скачать книгу бесплатно
Сибирские Светлые Маги (Василий и Настя – Любовь и Смерть)
Ия Карповская
Предыстория «Сибирских Светлых Магов», начиная с «Хамелеона» и «Шефа и Девушки». Первая часть о том, как Энрике попал в Российскую Империю и столкнулся с дикой травлей местного населения лишь потому, что он язычник, носит меч «Отмщение», который никто тут отродясь не видел, ну и коготь на шее. Его считают отродьем Ада, но не все… Энрике – Гвелд Кельтский встречает здесь настоящую любовь, но его планы пытается нарушить барин. Книга содержит нецензурную брань.
Сибирские Светлые Маги (Василий и Настя – Любовь и Смерть)
Ия Карповская
© Ия Карповская, 2022
ISBN 978-5-0056-0162-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
СИБИРСКИЕ СВЕТЛЫЕ МАГИ – ХРОНИКИ БРАТСКА:
(ПРЕДИСТОРИЯ)
«ВАСИЛИЙ И АНАСТАСИЯ: ИСТОРИЯ ЛЮБВИ И СМЕРТИ».
18+
КНИГА ТРЕТЬЯ
ПРОЛОГ. ОТ АВТОРА
Олег кричал многое, но не клял. Он слетел с тормозов, долго так вопил, – пока, наконец, не рухнул на бетон, и зарыдал, – горько, тяжело. Маг действительно НИЧЕГО не мог сделать. Уже несколько лет тошно находиться среди быдла, которое ни о чем больше, – кроме себя и стройки, думать не хотело. Знал: по приезду девицы на стройке абсолютно ничего не умели делать, – их хоть проволоку научили вязать. Все наивно верят в Светлое будущее… которого на самом деле нет. Ни у кого здесь, – на Ангаре, – только у Гвелда есть смысл терпеть. Плакать, рыдать, мечтать, целоваться с душой погибшей невесты в палатке, а потом выслушивать грязные вопросы любопытных: «Аренский, ты напился? Или как? Мда, плохо тебе без женщин»… Вот за такое не раз Олежа месил морду многим. Кому какое дело, что в палатке творится?! Больно много любопытства к его персоне с длинными волосами. Даже бантики подкидывали и звали грязно.
Станислав принялся трясти товарища за плечо, стараясь привести в чувство. Наконец, Энрике немного успокоился и повернулся на бок, опершись на руку. Сдвинул брови, серьезно посмотрел в глаза Светлому. А тот не унимался:
«Гвелд, что же тебя держит здесь? Ради чего сюда приехал»? – во второй раз спросил парень и помог другу встать на ноги.
«Я ради любви сюда приехал. Не больше и не меньше». – Еле выжал из себя тот. Запрокинув голову.
«Да? Попросила возлюбленная? Которая живет в другом городе»?
И начал Архимаг свой рассказ, плача от собственного бессилия:
«Нет. Все очень сложно. Моя невеста была простой крестьянкой, умерла в самом начале девятнадцатого века. Я хочу вновь ее встретить. В двадцать первом веке, – в Братске, на Ангаре, на Братской ГЭС, в дыму и в Аду, в мире бетонных домов… Где будет вечная война Добра и Зла… Где… – Он вновь прокашлялся. – Но неизвестно, в каком году. Мне сделали предсказание. Не могу жить без моей Анастасии! Вот почему я здесь. Да, сейчас я выгляжу не так, как раньше, – в русских народных одеждах, – вместо них печать боли на лике и синяя рубашка»…
Стас глаза вытаращил:
«Вот это да! Теперь это… теперь ясно, почему все девушки на стройке уродливы для тебя. Влюблен, уже двести лет почти! Это как надо любить, чтобы все бросить и рвануть сюда!? А погибшая, самоубийца, красива»?
Кадык шевельнулся на горле Архимага. Тяжело вспоминать. Слишком тяжело.
«Не то слово… Мы до одури любили друг— друга. Но крепостное право не дало нам быть счастливыми. Девушка покончила с собой, ночью. На озере, где мы и познакомились – она купалась, а я оказался рядом, спас. Тонула девица. И я ее испортил. Обесчестил потом, спустя некоторое время. Понимаешь? – Улыбка поползла по устам. – Она даже беременела от меня. Только дети не выжили».
«О! Ах… А вот что будешь делать, если не узнает внешне, или не вернется? Или сам не узнаешь»?
Энрике вновь улыбнулся:
«Я узнаю ее. За миг. Тело будет идентично, – проще говоря, сохранит прежний облик».
Рассказ взбудоражил строителя.
