скачать книгу бесплатно
В современности это означает то же самое: секундарные права привнесены законодателем сверху, в отличие от гражданских правоотношений, которые лишь закреплены нормами права.
4. Реализация правоотношения всегда приходится на общественно-экономическую сферу. Осуществление секундарного права касается только самого правоотношения, а не его реализации.
5. Секундарное право не обеспечено принудительной силой государства. Только его обладатель может реализовать это право, однако нельзя требовать его осуществления через суд.
Субъективное право может быть понуждено к осуществлению путем принудительного исполнения корреспондирующей ему обязанности. Ввиду отсутствия обязанностей, корреспондирующих секундарным правам, нельзя потребовать принудительного исполнения секундарного права. Единственная возможность – это требовать перед судом последствий реализации данного права. Например, выразив односторонний отказ от исполнения обязательства, через суд можно требовать лишь то, что является последствием прекращения обязательства.
В ходе детального рассмотрения секундарных прав будет показано, что некоторые секундарные права требуют судебного осуществления, но это не значит, что само секундарное право охраняется государством. К примеру, нельзя нарушить право на расторжение договора аренды через суд по требованию одной стороны, по причине невозможности нарушения секундарных прав отсутствуют и механизмы гражданско-правовой защиты секундарных прав. Возможно лишь подтверждение их существования, для чего законодателем и вводится судебная форма осуществления секундарных прав.
После рассмотрения признаков и отличительных особенностей секундарного права можно предложить следующее определение данного понятия. Секундарное право – это определенная нормой права мера возможного властного воздействия на правоотношение, приводящая к изменению, прекращению или возникновению последнего, не имеющая материального выражения и существующая вне правоотношения.
Глава 2. Проблема существования секундарных обязанностей
Субъективные обязанности как элементы правоотношения, существующие в корреспонденции с субъективными правами, не получали должного теоретического освещения по сравнению с субъективными правами.
Связано это с тем, что вся доктрина была сосредоточена на исследовании понятия «право», сущности субъективных прав, на установлениях объективного правопорядка, предоставляющих определенные правомочия субъектам.
Возможность и долженствование являются двумя логическими понятиями, обозначающими модальность.
Логика как наука, во всяком случае до ее развития Г.В.Ф. Гегелем, представляла собой систему знаний о понятиях и их отношениях между собой, о формах мышления, невзирая на какую-либо содержательную часть этих понятий[42 - Гегель Г.В.Ф. Наука логики. СПб., 1997.]. Понятия, обозначающие модальность, не изучались с их содержательной стороны.
На примере философии права Г.В.Ф. Гегель показал, что правовая форма с правовым содержанием составляет диалектико-логическое единство[43 - Демченко Л.М. Гегель о философско-логических основаниях становления науки о праве. 2004.]. Именно таким образом предстоит изучать право – познавать содержание и форму.
Особое значение имеет сравнение законов природы и общественных законов Г.В.Ф. Гегелем в предисловии к «Философии права»[44 - Гегель Г.В.Ф. Философия права. С. 56–58.]. Законы природы воспринимаются человеком как такая данность, которая носит абсолютный характер, полностью сообразный с внутренней сущностью человека. Соблюдение законов природы не вызывает сомнений. С другой стороны, право (законы общества) уже не носит абсолютного характера: внутренняя сущность человека находится с ним в согласии или несогласии.
Такого рода размышления прежде всего относятся к правовым обязанностям. Обязанности действительно оказывают такое воздействие на человека, что вызывают в его сознании либо согласие, либо несогласие.
Субъективное право всегда имеет дело с возможностями человека, не вдаваясь в технические, физические или экономические возможности, но в то же время всякое субъективное право определено, т. е. имеет свои пределы.
Обязанность, в отличие от права, имеет дело с ограничением человека в своей общественной свободе. Обязанности не сообразны с внутренней свободой человека, поэтому внутренняя сущность человека выражает зачастую именно непонимание данной обязательности. Только через осознание необходимости обязанность воспринимается как должное.
Применительно к обязанностям в правоотношении осознание обязанности как должного легко воспринимается при наличии права управомоченного лица. Иначе говоря, корреспонденция обязанностей правам заложена в самой природе обязанностей.
