скачать книгу бесплатно
Скотт рассказал мне, что эти косточки не больше трех сантиметров в диаметре и сцеплены друг с другом, как маленькие детали конструктора.
– Если на кожу надавить ладонью, то очертания этих косточек проступят на поверхности, словно пазл, который накрыли тканью, – говорит он.
Про «панцирь» кожистых черепах часто говорят, что он на ощупь резиновый, но мне он больше напоминает гладкую и плотную поверхность каремата. Царапнешь его ногтем – и пойдет кровь.
Когда около восьмидесяти яиц, каждое размером с бильярдный шар, заполняют песочное углубление, черепаха приступает к откладыванию еще пары десятков более мелких яиц. В этих странных небольших яйцах нет желтка и нет эмбриона. Их откладывают только кожистые черепахи, и функция их до сих пор неясна. Возможно, они создают воздушное пространство наверху гнезда, поддерживают нужный уровень влажности или защищают от насекомых и грибка. А возможно, что детенышам, которые рождаются с длиннющими ластами, так будет удобнее выбираться наружу. Точно этого не знают даже эксперты.
Каждая кожистая черепаха гнездится в среднем около семи раз за сезон с интервалом в десять дней. И хотя в одном гнезде насчитывается всего каких-нибудь 65 или 85 яиц (в Тихом и Атлантическом океанах соответственно), из-за частого гнездования им удается отложить в среднем 450–600 яиц за сезон. В этом смысле кожистая черепаха – рекордсмен. (Другие морские черепахи откладывают яйца всего два, максимум четыре раза, оставляя в каждой кладке около ста яиц.) Вполне возможно, кожистые черепахи способны давать больше потомства в год, чем прочие пресмыкающиеся или млекопитающие. Птицы не могут с ними даже конкурировать.
Кожистые черепахи, эти самые бесстрашные из рептилий, предпочитают неприступные берега. Им нравятся открытые пляжи с зернистым песком и крутыми склонами, которые омывают волны прибоя. Такие пляжи, как правило, неустойчивы, поэтому даже при благоприятных условиях гнезда черепах часто смывает водой. Видимо, именно по этой причине черепахи стараются сложить свои яйца «в разные корзины», не полагаясь на сохранность берега.
– Сегодня она откладывает яйца здесь, а в следующий раз за два километра отсюда или за двадцать километров в той стороне, – объясняет Скотт.
Почему черепахи выбираются на такой крутой предательский берег? Может быть, они боятся застрять на мелководье во время отлива из-за своих немаленьких габаритов? Ведь здешние черепахи любят появляться на берегу вместе с приливом, когда вода ближе всего подходит к местам гнездования.
Кладка окончена, и теперь черепаха начинает закапывать яйца в песок задними ластами и присыпать их сверху. Она растопыривает ласт как лопаточку размером с теннисную ракетку и утрамбовывает песок. Она делает это с таким проворством, словно это не ласт, а рука в кожаной перчатке.
Понимает ли она, что делает? Что она испытывает, когда совершает все эти действия? Откладывает яйца, которые больше никогда не увидит, оставляет потомство, о котором почти наверняка ничего не узнает. Все эти действия она должна совершить в определенной последовательности, каждое из них должно длиться строго отведенное время и привести к совершенно определенному результату. Понимает ли она, зачем вообще все это нужно? Но как ей это понять? Ведь все это она делает, подчиняясь внутреннему позыву, вероятно сходному с нашими собственными желаниями и потребностями: нам ведь тоже знакомо чувство, когда нами движет не разум, а нечто другое. Я пытаюсь найти аналогии, но, кажется, в человеческой жизни нет ничего в точности похожего на то, что происходит сейчас в голове у черепахи. А если что-то и есть, то черепаха, возможно, понимает больше, чем я предполагал. Такое тоже возможно.
Теперь, закончив утрамбовывать гнездо, она внезапно делает передними ластами три мощных энергичных толчка и отбрасывает песок назад. Я за три метра чувствую ее тяжелые удары по земле. Взмахнув передними ластами, она с силой обрушивает их на берег, перемещает огромные массивы песка, заметает следы своего благородного подвига.
Затем она отдыхает. В горле ее тяжело пульсирует дыхание. Внезапно что-то привлекает взгляд Скотта, и он подходит поближе:
– Видите вот это? – Через все ее плечо к подмышечной впадине с мягкими складками кожи проходит розовая полоса. – Должно быть, здесь у нее в плече застрял крючок, и леска намоталась на ласт. Это могла быть ярусная сеть или сеть на омаров. Как бы то ни было, тут у нее типичный шрам от рыболовной лески.