«Вот это любовь! Мужчина бросает все, едет в непролазную глушь, – на стройку, ради личного счастья, вырванного насильно! Я знаю, во времена крепостного права девушку могли отдать, продать, убить, подарить, содержать как животное и насиловать, когда захочется! Дикость! Понимаю, брат, – девушку, может, купили, а она в петлю, или в омут… Страшно это все».
«Что случилось, уже не исправить. Меня утешает лишь факт воссоединения. Долина после стройки БРАЗА наполнится ядом, и мы будем вместе… Не в Раю расцветет наша любовь, а в Аду. Так было сказано ведьмой. Строителям будет лихо при этом».
«Ты это уже говорил, брат Светлый. Любовь, пережившая века – это здорово! Кстати, а если у той, возрожденной, окажется парень? Несвободна она, и все? Вот встретитесь, а тут такое»?
Олег одновременно и серьезно, и с усмешкой поглядел на Станислава.
…В этом исходном варианте, в начале книги, – указана лишь краткая версия любви Василия и Анастасии, – она же Тиль в новом Воплощении в двадцать первом веке. Неизвестно также, как на самом деле жил Архимаг среди простых крестьян, как попал в Россию, что побудило приехать… В тексте ниже будет для читателя пояснение в развернутом варианте, что творилось в те времена, кто такая Анастасия, как она жила, что чувствовала. Как и Василий—Энрике.
Ниже дана рукопись расширенного варианта событий, где указаны ответы на все вопросы читателя, НИЧЕГО НЕ ОТБРАСЫВАЯ. Начну по порядку рассказывать, как дальше жил Гвелд в простой крестьянской семье, как любил и потерял любимую… с предыдущего текста, который написан несколько лет назад. Здесь – продолжение истории до самого конца. Повторять текст из второй книги про знакомство Энрике и его настоящей любви в прошлом не имеет смысла.
Автор
«БАРИН И АНАСТАСИЯ. ОТРОК С КОГТЕМ НА ШЕЕ».
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГУБЕРНИЯ,
РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ,
ГДЕ—ТО ТАМ…
– 1 —
…Василий—Энрике прекрасно понимал, ЧЕМ чревато его обнаружение Инквизицией, – как Архимага, в такой глуши. Непонятно также, что бы сделали в Штабе, – за такое отшельничество. Ведь он – основатель! Мало кто знал: кельт два века жил в Китае, и имелись СЕРЬЕЗНЫЕ основания оттуда бежать. Не собирался новичок особо рассказывать о своей боли, которая мучила душу и сердце. Да и Высшей Инстанции Магов не до чего было в тот век: готовились рыть бункер на случай войны. Гвелд там не нужен. Сами разберутся.
Для родителей невесты (а обручены они уже, или нет?) он простой работяга в крепостной России, – каких тысячи работало в лесу, лавках, на полях. Вся Империя представляла собой простое государство деревень и крупных городов. И все. Москва, Петербург, Царь—Государь, где—то там что-то случалось в мире, но не тут, и жизнь текла дальше. От зари до зари. Здесь абсолютно ничего никогда не менялось и время словно остановилось. Люди ходили на молитвы, боялись жестокого Бога, рожали детей, старели, умирали, – так жил люд, – внесли в церковь младенца, коего родила девка, и занесли его уже умершим в летах, – отпевать. ВСЕ. Никакого развития в Губернии, куда занесло Архимага, вовсе не наблюдалось. Народ в прямом смысле одичал, плюс этому способствовал барин. Имя его стерто с истории, а почему, – будет растолковано дальше.
Религиозных фанатиков да сумасшедших тут с незапамятных времен развелось пруд пруди, которые не то что меча Энрике, – телескопа Коперника никогда не видели, а признавали лишь все, чего ползает, летает, плавает, стоит на земле. Слишком замолилось сие место, потому некоторые даже Луну считали чем-то страшным. Случалось даже такое: некие веруны принялись убивать ВСЕХ новичков приблудных, видя опасность. Но никак не Энрике: чарами, пользуясь правами Инквизитора, мужчина заткнул трусливый люд за пояс. Легенда о разбитой голове жила дальше. В нее охотно верили. Но нашлись также и нормальные люди, которые дали жилье кельту, где он поселился. А вышеописанные сумасшедшие уроды потом утихли: опасности нет, можно дальше внушать деткам, будто Земле шесть тысяч лет. Словно звезды, – дырки в твердом небесном своде, а там, – Рай, где поют ангелы. Но новичок прекрасно знал: где-то высоко есть неизведанные Миры, планеты, а не только один лунный диск. Дикость края поражала до глубины души. С одной стороны, есть свое богатство: урожаи слив, яблок, пшеницы, капусты, рябины, – с другой, – мало кто все ценил. Людьми двигали инстинкты размножаться, жрать, срать, и бояться Бога. Поговорить на другие темы с ними было бесполезно. Не понимали, считая за чудного и убогого. Не видя в упор свою убогость.
