скачать книгу бесплатно
Но он в темноте перехватил меня, сжал запястье горячей ладонью.
– Не надо!
Его прикосновение обожгло кожу, и вверх по руке побежали покалывающие электрические разряды. Но он тут же разжал ладонь и продолжил негромко:
– Не нужно света. Так… Так лучше.
– Хорошо, – согласилась я и покладисто подсела к столу.
Снова пригубила виски из своего стакана. Нужно было что-то сказать, как-то поддержать Тимура. Я ведь понимала, что сегодняшнее происшествие зацепило его не просто само по себе. Оно вызвало в его памяти крайне болезненные ассоциации.
– Тимур, ты ничего не мог сделать, – осторожно начала я. – Так бывает, это ужасно, больно, но неизбежно. Твои люди обезвредили группу бандитов, из-за которых такие девчонки гибли десятками. Вы предотвратили куда большие потери…
– Цифры, цифры…. Больше, меньше… – бессвязно отозвался он. – Ира, я про это все знаю, могу целую диссертацию написать. Суть в том, что за каждой цифрой стоит живой человек. Это чья-то дочь, сестра… невеста…
Не совсем понимая, что делаю, движимая только желанием быть ближе, помочь этому могучему сдержанному человеку, с которого внезапно слетела привычная маска, я поднялась, обогнула стол и подошла к Тимуру вплотную. Я впервые в жизни видела его таким уязвимым, это трогало до глубины души. Мне казалось, я будто всем нутром чувствую мучающую его боль. Как же мне хотелось сказать ему, что в тот самый страшный и в то же время определивший все момент его жизни он был не один. Что я, я была рядом с ним. Что я тоже видела убитую Фатиму, лежащую у каменных развалин, словно хрупкий надломленный цветок. Что я понимаю, что он оплакивает, и оплакиваю это вместе с ним. Но было нельзя. И потому я просто прикоснулась рукой к его плечу, наклонилась, и он вдруг подался ко мне, уткнулся лицом в шею и замер.
Это было так неожиданно, так не вязалось с нашими привычными образами, с устоявшимися между нами отношениями. Ни один из нас не двигался, я чувствовала лишь, как отчаянно колотится у меня в груди сердце, как его горячее дыхание опаляет шею и ресницы щекочут кожу.
И в эту секунду я вдруг поняла. Меня буквально осенило, и странно стало, что раньше я этого не осознавала. Ведь это было очевидно, ясно, как синее небо над Сунжегорском, как чистая ледяная вода в горном ручье. Ведь я любила его. Любила этого сильного, властного, невозмутимого, чуть надменного мужчину. Этого отважного, решительного и где-то в глубине по-настоящему доброго и ранимого человека. Наверное, любила с самого первого взгляда, с того дня, когда он кинулся наперерез понесшемуся коню и остановил его, взметя густую желтую пыль на тихой поселковой улице. Вот почему я тогда нарушила приказ. Вот почему я сделала это сейчас.
У меня вдруг надсадно заболело в груди. От осознания полной безнадежности своей мучительной нежности. Моя любовь, непрошеная, единственная, запрятанная так глубоко в сердце, что я сама о ней и не подозревала, была обречена с самого начала. И как бы мне, измученной многолетними скитаниями, войнами, приказами, заданиями, ни хотелось всей душой приникнуть к Тимуру, прислониться к его сильному надежному плечу и отдохнуть, я понимала, что этому никогда не бывать.
И потому я взяла себя в руки и сказала тихо и твердо:
– Ну-ну. Все хорошо. У тебя был сложный день. Давайте я вызову водителя. Дина, наверное, уже беспокоится.
Тимур моргнул, замер на секунду, а затем отстранился от меня и щелкнул переключателем настольной лампы. В кабинете вспыхнул теплый, желтый свет. И я только сейчас смогла разглядеть, какое усталое, вымотанное у Тимура лицо. Какие глубокие тени лежат под его покрасневшими воспаленными глазами.
Он взглянул на меня, чуть прищурился и произнес:
– Странно, иногда мне твое лицо кажется знакомым. Вот-вот мелькнет что-то, какое-то смутное воспоминание. Ощущение – вот сейчас ухватишь. А нет, ускользнуло.
Я вздрогнула. Мгновенно напряглись плечи, и внутри как будто все сжалось. И тут же взяла себя в руки и произнесла спокойно:
– Просто у меня среднестатистическая внешность.
А потом отвернулась, сняла трубку со стоящего на столе телефонного аппарата и набрала номер водителя Тимура.