Один из наших провожатых добавляет, что однажды видел черепаху, которая проглотила часть рыболовной снасти с несколькими крючками. «Она вся была опутана леской, леска зашла ей в горло, а крючки торчали из-под хвоста».
– Да уж, эти старушки многое повидали, – добавляет Скотт.
Когда он подсчитал, что ежегодно от пятисот до шестисот черепах в Тринидаде запутываются в одних только жаберных сетях, он пошел разговаривать с рыбаками. Некоторых черепах удается освободить, другие тонут. Кого-то убивают ради мяса и масла. Однажды Скотт решил проследить за девятью кожистыми черепахами. Четыре запутались в сетях, даже не успев выйти из вод Тринидада, три из них погибли.
Скотт дезинфицирует кожу черепахи в том месте, где собирается прикрепить металлическую бирку. Показывает нам, где именно:
– Ни в коем случае не на мягкую кожу в основании ласта. Чуть подальше: вот здесь. Тут бирка не поцарапает ей кожу.
П-образная скобка плотно обхватывает кончик ласта. Крепится она острым треугольным шурупом, который проходит сквозь ласт и защелкивается в специальном отверстии с другой стороны скобы.
– Когда прикрепляете бирку, обязательно убедитесь, что она смотрит острием вверх, иначе черепаха может поцарапать себе шкуру, когда вытянет ласты по швам.
Скотт крепит бирку. Металлический шуруп прокалывает ласт, и я вздрагиваю. Но черепаха не реагирует. Должно быть, я переживаю за нее больше, чем она сама: черепахи с бирками часто возвращаются на тот же берег. Конечно, это большой прогресс по сравнению с убийством черепах ради их мяса.
Пока я наблюдаю за ней и за людьми на берегу, я все время думаю о том, как по-разному может человек обращаться с животными. Мы способны на самую искреннюю доброту и на такую же сильную жестокость. И то и другое в одинаковой степени естественно и выучено на опыте.
Она начинает ползти вперед, затем останавливается, поворачивается всем телом то в одну, то в другую сторону, разбрасывает по кругу горы песка, делает взмахи ластами, как ребенок, рисующий снежного ангела. Затем черепаха разворачивается, ползет немного вперед и снова начинает швыряться. В воздух при этом летит не только песок, но и кокосовые орехи. Мало-помалу она так запутывает следы, что уже невозможно понять, где на этом небольшом перепаханном участке пляжа находится гнездо.
Ее глотка от напряжения наливается розовым цветом.
И вот, спустя полтора часа с тех пор, как она взобралась на берег, ее движения в очередной раз меняются. Она перестает рыть песок, и становится понятно, что теперь она направляется к морю. С каждым рывком своих весел она продвигается вперед и устремляется прямиком к воде. С каждым толчком расстояние между ней и линией прибоя сокращается, пока наконец черепаху не начинают омывать волны.
Когда она лежала в углублении, я еще не вполне осознавал ее невероятные размеры. Все знают, что у черепах плоский живот. А здесь, на ровном песке, внезапно становится видно, что она вовсе не плоская: достаточно встать с ней рядом, чтобы понять, что ее спина, словно бочка, возвышается над землей чуть ли не на метр.
Бурлящая пена смывает с нее песок, обнажая блестящую, словно отполированный камень, поверхность спины. Внезапно черепаха превращается в грациозное темное животное, вновь обретая дерзкую свободу невесомости. Сначала волна толкает ее назад, но уже следующая нетерпеливо затягивает в воду. И черепаха исчезает.
Она пускается в обратный путь. Перед ней простираются три тысячи километров синевы, а в моей голове вертится только одна мысль: «У нее получилось. Несмотря на отсутствие разума, у нее получается совершать это уже сто миллионов лет[13 - Примерно таков возраст древнейших известных морских черепах, тогда как кожистая черепаха появилась гораздо позже. – Прим. науч. ред.]!» А я тем временем продолжаю стоять и прокручивать в голове свои хваленые мысли.
Нам сообщают, что на берегу на большом расстоянии друг от друга находятся еще три черепахи. Подойдя к первой, я сразу понимаю, что она мертва. Череп ее проломлен в нескольких местах, как будто кто-то наносил ей по голове резкие удары. Шокирующее зрелище и невыносимая вонь.
– Браконьеры, – говорит Скотт. – В дикой природе кожистым черепахам на берегу ничего не угрожает. По крайней мере сейчас, – подумав, добавляет он. – Когда-то давно их предкам, должно быть, приходилось иметь дело с тираннозаврами, скрывающимися в песчаных дюнах.
