скачать книгу бесплатно
– Здравствуйте. Меня зовут Вячеслав.
– Привет, Вячеслав. – хором отозвались собравшиеся вместе с преподавателем.
– Встали в шахматном порядке. И… начинаем. – включая колонки, прокричала врач.
Заиграла медленная, успокаивающая музыка, не нашедшая резонанса в действиях женщины, энергично выпрыгнувшей из кресла в центр зала. Несколько минут длилась растяжка, затем альбом сменился на более ритмичный, быстро набравший темп, а упражнения перешли на бег, прыжки и приседания, неуклюже исполнявшиеся Вячеславом Владимировичем. Менялось и место тренировки: с середины зала к тренажёрам, стоявшим у настенных зеркал.
Урок лечебной физкультуры дался учёному с небольшой сложностью, происходившей из-за остаточных откликов головной боли. Но, списав всё на стресс и недоедание, ведь остальные в зале выглядели бодрее, мужчина продолжил занятие. После физических упражнений, временная протяжённость которых составила сорок минут, от начальной и до последней ноты, вышедшей из колонок, Вячеслав Владимирович перешёл к упражнениям духовным.
Интерн не подвёл и, как только физик вышел из зала, повёл его к следующему кабинету, снова во время передвижения спросив название занятия и получив правильный ответ – живопись, точно запомнившуюся госпитализированному. Помещение находилось в конце коридора, завершавшегося решётчатым окном.
Нецензурная лексика, вытекавшая из-за двери кабинета в коридор, замедлила Вячеслава Владимировича.
– Не смущайтесь, заходите. – интерн подтолкнул его к двери.
– Вы их не остановите? Вообще-то это административное правонарушение. – развернув к своему проводнику удивлённое лицо, из глубины отдающее испугом, воскликнул Вячеслав Владимирович.
– Нет. В кабинете есть специалист и эта его обязанность. Поэтому зайдите и выскажитесь об этом ему. – приобняв мужчину и открыв перед ним дверь, прошептал интерн.
Постучав по открытой двери, Вячеслав Владимирович, боязливо заглянул внутрь.
Трое худых мужчин стояли в центре комнаты, держась за банку с белой жидкостью. Из публицистических слов, часто высыпавшихся из их уст, можно выделить только «моё» и «отдай», иногда звучавших вместе, но чаще всего между ними стояла пара неприятных существительных или прилагательных. Как и в спортивном зале, в кабинете рядом с дверью стоял стол, на этот раз за которым расположился парень лет двадцати двух, увлечённо наблюдавший за неутихаемым спором.
То ли закрывшаяся дверь, то ли что-то иное втолкнуло Вячеслава Владимировича в кабинет.
– З…здравствуйте. – после шумного перебирания ногами, для установления устойчивой позиции, выпрямившись, пролепетал физик.
– Ага. Фамилия? – быстро спросил молодой человек, не ожидавший иных предметов отвлечения от спора, кроме его завершения.
– Конников.
– Новенький что ли?
– Да.
– Проходи, проходи. – отмахиваясь к краю кабинета, сквозь зубы прошипел молодой человек.
Дописав в тетрадь фамилию учёного, работник госпиталя продолжил с заинтересованным удовольствием наблюдение за спорщиками. Вячеслав Владимирович, прошедший несколько шагов к ближайшему мольберту, остановился, заметив за ним невысокого человека, посмотрел в цент кабинета и вернулся к столу.
– Извините, но это безобразие незаконно. – с лёгкой твёрдостью заявил физик.
– Что именно?
– Это. – показав на мужчин с баночкой, возмущённо объяснил Вячеслав Владимирович. – Вы должны остановить их.
– И что же в этом незаконного? – сдвинув взгляд со спорящих, но не перенеся его на учёного, спросил молодой человек.
– Нецензурные выражения в общественном месте – административное правонарушение.
– Извините, если вас это задело. Конечно, я сейчас же их остановлю. – бросив глаза на Вячеслава Владимировича, приложив руку к ключицам, пересластил парень.
Встав с обезображенным недовольством лицом, и подойдя к спорщикам, он шепнул что-то, и те сразу же стихли и ушли к холстам, после чего тот возвратился к человеку с сильной гражданской ответственностью. А банка осталась на центральном столе.
– Если никто не против, то я это возьму. – оглядываясь, сказал Вячеслав Владимирович, подходя к стекляшке раздора.