Следующим утром Тимур появился в офисе в обычное время. Ни во взгляде, ни в его обращении ко мне не появилось абсолютно ничего нового. Он держался ровно – так же, как всегда, сдержанно и официально-доброжелательно. Как и положено держаться с коллегой, с которой по долгу службы проводишь вместе довольно много времени, но никакие личные отношения вас не связывают. Словно бы и не было этой ночной сцены в кабинете. Впрочем, возможно, он о ней забыл после выпитого виски.
Я, разумеется, тоже ни о чем не напоминала ему и вернулась к нашим прежним отношениям. Но при этом делать перед самой собой вид, будто не было этого озарения, посетившего меня, когда Тимур на пару секунд прижался ко мне, словно испуганный ребенок, я не могла.
Мне теперь предстояло жить с этим открытием. Понимать, что единственный мужчина, которого я за свою жизнь полюбила, совсем рядом и в то же время абсолютно недоступен. Я все же была достаточно рациональным человеком, чтобы отдавать себе отчет, что главной страстью Тимура была его работа, а также та власть, которой он был наделен уже много лет. Мне в его судьбе не было места.
А дальше, словно бы расклад этот и без того не был достаточно драматичным, судьба снова перетасовала его, ввернув новое обстоятельство. Из Москвы пришла информация по моему запросу. Крупная сумма денег, перевод которой производился с компьютера Тимура с помощью онлайн-банка, оказалась на счету Мамеда Закирова, того самого киллера, которого застрелили при попытке покушения на Асланбекова.
Когда я впервые прочитала это сообщение, мне показалось, что ровные черные буквы начали расползаться у меня перед глазами. Этого не могло быть. Ведь я все же не первый год работала в отделе аналитики, я научилась разбираться в людях, составлять их психологический портрет. И по составленному мной портрету Тимура выходило, что он никак не мог заказать главу региона, даже если бы и не одобрял какие-то его методы, даже если и считал, что при его предшественнике край развивался лучше. И в то же время где-то в подсознании постоянно нудил противный голосок, вопрошавший:
– А ты уверена, что судишь объективно? Ведь ты же любишь его, сама себе призналась, что любишь. Так, может, это любовь застит тебе глаза?
В тот же вечер со мной из Москвы связался генерал Голубев.
– Ну что, друг мой, – начал он. – Как я понял, ты нашла неоспоримое доказательство того, что фигурант наш причастен к покушению? Будем брать его, пока тепленький?
Я почувствовала, как на виске у меня болезненно забилась жилка.
– Сергей Петрович, разрешите высказать свои соображения. Я считаю, что не стоит пороть горячку. Сами по себе эти данные ничего не доказывают. Мне нужно еще немного времени, чтобы получить более веские доказательства. Теперь я знаю, в каком направлении работать, и…
– Эх, упустим ведь гада. Почует, что дело нечисто, и поминай его как звали, – протянул Голубев.
– Сергей Петрович, под мою ответственность… – убеждала я. – Если вы доверяете мне как аналитику.
А про себя все думала: «Я действительно верю в то, что говорю? Или отчаянно пытаюсь выгородить его, несмотря на объективные факты?» Разумеется, мне казалось, что все сразу – и интуиция, и опыт, и полученные данные подсказывают мне, что считать это дело раскрытым еще рано. И в то же время меня не оставляли сомнения, что это я просто так ловко вступаю в сделку с собственной совестью. Ну а что, ведь в случае с Тимуром со мной такое уже случалось…
В конце концов Голубев все же согласился дать мне еще несколько недель, и я с новыми силами нырнула в анализ всех писем, всех переговоров, всех контактов Тимура. Я почти перестала спать – ведь обязанности, которые мне полагалось выполнять в качестве пресс-секретаря, тоже никто не отменял. В офисе я слонялась как тень, и айтишник Володя как-то раз даже пошутил:
– Что это вы, Ириша, как призрак замка Моррисвиль? Никак вчера всю ночь для Тимура речь по случаю назначения нового председателя правительства республики сочиняли.
А я отшутилась:
– С каких это пор, Володя, вы стали осведомлены лучше пресс-секретаря? Я еще даже не слышала о назначении нового председателя правительства.
Это было не совсем так, о назначении мне было известно, информация об этом промелькнула в одном из недавних писем Тимура. Но поскольку официального задания я еще не получала, упоминать об этом было нельзя.
