скачать книгу бесплатно
– Судя по анализу обызвествления кости шестой конечности, жертве было двенадцать лет, – вставил Борис, который так и норовил показать себя перед Милой.
– Дебби Гордон училась в престижном интернате. Едва ли ее кровная сестра была ее соученицей, так как среди школьниц никто больше не пропал.
– Ну, значит, они познакомились не в школе, – снова встрял Борис.
Мила кивнула:
– Дебби поступила в интернат восемь месяцев назад. Вероятно, она очень скучала по дому, и ей было непросто подружиться с кем-либо. Поэтому, скорее всего, с кровной сестрой они встретились в иной обстановке.
– Хорошо бы вам осмотреть ее комнату в интернате, – сказал Рош. – Вдруг что-то всплывет?
– Я бы хотела еще поговорить с родителями Дебби, если можно.
– Конечно, делайте то, что считаете нужным.
Старший инспектор хотел что-то еще добавить, но раздался стук в дверь. Три поспешных удара. И тут же в комнате возник невысокий человек в белом халате, хотя никто не приглашал его войти. У него были слегка раскосые глаза, волосы ежиком.
– А-а, Чан, – протянул Рош.
Это был судмедэксперт, работавший по обсуждаемому делу. Мила вскоре узнала, что никакой он не азиат, но в силу странного генетического витка ему достались эти физические черты. Звали его Леонард Вросс, но все в группе называли его не иначе как Чан.
Коротышка остался стоять рядом с Рошем. В руках он держал папку, которую тут же открыл, хотя все, что там написано, он выучил наизусть. Но видимо, эти листки придавали ему уверенности.
– Послушайте, пожалуйста, заключение доктора Чана, – сказал старший инспектор. – Даже если кому-то из вас отдельные детали покажутся непонятными.
Мила была больше чем уверена, что намек относится к ней.
Чан нацепил очки, достав их из кармана халата, и откашлялся.
– Состояние останков, несмотря на пребывание в земле, следует считать идеальным.
Это подтверждало гипотезу, согласно которой временной разрыв между захоронением и его обнаружением был совсем невелик. Далее патологоанатом углубился в подробности исследования и, когда дошел до причины смертей, заявил без обиняков:
– Он их убил, отрубив им руки.
Раны могут сообщить врачу о многом, – это Мила хорошо знала. Когда судмедэксперт повернул к ним открытую папку, показав увеличенную фотографию рук, Мила отметила красноватый обод вокруг среза и расколотую кость. Проникновение крови в ткани – первый признак того, смертельна рана или нет. Если удар топора или ножа был нанесен по трупу, то кровь просто стекает вниз из разорванных сосудов, не задевая окружающих тканей. Если же рубили по живому телу, то давление в артериях и капиллярах не ослабевает, потому что сердце продолжает качать кровь, наполняющую поврежденную ткань в отчаянной попытке рубцевания. У девочек этот спасительный механизм прекратил работать только после того, как им отрубили руки.
Чан продолжил:
– Раны нанесены в середине плечевого бицепса. Расщепления кости нет, срез чистый. Должно быть, пользовались высокоточной пилой. По краям раны мы не обнаружили следа железных опилок. Ровный обрез кровеносных сосудов и сухожилий позволяет предположить, что ампутация проведена с поистине хирургическим мастерством. Смерть наступила от потери крови. – Помолчав, он добавил: – Кошмарная смерть.
Услышав эту фразу, Мила чуть было не опустила глаза в знак скорби, но, заметив, что больше никто этого не сделал, удержалась.
– Я думаю, он убивал их сразу, – продолжал Чан, – без колебаний, так как не считал нужным сохранять им жизнь дольше положенного. Способ убийства одинаковый у всех жертв. Кроме одной…
Слова немного повисели в воздухе, а потом окатили присутствующих ледяным душем.
– То есть? – спросил Горан.
Чан поправил очки, сползшие на кончик носа, и вперил взгляд в криминолога:
– Одной пришлось еще тяжелее.
В комнате воцарилась мертвая тишина.
– В результате токсикологического исследования в крови и тканях обнаружен адский коктейль лекарств. А именно: антиаритмический препарат дизопирамид, ингибиторы АПФ, бета-блокатор атенолол…
– Сократил сердечный ритм и одновременно уменьшил давление, – сразу догадался Горан.