Начало удовлетворения потребностей человека заложено в каждом человеке, таким же образом заложена эквивалентность по отношению к другому субъекту. Именно поэтому гражданское право свойственно и приемлемо для человеческой природы. Имеется внутреннее понимание потребностей противостоящих субъектов.
Чем меньше соприкосновения с управомоченным субъектом (субъективным правом) получает обязанность, тем более отдаленной выглядит обязанность для гражданского права.
Обязанности определенного лица с неопределенным кругом управомоченных лиц, образующие абсолютные правоотношения, – редкое в гражданском праве явление. Редкость предопределяет также специфику правового регулирования. Такие обязанности не регулируются как обязанности, вместо чего регулируются как пределы и ограничения прав.
Наглядным примером служит ст. 210 ГК РФ, устанавливающая правило, согласно которому бремя содержания имущества несет собственник. Бремя содержания имущества является обязанностью собственника, направленной на поддержание имущества в сохранности. Бремя содержания с точки зрения диалектической логики – это содержание формальной обязанности (которая сама по себе не несет в себе ничего содержательного). Эта обязанность по своему назначению носит охранительный характер. Назначение норм права о бремени содержания имущества состоит в охране гражданского имущественного оборота от произвола собственника вещи, угрожающего исчезновению самой вещи.
Едва ли можно встретить подобные обязанности в гражданском законодательстве. Их нет в части четвертой ГК РФ, посвященной регулированию исключительных прав.
С одной стороны, можно сделать вывод, что эти обязанности связаны с самим имуществом и его свойствами. В земельном законодательстве имеется понятие публичного сервитута (ст. 23 Земельного кодекса РФ[45 - Земельный кодекс Российской Федерации от 25 октября 2001 г. № 136-ФЗ // Собрание законодательства РФ. 2001. № 44. Ст. 4147.] (далее – ЗК РФ)). Публичный сервитут – это право ограниченного пользования земельным участком собственника неопределенным кругом лиц. Для собственника такой публичный сервитут предстает в виде обязанности в пользу неопределенного круга лиц и в виде ограничений права собственности на земельный участок. Указывается, что сервитут обременяет земельный участок, что означает то, что сервитут становится свойством самого земельного участка и как бы «привязывается» к земельному участку. Между тем право регулирует отношения между людьми, что означает условность «привязки» субъективных прав или обязанностей к самим вещам. Поэтому с догматической точки зрения более правильно говорить об ограничениях субъективных прав, которые обладают природой обязанностей. Ограничительный характер сервитутов для собственника нельзя отвергнуть[46 - Андреев Ю.Н. Ограничения в гражданском праве России. СПб.: Юридический центр Пресс, 2011. С. 196.]. Специфика публичного сервитута как обязанности собственника именно в том, что он установлен в пользу неограниченного круга управомоченных лиц.
Эти правоотношения редки в гражданском праве. Кроме того, удовлетворяемый такими правоотношениями интерес также носит публичный характер, что крайним образом выделяет такие правоотношения из числа гражданских и ставит под сомнение их отраслевую принадлежность.
Выделяется еще одна особенность таких обязанностей. С догматической точки зрения природу этих обязанностей следует искать не в объекте (имуществе, в частности), а в субъективном праве. Иными словами, обязанности определенного лица с неопределенным кругом управомоченных лиц (абсолютные обязанности) существуют только в соотношении с абсолютными правами: пример тому – право собственности.
Типичным образом в гражданском праве представлены обязанности в относительных правоотношениях, т. е. при четком определении субъектов правоотношения. Отраслевая принадлежность таких обязанностей не вызывает сомнения.
Обязательственное право является подотраслью гражданского права, которая регулирует относительные правоотношения с индивидуально-определенными субъектами. Природа этих обязанностей вполне ясна – осознание управомоченности противостоящего субъекта.
Уровень императивного воздействия на участников обязательств выше, чем, например, в подотрасли вещного права или исключительных прав, потому что нормы обязательственного права закрепляют именно обязанности, а не права, как в случае с вещными правами и правом собственности, в частности, а также с исключительными правами.
