скачать книгу бесплатно
– Я ничего не понимаю, – Стелла поёжилась и натянула на голову платок, смазывая по волосам растаявшие снежинки.
Так лучше. Теперь это снова её подруга, художница, учительница – Стелла Кёрхельберг.
– Вам кто про Петю сказал?
– Никто нам ничего про Петю не говорил.
– А здесь вы что делаете?
– Приехали узнать, как Алик с Крези себя чувствуют.
– А что с ними?
– А с Петей что?
– Не знаю, врач говорит – отравление. Еле откачали.
– Вот, – Стелла развернулась к своему спутнику. – Скажи мне спасибо, что я тебе пить не давала. Не то, что эта твоя Крези! И Алика не контролировала, и сама накачалась. И ещё хватает совести меня критиковать. «Что ты его контролируешь?» – пропищала Стелла, копируя голос Крези. – Сейчас бы рядом с ними здесь лежал.
– А я что, я ничего, – промямлил Александр, поправляя на шее шарф.
– Так они тоже здесь?!
– Ну да. Мы их сюда вчера привезли. Мы же в одной машине уезжали. По дороге им обоим стало плохо. Алика обездвиженного ещё при тебе в машину загружали. Он уже тогда ноги еле волочил и языком не ворочал, мычал только. Ты же видела.
– Видела. Но он пьяный, как обычно. А с Крези что?
– Её в машине развезло, тошнить стало, живот прихватило так, что она чуть сознание не потеряла. Сказала – везти их сюда. Ей можно верить, просто так она бы не поехала. Раз сказала везти – значит, дело хреновое. Всё-таки она какой-никакой медицинский работник.
– Таааак, – протянула Лана. – А вы как себя чувствуете?
– Да нормально мы себя чувствуем, – Матроскин погладил подбородок. – Мы приехали узнать, как у них дела, и вот тебя встретили. Про Петю не знали ничего. Он вроде немного пил.
– А остальные? Что с ними? Вы что-нибудь знаете?
– Нет. Мы же первой машиной уехали.
– Ребят, надо всех обзвонить, узнать, как они себя чувствуют. Сань, обзвонишь?
– Как скажешь. Только к Алику зайдём. Пойдёшь с нами?
– Нет. К маме поеду, по Витальке соскучилась. Вы лучше мне позвоните потом.
– О'кей.
Глава четвёртая
Что внутри? Душа? Нечто нематериальное. Совокупность наших чувств, желаний, стремлений, порывов сердца, воли. Ощущение от соприкосновения с этим миром, с этой реальностью через то, что создаешь, что оставишь после себя. Будь то шедевр или новый человек.
– Мама! – белобрысый пацанчик в коротких белых штанишках и полосатой футболке с разбегу запрыгнул в подставленные руки. Лана подкинула малыша вверх, и тот разразился заливистым смехом.
– Что-то ты рано. Мы тебя к обеду ждали. – Валентина Мироновна, мать Ланы, несмотря на размененный пару лет назад шестой десяток, выглядела куда моложе своих сверстниц, из-за особой энергетики, которой заряжала всё вокруг. Возраст, отмеченный количеством лет, безусловно, определяет то, как мы смотрим на мир. И дело совсем не в физиологии. Не в уровне гормонов и не в снижении общей эффективности работы организма. Старость – в голове. Быть старым – особый паттерн поведения.
Лана опустила на пол малыша и расстегнула полушубок.
– Мам, у нас беда. Петя в больнице.
– Петя? А что с ним? – Обычно чересчур эмоциональная, на этот раз Валентина выглядела спокойной.
– Кажется, он отравился палёной водкой.
– Водкой? Странный способ экономить. Лучше бы вообще не пил.
– Разве он пьёт? Просто праздник, гости, в праздник все пьют. И не экономит он, водку Алик закупал.
– Нашли кому доверить. Сильно траванулся?
– Сильно. Еле откачали.
– Да ты что! – всё-таки встревожилась мать.
– Он в реанимации, меня к нему не пустили.
– А ты? Ты-то как?
– Я нормально, я пила шампанское. Ты же знаешь, я водку на дух не переношу.
– Слава богу!
– Мам, а подалок? – серые с синими кромками радужек глаза сверлили Лану пристально и нежно.
– Есть, есть подарок, сынок, но он дома. – Лана пригладила торчащий на затылке сына вихор. Мальчик недовольно тряхнул головой и тут же прижался щекой к ноге матери.