Энрике видел и нормальные места, где люди порой книги читали, но здесь все остановилось на уровне допетровской Руси. Без попа жизнь не та: ребенка не назовешь именем крещеным после рождения, а нарекут словом Полынь, Дурак, Вода, – чего там только не встречалось… Некрещеное дитя объявлялось порождением Сатаны и изгоем. Даже жениться такой человек не мог или выйти замуж девушка. Прямая дорога от отчаяния на вольные хлеба или сумасшествие.
У барина оказался богатый терем допетровской постройки, – тысяча пятисотых годов и ранее, от кого досталось, – большой вопрос. Может быть, он вел свою родословную от Царя Гороха. Хотя, судя по пропитой роже и огромному животу, – вряд ли. Огромный, красивый терем постоянно привлекал взоры крепостных. Но зайти туда просто так не представлялось возможным. Еще слухи ходили: там постоянно люд мрет. То забьют, то девку до смерти двенадцати – тринадцати лет изнасилуют. Или сразу нескольких. Либо они умирали родами, вместе с ребенком. Не исключено: бытовало в Губернии кровосмешение. Отсюда беспробудная тупость да дикость. И плевать на то, что по церковным канонам НЕЛЬЗЯ таких венчать. Ничего, скоро это навеки закончится, – через сто с лишним лет.
Василий невольно вспоминал себя, – как католического священника в прошлом, когда в Европе свирепствовала Чума. При этом никак НЕ ВЫДАВАЯ своей натуры Архимага. Там травили друг – друга, брат трахал родную сестру, поскольку та не предаст никогда, рождались бастарды, умирали в пьянках, драках, девушки рожали детей аж в двенадцать-тринадцать лет. Некоторые, конечно, от таких ранних родов умирали, но всем на такое плевать по большему счету. Подкатывала так к Гвелду одна – Темная, да ничего не вышло. Двенадцатилетняя – тринадцатилетняя красавица. Они НАВСЕГДА остались друзьями: Светлый и Темная. Потом, конечно, женщина меняла свою внешность, – чтобы никто не придирался, не искал. А здесь, в Губернии, Инквизитор всего лишь мужчина, – каких много, – по—настоящему влюбленный в свою Единственную.
Он вставал в самую рань, – в пять утра, – когда начинали голосить петухи, растапливал русскую печь, с одного удара топора раскалывая дрова. Благо руки с самого детства сильные. В качестве сексуальной разрядки Энрике во время колки свежих березовых поленьев, – зимой, летом, в любое время года, – представлял, – сзади к нему подходит в платье Анастасия, после медленно запускает руки сначала в его прекрасные золотые локоны, потом оттягивает их вниз, закрывает рот долгим поцелуем. Естественно, чтобы матушка с батюшкой не видели. Тут же Василий—Гвелд медленно ослабевает хватку, рука роняет топор, – в снег или на землю. Делает шаг назад, и сильной рукой прижимает девушку к себе. Каждый раз поражаясь ее смелости: внебрачная, невинная связь с холостым, еще и целует! Чмокает в губы. Прижимая свои к устам Архимага. Наивная, милая красавица. Отличающаяся от остальных. В результате таких экспериментов Гвелд научил ее целоваться по-настоящему. Та вошла во вкус. Природу не обманешь, она все равно сделает свое дело. А потом Анастасия шла с ведрами за водой, к колодцу.
Все это постоянно вертелось у Васьки в голове. Он понимал: так долго не сможет ждать сокровенного, изнывая каждый день от потаенного желания. Что тут сказать – нашел свою мечту… потому надо делать свое дело… по—доброму, со свадьбой впоследствии. Хотя КТО их обвенчает?! Так и придется прятаться от всех. Не нужно язычнику – скандинаву христианское венчание. Не надо ему пить кровь Христа и есть его плоть. Как говорил Святослав: «Вера христианська, – уродство есть».
До этого всего случилось в его жизни несчастье, – пошатнувшее уверенность в завтрашнем дне. С момента гибели предыдущей невесты, – а точнее, уже жены, – прошло совсем немного времени. Рана в душе заживала медленно, но верно. Быстрее пришло облегчение после ухода с Китая. Про это государство отдельная история, – с теми же приключениями, о чем написано ниже. Секс сексом, – возжелал он Настю, – но делать что—то надо. Потому, чтобы никому не навредить, Гвелд уходил в лес, находил там поляну и упражнялся со своим мечом, отрабатывая старые приемы. Рубился с чем—то невидимым. Доводя до совершенства свое мастерство.