– Одна черепаха – это еще ничего, – причитает Савита с характерным тринидадским акцентом, – вот когда я была маленькой, тут творилось настоящее смертоубийство. Сейчас убитая черепаха – редкость. Люди стали приезжать сюда, чтобы просто посмотреть на них, на символ Тринидада.
Смутное чувство приковывает мой взгляд к черепахе, появившейся вдалеке. Она остановилась в полосе прибоя. Волна ударяет в нее и разбивается вдребезги, словно врезавшись в скалу. Эта черепаха вынырнула там, где берег очень крутой и очень узкий. Если бы она выбрала место правее или левее, то без труда миновала бы самые высокие волны. Но здесь берег зажат между морем и джунглями, так что за линией прибоя практически нет песка. Более мудрая черепаха поковыляла бы обратно в воду и вышла бы на берег в другом месте. Но эта продолжает взбираться на узкий крутой обрыв, туда, где уже начинается лес. Она поворачивается лицом к океану. Передними лапами черепаха стоит на плотном мокром песке. Своим девяностограммовым, чрезвычайно успешным мозгом она не может не понимать, что это явно не то место, где следует гнездиться. И все же она начинает делать углубление. Буквально в десяти сантиметрах от ее большой головы пенится кромка набегающей волны.
Савита упирает руки в бедра и качает головой:
– Это очень грустно. Раньше тут было еще добрых сто метров до воды. Никогда не видела такого берега. Даже не знаю, что теперь будут делать бедные черепахи. Неужели вот так все и будет продолжаться?
Берег уже потерял облик, к которому привыкли черепахи. Отчасти это можно объяснить повышением уровня моря, отчасти – погодой и лунным циклом. Каждую ночь растущая луна притягивает волны все ближе к берегу. Они плещутся уже на такой высоте, что размывают корни пальм, полощут лесную растительность, разрушают гнезда и разбрасывают по воде яйца черепах. Кое-где берег уже наклонен под углом тридцать градусов. В некоторых местах образовались уступы высотой по колено. Иными словами, это гнездо обречено на гибель.
Считается, что тут мы ничего не можем поделать. Однако из ста миллионов лет существования кожистых черепах мы изучаем их только последние лет тридцать. Все это время уровень моря повышается, а любой разговор сводится к тому, что никто никогда не видел берег таким размытым.
Волна окатывает черепаху брызгами с ног до головы, а следующая захлестывает камеру для яиц. И хотя гребни стремительно набегающих волн бьют ее в морду, она все равно начинает откладывать яйца. Невыносимо смотреть, как она бессмысленно расточает свое отчаянное стремление плодоносить в таком неподходящем месте, особенно если учесть, какое невероятное пространство ей пришлось преодолеть, сколько опасностей встретила она на своем долгом пути. Вынырни она на сорок метров левее, и все было бы в порядке. Вынырни она здесь в прошлом году, все тоже могло бы пройти благополучно.
Черепаха нравится Савите:
– У нее такая красивая расцветка. Такие пятнышки.
– Она еще маленькая, просто девочка… – замечает Скотт.
Однако эта малышка весит не меньше двухсот килограммов. Возможно, она выбралась на берег в первый раз и не смогла сориентироваться от недостатка опыта.
Мы совещаемся: Савита, Скотт и я. Конечно, мы не можем поднять это огромное создание и передвинуть в другое место. Но перенести яйца – это мы можем.
Тем временем наша бестолковая черепаха уже закончила откладывать яйца и начала их закапывать. Однако из-за того, что вода нанесла в ямку много песка, яйца оказались очень близко к поверхности, и, когда черепаха начинает утрамбовывать песок своим ластом, она тотчас разбивает яйца и пачкается в желтке. Полный бардак.
Остальные яйца из гнезда вымывает водой. Мы со Скоттом стоим с задранными футболками, пока бабушка Савита и Шантель складывают туда яйца. Мы закопаем их в безопасном месте.
Тем временем другая черепаха, которая тоже начала рыть яму в пределах досягаемости волн, все-таки одумалась и вернулась в воду, держа свои яйца при себе.
НА РАССВЕТЕ ОБЕЗЬЯНЫ-РЕВУНЫ начинают оглушительный концерт. После ночи, полной красоты и недоразумений, мы в розовом свете зари покидаем берег. Я чувствую себя крайне изнуренным. Ночь ли закончилась, или начался день? Зависит от того, черепаха вы или нет, а я настолько устал, что уже не помню. Пока мы бездумно трясемся в машине по дороге к городу, летучие мыши, прорезавшие рассветные тени над водоемом, уступают место дневному патрулю коршунов, парящих в вышине.