– Вам это не понадобится. Вы новенький и не знакомы с нашими правилами. Мы всегда рисуем с натуры: с одногруппников или предметов. И по традиции, новенького мы рисуем обнаженным. – расслабив все лицевые мышцы, не моргая, объявил сотрудник госпиталя.
– Простите… но я отказываюсь. – не понимая правильно ли он расслышал вопрос, оторопев, возразил Вячеслав Владимирович.
– Как вы можете быть таким стеснительным эгоистом. Здесь мы ничего не скрываем друг от друга, ведь наши физические оболочки отличаются скудным набором параметров и составлены из одинаковых частей. Жизнь, которую душа художника вкладывает в картину – вот индивидуальность, и каждый пришедший должен доказать свою открытость искусству. Чтобы открыть разум для изменений, надо забыть всё стесняющее вашу душу, раскрыть перед всеми её часть. Сложные рельефы человеческого тела развивают навыки живописи, а она развивает мозг. Неужели из-за своих комплексов вы отберёте у нас возможность совершенствования, а сами, не сможете раздеть скованную сущность.
– Это не мой эгоизм…
– Тогда просим на постамент. – парень показал на белый квадрат.
Ошеломлённый внезапным заявлением, Вячеслав Владимирович смотрел в блестящие глаза юноши, прикрытые образовавшимися складками нижнего века, подмигивающими в правый угол. Проследовав за ними, учёный заметил только что бушевавшую троицу, хищно и злобно посматривающую в его сторону.
Представляя последствия отказа, Вячеслав Владимирович исполнил традицию. Стараясь не смотреть на собравшихся, в числе которых была одна женщина, стоя на тумбе, с самого начала он чувствовал чей-то неотрывный взгляд из конца комнаты, выделявшийся своей обособленностью от расположения точек начала других. Собравшись мельком взглянуть на этого наблюдателя, Вячеслав Владимирович, увидев кем тот был, продолжил смотреть только в угол комнаты. Пётр Семёнович сосредоточенно всматривался в ноги бывшего преподавателя и, не поднимаясь выше, переносил взгляд только на холст и нижние конечности учёного.
Через час Вячеслав Владимирович смог ощутить прохладу, коснувшейся его кожи одежды. Улыбаясь, около выхода, его встретил, как услышал мужчина, учитель изобразительного искусства.
– Вот видите, а вы стеснялись. – сказал он громко, обнимая Вячеслава Владимировича. И шёпотом добавил. – Никогда не смей указывать мне, что делать.
Отбросив от себя опустошённого мужчину, учитель продолжил оценивать картины госпитализированных, которые, выходя, складывали их у стены.
Вышедшего из кабинета, под перешёптывания и усмешки художников, Вячеслава Владимировича, поймал интерн и хотел потащить его на следующее занятие, но тот остановился.
– Подожди. Я хочу поговорить кое с кем. – стягивая его ладонь со своего запястья, всматриваясь в толпу одногруппников, попросил Вячеслав Владимирович.
– У тебя пара минут.
К счастью, Пётр Семёнович вышел одним из первых. Выудив его из потока людей, Вячеслав Владимирович подтянул старика к себе.
– О, привет. – улыбнувшись произнёс тот.
– Виделись только что.
– Я тороплюсь на следующее занятие. Ты что-то хотел? – встав за дверью, так чтобы она служила перегородкой от шумной толпы, спросил Пётр Семёнович.
– Ты же понимаешь, что я в подобном заведении первый раз и не знаю ещё всех ваших обычаев, но мне кажется, что эта традиция даже здесь выглядит странно. – возмущённо сорвался Вячеслав Владимирович.
– А у нас и нет никакой традиции.
– Ты же там был. Не слышал? Тот парень… учитель сказал, что у вас всех новичков рисуют раздетыми. – с испуганным непониманием дёргая глазами по всем возможным направлениям, повторил Вячеслав Владимирович.
– О, я его никогда не слушаю. Что-то говорит, говорит, а к рисунку это никакого дела и не имеет.
– То есть и тебя так рисовали?
– Нет. До тебя никто себе такого не позволял. Вообще, каждый день дежурный убирает класс и выбирает тему или предмет. А я не подозревал, что ты такой раскрепощенный. Если у тебя ещё есть вопросы, задашь их перед обедом. – кивая и отходя от Вячеслава Владимировича, предложил старик.
Переходя с шага на бег и обратно, Пётр Семёнович начал удаляться от кабинета живописи.
– Ты правда сказал этому придурку остановить тех троих?.. Позировать голым. Серьёзно? – сдерживая смехом, и оперевшись о стену, надрываясь произнёс интерн.