Такая императивность носит внутренний характер – касается диспозиции правовых норм, т. е. сама диспозиция нормы действует на психику субъекта сильнее независимо от внутреннего согласия или несогласия с ней. Ограничения прав, даже будучи по своей природе обязанностями, имеют меньше воздействия на психику управомоченного лица. Так, субъект права собственности прежде всего сконцентрирован на своем праве собственности и собственнических правомочиях, а в обязанностях концентрация происходит именно на своих обязанностях – на действиях в пользу управомоченного лица.
Видна одна определенная тенденция в том, что гражданское право – это отрасль права, регулирующая активное поведение путем установления обязывающих или управомочивающих норм права. Активное поведение получает разный уровень обязательности в нормах права: в вещных правах активность поведения опосредуется дозволениями – субъективными правами, а в обязательствах – императивами, субъективными обязанностями.
Противоположный смысл приобретают обязанности, которым не корреспондирует никакое и ничье субъективное право. Такова природа обязанностей в административном праве. Административное право имеет лишь модальность обязанностей – долженствование. Зачастую административные обязанности не получают внутреннего человеческого согласия, необъяснимы и непонятны. В гражданском праве и правоотношении, в частности, наличие таких обязанностей не может иметь место с точки зрения свободы, заложенной в этой отрасли права. Именно поэтому исторически и законодательно сложилось так, что гражданское право устанавливает обязанности, которые существуют либо в отношении неопределенного круга лиц, либо вообще адресованы исключительно управомоченному лицу.
Таким образом, открытым остается вопрос о существовании таких обязанностей, которые существуют вне правоотношений, – секундарных обязанностей, которые по своему содержанию схожи с секундарными правами, однако носят необходимый для их осуществления характер.
Воля обладателя секундарной обязанности оказывается подчиненной норме права, в которой содержится секундарная обязанность.
Неразрешенность вопроса о секундарных обязанностях может почерпнуть ответ в законодательном подходе к закреплению обязанностей в нормах права. Высказывается точка зрения о том, что исчерпывающий перечень (numerus clausus) должен существовать в отношении абсолютных субъективных прав, т. е. в отношении вещных прав и исключительных прав[47 - Концепция развития гражданского законодательства Российской Федерации / Вступ. ст. А.Л. Маковского. М.: Статут, 2009. С. 144.].
В отношении обязательственных прав, т. е. нормативно закрепленных обязанностей, существует воззрение, что такого перечня быть не должно. Однако некоторыми авторами, в частности С.А. Синицыным, данное воззрение признано несостоятельным[48 - Синицын С.А. Numerus clausus и субъективные права: понятие, значение, взаимосвязь // Вестник гражданского права. 2014. № 2. С. 100–147.].
В целом рассмотрение перечней прав касается субъективных прав и обязанностей, устанавливающих активное поведение участников гражданского оборота. Речь прежде всего идет о возможности создания прав, которые законом не предусмотрены. В отношении вещных прав создать «новое», непоименованное право невозможно, но в отношении обязательств действует принцип свободы договора, который дает возможность заключать непоименованные и смешанные договоры (ст. 421 ГК РФ). Принцип открытого перечня обязанностей до недавнего времени ограничивался только договорным правом. В настоящее время введена гл. 9.1 ГК РФ, посвященная решениям собраний. Перечень проводимых собраний неограничен (участники гражданско-правового сообщества), в связи с этим неограничен перечень обязанностей, которые они могут создавать для участников гражданско-правового сообщества.
На этом неограниченность перечня обязанностей заканчивается. Другие обязанности, имеющиеся в ГК РФ, установлены императивными нормами и не могут произвольно создаваться субъектами права. В частности, односторонняя сделка может порождать права и обязанности для других лиц (кроме лица, совершающего сделку) в случаях, предусмотренных законом (ст. 155 ГК РФ).
Что касается секундарных обязанностей, то их существование в гражданском праве в наибольшей степени исключительное. Они могут возникать только в случаях, предусмотренных законом. Их существование в законодательстве императивно, единственным источником секундарных обязанностей можно признать законодательство. Уровень императивности гражданско-правовых норм при установлении таких обязанностей наивысший.