– Ты завтракала?
– Нет, не хочу. Если только кофе.
– Пойдём. Маришка как раз заварила.
В уютной кухоньке с широким окном над раковиной, за которым даже серый пейзаж кажется таким же уютно-домашним, пахнет огнём, морозом, луной во Льве и корицей. Всю эту смесь покрывает терпкий аромат кофе.
Маришка – такая же красивая, с огромными миндалевидными тёмно-серыми глазами, которые меняют цвет в зависимости от наряда. Сегодня она в голубой футболке и потому глаза кажутся синими. В поволоке длинных ресниц – невероятно красивая. Точная копия Ланы, только с чёрными, как у матери волосами, которые почти уравнивают её по возрасту с сестрой. Блондинки всегда выглядят моложе. Мариша отодвинула тарелку с недоеденным печеньем.
– Ужас какой! А вдруг он умрёт?
Надкушенное сердечко показалось нехорошим знаком. Лучше всё-таки доесть. Последнее время в отношениях с Максом наметилась трещина. Мариша потянулась за печеньем. В приметы она верила.
– Мне даже страшно о таком думать, – махнула рукой Лана, отгоняя пугающее предположение.
– Зато мамаша его уже суетится. – Мариша вгрызлась ровными белоснежными зубами в печенье и захрустела.
– Я в шоке! – Валентина пригладила идеально уложенные в причёску волосы. – Думать о наследстве, когда сын лежит в больнице. Мать!
При этих словах сидевший на коленях у Ланы малыш сильнее обхватил её за талию и клюнул носиком в вырез кофточки.
– А Андрей? Тот ещё фрукт! Мне он всегда не нравился. Я думаю, он завидует Пете. Зачем он наплёл про тебя свекрови, ты же ему вроде нравилась? Непонятно. – Мариша заглянула в пустую чашку, приподняла её и стала крутить, рассматривая осадок.
– Он приставал ко мне.
– Когда?
– Вчера. Я в ванную зашла, а он следом. Стал расспрашивать, как у меня с Петей. Знаю ли я, что он мне изменяет, и как я к этому отношусь.
– А разве Петя тебе изменяет? Я думала, после того раза он завязал со своей любовницей.
– Я тоже так думала, но недавно посмотрела его переписку в ватсапе, – Лана вздохнула, – похоже, он опять мне изменил, и опять с той же. Вообще не знаю, что дальше делать.
– А давай я тебе погадаю. – Мариша схватила чашку сестры и стала вращать её, рассматривая образовавшийся узор.
– Ну что там? – Лана потянулась к сестре, пытаясь заглянуть в чашку, но та увернулась и быстро отправила её в раковину.
– Ерунда.
В кармане завибрировал телефон.
«Опять он! Не сейчас, не сейчас», – застучало в висок, но звонок оказался от Стеллы, и Лана перевела на громкую связь.
– Ланка, – почти кричала Стелла, заглушаемая шумом ветряных завихрений, – плохо дело.
– Что? Ещё кто-нибудь отравился?
– Нет, с остальными всё в порядке, но вот… – Стелла замолчала, и в образовавшейся паузе было слышно её тяжёлое дыхание и голос мужчины, звучащий будто издалека. Слов не разобрать, но по интонации стало понятно, что Александр Матроскин очень встревожен. «Да ладно», – расслышала Лана в трубке тихие слова Стеллы, обращённые к мужчине и уже громче и быстрее: – Короче, отравились ребята не водкой.
– А чем?
– Пока непонятно, но у них в крови обнаружен таллий. И у Пети тоже. Ты что-нибудь знаешь про таллий?
– Это какой-то химический элемент, кажется.
– Ланка, это не просто химический элемент. Саня говорит, что это сильнейший яд. Им раньше крыс травили.
– Крыс? Но у нас нет крыс, – растерянно пролепетала Лана.
– В том-то и дело. Саня говорит, что таллий этот настолько опасен, что его применение уже давно запретили к использованию в других странах и возможно у нас тоже.
– Но откуда тогда он взялся?
– В том-то и вопрос! То, что в водке его не было – сто процентов. Мы с Саней тоже водку пили, и остальные. Мы обзвонили всех, и все живы-здоровы. Ладно, у меня всё, мы поехали. Пока. – Стелла отключилась.