А насчет колки дров… управлялся с ними так, – даже отец милой периодически любовался на этот процесс.
Стояло ясное утро.
– Ай да парень ты, Василий! Но ОЧЕНЬ УЖ чудной, для всех нас… видать сильно кони тогда понесли, да расшибся. Бог миловал. Батюшка почему—то тебя не причащает. Крестишься СОВСЕМ иначе, не как я. Выдаешь себя, отрок… Помнишь ли свое настоящее имя? Не молишься перед трапезой, не благодаришь Бога за приготовленную пищу. Почему? Забыл молитвы? Сидишь, опустив голову, даже не вставая. Грешно сие, Василий! Бог накажет! Вот нашлет на нашу семью голод…
– Я не помню его… – сухими губами произнес Гвелд, будто не слыша слов про трапезу. Прекрасно понимая: Ивану слишком любопытно, ОТКУДА он взялся, что дальше может случиться, коли узнают о таком позоре люди. Иноверцем нарекут да закопают в землю по шею, оставив умирать. Либо убивала семья тех, кто не верил в Христа. Так Церковь казнила ВСЕХ атеистов да иноверцев. Гвелду на ее мнение всегда было плевать. Он – Архимаг. Пусть думают всякое – убить таких всегда получится. Плевать на Устав Инквизиции, – жизнь дороже. Боги Нового Мира придут, когда надо. Защищать своего основателя.
– Как это так, – НЕ ПОМНИТЬ своего имени, даже крещеного? Не помнить молитв никаких? Давай сходим к батюшке, отмолит недуг! Или позовем его в дом. Мы итак благодарны за помощь. Хотя не просили. – Удивлялся Иван. – Возьми Библию и икону, помолись. Хворь уйдет.
– А вот так… Бывает такое в этом Мире… Головой убился, как упал. Как очнулся, – половину жизни забыл, с той поры так по свету скитаюсь. Благодарствую. – Василий поклонился, начав спокойно складывать поленницу. – Не так давно мою невесту жестоко убили. На моих глазах, за отказ прелюбодействовать с ворами. Кишки выпустили. Каково? Разве молитвы вернут мне ее?! Или как?!
Хозяин перекрестился, в его глазах мелькнул ужас.
– Она носила мое дитя… я до сих пор не могу прийти в себя, с такого.
– Как ее звали—величали? – Спросил христианин, вытирая крепким кулаком мужскую слезу. На щеке остались следы сажи. Волосы мужика растрепаны, – точнее, взлохмачены после кормления кур в курятнике. Гвелд понял: он прощупывает почву, лезет не в свое дело. Ладно… пройдет, отстанет с расспросами. Это уже начинает даже злить. Кто, откуда. Дали соседнюю избу и все! Дотошные люди.
– Ирина… – Кельт закрыл глаза, почувствовав сразу, как к горлу подступают слезы. Не хотелось оживлять воспоминания, но Василий вспомнил все, – от начала до конца, в мельчайших подробностях. КАК же ему хотелось убежать куда подальше! Но… страна есть страна, такой народ здесь. Все должен знать. Дрова на этой почве хотелось выкинуть подальше. Понимал: имя настоящее пришлось изменить на русское, иначе он себя выдаст.
ИНГРИД
Бедная девочка из Европы, – рыбачка, попавшая в Китай, чудом выжившая с родителями после крушения судна в шторм. ЧТО погнало семью в такую даль – можно догадываться. Наверняка Чума. Любого нормального человека жизнь в дерьме достанет до самое не хочу. Теперь это имя придется забыть НАВСЕГДА. Ведь на Руси есть другая. Немного помладше. Обнаженной он деву православную уже видел, но теперь сие зрелище не давало покоя ни днем, ни ночью. Зрелище в воспаленном воображении, со своими грезами, самыми смелыми. Особенно по ночам. Снилось занятие любовью.
Иван видел его мучения, не мог ничем помочь, даже советом. Мало ли чего после Васька измыслит. Вдруг обрюхатит дочь?! Как тогда? Позор падет! Энрике не женат на ней. Потому такое – грех страшный, от Дьявола, БЛУД. За который можно получить тысячу поклонов в храме в наказание и непрерывную суточную молитву. Плюс пост скажут держать в строгости, соблюдать ВСЕ православные праздники. Смеялся над таким мышлением Архимаг, читая мысли: КТО станет проверять, блудил или нет? Никто. Всем все равно. Как и следующее: в церквях в Пасху попы напивались до поросячьего визга, а люду, пришедшему на праздник, доставались объедки. Яйца дай, куличи дай, остальное дай. Потом все скармливалось свиньям. Вот и чудо Господне. Вранье на голубой каемочке. Лишь бы сожрать побольше и напиться. Сплошное лицемерие.
