Полная версия:
Психогенез душевных болезней
Карл Густав Юнг
Психогенез душевных болезней
Серия «Философия – Neoclassic»
C. G. Jung
PSYCHOGENESE DER GEISTESKRANKHEITEN
Перевод с немецкого А. Чечиной
Печатается при содействии литературного агентства Paul & Peter Fritz Agency
© Walter Verlag AG, Olten, 1974
© Foundation of the Works of C. G. Jung, Zürich, 2007
© Перевод. А. Чечина, 2022
© Издание на русском языке AST Publishers, 2025
Предисловие редактора*
Значимость этого сборника научных статей для понимания исследований Юнга в целом едва ли можно переоценить, пусть большинство указанных статей вызывает сегодня в основном исторический интерес или относится к размышлениям последних лет его жизни, когда он возвращался в мыслях к теме, которая не переставала его занимать на протяжении всей психотерапевтической карьеры.
Работа «Психология dementia praecox»[1] представляет собой обобщение ранних исследований Юнга, который изучал природу и проявления психозов в клинике Бургхольцли. Эта работа мгновенно ввела его в круг признанных в области психиатрии исследователей. Именно она заинтересовала Фрейда и привела к последующей встрече двух ученых. Более того, как раз здесь, в этом исследовании, уже содержались первые признаки теоретического расхождения с психоанализом во взглядах.
Изучение проявлений шизофрении оказало существенную поддержку становлению и развитию юнговской теории психической энергии и архетипов. Юнг считал, что для объяснения характерных при этом заболевании процессов расщепления сознания, причудливой образности мышления и утраты чувства реальности не годятся ни сексуальная теория либидо, которая ведет к понятию нарциссизма, ни личностные или наследственные оценки. Если коротко, то с учетом всего многообразия факторов незаменимой, по сути, становится теория архетипов.
Юнг одним из первых практикующих психиатров осмелился применить методы индивидуальной психотерапии к пациентам-шизофреникам. Кроме того, в материалах этого сборника имеется ряд четких указаний, что еще в начале XX столетия он пытался проследить взаимосвязи между деятельностью врачебного персонала психиатрической лечебницы и состоянием душевнобольных. Предшественники Юнга, Форель и Блейлер[2], оба склонные к новаторскому психологическому подходу, тоже хорошо это понимали, так что в клинике Бургхольцли прилагали немало усилий к изменению общей атмосферы лечения. Сегодня подобные практики применяются довольно широко и приносят ровно те результаты, каких когда-то ожидал Юнг.
К сожалению, сам автор написал не слишком много по теме психотерапии шизофрении, можно только пожалеть об этом. Но почему Юнг в зрелые годы избегал этого предмета? Ответ дается в позднем очерке «Текущие соображения относительно шизофрении», где утверждается, что, несмотря на все открытия последних лет, знания об этом душевном расстройстве все равно остаются крайне разрозненными, а потому допустимо разве что высказывать робкие общие суждения на основании отдельных случаев из практики.
Ф. Риклин[3]
I. Психология dementia praecox
[Первая публикация: Über die Psychologie der Dementia praecox: Ein Versuch (Галле, 1907).]
Предисловие*
Настоящая работа – плод трехгодичных экспериментальных исследований и клинических наблюдений. Ввиду сложности и обширности материала этот труд не может притязать ни на исчерпывающую полноту изложения, ни на абсолютную бесспорность утверждений и выводов. Напротив, он сочетает в себе все недостатки эклектизма, которые многим читателям покажутся столь вопиющими, что они сочтут его скорее символом веры, нежели научным трактатом. Peu importe![4] Прежде всего я ставлю перед собой задачу объяснить, как посредством психологических исследований пришел к определенным взглядам, каковые, полагаю, вызовут множество новых вопросов и плодотворных дискуссий относительно индивидуальных психологических оснований возникновения dementia praecox.
