скачать книгу бесплатно
– Но ведь пять процентов всех! Около пяти процентов имеют эту особенность, – воскликнул Журналист.
– Нет таких особенностей, – отрезал один из депутатов. – Это следствие пропаганды, разврата, утраты ценностей. В советское время не было никаких голубых.
– Да были! – крикнул Журналист.
– Н-не было, – твердо сказал один из депутатов.
– Последнее время, да что там! Уже длительное время эти ценности продвигаются, – посетовала Анна Петровна. – Пусть это не явная пропаганда, но она есть. Атака на христианство, на Россию продолжается. И даже выставление представителей меньшинств в хорошем свете, даже в нейтральном ключе – уже угроза. А как отражается гей-пропаганда на детях!
– Они хотят, чтобы все люди стали голубыми, – догадался Полковник.
– Не в этом дело, – удалось наконец-то вклинится Бобу. – Есть, конечно, какая-то пропаганда, но никого не интересует, кто и как с кем спит. Фрезеровщик в красных труселях! Этот никого не интересует. Рекламируется такой образ жизни, чтобы мужчины вели себя женоподобно. Ходили на различные процедуры, в парикмахерские, салоны, маникюр. Чтобы рубашечки покупали, духи и так далее. Пластическая хирургия. Много чего. То есть те услуги, которые еще лет тридцать назад потреблялись эксклюзивно женщинами, теперь потребляются и мужчинами. А уж меньшинства они или нет – это вопрос двадцать пятый. Это не гей-пропаганда, а пропаганда определенного образа жизни. Так что, всё, как всегда, из-за бизнеса, из-за бабок.
– Из-за бабок, из-за бабок, – услышал знакомую фразу Сенатор. – У американцев все только из-за бабок. Но Россия не сдается! И Госдеп, и меньшинства, и либерал-фашисты могут отправляться куда подальше, им ничего не светит.
– Боже, вот кретин, – вполголоса произнес Скептик. Ведущий объявил перерыв.
После передачи Боб направился перекусить, ему предстояло еще участие в вечернем шоу.
В кафешке сидел за одним столиком с Полковником, тот вне эфира утратил пафосную экспрессивность, был отстранен и меланхоличен, пил еле заваренный чай.
– Иван Федорович, – сказал Боб. – А вы знаете, что в Древнем Риме однополые связи были в порядке вещей. При этом империю построили, не самую худшую. И в Древней Греции это было обыденно, про Александра Македонского уже и не говорю, тоже исключительные завоевания.
– Надсмехаетесь? – грустно проговорил Полковник. – Подприкалываете? Ну не люблю я их! Не лежит душа. И потом, я же не кричу на всю Ивановскую, что не люблю педиков. Спросили – отвечаю. Толерантность… А если твой сын завтра придет и объявит тебе, что голубой, – Боб нахмурился. – Мужика приведет, скажет – мой жених. Ты это нормально встретишь? Даже не внешне, а внутренним чувством, нормально? Притворяться мы все мастера, это да. Но я зачастую и честный бываю. Вам смешно, вы смеетесь, а я может и искренний сторонник имперскости. Так и говорю. Честно. Да, я хочу жить в мощной военной державе, и чтобы остальные страны нас боялись. И это нормальное желание. Я помню девяносто четвертый год, когда войска из Германии выводили. И я плакал. И не я один.
– Далеко вы перескочили, Иван Федорович от геев к войскам в Германии.
– Я имею в виду, что говорю то, что думаю, безо всякого там. Многие ратуют за сильную страну, так, на самом деле, им насрать. А мне нет, не насрать! И я только аплодирую, когда мы кого-то бомбим или наоборот сбиваем. Я – за. А почему считается, что это как-то неправильно? Великая держава обязана проводить военные операции. А народ обязан эти операции поддерживать. А как? Если завтра наши танки пойдут на Киев, Варшаву, Берлин, это прекрасно! Я военный человек был. И я патриот, наверное. И честно говорю, что хочу, чтобы была мощь. Хочу жить в империи. Сильной, могучей, покорившей и покоряющей народы и пространства. Это нормальное желание. Вы посмеиваетесь, пальцами крутите тут, у виска. Вы – современные. А такие как я – прошлый век. Да, прошлый, и позапрошлый, и позапозапрошлый, и всегда. Сила, устрашение, мощь – это абсолютные вечные величины. Держава, империя – вечная ценность. Наши люди это чувствуют на уровне инстинктов. Когда человек в сорокаградусный мороз выбегает в уличный сортир, присаживается над окаменевшим дерьмом, его согревает ощущение того, что он принадлежит великой державе.
