление. Вращающиеся, бесчисленные глаза под поверхностью человеческой маски. Он отпрянул. Она улыбнулась шире.

Когда Харума моргнул, мир изменился. Женщины не было. Сямисэн гнил у его ног. Вокруг стояли деревья, испещрённые трупами. Их рты были раскрыты в безмолвном крике, их тела – подвешены, оплетены толстыми чёрными нитями. Затем шевельнулась тьма.

Громадная тень выползла из глубины леса. Паукообразные лапы царапали землю, длинные нити тянулись к нему, скользя, извиваясь. В лунном свете блеснуло лицо женщины, но оно треснуло, словно маска, открывая многоглазую паучью морду.

– Ты не уйдёшь, – прошипело существо.

Харума выхватил катану, сталь мелькнула в воздухе, отражая призрачный свет луны. Взмахнул и резко ударил – но лишь разрезал воздух. Нити скользнули вокруг клинка, словно живые, вырывая оружие из рук. Липкая паутина обвила ноги, грудь, шею. Он рванулся, но её касания были везде. Огромные жвала погрузились Харуме в плечо, впрыскивая яд.

– Я была одинока так долго… – шёпот пронзил его сознание. – Теперь ты – часть меня.

Демон снова стал женщиной. Её губы почти касались его губ, ногти скользили по его коже, оставляя холодный след, а взгляд опутывал сильнее любых нитей.

Но Харума был воином. Он стиснул зубы, сжав скрытый в рукаве вакидзаси. Одним резким движением он ударил её в бок.

Женщина вскрикнула, и мир содрогнулся. Её кожа разорвалась, из-под неё вырвались скользкие чёрные лапы. Она зарычала и ничего человеческого не было в том рыке.

Харума сорвал паутину с рук, схватил катану. Последний удар – и голова Дзёрогумо откатилась в сторону. Тело содрогнулось, заливая всё вокруг тёмной, как смола, кровью. Но было поздно.

Когда на следующий день караванщики двинулись дальше, они нашли лишь катану Харумы, одиноко ржавеющюю в траве. На лезвии извивалась паутинка.

В ту ночь в лесу снова зазвенел сямисэн.

Новая песня.

Новый голос.

Клинок Проклятия

Её звали Рин. Легендарная самурайка, поклявшаяся служить своему даймё, защищая его землю и честь. Клинок её был быстрым, как молния, а удары – смертоносными. Однако успех и талант не принесли ей славы. Мужчины при дворе ненавидели девушку за то, что она затмила их. Шёпоты, полные зависти и злобы, росли с каждым днём, пока наконец её собственные братья по оружию не пошли на предательство.

В одну роковую ночь Рин обвинили в измене. Ложь и интриги оказались сильнее правды. Её заковали в цепи, словно зверя, и привели к господину. Тот, кого Рин считала своим покровителем, отвернулся в другую сторону, даже не взглянув в глаза. Её судили без доказательств, а на рассвете вывели на площадь, где толпа требовала крови.

Но завистники не дали ей быстрой смерти: волосы отрезали ржавым ножом, оставив рваные, кровоточащие пряди; клинок – душу её жизни – раскалили добела и заставили держать голыми руками, пока мясо не начало пузыриться и обугливаться, а затем разбили вдребезги. Они смеялись, когда её пальцы превращались в чёрные изуродованные обрубки, но худшее ждало её впереди. Тело девушки подверглось пыткам: кнуты, ножи, горящее железо, голодные крысы, что пожирали плоть живьём. Враги, иначе их уже нельзя было назвать, выжгли на её коже проклятия, чтобы дух не смог найти покой. Она умоляла о пощаде, но в ответ слышала лишь хохот тех, кого когда-то называла своими братьями.

Когда Рин бросили умирать в поле за пределами замка, ночное небо раскололось громом. Земля под ней вздрогнула, впитывая кровь, словно сам ад простирал к ней когтистые руки. Легенда гласит, что сам Эмма – бог подземного мира – услышал её последние проклятия: Рин проклинала своих палачей, их семьи, и весь род даймё, которому когда-то служила. Её душа отказалась покоиться с миром.

Прошло три дня. Когда стражники осмелились вернуться за её телом, то обнаружили лишь изуродованные, разбросанные по полю останки. Говорили, что в ту ночь лес был охвачен багровым сиянием, а луна окрасилась в кровавый цвет. Слухи ходили о тёмной фигуре, блуждающей среди деревьев, чьи пустые глазницы горели адским светом.

Рин больше не была человеком. Она стала ёкаем, демоном мести. Её волосы побелели, но струились, как паутина смерти. Её кожа потемнела, покрывшись древними проклятиями, её рога напоминали вывернутые костяные клинки, а губы навечно растянулись в оскале. Но страшнее всего был новый клинок: созданный из обломков старого, он жил, питаясь страхом и плотью. Каждый его удар не просто убивал – он разрывал душу, оставляя жертву в вечном агонизирующем кошмаре.

Сначала она охотилась на своих бывших товарищей. Они умирали ужасной смертью, их тела находили вспоротыми, органы извлечёнными, их лица искажёнными нечеловеческим ужасом. Один из них был найден с вырванными глазами, в которых всё ещё отражался образ его убийцы. Другого нашли привязанным к стене собственного дома, его кожа была содрана, обнажив сочащиеся кровью мышцы.

Месть не ограничилась только солдатами. Рин отправилась в замок даймё, ночью, пробравшись в покои, где он спал рядом со своей новой наложницей. Бывший господин проснулся от ледяного шёпота: «Помнишь ли ты меня?» и едва успел открыть рот, когда её клинок вонзился в его живот. Но смерть не пришла сразу. Она наблюдала, как его тело корчилось, как его кожа трескалась, покрываясь волдырями, как его рот наполнялся кровавой пеной. Он умер, слыша в бездне радостные крики всех тех, кого он предал.

Легенда о Рин стала кошмаром целых поколений. Её называли Белым Демоном. Говорили, что она появляется в ночь, когда небо затянуто чёрной мглой, а ветер приносит запах гниющей плоти. Её клинок по-прежнему ищет предателей. Каждый, кто осмелится произнести её имя с насмешкой, услышит в ночи за спиной шаги, такие тихие, словно дыхание мертвеца. Каждый, кто продаст честь ради золота, почувствует на своей коже ледяное прикосновение незримых пальцев. И в последнюю секунду, перед смертью, услышит шёпот, несущий ужас:

«Честь. Кровь. Возмездие. Ты следующий.»