Мои соображения – это отнюдь не порождения фантазии, а мысли, которые оформились в течение едва ли не ежедневных бесед с моим уважаемым наставником, профессором Блейлером. Значительный вклад в накопление эмпирического материала внес мой друг доктор Риклин из Райнау, за что я искренне ему признателен. Даже при беглом взгляде нельзя не заметить, сколь многим я обязан блестящим открытиям Фрейда. Несмотря на то что его теории еще не получили заслуженного признания и до сих пор подвергаются критике даже в самых авторитетных научных кругах, надеюсь, мне будет позволено выразить свое отношение к нему. Я заинтересовался воззрениями Фрейда после прочтения его первой работы «Толкование сновидений». Позже я изучил другие его труды. Смею заверить, что поначалу и у меня возникли возражения, которые обычно выдвигают против Фрейда в литературе. Однако, сказал я себе, полемизировать с Фрейдом вправе лишь тот, кто сам неоднократно применял психоаналитический метод и в своих исследованиях действовал так же, как Фрейд; тот, кто долго и терпеливо изучал повседневную жизнь, истерию и сновидения с его точки зрения. Всем остальным не следует осуждать Фрейда, дабы не уподобиться пресловутым ученым мужам, побрезговавшим заглянуть в телескоп Галилея. Справедливость по отношению к Фрейду, впрочем, не подразумевает, как многие опасаются, безоговорочного подчинения догме; всякий волен и далее придерживаться собственного, независимого суждения. Если я, например, признаю сложные механизмы сновидений и истерии, это еще не значит, что я, вслед за Фрейдом, придаю исключительное значение детской сексуальной травме. Тем более это не означает, что я выдвигаю сексуальность на передний план и приписываю ей психологическую универсальность вслед за Фрейдом ввиду той, предположительно, огромной роли, которую сексуальность играет в человеческой психике. Что же касается терапии Фрейда, то она в лучшем случае представляет собой лишь один из нескольких возможных методов и не всегда, по всей видимости, оправдывает теоретические ожидания на практике. Как бы то ни было, все это – мелочи по сравнению с психологическими принципами, открытие которых составляет величайшую заслугу Фрейда; на них критики совершенно не обращают внимания. Тому, кто стремится отдать должное Фрейду, надлежит прислушаться к словам Эразма Роттердамского: «Unumquemque move lapidem, omnia experire, nihil intentatum relinque»[5].
Поскольку моя работа преимущественно основана на экспериментальных изысканиях, надеюсь, читатель простит многочисленные отсылки к изданному под моей редакцией труду «Диагностические исследования ассоциаций».
К. Г. Юнг.
Цюрих, июль 1906 года
1. Критический обзор теоретических взглядов на психологию dementia praecox
1 Литература, посвященная психологическим нарушениям при dementia praecox, чрезвычайно фрагментарна; пусть отдельные вопросы описаны весьма подробно, соответствующие научные труды в целом лишены взаимной согласованности. Утверждения наших ученых предшественников имеют лишь условную ценность, ибо относятся к формам заболевания, которые только с натяжкой могут быть причислены к dementia praecox. Следовательно, приписывать им какую-либо общую значимость едва ли возможно. Насколько мне известно, первый более или менее обобщенный взгляд на природу психологических нарушений при кататонии высказал Чиж (Tschisch, 1886)[6], полагавший, что важнейшую роль играет неспособность к вниманию. Аналогичного мнения, хотя и сформулированного несколько иначе, придерживался Фрейсберг[7], утверждавший, что автоматические действия кататоников связаны с ослаблением сознания, утратившего власть над психическими процессами, т. е. двигательное расстройство есть не более чем симптоматическое выражение степени психического напряжения.
2 Таким образом, по Фрейсбергу, моторные кататонические симптомы обусловлены соответствующими психологическими симптомами. «Ослабление сознания» напоминает вполне современные взгляды Пьера Жане. На расстройство внимания также указывают Крепелин, Ашаффенбург, Циген и др. В 1894 году появляется первый экспериментально-психологический труд по кататонии, а именно исследование Зоммера «К учению о “торможении” психических процессов»[8]. Автор приводит следующие наблюдения общего характера:
1) замедляется процесс образования идей;
2) изображения, предъявляемые больному, настолько того завораживают, что он с трудом способен переносить внимание на что-либо другое.