– У вас, я думаю, сортир не уличный, – сказал Боб. – И горячая вода круглый год.
– Да! Сейчас – да. Но были и сортиры, и бараки, и в палатках месяцами жили. А как же! И с такусенькой маленькой печуркой на громадное помещение и сто человек. Было. Морозы и жара была, пустыня была. Уж чего-чего, а мытарств в моей солдатской жизни хватало. Мы понимали – страна послала. Страна послала, значит, твой долг все претерпеть. Отсюда моя политическая позиция. Столько сил вложили в страну, не может она быть слабой, не имеет права.
Полковник захлопал себя по карманам, в одном из них нашел сигареты, извинился и ушел, Боб достал айфон, прочитал сообщение от Сергей Эндерс: «Смотрю ваши дебаты. Навеяло: «бывает, что мужчина двоеженец. А в гей-среде – двоежопец».
Боб сдержанно хохотнул, набрал вызов сына.
– Привет, Артур.
– Привет, пап.
– Где ты?
– В средней общеобразовательной.
– Понятно, понятно… Слушай, а ты не гей?
– Нет. А надо? Я – пас.
– Понятно. Бабушке позвони, ей приятно будет.
– Звоню регулярно.
– Ну, пока.
Потом Боб пил кофе с одним из депутатов, тот жаловался:
– Не знаю, что делать. Уже все придумано и предложено. Голову сломал, если честно, и советники молчат, помощники не помогают. Иной раз думаю, зачем нужна эта бюрократическая прокладка? Секретари, помощники депутата, советники – толку нет от них, а расплодились как крысы…. Приходится все самому. На износ! Не знаю, что делать. Чувствую в себе потенциал, работать готов! Могу любое министерство взять, могу любую область. Кроме Свердловской – там меня знают. В корпорацию могу. Надо лишь, чтоб назначили, а чтоб назначили надо, чтоб заметили. И приходится то на телевидение, то еще куда. Мне бы предложение громкое озвучить, но…. Флягин, сука, предложил ввести для папы титул отец Отечества. Титул, конечно, никто не введет, но Флягина заметили. Козлина! Конечно, с любым титулом…. Надо только взяться, и навести здесь конституционный бардак, а потом в этой мути выловить подходящий вариант. Кто-то пошумит, но через какое-то время все наладится.
– Только такие варианты? – спросил Боб. – Других нет?
– В смысле?.. Выборы?! Ты про это? Ху-ху-ху! Выборы, смена режима… Режим что? Способ, методика. Я как канцелярская фигура тебе говорю, что режим испокон веков один: я начальник, ты – дурак, и кнутом по прянику. В последнее время помягче, кнут в большей степени психологический. Любое современное государство основано на манипуляции, такое время. Ты же лучше меня это знаешь, как пропагандист на аутсорсинге, – депутат ехидно причмокнул. – Демократии нет, и не бывает! Только на Западе замена первого лица не влияет на работу аппарата, а у нас чиновничество – в широком смысле, включая военных, ментов и так далее – это государство в государстве. Почти секта. Государственный аппарат живет своей жизнью, постоянно реформируясь, перекидывая полномочия туда-сюда, процентов семьдесят деятельности аппарата направлены внутрь этого госаппарата, всё там происходит по болезни Паркинсона. И главный в аппарате….
…………
– …Предложи звание генералиссимуса ему присвоить, – посоветовал Боб. – Есть в этом, что-то такое. Знакомое.
Разумеется, общение объекта с различными лицами было обширней и субстантивней. Звучали планы и любопытные факты. Кроме того, нам доступны все сведения, хранящиеся в гаджетах, принадлежащих многим влиятельным людям. И можно было все это обнародовать, но, во-первых, так не интересно, а во-вторых, нет задачи сбора компромата. Это просто дневник наблюдений.