Секундарная обязанность не должна в силу своего определения регулировать поведение участников оборота, напротив, она должна воздействовать на существо самого правоотношения, на его динамику.
Нельзя считать секундарными обязанностями обязанности по заключению договора в обязательном порядке в связи с заключением предварительного договора (ст. 429 ГК РФ), поскольку предварительный договор создает неимущественные обязательства и каждая из сторон обязывается перед другой стороной заключить основной договор.
Между тем сама идея обязательности заключения договора, предусмотренная законом, фактически устанавливает секундарные обязанности. Например, системное толкование норм ч. 4 ст. 161 Жилищного кодекса РФ[49 - Жилищный кодекс Российской Федерации от 29 декабря 2004 г. № 188-ФЗ // Собрание законодательства РФ. 2005. № 1 (ч. I). Ст. 14.] (далее – ЖК РФ) и ст. 445 ГК РФ привело судебную практику к выводу о том, что собственники помещений в многоквартирном доме обязаны заключить договор управления этим домом с управляющей организацией, выбранной по результатам предусмотренного ч. 4 ст. 161 ЖК РФ открытого конкурса, в порядке, установленном ст. 445 ГК РФ[50 - Определение Верховного Суда РФ от 3 сентября 2013 г. № 5-КГ13-86 // Бюллетень Верховного Суда РФ. 2014. № 4.]. Но обязанность заключить договор возникает только в случае проведения открытого конкурса. Обязательность также вытекает из результатов определения поставщика (исполнителя) при заключении контрактов для государственных и муниципальных нужд[51 - Федеральный закон от 5 апреля 2013 г. № 44-ФЗ «О контрактной системе в сфере закупок товаров, работ, услуг для обеспечения государственных и муниципальных нужд» // Собрание законодательства РФ. 2013. № 14. Ст. 1652.]. Определение обязанного к заключению субъекта в обоих случаях проистекает из норм антимонопольного законодательства[52 - Кичик К.В. Государственный (муниципальный) заказ России. Правовые проблемы формирования, размещения и исполнения: Монография. М.: Юстицинформ, 2012. С. 78.]. Антимонопольное законодательство относится к административному законодательству. Отсюда видно, что обязанность заключить договор проистекает из административного законодательства. Можно сказать, что это «стык» отраслей права. Законодатель не устанавливает обязанности заключить договор в гражданском законодательстве, а лишь отсылает к «закону», который является источником административного права. Поэтому обязанность заключить договор в силу закона также не следует относить к секундарной гражданско-правовой обязанности.
Секундарная обязанность должна быть закреплена в нормах гражданского права и гражданского законодательства, в частности. Источником такой обязанности не должен являться нормативный акт иной отраслевой принадлежности.
Интересны требования законодательства о формах сделки и требования о государственной регистрации. К.П. Татаркина указывает, что требование оформить сделку письменно является ограничением свободы договора[53 - Татаркина К.П. Форма сделок в гражданском праве России: Монография. Томск: Изд-во Томск. гос. ун-т систем упр. и радиоэлектроники, 2012. С. 47.]. В завершение рассмотрения последствий несоблюдения формы сделки упомянутый автор отмечает, что форма сделки является условием возникновения определенных прав и обязанностей у сторон сделки, однако несоблюдение обязательной формы сделки тем не менее не имеет никаких последствий[54 - Там же. С. 202.].
Использование законодательных формулировок не позволяет ответить на вопрос о том, каким образом сторонами воспринимается требование гражданского закона о необходимости совершения сделки в определенной форме. Представляется правильным полагать, что такое требование является именно обязанностью – обязанностью, существующей в гражданском праве и в то же время навязанной «сверху» законодателем. Необходимость соблюдения данной обязанности не обеспечена силой государственного принуждения, что ранее было отмечено как признак секундарности. С другой стороны, ее соблюдение вызывает ту саму динамику правоотношений, что также является признаком секундарности. Поэтому обязанность по соблюдению формы сделки можно отнести к секундарным обязанностям.
В данной обязанности не прослеживается никакого поведенческого элемента, поскольку само поведение по соблюдению формы сделки будет являться уже действиями по совершению самой сделки. Обязанность по соблюдению формы сделки здесь носит императивный характер. На стороны сделки воздействует сам закон, безадресно к кому-то обязывающий стороны (сторону) соблюдать форму сделки.