3 Частые торможения (удлинение времени реакции) Зоммер объясняет зрительной фиксацией[9]. Похожие явления можно обнаружить и у нормальных людей в состоянии рассеянности, например изумление и взгляд в пустоту. Сравнивая кататоническое состояние с обыкновенной рассеянностью, Зоммер постулирует практически то же самое, что Чиж и Фрейсберг, а именно снижение внимания. Другим проявлением, тесно связанным со зрительной фиксацией, является, согласно Зоммеру, каталепсия, которую он считает «во всех случаях исключительно психической по происхождению». Эта точка зрения значительно расходится с воззрениями Роллера и согласного с ним Клеменса Найссера[10].
4 Роллер пишет: «Идеи и ощущения, достигающие восприятия душевнобольного и проникающие в поле его сознания, порождаются болезненным состоянием подчиненных центров; эти патологические восприятия оказывают сковывающее действие на активную апперцепцию, или внимание»[11].
5 В этой связи Найссер замечает: «В душевной болезни всегда можно заметить что-то необычное, чуждое, процессы, которые невозможно объяснить по аналогии с нормальной психической жизнью. При помешательстве логический механизм приводится в действие не апперцептивной или ассоциативной сознательной деятельностью, а патологическими раздражителями, лежащими ниже порога сознания»[12]. Таким образом, Найссер соглашается с Роллером, хотя, на мой взгляд, эта точка зрения весьма спорна. Во-первых, она опирается на анатомическую трактовку психических процессов, каковой следует всячески остерегаться. Какую роль играют «подчиненные центры» в формировании психических элементов (идей, ощущений и т. д.), нам совершенно неизвестно. Объяснения подобного рода суть просто слова.
6 Во-вторых, Роллер и Найссер, по всей видимости, исходят из предположения, что вне сознания психики не существует, однако психология французской школы[13] и наш опыт с техникой гипноза свидетельствуют, что это не так.
7 В-третьих, если я правильно понимаю сказанное, под «патологическими раздражителями, лежащими ниже порога сознания», Найссер подразумевает процессы, протекающие в клетках коры головного мозга. Эта гипотеза заходит слишком далеко. Все психические процессы суть корреляты клеточных процессов как с материалистической точки зрения, так и с точки зрения психофизического параллелизма, посему нет ничего необычного в том, что при кататонии психические процессы выступают коррелятами физических. Известно, что нормальные психические процессы развиваются под непрерывным влиянием бесчисленных психологических констелляций[14], которых мы, как правило, не осознаем. Почему же этот фундаментальный психологический закон внезапно должен утратить силу при кататонии? Потому что идеаторное содержание чуждо сознанию кататоника? Но разве в сновидениях не происходит того же самого? Тем не менее никто не станет утверждать, будто сновидения возникают, так сказать, непосредственно из клеток коры, без участия психологических констелляций. Всякий, кто анализировал сны по методу Фрейда, знает, сколь велико их влияние. Появление в сознании чуждых идей, не имеющих очевидной связи с предшествующим содержанием, не редкость ни при нормальной психологии, ни при истерии. «Патологические идеи» кататоников находят многочисленные аналогии как у нормальных людей, так и у истериков. Нам недостает не столько сравнительного фактического материала, сколько понимания психологии кататонического автоматизма. В остальном же мне представляется весьма рискованным допускать существование в науке чего-либо совершенно нового и необыкновенного.
8 Поскольку при dementia praecox мы наблюдаем бесчисленное множество нормальных ассоциаций, то в первую очередь нужно опираться на законы нормальной психики – во всяком случае, до тех пор, пока мы досконально не изучим трудноуловимых процессов, по-настоящему специфичных для этой болезни. К несчастью для психопатологии, где на сегодняшний день не вызывает сомнений единственно неоднозначность применяемых понятий, наши знания о нормальной психике по-прежнему остаются на крайне примитивном уровне.