Влюблен, не влюблен в девственницу, – ничего с этим делать нельзя. Но Энрике, – несмотря на дикость люда, – всерьез рассчитывал на брак, счастье в семейной жизни. Но Судьба на этот раз уготовила мужчине ТАКОЕ испытание, какое не привидится и в страшном сне. Но тот выстоит все, выиграет.
Дрова Гвелд колол с остервенением… Вытерев кулаком сопли, он дальше делал свою работу. Не раз хотелось сделать свое дело. Поясница ныла, Иван принялся помогать мужчине. Не знал простой крепостной, – этот с виду юноша на пару тысяч лет его старше. Понятное дело, Архимаг по приезду в Империю снял с себя почти ВСЮ атрибутику: что европейскую, что родную. Кроме гигантского когтя Властелина Тьмы на шее, – лишь бы не гнобили. Насчет последнего, – отшучивался: медвежий коготь выбеленный. Хотя тот по размерам очень превосходил. Как детский мизинец трехлетнего ребенка по сравнению с мизинцем взрослого мужчины.
Лишь ГЛАЗА напоминали кельту о его настоящем возрасте. Нет, они не старые, – с желтым оттенком, как бывает, – они сияли на лике кельта каким—то синим огнем. Сияли, на вечно молодом лике, приводя некоторых в замешательство, на мысль наводя, – не гад ли? Порой ночью Энрике смотрел на себя в зеркало, применял магию, – зажигая лучину или свечу на столе, чтобы видеть себя, – и его очи (радужка) светились в полумраке, словно облученные радиацией предметы. Как неоновый свет на современных улицах. О да, он многое мог! Придется когда-нибудь все показать. А пока нельзя: за демона примут. Иногда Архимаг брал Библию в руки, не находя там ничего путного для себя, посмеиваясь над еврейским творением. А в церкви он увидел большую икону Архангела Михаила, – с мечом и щитом, задумался. Похож на него! Что ж… поиграем. На невежестве народа, если ооочень разозлят.
Задавались люди вопросом (сталкиваясь с этим серьезным, взрослым взглядом мужчины): ЧТО же произошло в жизни Василия, чтобы он НАСТОЛЬКО отдалился от люда, повзрослев в одночасье? Они всеръез думали: отрок еще девственник, ему от силы лет девятнадцать. Но ГЛАЗА говорили об обратном.
Может быть, в них и влюбилась Настя. Молодое лицо с умудренными веками очами… Со СЛИШКОМ ПРАВИЛЬНОЙ ФОРМЫ радужкой, – СЛИШКОМ круглой, голубо—синего цвета. Как озеро в горах в ясную погоду. Девки сходили от Васьки с ума в храме, на улице, по его ухоженным, золотым волосам. Ведь у них ТАКОЙ цвет, какой давно не встречался ни у кого.
День, ночь с Настей – все равно, когда и как… наслаждаться этим счастьем БЕСКОНЕЧНО, целуя сие великолепное тело, нежно или сильно сжав в объятиях. Фантазия Гвелда порой застилала разум, он тогда старался не показываться на глаза девушке. Глаза сразу становились в слезах, или красными от возбуждения. Не раз Энрике хотел плюнуть на страну, на ее порядки, утащив девушку на сеновал.
Бывало, пойдут вместе на службу, отойдет Энрике от девушки в сторону, – чуть ли не в угол, – а сам любуется, порой сглатывая слюну. Представлял, как будет в этом храме венчаться. Или на поляне, по – скандинавски. Иногда на мужчину поглядывал батюшка, но слишком подозрительно. Приходит, не молится, не поет молитвы! Непорядок! Гвелд мысленно успокаивал его: «Я не бесноватый, а самый старый из всех… Я не желаю зла. Пусть Бог и мне счастье подарит».
Иногда Энрике—Васька не ходил никуда, а рыдал в подушку. Прекрасно понимая: Настя смертная девушка, она состарится, умрет. Все равно есть в ней что—то НЕ ТО для человека. А потом Архимаг перестал ходить в храм для вида, плюнув. Иван не раз говорил: дочь находила пропавшую скотину в лесу, словно читая мысли. Поглядел Васька на нее сквозь невидимость Магов, – и ничего.