Все эти дни я старалась ни на шаг не отходить от Тимура, если только в этом не было необходимости. Я выдумывала какие-то вопросы, чтобы заглянуть к нему в кабинет, предлагала новые темы для публикаций в прессе. И снова не могла понять – это я напряженно ищу в его поведении, в обрывках обращенных к другим сотрудникам реплик возможные улики или просто пытаюсь напитаться этими, возможно, последними днями, которые нам еще осталось провести бок о бок? У себя в съемной квартире я, нацепив на голову огромные наушники, зачем-то слушала даже его разговоры с женой – хотя ясно было, что здесь уж точно не может всплыть никаких данных. Наверное, все это было в рамках все той же моей больной фантазии – примерить на себя чужую жизнь: мирную, счастливую, семейную. Попытаться представить себя на месте Дины… Да что там, порой мне начинало казаться, что я согласилась бы просто остаться на занимаемой мной сейчас должности – лишь бы находиться рядом с ним.
Через несколько дней Тимур вызвал меня к себе в кабинет.
– Ира, – сказал он, – Асланбеков произвел перестановки в правительстве и назначил на пост председателя Алферова. Мне нужно будет официально поздравить его с вступлением в новую должность. Черканете пару строк?
– Конечно, – кивнула я. – Есть какие-нибудь особые пожелания?
Тимур начал объяснять мне свои соображения, и в этот момент в голове у меня как будто что-то щелкнуло. Голос его стал звучать все глуше, монотоннее. А перед глазами замелькали недавние воспоминания. Все эти разрозненные кусочки, картинки, обрывки вдруг сложились воедино, как детали замысловатого пазла. Странные сбои в шпионской программе, которые я принимала за конфликт с антивирусом. Айтишник Володя, поспешно уходящий по слабо освещенному коридору в уже опустевшем здании. Тот же самый Володя, несколько дней назад обмолвившийся о новом назначении в правительстве, о котором к этому моменту еще не было официально объявлено…
Откуда он мог об этом знать? Разумеется, Тимур не стал бы делиться с рядовым сотрудником такими сведениями. Узнать об этом Володя мог только в том случае, если, как и я, имел доступ к переписке Тимура. Мог ли он иметь к ней доступ? Технически – разумеется, он ведь отвечал за информационную безопасность офиса. Но обладал ли он полномочиями, позволяющими ее просматривать? Конечно же, нет. Можно, наверное, было бы списать все на человеческий фактор, обыкновенное любопытство, заставившее вечно скучающего без дела айтишника сунуть нос не в свое дело. Я слишком долго работала в разведке, чтобы недооценивать силу и последствия человеческой глупости. Однако в данном случае такое любопытство грозило дотошному сисадмину не выговором, не увольнением, а вполне серьезным тюремным сроком, и мне казалось очень сомнительным, чтобы кто-то способен был так подставляться без определенной цели.
К тому же были ведь и другие факты. То, как вела себя моя программа, например. Разработанная в секретных компьютерных лабораториях ФСБ, она, конечно, неподвластна была обыкновенному гражданскому специалисту. Но вот вступить в конфликт с установленной им же самим программой попроще, конечно, могла.
И, наконец, оставался вопрос, почему в тот вечер Володя так поздно был в офисе. Ведь я сама тогда явилась туда с определенными целями.
Итак, что же из всего этого следовало? То, что Володя сам мог быть причастен к покушению на главу региона, я отмела сразу. Это была слишком мелкая сошка, никаких личных счетов с Асланбековым у него быть не могло, а на сумасшедшего фанатика айтишник никак не походил. Но вот если определенная группировка, заинтересованная в смерти главы, заплатила ему, чтобы отвести от себя подозрения и оставить следы, свидетельствующие о причастности к этому делу Тимура, все сходилось. Разумеется, опытному специалисту ничего не стоило поставить в компьютер Тимура вирусную программу, считывающую пароли, узнать реквизиты его банковских карт, а затем в удобное время сделать перевод с его компьютера и его карты – не основной, конечно, но вполне недвусмысленно связанной с его фамилией – нужному человеку. И все, дело сделано. Подозрение неминуемо падало на Тимура.
В висках у меня застучало, а к щекам прилила кровь. Всю сонную одурь с меня как рукой сняло. Я была словно гончая, почуявшая след зверя, на которого так давно охотилась. Мне не терпелось броситься в погоню, нагнать его, вгрызться в холку. Меня переполняло нетерпение и какая-то отчаянная сумасшедшая радость от того, что теперь уже ясно было – это не Тимур! Он невиновен. Ему ничего не угрожает. И отведу от него беду я, снова я.
– Что с тобой? – донесся до меня наконец голос Тимура. – Ты меня слушаешь?
– Да-да, Тимур Ахметович, извините, – закивала я.