9 Дальнейшими исследованиями ассоциаций кататоников мы обязаны Зоммеру[15]. В некоторых случаях ассоциации имеют абсолютно нормальный характер, однако в какой-то момент прерываются, казалось бы, совершенно бессвязными, «затейливыми» комбинациями представлений, как показывает следующий пример[16]:
темный: зеленый
белый: коричневый
черный: «Здравствуй, Вильгельм»
красный: коричневый
10 Эти «эксцентричные» ассоциации также отмечал Дьем[17], видевший в них внезапные «причуды» сознания. Зоммер справедливо считает такие ассоциации характерным симптомом кататонии. «Патологические инспирации», описанные Бройкинком[18], а чуть ранее – Цигеном, наблюдались, как утверждают упомянутые авторы, исключительно при dementia praecox, особенно в параноидных формах, где всяческие «инспирации» играют общеизвестную роль. «Патологические идеи» Бонхеффера, вероятно, представляют собой явление того же рода[19]. Вопрос, поднятый открытием Зоммера, разумеется, остается без ответа; тем не менее до тех пор, пока мы не соберем достаточно данных, явления, описанные разными авторами и получившие почти одинаковые наименования, следует группировать под одним заголовком. Хотя клинический опыт подсказывает нам, что «патологические идеи» возникают только при dementia praecox (в этом случае мы, естественно, опускаем искажения воспоминаний, типичные при органической деменции и синдроме Корсакова[20]), я хотел бы отметить значительную роль, которую играют «патологические идеи» при истерии, особенно в случаях, практически никогда не встречающихся в клинике. Наиболее интересные примеры приводит Флурнуа[21]. Некоторое время назад я сам был свидетелем внезапных вспышек измененной психологической активности у больного истерией[22], а недавно, столкнувшись с аналогичным случаем, получил возможность подтвердить свои наблюдения. Наконец, как я показал в другой своей работе[23], внезапное нарушение ассоциаций под влиянием вторжения чуждых – на первый взгляд – комбинаций идей и представлений случается и у нормальных людей. Таким образом, «эксцентричные» ассоциации или «патологические идеи» могут быть широко распространенным психологическим явлением, которое, как следует согласиться с Зоммером, в наиболее яркой своей форме проявляется при dementia praecox.
11 Более того, при изучении ассоциаций кататоников Зоммер обнаружил многочисленные ассоциации по созвучию[24] и стереотипии. Под «стереотипией» он понимал частое воспроизведение предыдущих реакций. В наших ассоциативных экспериментах мы назвали такое поведение «повторением». Время реакции в таких случаях отличалось значительными колебаниями.
12 В 1902 году Рагнар Фогт[25] вновь поднимает вопрос кататонического сознания. Он исходит из исследований Мюллера и Пильцекера[26], преимущественно анализируя наблюдения, касающиеся «персевераций»[27]. По Фогту, постоянство психических процессов или их коррелятов, даже после того как в сознании они уже сменились другими представлениями, есть нормальный аналог кататонических процессов персеверации (вербигерации[28], каталепсии и т. д.). Отсюда следует, что при кататонии способность психофизических функций к персеверации должна быть необычайно велика. Однако, поскольку, согласно исследованиям Мюллера и Пильцекера, наиболее четко персеверация проявляется лишь в тех случаях, когда в сознании не запечатлевается никакого нового содержания[29], Фогт утверждает, что при кататонии персеверация возможна только в силу отсутствия других сознательных процессов, представляющих интерес для пациента. Таким образом, можно говорить об определенном сужении сознания. Это объясняет сходство между гипнотическим и кататоническим состояниями[30]. Импульсивные действия кататоников Фогт тоже приписывает сужению сознания, которое препятствует торможению. Эта точка зрения обнаруживает влияние воззрений Пьера Жане, для которого сужение сознания и снижение внимания – это то же самое, что abaissement du niveau mental [31]. Соответственно, здесь, хотя и в несколько более современной и обобщенной форме, мы вновь встречаем уже упомянутое мнение, что при кататонии наблюдается расстройство внимания, или, выражаясь более широко, расстройство позитивной психической деятельности[32]. Аналогия с гипнотическими состояниями интересна, но, к сожалению, Фогт описывает ее лишь в общих чертах.