СТРАННО
ПОЧЕМУ так? Обычная ворожея? Нет. Первый раз попался такой тип человека, серединка на половинку, – и человек, и наша сразу. Лишь колдовать не умеет. Не раз кельту казалось: Россия станет ему последним прибежищем в этом Мире. Но Богам виднее, Они готовили свой сценарий для обоих. КАК тут не плакать, ни молить их о милости?
Другая совершенно страна, другие нравы, обычаи, вера. Не Шаолинь, в конце концов. До Китая не так далеко. К христианству Энрике за столько веков вполне привык. Одновременно не привык, – чтя старых Богов своего времени, – и то тайком. Родноверов любой масти не любили нигде теперь. Коготь – тому доказательство на шее, вместе с православным крестом, который не жгет совсем, не дымится.
Пока никто не верил про басни о Василии, – будто он от лукавого. Ходили даже такие разговоры, но быстро забывались.
Православие – совсем ДРУГАЯ ветвь христианства, всю жизнь после того, как Европа шагнула ко Христу от родных Богов, Энрике умело шифровался. Такого, как он, приняли бы за демона и запросто сожгли на костре. Или, – чего хуже, – выпотрошили в Средневековье живьем, – предварительно придушив до полупотери сознания, кидая внутренности в костер. Жгли и на Руси еретиков, книги, изобретения, за неверие. Будто все от Лукавого.
Ужасы европейских казней Архимаг помнил. Во время европейского гнета он притворялся католическим священником, о чем говорилось выше, – подставным, чтобы знать обо всем. Либо скрывался в лесах среди своих, показывая мощь, круша Тьму. Делая детей своим смертным возлюбленным. Один из сыновей унаследовал от отца Дар Мага, но не в полной мере. Его едва не казнили, – оказался Видящий, а проще, – Чтец. В итоге сын Архимага за подставу разнес ВСЕ среди «друзей», устроив разгон по полной программе. Вырезав под корень род предателя. Другим гнидам он заговором пресек всякую попытку размножаться.
На Земле этот человек прожил всего шестьдесят два года, и умер тихо в собственной постели, не оставив наследников. До этого Энрике похоронил троих своих детей, НИКОГДА не посещая могил, – сколько бы лет ни прошло, – хоть век, два, пять.
Каждый раз после смерти близких золотоволосый дико напивался, свершая такую тризну, потом громил свою комнату – с битьем посуды, крушением мебели, как бы уничтожая ВСЕ связанное с детьми и женами. Пьянки с воплями продолжались неделю—две, дальше начинались плевки в сторону женщин. Но все равно находились те, кому отдавал Архимаг свое сердце. Один раз или два в столетие, с перерывом в век или два Гвелд женился. При этом никогда не отбивал женщин у других мужчин. Фантазируя на сексуальную тему, рисовал на бумаге себя с воображаемыми женщинами, сжигал художество в печи, и снова случались запои, – от безнадежного бытия… Организм у Архимага был словно железный: Энрике пил практически все в свое время.
Про Анастасию он грезил постоянно. ДРЕВНЯЯ, настоящая краса. Словно Афродита! Хотя нет, поинтереснее. Настоящая древняя Валькирия! Век бы любовался, но не разрешено ходить по дому, в чем мать родила. Живет с матушкой и батюшкой в соседней избе, а красть милую нехорошо. Хозяева обидятся. Дальше в мыслях, – обнял, понеслось… и в перину лебяжью, в экстаз со стоном после венчания. Течение времени исчезнет.
Было, что влюблялся и в равных себе, – да останавливался. Непонятно, чего именно тормозило. А хоронить своих женщин, которые старели, впадали в деменцию и отправлялись в мир иной, до полусмерти надоело. Тогда Светлый облачался в черные одеяния и ходил так: век, два. Постепенно на все становилось плевать.
В Средневековье, где—то в 1300 – 1500 года, сын Элиндры ходил с блистающим мечом, который в тяжком и страшном бою сломал пополам колдуном, – о котором говорилось выше, – и выжить в такой бойне едва не стоило Гвелду жизни. Схватились в огненном шторме двое насмерть, – Тьма и Свет, последний победил. Похожий на персонажа из Final Fantazy, – с таким же почти клинком, который просуществовал лет шестьсот. Ходила молва: дали его Боги перед принятием Европой христианства. Подобного оружия больше ни у кого из Магов не встречалось. В той схватке Темный Инквизитор стал страшен, приняв чуть ли не облик Дракона, сломав клинок Богов. Энрике рухнул на землю, – едва не потеряв сознание, – из раны хлестала кровь, рука распорота до костей. Потом, – словно белая птица, летал в тех сполохах огня. Свидетелей завораживал тот бой.