Пляжи, где гнездятся кожистые черепахи
Матура (Тринидад) – население две тысячи человек – оказывается типичным тропическим городком, в котором лачуги с жестяными крышами перемежаются понурыми деревянными домишками и однообразными, вечно недостроенными модными апартаментами из бетонных блоков. Кажется, что большая – даже слишком большая – часть населения – это дети, которые снуют по улицам, словно стайки цыплят.
Абирадж любезно приглашает нас в свой дом, который неспешно достраивает. Хоть он и живет один, пустынным его жилище назвать никак нельзя. В ванной поселилась древесная лягушка; из-под высокой жестяной крыши свисает пара летучих мышей, а на шторах удобно устроился красноногий паук-птицеед размером с человеческую ладонь. Насчет паука Абирадж говорит только: «Он уже два месяца бродит по дому – то на столе, то на кухне…» Никто из нас не решается выкинуть это волосатое создание на улицу: зачем портить веселье? Но даже рядом с пауком-птицеедом здесь, внутри, гораздо безопаснее, чем снаружи. К примеру, на дороге неподалеку машина раздавила ямкоголовую гадюку[14 - Имеется в виду представитель рода Bothrops – американские копьеголовые змеи. – Прим. науч. ред.], одну из самых ядовитых змей.
Большую часть дня мы спим под мерное постукивание дождя о жестяную крышу, заботливо не дающую промокнуть ни нам, ни дикой фауне, живущей в стенах этого дома.
* * *
ВЗГЛЯНИТЕ НА ЧЕРЕПАХУ. Ее фирменным знаком, конечно, является панцирь – пожалуй, самая необычная броня в истории развития жизненных форм. Спину черепахи, карапакс, обычно формируют расширенные ребра, которые срастаются с позвоночником и соединяются между собой. Крупные пластины, называемые щитками, которые покрывают карапакс, состоят из кератина, так что это что-то вроде очень толстых ногтей. Брюшной щит, пластрон, формируется не из ребер, а из особых костных образований, которые бывают только у черепах.
Черепахи – древние, но не примитивные существа. Им предшествовал длинный ряд предков-рептилий, у которых постепенно формировалось все более сильное защитное покрытие. Чтобы вырастить такой панцирь, черепахе пришлось полностью перестроить свое тело. Подобные изменения не происходят в одночасье: плечо сдвинулось внутрь под ребра, сформировался особый новый способ дыхания, ведь легкие оказались зажаты между двумя твердыми щитами. На всю эту радикальную перестройку ушло много времени, которого у черепах было как раз в достатке.
Кости самых древних черепах находят в слое триасового периода: их возраст составляет около 210 миллионов лет[15 - Есть еще несколько более древних проблематичных форм, у которых панцирь еще не сформировался и отнесение которых к черепахам спорно. Древнейшей из них является Eunotosaurus africanus из средней перми Южной Африки, возрастом около 260 миллионов лет. – Прим. науч. ред.]. От кого произошли черепахи, пока неясно: ученые спорят о том, кем были их непосредственные предки, однако уже в триасе они полностью сформировались и широко распространились по планете[9 - Откуда произошли черепахи: Lee M. The Turtle's Long-Lost Relatives // Natural History. June, pp. 63–66, 1994.]. В те времена все было, одним словом, по-другому. Вся суша была соединена в один суперконтинент – Пангею. Приблизительно 200 миллионов лет назад, как раз когда динозавры готовились к эре своего правления – юрскому периоду, отгремевшему лишь 145 миллионов лет назад, – появилась первая водная черепаха[16 - Большинство древнейших черепах, по-видимому, были наземными, хотя некоторые исследователи приписывают водные адаптации уже позднетриасовому Odontochelys semitestacea. Настоящие водные черепахи, освоившие пресные водоемы, появились в средней юре, около 165 миллионов лет назад. Видимо, уже начиная с поздней юры (около 150 миллионов лет назад), черепахи освоили сначала прибрежно-морские, а затем (с раннего мела, около 140 миллионов лет назад) и морские местообитания. – Прим. науч. ред.].
Понятно, почему некоторые черепахи называются морскими, – это черепахи, которые живут в океане. Их конечности превратились в ласты и стали подобны крыльям или плавникам. К примеру, бугорчатая черепаха обитает в пресноводных бухтах и дельтах у южного и восточного побережий США. Вместо ласт у нее лапы, и она не относится к морским черепахам. Также существует пресноводная черепаха с ластами – и ее тоже нельзя назвать морской.