13 Схожие взгляды высказывает и Эвенсен[33]. Искусно проводя параллель между кататонией и рассеянностью, он утверждает, что в основе каталепсии лежит отсутствие представлений в ограниченном поле сознания и т. д.
14 Кропотливое и всестороннее исследование кататонической психологии можно найти в диссертации Рене Масселона[34]. С самого начала он заявляет, что главной отличительной чертой кататонии является отвлечение внимания (distraction perpétuelle). Как и следует ожидать от представителя французской школы психологии, Масселон трактует внимание в очень широком и общем смысле: «Восприятие внешних объектов, осознание собственной личности, рассудительность, чувство взаимосвязи, вера, уверенность – все это исчезает, когда исчезает способность к вниманию»[35].
15 Как явствует из этой цитаты, внимание – в том смысле, в каком его понимает Масселон, – играет важнейшую роль. Масселон приходит к выводу, что наиболее распространенными признаками кататонического состояния выступают «апатия, абулия, снижение интеллектуальной активности». Краткий обзор этих абстрактных понятий покажет, что все они обозначают фактически одно и то же; действительно, в своем труде Масселон постоянно старается подобрать слово или сравнение, которое наилучшим образом выразит суть его совершенно правильного ощущения. Однако едва ли в нашем языке существует столь многогранное понятие, как не существует понятия, которое не имело бы односторонней и узкой связи, навязанной ему какой-либо школой или системой. Дабы лучше понять, что Масселон думает о сущности dementia praecox, достаточно вслушаться в формулировки некоторых его утверждений: «Обычное состояние – состояние эмоциональной апатии… эти нарушения тесно связаны с нарушениями интеллектуальными: они имеют ту же природу… пациенты не проявляют никаких желаний… всякая воля уничтожена… исчезновение желаний неразрывно переплетено со всеми другими нарушениями умственной деятельности… подлинный спазм мозговой активности… элементы [психики], более не систематизируемые бездействующим разумом, проявляют склонность жить собственной жизнью»[36].
16 В трудах Масселона мы находим множество взглядов, которые, по его мнению, восходят к одному корню, но он не может отыскать этот корень, не внеся при этом путаницы в свою работу. Однако, несмотря на все недостатки, исследования Масселона содержат ряд полезных наблюдений. Так, он находит поразительное сходство с истерией, отмечает выраженную склонность пациентов перенаправлять внимание на всевозможные предметы, особенно на собственные симптомы («зрительная фиксация» по Зоммеру), утомляемость и капризную память. Последнее утверждение подверглось критике со стороны немецких исследователей – надо признать, совершенно незаслуженно, если учесть, что под «памятью» Масселон подразумевает лишь способность к воспроизведению впечатлений. Если пациент неправильно отвечает на прямой вопрос, немецкая школа рассматривает это как «недостоверный ответ», негативизм, другими словами – как активное сопротивление. Масселон же расценивает это скорее как неспособность к воспроизведению. Если смотреть со стороны, причина может быть и в том и в другом; все зависит от толкования этого явления. Масселон говорит об «истинном затемнении образа памяти» и трактует нарушение памяти как «исчезновение из сознания определенных воспоминаний и неспособность пациента их восстановить»[37]. Противоречие между двумя взглядами можно без труда разрешить, если принять во внимание психологию истерии. Если истеричный пациент говорит в процессе сбора анамнеза: «Я не знаю, я забыл», – это значит: «Я не могу или не хочу говорить об этом, ибо это крайне неприятно»[38]. Часто «Я не знаю» звучит столь неуклюже, что причина такого незнания становится ясна мгновенно. В течение многочисленных экспериментов я установил, что пропуски (отсутствие реакции), возникающие во время ассоциативного теста, имеют ту же психологию[39]. На практике часто бывает трудно определить, действительно ли истеричные пациенты не знают ответа или просто не могут либо не хотят отвечать. Всякий, кто подробно исследовал случаи dementia praecox, знает, каких трудов стоит получить корректные сведения. Иногда можно с уверенностью утверждать, что пациент знает ответ, иногда возникает «торможение», будто непроизвольное; кроме того, бывают случаи, когда мы вынуждены говорить об «амнезии», как, например, при истерии, где от амнезии до нежелания отвечать всего один шаг. Наконец, ассоциативный эксперимент показывает, что зачатки всех этих явлений присутствуют и у нормальных людей[40].