Тихо, так тихо, что слышно дыхание каждого и мятущийся ветер за окном. Захотелось открыть форточку. Но не потому, что душно, а для того, чтобы заморозить все существующие в воздухе частицы, чтоб они остановились. И морозить их до тех пор, пока они наконец-то не задвигаются в обратном направлении, и не вернут всё на день назад, в то заснеженное утро, когда Петя с Серёгой ушли в лес на лыжах, а она варила пюре, а Стелла рисовала на окне ангела. «Есть иллюзия парения ангельского», «Скорее падения». Кира! Она всё предвидела. Или спроецировала?
В горле пересохло.
Лана опустила сынишку на пол, сняла с полки чистый бокал, потянулась к крану и замерла. На дне той чашки, которую Мариша поставила в раковину, кофейный осадок расчертили белые полоски в форме решётки.
Глава пятая
Конечно, ужасно получить пулю в лоб от человека, которому надо верить. Мир не должен быть таким жестоким. Но он такой.
В комнате темно, сумеречный свет из окна, рассеиваясь, оседает на пол и там умирает. Но включать свет совсем не хочется. Дом никогда ещё не был таким чужим и холодным. Хорошо, что она оставила сына у мамы. Правильно. Нельзя ребёнку в такой атмосфере, детские души намного чувствительней. Мать и ребёнок связаны пуповиной, пусть и невидимой, всю жизнь. Почувствовав её настроение, Виталик не стал капризничать, а послушно отправился спать, лишь чмокнув на прощание мать в щёку. Внутри, где-то за грудной клеткой защемило, но так лучше.
Лана открыла планшет и нажала на иконку с нотой. «Не стоит прогибаться под изменчивый мир…». Любимая Петина группа, и песню эту он очень любит. Не стоит прогибаться… Петя никогда не прогибался. И ей это нравилось, но тогда, накануне Сочельника, он пришёл поздно, вид был измученный, а она… Зачем она наехала на него? Приревновала? Или обиделась, что её планы не совпали с его планами? У него неприятности, на него давили, а тут она со своими намёками, со своей спаржей и клубникой.
Она почти не интересовалась его делами, да он и не любил ввязывать её в свои проблемы. Считал это слабостью. Только однажды она случайно подслушала его телефонный разговор и поняла – от него что-то требовали. Что-то про пост главы банка. Настаивали, но Петя никогда не прогибался.
«Пусть лучше он прогнётся под вас», – допел Макаревич. Но разве это правильно? Они с Петей однажды даже поспорили на эту тему.
– Иногда надо и прогнуться, хотя бы из уважения к человеку и стремления, чтоб обоим стало легче в общении. Ничего нет плохого в том, чтобы подстроиться под собеседника, настроиться на его волну.
– Ломать себя?! Да ни за что!
Тогда она обозвала его поленом… И не гибкой личностью… Человеком, для которого любое изменение – катастрофа, испытание и потеря себя.
– Что ты хочешь сказать? Кто я такой, чтоб под кого-то подстраиваться? Да? Ты это хотела сказать? – рассердился Петя, и минутный спор грозился перерасти в семейный скандал. – Ты меня совсем не уважаешь?
Лана поняла, что перегнула палку, и постаралась повернуть спор в другое русло:
– Я хотела только сказать, что мир – это целый мир, – она раскинула руки. – Так может, прогнувшись под него, мы обогатимся? Гибкость в общении, как, впрочем, и в сексе, очень нужна.
Он не услышал намёка.
– Кому надо, пусть тот и прогибается.
А может и услышал, но сделал вид, что не понял. Но ведь понял. Она всегда надевала эту чёрную сорочку, когда… Он знал когда… Это было условным знаком.
– Давай спать. У меня был сложный день.
Да. Они ссорились. Иногда. Не так, чтобы часто. И тогда поссорились, но утром всё забылось. И какое… какое дело Андрею до их отношений. Тогда она не поняла. А теперь, кажется, всё вырисовывается. Так вот зачем он тогда зашёл в ванную.
«Привет, мой котик! Я тоже очень, очень скучаю. Ничего нового. Выдержать ещё пару месяцев и легче будет. И тебя, наконец, увижу».
За дверью послышались шаги. Лана быстро отправила сообщение, но спрятать телефон не успела, дверь приоткрылась, и круглое лицо деверя втиснулось в щёлку.
– Ты чего здесь?
– Я… Я… – не нашлась что ответить Лана и быстро закинула телефон в карман висевшего на крючке халата. Незаметно не получилось, Андрей проводил жест близорукими глазками. Её торопливость выглядела подозрительно.
– Проверяешь Петькин телефон?