– Да. Как главенствующее над ними лицо, он должен был следить за порядком. А вы должны соблюдать субординацию. – пальцем ткнув в интерна, заявил Вячеслав Владимирович.
– Не учитесь на собственных ошибках. Я тоже лицо главенствующее… Может быть меня оскорбляет ваше поведение, и как мне это исправить? – попытавшись пощекотать Вячеслава Владимировича, заметил интерн.
– А с этим вы прогадали. Я щекотки не боюсь. И это не ошибка, а правило.
– Некоторым правилом лучше не следовать, для собственной же безопасности. Пример часа назад – не указывать человеку, что ему делать. – выпрямившись, интерн повернул Вячеслава Владимировича вглубь коридоров, где, в обстреливающей дискуссии, они дошли до следующего занятия.
На этот раз получив неправильный ответ – психолог, интерн поправил учёного – живая музыка. Предупреждённый, о продолжительности занятия, длиной в пятьдесят минут, Вячеслав Владимирович зашёл в тихий зал. Более широкая, чем кабинет изобразительного творчества, но менее длинная, чем спортивный зал, комната отличалась пропорциональной квадратной формой, рёбра и углы которой были скруглены. С правой от двери стены с окнами стояло пианино, и та же часть стены была облицована тонкими гранитными плитками, но несмотря на это в помещение было тепло. С центра и к противоположной стене, занятой акустическим поролоном, как и две боковые, были расставлены стулья.
Представившись медсестре и одногруппникам, Вячеслав Владимирович занял стул в первом ряду – только там места были свободны. За следующую пару минут пришли ещё три человека. Последней вошла Лизавета, опустившись на стул, она подняла крышку пианино, и занятие началось. Отыгрывая мелодию за мелодией, что удивило Вячеслава Владимировича, ведь нот перед девушкой не было, музицирование безостановочно продолжалось от начала и до конца занятия, пока за столом медсестры не прозвенел будильник. В то время как все с блаженным видом расходились, Лизавета осталась доигрывать последнее произведение, и Вячеслав Владимирович дослушал его до конца. Закончив, девушка развернулась, и, увидев единственного слушателя, смущённо улыбнувшись, вышла из кабинета.
– Мужчина! Выходите. – вытягивая гласные, крикнула медсестра, слух которой был перенасыщен количеством поступавшей в него классической музыки.
Не удостоив её удовольствия ещё громче и повелительней выразить своё недовольство, Вячеслав Владимирович быстро удалился из кабинета.
– Последние, к психологу?
– Нет. Сначала обед, потом на «психологическую помощь». И попроси соседей, чтобы рассказали распорядок дня. – посоветовал интерн, разворачиваясь к коридору, ведущему в столовую.
– Я его уже знаю.
– Так даже лучше. Сам сможешь дойти до комнаты?
– Не думаю. – догоняя набиравшего шаг интерна, туго вдыхая, опроверг Вячеслав Владимирович.
– Пора бы уже запомнить. Вам же разрешают ходить по зданию, дак прочитай хотя бы план эвакуации.
– Если поможете его найти.
Через пару поворотов подойдя к столовой, путь от которой до комнаты Вячеслав Владимирович смутно, но запомнил, они сели за стол друг напротив друга, ожидая обеда.
– Я приду за тобой перед последним занятием. – усевшись в удобном положении, насколько позволяла твёрдая деревянная скамья, предупредил интерн.
– А что там за трощены в стенах? – Вячеслав Владимирович показал в коридор.
– Всякие бывают пациенты. Сам подумай, если вы «небуйная», то есть и то, чему противопоставляют.
– Их кто-то царапал?
– Может быть царапал, может быть, пытался удержаться, пока его тащили в камеру, может быть следствие промаха во время драки. Причин много. Возможна любая. – размашисто жестикулируя, объяснил интерн.
Получив ответ на интересовавший Вячеслава Владимировича всё время нахождения в отдалённых коридорах вопрос, оставшиеся до обеда минуты мужчина хотел просидеть молча.
– Это, конечно, нескромно с моей стороны и прошу извинить меня за несоблюдение субординации и правил приличия, но могу задать вам довольно некорректный с моей стороны вопрос? – потакая принципам физика, спросил интерн.
– Конечно. – чувствуя влияние на переосмысление, как ему казалась, поведения мужчины, отозвался Вячеслав Владимирович.
– Что ты чувствовал, когда обрек себя на нахождение здесь, даже на три года? Это всё же большой срок.