Ранее было показано, что законодатель использует конструкцию пределов и ограничений субъективных прав при закреплении обязанностей определенного лица с неопределенным кругом управомоченных лиц. В случае с секундарными обязанностями законодатель зачастую использует прием «законом установленных требований». Требования закона (о форме сделки, о необходимости государственной регистрации сделки и т. д.) предстают для участников правоотношения как обязанности (императивные веления).
При этом важно отграничивать данные секундарные обязанности от условий осуществления субъективных прав и секундарных прав. Суть секундарной обязанности в том, что ее реализация непосредственным образом должна приводить к динамике правоотношения. В случае если нормативные предписания выступают как условия осуществления некоторого права, то говорить о секундарной обязанности неверно.
Глава 3. Осуществление секундарных прав и исполнение секундарных обязанностей. Соотношение с юридической сделкой
В ходе рассмотрения секундарных прав и обязанностей было показано, что различия состоят в модальности воздействия на правоотношение, в то время как содержательная часть секундарного права и обязанности зависит от того, что указано в нормах права. Содержание обоих правовых феноменов указывает на то, каким образом осуществляется секундарное право или исполняется секундарная обязанность. Отсюда методологически неверным будет рассматривать исполнение секундарной обязанности и осуществление секундарного права в отдельности, поэтому сказанное ниже в отношении секундарных прав должно равным образом распространяться на секундарные обязанности.
Воздействие на правоотношение приводит к его динамике, т. е. к возникновению, изменению или прекращению правоотношения.
В связи с этим родоначальник теории секундарных прав Э. Зеккель указал, что секундарные права осуществляются при помощи односторонней сделки[55 - Зеккель Э. Указ. соч.].
Общеизвестно, что сделка является основанием возникновения, изменения и прекращения гражданских правоотношений.
Поэтому неразрешенным остается вопрос о соотношении сделки как юридического факта, признанного гражданским правом, и содержания секундарного права (его осуществления).
Рассмотрение соотношения осуществления секундарного права с другими юридическими фактами не должно иметь места, поскольку рассматривается направленное на юридические последствия волеизъявление в рамках осуществления секундарного права. События и юридические поступки не имеют отношения к осуществлению секундарного права.
При рассмотрении сделки рассматриваться должна психологическая (идеальная) составляющая сделки. Внешнее проявление сделки (поведение стороны) имеет меньше значения (в том числе форма сделки), поскольку правоотношение понимается как идеальная связь. Воздействие на идеальную связь может быть только со стороны идеальной сделки.
Западная юриспруденция полностью акцентировала внимание на волевой составляющей сделки.
Ф.К. фон Савиньи исходил из того, что правоотношение в целом – это господство личностной воли[56 - Савиньи Ф.К. фон. Система современного римского права. Т. I. С. 278.]. В связи с этим сделками он признавал направленное на возникновение, изменение или прекращение правоотношения волеизъявление[57 - Савиньи Ф.К. фон. Система современного римского права. Т. II / Пер. с нем. Г. Жигулина; под ред. О. Кутателадзе, В. Зубаря. М.: Статут, 2012. С. 213.].
Несмотря на то что это воззрение имело множество последователей, в скором времени теория была раскритикована Цительманом. Цительман исходил из того, что сделка как действие является психическим волевым актом, зависящим от направленного на достижение правового эффекта намерения действующего лица. Волевой акт признавался причиной телесных движений (действий)[58 - Гримм Д.Д. Основы учения о юридической сделке. Пролегомены к общей теории гражданского права. Т. 1. СПб., 1900. С. 102–108.]. Далее Цительманом произведено разделение волевых актов на те, которые порождают мотивы, затем волевые акты, порождающие действия (как средства), и волевые акты как намерения (как цели), причем лишь последнее действие в цепочке средств и целей признается юридически значимым.
Теория Цительмана получила критику в связи с тем, что не объясняла социальное значение намерений лица, а также указывала на технический смысл волевых актов как причин телесных действий (что естественным образом исключило юридических лиц из действующих лиц, а также действий, признаваемых действиями лица, но телесно ими не совершаемых), невзирая на вопрос о социальной значимости этих действий[59 - Там же. С. 111–112.].