– Зачем? – спросил Стерн, который, наоборот, ничего не понял.
Губы Чана искривила горькая усмешка.
– Он искусственно замедлил кровопотерю, чтобы смерть была долгой. Не иначе хотел насладиться зрелищем.
– Какая девочка? – уточнил Рош, хотя все и так знали ответ.
– Шестая.
Мила, хоть и не была специалистом по серийным убийствам, поняла, что произошло. Судмедэксперт фактически заявил о том, что убийца изменил свой modus operandi, то есть образ действий. А это значит, он обрел уверенность в себе. Он начинает новую игру, и она ему нравится.
– Он изменил манеру, потому что доволен результатом. Дела у него идут все лучше, – заключил Горан. – Он, что называется, вошел во вкус.
Милу посетило знакомое ощущение. Что-то вроде щекотки в основании шеи, которую она чувствовала всякий раз, когда приближалась к разгадке очередной пропажи. Странное, необъяснимое чувство – оно как будто приоткрывало завесу над непостижимой истиной. Обычно оно длилось дольше, но сейчас исчезло, прежде чем она успела его ухватить. Видимо, его прогнала фраза Чана:
– И еще одно… – Патологоанатом обращался напрямую к Миле. Хотя они еще не познакомились и она была единственным посторонним человеком в этой комнате, но его наверняка уже ввели в курс дела. – Там ждут родители пропавших девочек.
Из окна участка дорожной полиции, затерянного среди гор, Александру Берману открылся вид на автостоянку. Его машина стояла в самом конце пятого ряда. Отсюда кажется, что очень далеко.
Солнце уже поднялось и сверкало на хромированных деталях. После ночной грозы трудно было даже представить себе такую благодать. Как будто уже наступила весна и совсем потеплело. В открытое окно просачивался слабый ветерок, навевающий умиротворение. Настроение, как ни странно, улучшилось.
Когда его на рассвете остановили на КПП для проверки, он не растерялся, не ударился в панику. Правда, беспокоила неприятная влажность между ног.
С водительского сиденья ему были отлично видны полицейские возле служебной машины. Один держал портмоне с его документами и, просматривая их, диктовал другому данные, которые тот сообщал кому-то по рации.
«Сейчас подойдут и заставят открыть багажник», – думал он.
Полицейский, что остановил его, держался вполне вежливо. Спросил про ливень и посочувствовал: мол, не завидует, что ему пришлось всю ночь тащиться в такое ненастье.
– Вы нездешний, – заключил он, взглянув на номерные знаки.
– Да, – подтвердил он, – нездешний.
На том разговор и иссяк. На мгновение ему захотелось рассказать все, но он тут же передумал. Еще не время. Затем полицейский отошел к своему напарнику. Александр Берман еще не знал, что будет дальше, но он немного расслабил руки, судорожно сжимавшие руль. Кровоток восстановился, и ладони вновь обрели нормальный цвет.
А сам он снова погрузился в мысли о своих бабочках.
Такие хрупкие, совсем не сознающие своего очарования. А он ради них остановил время, и открыл им этот секрет. Другие ограничивались комплиментами их красоте, но он остерегался этого. В сущности, его обвинить не в чем.
Когда он увидел, как полицейский снова направляется к нему, напряжение, отпустившее ненадолго, вернулось. Что-то уж очень долго, мелькнула мысль. Агент приближался, уперев одну руку в бок на уровне ремня. Жест известный: готовится выхватить пистолет. Подойдя совсем близко, тот неожиданно произнес:
– Вам придется проехать в участок, господин Берман. Среди документов нет свидетельства о регистрации.
«Странно, – подумал он, – я уверен, что положил его в бумажник». Но потом понял: его забрал человек в маске, когда он был без сознания. И вот он сидит в маленьком зале ожидания и наслаждается незаслуженным теплом ветерка. Его привели сюда, после того как реквизировали машину. Привели, не зная, что административное взыскание – наименьшая из его забот. Полицейские удалились в кабинет принимать решение, которое для него не имело никакого значения. Он поразмыслил об этой странности: надо же, как меняются приоритеты для человека, которому нечего терять. Более всего ему сейчас хочется как можно дольше ощущать ласковое прикосновение ветерка.