Два почти смертельных ранения! Но Боги не собирались забирать воина к себе в Вальхаллу. Бойня разгорелась по одной причине: кто—то из Темных захотел извести клан Светлых Магов, укрывавшихся в лесу, при помощи Чумы. А в целом, – взять Европу в свои руки при помощи своих, убив болезнью неугодных. В этом клане состоял Гвелд—Энрике, который скрывался от европейского заполонения дерьмом улиц.
Те же Инквизиторы людей и Темные Маги насылали Чуму на города, при этом радуясь, как малые дети. Такой ИГИЛ тех времен. На правах главаря и сильнейшего, Архимаг вступил в бой с врагом. Дрались они часа три. Выздоравливал основатель магической Инквизиции достаточно долго. Потом переселился в Венецию, и то не навсегда. После опять ушел в лес. Жили такие Маги в поле, даже в невидимом Мире, – сражаясь с Призраками, Темными тварями, – коих порождала неоднократная эпидемия Чумы. Как именно проникла зараза на континент, – история дала свои версии.
В мире людей Европа способствовала продвижению болезни – шла вовсю торговля шелками, медом, шерстью, экзотикой всех мастей, на караванах обитали крысы, – на крысах блохи, вши. Так завелась в степях чумная палочка, на кораблях тоже. В результате судно вымирало ПОЛНОСТЬЮ в короткое время, а мародеры в городе, – куда сей рассадник Смерти причаливал, – его нехило грабили. Естественно, радоваться им недолго: люди умирали в страшных мучениях, – с интервалом в три дня.
Факты говорили и о церкви, – в Средневековье люди наотрез отказывались мыться: так можно смыть святую воду, полученную при крещении. Чушь несусветная, порожденная приходом христианства от невежества, – не мыться по этому поводу, – но чего получилось от пренебрежения гигиены, то получили.
Если Энрике появлялся в городе, – люди от него шарахались, иногда швыряли грязью в спину по одной причине: он следил за собой. Язычником называли Архимага, а он улыбался, смеялся. Чума не могла его сразить, вши не брали, кельт ходил или с непокрытой головой, или маской доктора накрывался, нося с собой меч. Люди делали попытки за один вид меча отправить незнакомца в лапы Святой Инквизиции. За опрятный вид тоже. Мылся Гвелд почти каждый день, златые власы блистали чистотой в лучах солнца, некоторые считали его Ангелом. Тот посмеивался. Католики думали, – мужчина бес, языческий бог, призывая таких уничтожать. Пытались, ловили, – да без толку, потом пошли слухи об оборотне… Но все это оказалась полная чепуха, вызванная голодом.
Имелся за Чумой, – как писалось выше, – свой начальник. Темный невероятной силы и власти, Чумы ему показалось мало, – он решил заполучить власть над Миром, над Вселенной. Последнее у него вряд ли получилось. До Энрике НИКТО не мог его победить, – сеял мор, Смерть, так как явился во времена Богов и Одина.
Слишком много грязи говорилось про отсутствие креста на груди. Отговорка нашлась такая:
– Украли феодалы в пьяной драке.
Святая Инквизиция такое не принимала, но каждый раз перед казнью тюремная камера оказывалась пустой. Скрывался Васька так через невидимость, и за сотни лет нарастил ТАКУЮ магброню, – НИЧЕГО на него не действовало. Даже привороты самых сильных колдунов. Крест из глубины веков – кельтский – амулет для Энрике. Человеческое спасение… Христа сын Торстейна, естественное дело, видеть не мог. Понимая: людям по поводу гигиены говорить бесполезно слова.
В голодные годы в средневековой Европе расцвел пышным цветком каннибализм, ужасное лицо этой исторической эпохи. Приходилось видеть на рынках этот ужас, когда Гвелд выходил посмотреть на улицы города. Было такое, но редко… Стоит ли думать, нравились ли ему блохи, мочевые реки, кучи экскрементов, разбросанные внутренности животных по дороге у домов мясников, руки—ноги казненных на кольях, копьях у ворот. Это снималось, потом продавалось, когда мясо подгнило да воняло. КАК выжило человечество в таком Аду – непонятно. Человечину в голодные годы чуть ли не коптили, считая лучшим лакомством. Труп при Луне выдерживали, – в ее лучах, – чтобы весь яд ушел. Считалось, – лучше всех по вкусу рыжие мужчины, молодые. Людям пожирать друг – друга даже нравилось. Далеко ходить не надо. Не говоря о похлебках из человеческих костей и втирания мозгового вещества в кожу.