– Разочарование… досада из-за недопонимания. – подставив кулак к носу, вдумчиво ответил Вячеслав Владимирович, хотя многие посчитали бы этот вопрос ироничным издевательством.
– Хотел бы ты, чтобы человек, который тебя не понял, испытал то же, что придётся пережить тебе?
– Скорее ни она не поняла меня, а я был непонятным. И это, – Вячеслав Владимирович, поворачивая головой, через рассмотрение столовой, показал, что говорит о госпитале, – следствие моей опрометчивости.
– Если что-то происходит, то с участием не только одного человека. И искать виновного только в одном неразумно, если бы обе стороны смогли найти компромисс, последствия были бы выгодны всем.
– Но иногда одна из сторон не знает контекста событий и делает ложные выводы.
– Как жаль, что умы небездарных людей стараются подравнять в подобных местах.
– И много подобных примеров ты знаешь? – Вячеслав Владимирович придвинулся к интерну.
– Много. Но услышанное тобой предназначалось для моего внутреннего рассуждения, так что постарайся забыть это на ближайшие три года.
– За всю жизнь умственной работы, мой мозг торжествует от такого долгого расслабления. Не беспокойся, твои слова ушли в небытие, как… время, остававшееся до обеда. – посмотрев на часы, завершил сравнение Вячеслав Владимирович.
– У вас продолжается отдых, а сейчас и одна из самых приятных его частей, а мне пара начать работу. – опёршись на две руки, поставленные локтями вверх на стол, сказал интерн.
Оба встали и направились к пункту выдачи. На взятом у окна подносе интерн смог разместить шесть тарелок горячего, когда неопытный Вячеслав Владимирович взгромоздил на свой первое, второе, если считать без аперитива, начиная с супа, и хлеб с чаем. Одновременно закончив сервировку подноса, оба отошли от окошка. Выждав подходящее время, чтобы успеть к тому моменту, как мужчина начнёт заворачивать к столу, интерн попрощался:
– Не забудь, у тебя ещё одна процедура.
И, обогнав Вячеслава Владимировича, вышел из столовой, а учёный, остановившись у горизонтальной поверхности, выложил тарелки с подноса, после чего сел. За время употребления первого блюда, в столовую прибыло в несколько раз человек больше, чем к завтраку, среди которых физик рассмотрел несколько одногруппников. Первым из соседей по «Небуйной», к огорчению Вячеслава Владимировича, вернулся Коля.
– Фу, опять бергамот. Который месяц им травлюсь. – расположившись напротив сокомнатника, брезгливо заявил мужчина и тут же, набросился на еду, не ответив на приветствие Вячеслава Владимировича.
А к середине второго блюда физика «небуйная» сидела в полном составе. Рассказами о первых занятиях, по приказу Клавдия, доев, Вячеслав Владимирович начал развлекать обедающих. Эмоции соседей абсолютно не отличались от тех, которые они высказали во время рассказа о прошлом мужчины. И не изменённым утренним составом вернулись в комнату, когда (с 14 до 16) часы отводились для сна, что и сделал Вячеслав Владимирович, заснув днём первый раз в своей жизни после получения частичной дееспособности.
Необычайно скучное, а к концу даже раздражительное сновидение посетило учёного: то кто-то невидимый пытался с ним заговорить, то тряс мужчину за плечи, иногда слышался и не один голос. Устав от непонятных наваждений, Вячеслав Владимирович решил сбежать от них в мир реальный, из-за чего и проснулся, чувствуя себя хуже, чем после прочтения всех лекций, которые можно уместить в один день.
– Мы уже подумали, что ты впал в кому. – улыбаясь белоснежными зубами, сказал стоявший возле кровати интерн, и более серьёзно добавил. – Я же просил не забывать о занятии. Одевайся.
– Уже опаздываю? – отходя ото сна, растирая глаза, пробурчал Вячеслав Владимирович.
– Если пролежишь так ещё три минуты, то да.
Учёный скинул с себя одеяло, под которым находилось укутанное в одежду для постояльцев госпиталя его тело. И через полминуты, потраченные на заправленные кровати, пара вышла из наполовину опустевшей комнаты.
– Парадокс людей, чем больше спишь, тем сильнее хочется спать, когда проснёшься. – высказался интерн об уставшем виде учёного, сворачивая с известного коридора третьего этажа в новый.
– В этом я с вам полностью согласен. Что в этой методике полезного? Здесь же все взрослые люди?