Однако он не сводил глаз со стоянки и сновавших туда-сюда полицейских. Машина все еще стоит там, у всех на виду. С его тайной, запертой в багажнике. И никто ничего не замечает.
Размышляя о странности своего положения, он вдруг заметил группу полицейских, возвращавшихся после полуденного кофе-брейка. Трое мужчин и две женщины в форме. Один, должно быть, рассказывал анекдот, сильно жестикулируя. Когда он закончил, остальные захохотали. Александр не слышал ни слова, но смеялись все так заразительно, что он невольно улыбнулся. Но улыбка тут же сползла с лица, когда группа проходила мимо его машины. Один из них, самый высокий, вдруг остановился, пропустив остальных вперед. Не иначе что-то заметил.
Александр Берман увидел характерную гримасу у него на лице.
Запах. Наверняка уловил запах.
Не сказав ничего коллегам, полицейский стал озираться. Он нюхал воздух, словно ища воздушную струю, заставившую его насторожиться. И, уловив, повернулся к стоявшей рядом машине. Затем сделал несколько шагов по направлению к ней и застыл перед закрытым багажником.
Александр Берман, наблюдая эту сцену, облегченно вздохнул. Он был благодарен. Благодарен за совпадение, приведшее полицейского к другой машине, за легкий ветер, полученный в дар, и за то, что не ему придется открывать проклятый багажник.
Но ласковый ветер стих. Александр Берман поднялся со стула и вытащил из кармана мобильный телефон.
Пришло время звонить.
6
Дебби. Анника. Сабина. Мелисса. Каролина.
Мила мысленно повторяла эти имена, наблюдая через стекло за членами семей пяти опознанных жертв, которые собрались в морге Института судебной медицины, помещавшегося в готическом здании с большими окнами в окружении голых деревьев парка.
«Не хватает двоих, – сверлила мозг навязчивая мысль, – родителей той, которую мы так и не опознали».
Надо окрестить жуткий обрубок руки номер шесть. Руки, что принадлежала девочке, которую Альберт истязал с особенной жестокостью, напоив коктейлем из лекарств, чтобы мучительно замедлить ее смерть.
«Хотел насладиться зрелищем».
Ей пришло на ум последнее раскрытое дело, по завершении которого она вызволила Пабло и Элису из дома учителя музыки. «Нет, ты спасла троих человек», – сказал ей сержант Морешу, имея в виду найденную запись в ежедневнике учителя. То имя…
Присцилла.
Ее шеф прав: девочке повезло. Мила отметила жуткую связь между нею и шестью жертвами.
Присциллу тоже выбрал ее палач, и только волею случая она не стала жертвой. Где она теперь? Как протекает ее жизнь? Чувствует ли в тайниках души, что ей удалось избежать подобного ужаса?
Мила спасла ее в тот самый момент, когда переступила порог дома учителя музыки. Но девочка никогда об этом не узнает и не сможет оценить того, что получила в дар вторую жизнь.
Присцилла, как Дебби, Анника, Сабина, Мелисса, Каролина, была обречена, но избежала их участи.
Присцилла, как девочка номер шесть, была обезличенной жертвой. Но у нее, по крайней мере, есть имя.
Чан утверждает, что установление личности – вопрос времени: рано или поздно они выяснят имя шестой девочки. Но Мила не ждала многого от этого открытия, а мысль, которая исчезла, едва появившись, мешала ей рассматривать любые другие варианты.
Впрочем, сейчас сознание должно быть ясным, как никогда. «Настал мой черед», – подумала она, глядя через стекло, отделявшее ее от родителей девочек, у которых было имя. Она созерцала этот человеческий аквариум, безмолвные движения убитых горем людей. Сейчас ей надо будет выйти и поговорить с отцом и матерью Дебби Гордон и предъявить им останки их душевных мук.
Коридор морга длинный и темный, в подвальном этаже здания. Туда спускаешься по лестнице либо в тесном лифте, хотя он обычно не работает. По обе стороны от потолка – узкие окна, почти не пропускающие света. Стены, облицованные белым кафелем, не отражают его, как, видимо, и задумал облицовщик. В результате здесь темно даже днем и неоновые трубки на потолке всегда горят, наполняя призрачную тишину своим назойливым жужжанием.