К тому же, был один итальянский философ с медицинской фамилией, так он сказал, что задача хорошего текста не сообщить что-либо, а заставить что-либо обдумать.
Тем временем Боб переписывался с супругой. «Наш сын не нарк и не гей», – написал он.
Ок, ответила жена. Потом еще смайлик прислала.
…………………
…перед вечерним эфиром уважаемые политологи подбухнули. Ожидали в гримерке.
– Я, короче, про доктрину Монро скажу, – застолбил Кротиков. – Я скажу!
– Ты будешь у-о-очень умно выглядеть!
– Моя тема тогда четвертый флот США, – сказал Боб, просматривая информацию в сети. – Только мало тут. Воссоздан в восьмом году, два универсальных десантных корабля, эскадра эсминцев.
– А я тогда обосру четвертый флот, – заявил улыбчивый Кобылкин, специалист по международным конфликтам, пришедший во внешнюю политику из «Битвы экстрасенсов». – Скажу надо наши подлодки направить, и пиндосы смоются сразу. И мы великая держава с самыми крутыми солдатами.
– По вам и не скажешь, что в Йельском университете стажировались, – заметил Журналист, Кобылкин пожал плечами, продолжая пыхтеть нечто воинственное.
– Если ты опять будешь базарить, что «Джонсон думает» или «Байден хочет», я сразу в лоб в прямом эфире крикну: «Откуда ты знаешь, чего он думает?», – говорил Скептик переминающемуся с ноги на ногу Еноту. – Глупо же выглядит. И вообще много тебя. Или ты на место ведущего прицелился?
– Я еще два года назад зрителем сидел в предпоследнем ряду. Хлопал и смеялся по команде. А теперь – политолог из телека, и даже в магазине узнают, спрашивают, что с ценами будет. Так что, карьера…
На передачу явился бесноватый партийный лидер в окружении своей ублюдочной этерии охранников-однопартийцев. Выспренне державшийся режиссер ток-шоу с тонкими губами и обаятельным кадыком призывал артистов к активности и агрессивности.
Почему-то ярыми пропагандистами у нас считаются ведущие шоу, и никто не вспоминает о режиссерах и сценаристах. И не вспоминают настоящих политтехнологов, купленных за изрядные деньги, которые и предложили прокладывать политический курс в атмосфере алармизма и неестественной ненависти. А настоящие политологи-аналитики сидят в потайном месте, получают информацию из пятисот источников, изучают, обсуждают, выдвигают два десятка вариантов развития той или иной ситуации. Если попадают – звездочка на погоны. Конечно, такие кадры в телестудии никогда не появятся, да и не надо зрителю сложных мыслей, вот кричит Дровосек, мол, мы щас всех завоюем, – обывателю нравится. А другого обывателя корежит. Значит, шоу вызывает реакцию, не оставляет равнодушным, значит, хорошая работа. Все хотят зарабатывать.
– Брошу я это дело, – не в первый раз говорил Журналист. – Сяду, книгу напишу.
– Надо говорить «присяду», – сказал Сенатор.
– Ну, вам виднее.
– А известно ли вам, господа курфюрсты и маркграфы, что на окраинах королевства свирепствует отвратительный прожиточный минимум? – кривлялся Кротиков. – Чернь недовольна,
– И что теперь? – подыграли ему. – Какие шаги предпримет королевская гавань?
– Что делать?
– Запретить сметану!
– Блестящая идея!
– Извините, опоздала, – появилась в помещении Анна Петровна. – О чем разговор?
– Будут запрещать сметану.
– Я люблю сметану, – обиженно сказала Анна Петровна.
– Любите запрещенную сметану, – предложили ей. – Как сыры и все прочее.
– Так сметана – не сыр, – сказала Анна Петровна.
– В этом еще надо разобраться! – нахмурился Сенатор.
В это время всех позвали в студию, Анна Петровна осталась сидеть, ее еще надо припудрить. Забежал Желтков, волосы дыбом, очки запотели.
– А вы что, Анна Петровна?
– Я продолжаю любить сметану.