Конечно же, мне нельзя было себя выдать, нельзя было рассказать Тимуру о своем открытии, об этом озарении, внезапно посетившем меня после нескольких месяцев работы, столь же напряженной, сколь и бесплодной. Теперь мне оставалось только действовать – и скорее, пока генерал Голубев там, в Москве, в нетерпении не отдал приказ.
Именно это я и сделала – в тот же вечер я связалась с Москвой и сообщила о своих соображениях. Сердце мое глухо колотилось, когда я ждала ответа от Голубева. Ведь он мог успеть отдать приказ, не дожидаясь моего вердикта. Я отрапортовала о полученных мною данных и замерла в ожидании.
– Вот, значит, как, – раздумчиво проговорил Голубев. – Ты уверена?
– Абсолютно, – подтвердила я.
– Ну что ж… – прогудел Голубев. – Раз так, будем брать этого субчика. А фигурант наш пусть пока живет спокойно. И за тебя, дотошную нашу, Аллаху своему молится.
И я зажмурилась, чувствуя, как постепенно отпускает напряжение, державшее меня в тисках все эти месяцы. Тимуру ничего больше не угрожало…
А дальше… Дальше все произошло, как и положено было, стремительно и незаметно. Айтишник Володя просто исчез. В пятницу вечером вышел из офиса, направляясь на загородную дачу к друзьям. Но на застолье не появился. Словно бы просто испарился по дороге. Как не было.
Куда он пропал, не знал даже сам Тимур. В офисе поизумлялись немного, построили предположения. Кто-то вспомнил о том, что у Володи была симпатия в соседней республике, и предположил, что он уехал к ней. Кто-то сказал, что он, возможно, пустился в загул. Никому и в голову не могло прийти, что к этому времени Володя находился уже на Лубянке.
Вскоре в управлении появился новый айтишник – мрачноватый сутулый парень с дурным запахом изо рта. И постепенно о Володе забыли. Я же… Я иногда поглядывала во время работы на Тимура, и меня словно волной захлестывало облегчение от того, что он оказался невиновен. Что я опять успела вовремя во всем разобраться.
А через две недели после того, как все было кончено, со мной связались из Москвы. И я вздрогнула, услышав среди помех связи свой многолетний позывной.
– Лейла!
Слово это на арабском означало «ночь». Сейчас уже и трудно было вспомнить, кто и когда выбрал мне его в качестве позывного. Однако все эти годы это слово было для меня сигналом, знаком того, что нужно сосредоточиться и мгновенно переключиться в рабочий режим, где бы я ни находилась.
– Слушаю, – отозвалась я.
– Ты там, друг мой, сворачивайся, миссию свою ты выполнила, – продолжил генерал Голубев, переходя на свой обычный неофициальный тон. – А у меня для тебя есть новое задание.
– Какое? – спросила я. Голос внезапно осип, и из горла вырвался лишь какой-то сдавленный писк. Я кашлянула и повторила громче: – Какое?
– В Турции намечается заварушка… – туманно отозвался Сергей Петрович. – Детали при личной встрече. Через три дня жду тебя в Москве, друг мой. Сошлись на семейные обстоятельства, увольняйся и прилетай.
– Но как же… – начала я.
В голове у меня вихрем взметнулись мысли о незавершенных делах, недописанных заметках и комментариях, о том, как Тимур, улыбаясь, говорил, что хочет организовать в офисе корпоративный праздник по случаю прихода весны. Конечно, ясно было, что для ведомства, в котором я служила, все это не могло являться отговорками. Наверное, я просто цеплялась за эти недоработанные, незавершенные дела, чтобы найти хоть какой-то предлог задержаться в Сунжегорске. Задержаться рядом с Тимуром.
Чтобы не думать о том, что мне придется попрощаться с ним и не слушать больше его рассуждений обо всем на свете – службе, войне, мире, жизни, проникаясь его мыслями и составляя из них связные тексты. Не будет мозговых штурмов и забавных эпизодов, возникающих в любой работе. Никогда больше я не увижу, как он в гневе гремит на кого-то по телефону, а потом срывается с места так, словно в данный момент в мире ничего нет важнее. И как улыбается, видя дочек, и лицо его мгновенно меняется, смягчается, а глаза наполняются теплом. Никогда больше он в минуту растерянности не попросит меня, скупо и сдержанно, посидеть с ним рядом, словно испуганный ребенок. А я… Я не смогу больше тешить себя мечтами о мирной спокойной жизни рядом с ним. Мечтами заведомо несбыточными, но от того, возможно, только более сладкими.