Хронологически и ответной реакцией на теорию Цительмана явились многочисленные теории материальности сделки и значимости сделки как проявления в действительности, что по сути является реакцией на психологическую школу юристов (Беккер).
Между тем привлекательной выглядит именно психологическая концепция правоотношения, и в связи с этим такое же первоочередное значение должно придаваться роли психологии при рассмотрении вопросов совершения сделок и осуществления секундарных прав.
Теория волеизъявления и сделки, в частности, в настоящее время должна основываться на достижениях современной психологии и философии, а также на принятой концепции правоотношения как идеального явления.
В свете понимания правоотношения как психического феномена неправильным полагать было бы то, что причиной правоотношения явилось бы само по себе действие в действительности. Иначе говоря, концепцию сделки-волеизъявления следует признать неполной для понимания причин динамики правоотношения. Недостаточность состоит в том, что из этой концепции не прослеживается связь между волеизъявлением и психической сферой, где и находится правоотношение.
Поэтому исследованию подлежат именно психические процессы, а также сама воля, которая исследовалась германскими цивилистами и теоретиками права.
В одном из современных учебников психологии воля определена как сознательная саморегуляция поведения, преднамеренная мобилизация поведенческой активности для достижения целей, осознаваемых субъектом как необходимость и возможность[60 - Еникеев М.И. Общая и социальная психология: Учебник для вузов. М.: Норма; Инфра-М, 1999. С. 246.].
Определение воли носит общий характер и является свойством психики. Психика представляет собой сложную систему связей, исследованием которой занимается наука психология и, в частности, направление аналитической психологии.
К.Г. Юнг является родоначальником аналитической психологии. Аналитическая психология использовала аналитический метод при рассмотрении тех или иных свойств психики, психических процессов и прочих психических явлений. Юнг специальным образом не посвящал свои работы исследованию воли, однако достижения аналитической психологии могут оказаться полезными в юриспруденции, в частности в понимании волеизъявления и воли. В связи с этим выглядит небезынтересным анализ функций психики человека.
Выделялись эктопсихические функции и эндопсихические функции в зависимости от того, какой части психики данные функции присущи. Под эндопсихикой понималась система связей между содержанием сознания и фактами из внешней среды.
С другой стороны, эктопсихика представляет собой систему связей между содержанием сознания и постулируемыми процессами в бессознательном[61 - См.: Юнг К.Г. Аналитическая психология. Тавистокские лекции. Лондон, 1935.].
Юнг выделил четыре эктопсихические функции: ощущение, мышление, чувства, интуиция. Далее он указал, что данные функции, находясь в сфере сознания, контролируются волей. Функциям психики сообразны и одноименные психические процессы.
Иначе говоря, воля сама по себе не является функцией психики, но видно то, что она является движущей силой этих функций.
Поскольку эктопсихика имеет связь с внешним миром и связь осуществляется с помощью указанных четырех функций, можно сделать вывод, что воля непосредственной связью с действительностью не обладает, т. е. поведение может признаваться результатом воли только через посредство психических функций. Иными словами, воля получает оформление с помощью психических функций.
Далее можно прибегнуть к логическому приему синтеза и сделать вывод о том, что функции интуиции и ощущения следует условно отнести к функциям, воспринимающим действительность, а функции чувств и мышления – к функциям, выдающим поведение. Стимулирующим фактором всех этих функций может являться воля: воля познать (принять) действительность в случае с функциями ощущения и интуиции и воля выдать какое-либо поведение в действительность через функции чувств и мышления.
Из изложенного выше нужно определить то, что имеет значение для науки права.
Так, воспринимающие функции ощущения и интуиции познают право при помощи прочтения источников правовых норм, их прослушивания или интуитивного познания правовых норм.
После такого восприятия происходит психический процесс мышления (осмысления воспринятых правовых норм). Далее после осмысления происходит приведение к действию, к такому действию, которое имеет юридическое значение, т. е. к совершению действия, которое будет признаваться юридическим фактом. Приведение к действию осуществляется с помощью конкретизированной через психические процессы воли.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