– Да? Достойно…
Потом все собрались в студии, встали в круг, и…. Началась такая пошлость! Такое смотреть вредно для печени.
Лучше несколько слов из Сети про одного из действующих лиц.
Интернет-ссылка: Либералу Желткову приснился сон про разделение властей и независимый суд.Словно сидит он зале суда, на стене надпись «Независимый суд», под надписью за массивным столом заседает Особое совещание. Тройка: Понтий Пилат, Великий инквизитор Торквемада и судья Дредд в исполнении Сильвестра Сталлоне.
Заводят российского министра экономики. Тот грустно кандалами позвякивает, типа раскаялся, а сам глазенками туда-сюда зыркает, вроде как на что-то надеется.
-Буэнос – диас, – ласково произносит Великий инквизитор и добавляет глумливо. – Хотя какой он для тебя буэнос!
Понтий Пилат покивал согласно, мол, ни фига не буэнос.
– Как же так? – сокрушается Торквемада. – А как же это: «Я мзду не беру, мне за державу обидно»? А как же экономика?
– А я что? Меня подставили. Я как все, – мямлит министр.
– До каквсех мы тоже доберемся. Ну что, обвинения ясны. Какой приговор будем выносить? Предлагаю в расход.
– Это да, – говорит прокуратор Иудеи. – В расход, конечно. Но я умываю руки. Прошу данный факт занести в протокол.
А судья Дредд в исполнении Сильвестра Сталлоне взял министра за шиворот и потащил на площадь приговор в исполнение приводить. В дверях обернулся, подмигнул Желткову и говорит: «Айлбибек»
«Это ж не твои слова, это Шварценнегера», – только и успел подумать Желтков, как вдруг оказался на месте подсудимого.
– Желтков! Вам приговор понятен? – спрашивает Великий инквизитор
– Какой приговор?! А в чём, собственно… Я требую адвоката!! – закричал Желтков.
– Никак невозможно, – сказал Торвемада. – Они отменены. Вполне может быть, что адвокат с судьей вместе в институте учился, а у нас суд независимый. Ты же сам этого хотел.
– Мечтал, – вставил Пилат.
– Вот и дохотелся.
– Домечтался.
– Независимый суд ему подавай. Сам жулик проб ставить некуда, а всё туда же. Еще из телевизора врёт.
– П…дит! – поддерживал Понтий Пилат
– В расход?
– Я даже рук умывать не буду…
Тяжело дыша Желтков проснулся, подскочил на кровати. Рядом раскидав по подушке шикарные волосы, мирно спала красавица- жена. «Приснится же!», – подумал Желтков, а так как было уже утро, он начал собираться на работу в американское посольство.
У дверей посольства Желтков поднес к сканеру руку, куда был вшит электронный чип, и прошел внутрь. Американцы уже давно вшивают всем электронные чипы. Это помогает транснациональным корпорациям установить контроль за человечеством. Ну, по официальной версии. На самом-то деле напроизводили всякой электронной фигни, которую девать некуда, и давай её вшивать себе кто куда. Баловство одно.
Новый представитель Госдепа США представился как Джексон. «Ага, щас! Так я и поверил, – подумал Желтков. – Джексон он. Сам, поди, Джонсон какой-нибудь. Или Смит, прости, Господи».
– Господин Желтков, вы понимаете, что наша задача состоит в борьбе за свободу слова в России, – с умным видом говорит американец. – Поэтому мы предлагаем вам включиться в борьбу за возвращение в русский язык буквы «ять».
– Простите, – не понял Желтков.
Американец нарисовал на бумаге твердый знак и пояснил: «Й-ать».
– Это я понимаю, но не понимаю…
– На выборы пойдете как избирательный блок с таким названием. Это будет выглядеть так, – американец показал Желткову надпись «БлЪ». – Блок «ять».
– Да кто же проголосует?
– Все, кто против цензуры. Миллионы человек пишут в сети, тысячи пишут в газетах и книгах. И это «блъ» им необходимо. И вообще название броское, многим родное. Наши специалисты посчитали, что партия с таким названием получает порядка пятнадцати процентов голосов.
– Круто, ять!