17 По Масселону, нарушение памяти проистекает из того же источника, что и нарушение внимания, хотя не вполне ясно, что это за источник. Как бы противореча этому, он указывает на стойкие представления, которые характеризует следующим образом: «Некоторые воспоминания, ранее более тесно связанные с аффективной личностью пациента, склонны воспроизводиться без остановки и постоянно занимать сознание… персистентные воспоминания принимают стереотипированную форму… мысль имеет тенденцию к свертыванию, застыванию (se figer)»[41]. Не пытаясь предъявить какие-либо дополнительные доказательства, Масселон заявляет, что стереотипированные (т. е. бредовые) идеи суть ассоциации личностного комплекса. Жаль, что он не останавливается на этом вопросе подробнее; было бы интересно узнать, в какой степени, например, неологизмы или «словесный салат»[42] являются ассоциациями личностного комплекса, так как нередко это единственное, что позволяет судить о наличии представлений. Термин «застывание» применительно к психической жизни пациента с dementia praecox кажется мне в высшей степени удачным; он не только отражает постепенное оцепенение, характерное для этой болезни, но и в точности передает впечатление, которое dementia praecox производит на всякого проницательного наблюдателя. Из этих допущений Масселон с легкостью выводит «вынужденный автоматизм» (suggestibilité [43]). Относительно происхождения негативизма он высказывает лишь смутные предположения, хотя французская литература, посвященная навязчивым состояниям, могла бы предоставить богатый материал для аналогичных объяснений. В ходе экспериментального изучения ассоциаций Масселон отмечает многочисленные повторы слов-стимулов и частые «причуды» внешне совершенно случайного характера. Единственный вывод, к которому он приходит, заключается в том, что пациенты неспособны к сосредоточению внимания. Вывод вполне обоснованный, однако «причудам» уделено слишком мало времени.
18 Проанализировав основные результаты работы Масселона, мы увидим, что этот автор, как и его предшественники, склонен предполагать наличие некоего центрального психологического расстройства[44], возникающего в жизненно важном источнике всех психических функций, т. е. в сфере апперцепции, чувствования и желания[45].
19 Рассматривая психологию слабоумия при dementia praecox, Вейгандт (вслед за Вундтом) называет терминальный процесс заболевания «апперцептивным отупением»[46]. Как известно, понятие апперцепции Вундта чрезвычайно широко; оно охватывает не только концепцию внимания Бине и Масселона, но и fonction du réel [47] Жане[48], к которой мы вернемся позже. Широту вундтовского понятия апперцепции в указанном смысле подтверждает следующая цитата: «Характеризующееся своеобразными чувствованиями состояние, сопровождающее более ясное восприятие психических процессов, мы называем вниманием; единичный же процесс, ведущий к более ясному восприятию определенного психического содержания, – апперцепцией»[49]. Мнимое противоречие между вниманием и апперцепцией разрешается следующим образом: «Внимание и апперцепция суть выражения одного и того же психологического явления. Мы выбираем первое для обозначения его субъективной стороны, сопутствующих чувств и ощущений; под вторым же подразумеваются главным образом объективные последствия, качественные изменения сознательных содержаний»[50].