В такое дикое время, – когда Мир медленно загнивал, – даже любовью не хотелось заниматься с кем—либо. Разве что с Волшебницами в лесу, лишь бы не нашли никого потом. Тех считали ведьмами, летающих на метлах. Скорее всего, такие фантазии людей вызваны Чумой, голодом, поеданием человечины. Не раз Энрике желалось вразумить люд, – не получалось. За такое можно поплатиться жизнью. Одежда крестьян носилась до тех пор, пока не сгнивала на теле. Нет блох и вшей, – все, ты колдун. Про женские дела можно промолчать… как про любовь. Осознание, – будешь заниматься сексом с грязной женщиной, – со всеми вытекающими, вызывало омерзение, отторжение. Опять на помощь приходили фантазии да сражения в Мире Магов… Не хотелось потом видеть, как свои дети бы гибли от Черной Смерти.
Надоела Энрике такая жизнь, и он ушел в Китай. В чистый, умудренный буддизмом. Там на корне поменялся, постигая разное. Даже женился за двести лет… но на ком? История этого просто сумбурна.
– 2 – ИНГРИД…
Так звали девочку, которую спас Архимаг во дворце Императора в Китае, незадолго до своего побега из страны в Российскую Империю. Насмерть перепуганную девочку, на глазах коих зарубили родителей. Гвелд поступил благородно – похоронил по—христиански погибших, а после… после убили и Ингрид, – когда она выросла. Зарубили, – на глазах у спасителя, который сделал ее своей женой.
Когда она еще была девочкой, кельт научил ее всему, – варить еду, шить, собирать фрукты, земледелию. Потом приемная дочь расцвела с годами, и… Когда стала девушкой, созрев, – воспитатель влюбился в нее. Как в женщину, а та – в него. Но не сложилось.
Долго помнил Архимаг, ЧТО сделал с убийцами за смерть жены. В нем словно проснулся тот мальчишка, который убивал ради удовольствия. Та на момент гибели носила ребенка. Иногда грызла совесть, – воспылал страстью к девушке—рыбачке, думая: лучше бы погибла вместе с родителями. Если бы знал: из—за ее отказа переспать с ворами придворцовыми грянет кровопролитная резня. Грех так думать, но больше ничего не шло в голову. Поддавшись страстям, он просто затащил в постель недотрогу восемнадцати лет. Там, соответственно, обучил всему. Не сразу, а постепенно, – открывшись, как мужчина. А делать нечего, жить так жить. Видел взрослый мужчина, КАК порой глядит на него рыбачка. Они жили на побережье моря, где располагался рыбацкий поселок. На самой окраине.
Его как прорвало тогда… Обнял скромницу, когда та плакала от любви к парню—рыбаку. Выслушал все, постоял рядышком… Поцеловал в щеку, так утешая. Потянулся к темным волосам, дальше в ход пошла крепкая, практически мертвая хватка. Уста скользнули по шее вместе с языком, – остро, горячо, обдав огнем, – словно ладонь зависла над костром. Белые зубы нежно покусывали шею. Энрике зашел за спину девушки, крепко сжал сильной рукой талию, рывком притянул еще крепче к себе. Женское тело, такое прекрасное, манящее грудкой, ягодицами, любимое. Песок под ногами добавлял остроты ощущений, шумело море, седые волны катились к берегу, выбрасывая из своих недр ракушки-мидии. Небо затягивалось небольшими тучками. Пахло тиной, рыбой, гашишем с поселения, костром, который догорал: Ингрид захотела побыть одна и не рассказывать пока о своих переживаниях. Вздрогнула, когда услышала шаги позади, – Энрике. Он совсем не поменялся с годами, оставшись прежним. Почему так? Почему она полюбила сразу двоих – того парня и Гвелда, который спас ее от страшной смерти? Может быть, так кровь взыграла, захотелось мужского внимания, ласки?
Да. И похоже, Архимаг прочел мысли Ингрид, решив показать свою любовь. Лишь бы не было войны с кем-либо на этой почве: до того, как превратиться в женщину окончательно, – а не в результате соития, – девушка ищет внимания противоположного пола. Сегодня тот парень, из-за которого слезы, – сделал больно. Выплакаться некому. Энрике не поймет. Не его дело.
Но ОН понял. Сразу, с ходу увидев причину депрессии. Обычное подростковое разочарование. Опытный, взрослый взгляд цепко зацепил слабое место. Влюбилась, значит… Сейчас покажу, какова она, – любовь взрослого мужчины, у которого думают мозги, а не другое.