«Может ли быть место хуже, если тебе предстоит узнать о гибели своего ребенка?» – размышляла Мила, продолжая наблюдать за бедными родителями. В утешение там стоят несколько безликих пластиковых стульев и стол со старыми глянцевыми журналами.
Дебби. Анника. Сабина. Мелисса. Каролина.
– Взгляни туда, – сказал Горан Гавила у нее за спиной. – Что видишь?
Сначала унизил ее при всех. А теперь еще и обращается на «ты»?
Одно долгое мгновение Мила продолжала наблюдать.
– Вижу их страдания.
– Вглядись получше. Там не только это.
– Вижу мертвых девочек. Хотя их там нет. Их лица – это лица их родителей. Поэтому жертвы мне видны.
– А я вижу пять семейных очагов. Из разных слоев общества. С разными доходами и разным уровнем жизни. Эти супруги по разным причинам завели только одного ребенка. Вижу женщин, которым хорошо за сорок, едва ли они питают надежду вновь забеременеть. Вот что я вижу. – Горан шагнул вперед и смерил ее взглядом. – Это они подлинные жертвы. Он их изучил, выбрал. Одна-единственная дочь. Он хотел лишить их всякой надежды на то, чтобы снять траур и попробовать забыть о потере. Им до конца дней предстоит помнить о ране, которую он нанес. Он умножил их боль, отняв у них будущее. Лишил их возможности оставить память о себе и преодолеть собственную смерть. Он этим питается. Это награда за его садизм, источник его наслаждения.
Мила отвела взгляд. Криминалист прав: существует симметрия зла, причиненного этим людям.
– Рисунок, – подтвердил Горан, уточняя ее мысль.
Мила вновь подумала о девочке номер шесть. По ней пока что никто не плачет. Она имеет право на эти слезы, как и все остальные. Страдания выполняют определенную задачу. Восстанавливают связь между живыми и мертвыми. Это язык, заменяющий слова или меняющий условия задачи. Именно этим заняты родители по ту сторону стекла. Тщательно и мучительно восстанавливают обрывки существования, которого больше нет. Наслаивают друг на друга хрупкие воспоминания, накрепко связывают белые нити прошлого с черными нитями настоящего.
Мила собралась с силами и шагнула через порог. И тут же все взгляды родителей безмолвно обратились на нее.
Она направилась к матери Дебби Гордон, сидевшей рядом с мужем, который положил ей голову на плечо. Звук шагов Милы зловеще отдавался в зале, когда она проходила мимо остальных родителей.
– Господин и госпожа Гордон, позвольте с вами поговорить.
Мила указала им на соседнюю комнату, где стояли кофемашина, автомат с закусками, потертый диван у стены, стол и стулья из голубого пластика и мусорная корзина, полная пластиковых стаканчиков.
Мила усадила супругов Гордон на диван и придвинула себе стул. Села, положив ногу на ногу, и снова почувствовала боль в бедре. Болит уже не так сильно, понемногу заживает.
Она перевела дух, прежде чем начать опознание. Заговорила о следствии, не добавляя ничего к тому, что им было уже известно. Важно не выбить их из колеи, перед тем как она начнет задавать интересующие ее вопросы.
Супруги ни на миг не отводили от нее глаз, как будто она могла каким-то образом избавить их от этого кошмара. Выглядят оба благообразно, пожалуй, даже изысканно. Оба адвокаты. Из тех, что берут почасовую оплату. Мила представила их в безупречном доме, в кругу избранных друзей – короче, при полном благополучии. Разумеется, у них есть возможность пристроить единственную дочь в престижную частную школу. Ну еще бы, муж и жена – акулы в своей профессии. Люди, прекрасно знающие, как выйти из критической ситуации, привыкшие вонзать клыки в противника и не реагировать на ответные удары. И вот теперь они оказались совершенно не подготовленными к обрушившейся на них трагедии.
Вкратце изложив дело, Мила перешла к выводам:
– Господа Гордон, скажите, с кем из сверстниц дружила Дебби, помимо интерната?
Супруги переглянулись, как будто спрашивая друг друга о причинах подобного вопроса и не находя их.
– Мы не знаем, – отозвался отец.