Водную стихию освоили три независимые группы черепах; одна из них – во времена юрского периода, две другие – в меловом периоде. У некоторых получилось приспособиться лучше, у других – несколько хуже. Некоторые виды морских черепах размножились, оставили в истории свой след и вымерли в процессе долгой эволюции[10 - О вымирании и эволюции кожистых черепах см.: Dutton P., et al. Global Phylogeography of the Leatherback Turtle // Journal of Zoology, London. 248: 397–407, 1999.Wood R. C., et al. Evolution and Phylogeny of Leatherback Turtles (Dermochelyidae) with Descriptions of New Fossil Taxa // Chelonian Conservation and Biology 2: 266–286, 1996.]. Вот главный мотив и предостережение, которое повторяется в этой истории раз за разом: виды, приспособленные к определенным условиям, не могут выжить, когда мир резко меняется.
Морские черепахи, внешне напоминающие современных, впервые начали бороздить воды океана немногим больше ста миллионов лет назад. В то время еще не существовало ни Средиземного моря, ни Северной Атлантики; Индия только собиралась столкнуться с Евразией (в результате возникла гряда Гималаев); Австралия все еще была прикреплена к Антарктиде; Аравийский полуостров не успел отделиться от Африки, а Северная Америка, Гренландия и Евразия были слиты воедино. И, несмотря на голодных акул, плезиозавров, ихтиозавров и мозазавров (а отчасти благодаря тому отбору, который устраивали им хищники), океанские черепахи процветали, образовали четыре семейства и множество разных видов.
Одно из этих семейств породило архелона, самую большую черепаху, когда-либо существовавшую на Земле. Взрослая кожистая черепаха в среднем весит около четырехсот килограммов, размах ласт у нее составляет около двух с половиной метров – и это совершенно невообразимое существо. Архелон же весил две тысячи семьсот килограммов, а размах ласт у него достигал почти пяти метров! Все его тело в длину от носа до хвоста достигало четырех с половиной метров, а голова с острым, как у гигантского орла, клювом – около девяноста сантиметров. Архелон мог бы полностью занять довольно большую комнату. Наверное, пляж под ним сотрясался, когда он выходил из воды, а копал он как паровой экскаватор.
По мнению ученых, 65 миллионов лет назад на Землю упал астероид, приземлившись в районе Мексиканского залива – там, где сейчас находится полуостров Юкатан[11 - Общие сведения о массовом вымирании, случившемся 65 миллионов лет назад: http://en.wikipedia.org/wiki/Cretaceous-Tertiary_extinction_event (http://en.wikipedia.org/wiki/Cretaceous-Tertiary_extinction_event)]. В результате произошла глобальная климатическая катастрофа, которая стерла с лица земли динозавров и птерозавров[17 - Они же летающие ящеры, группа, родственная крокодилам, динозаврам и птицам. – Прим. науч. ред.], грозных океанских хищников мозазавров и плезиозавров, а также некоторых моллюсков, например спирально закрученных аммонитов (их отполированные окаменелые раковины теперь можно встретить во многих сувенирных лавках). Исчезли различные виды фитопланктона, многие млекопитающие и птицы – вероятно, вымерло около 85 % всех видов, существовавших на Земле. Морским черепахам удалось выжить. Но не без потерь: погибло семейство архелона и еще одно семейство черепах.
В итоге до наших дней дошло всего два семейства морских черепах: это несколько твердопанцирных видов из семейства Cheloniidae и всего один вид, кожистая черепаха, из семейства Dermochelyidae. Кожистые черепахи отделились от твердопанцирных очень давно, около ста миллионов лет назад. После того как вымерло семейство архелона, они разделились как минимум на шесть видов, будто занимая освободившиеся ниши.
У предков современной кожистой черепахи панцирь был более плотным и костистым, а спина – более плоской. С течением времени панцирь становился все тоньше, а косточки под кожей – все меньше и многочисленнее, а потому гибче. Но и семейство кожистых черепах, в свою очередь, тоже сократилось – вероятно, из-за конкуренции с новыми видами морских млекопитающих.
Только два вида кожистой черепахи дожили до плейстоцена и застали ледниковый период. И лишь один из них выжил. Так что современной кожистой черепахе удалось пережить условия, которые около миллиона лет назад уничтожили всех остальных представителей ее семейства. Сегодня все кожистые черепахи генетически очень близки друг другу. Возможно, когда-то они находились на расстоянии вытянутого плавника от полного исчезновения: выжила лишь одна крошечная популяция в Индийском океане, а затем это затерянное племя черепах-беженок вновь распространилось по всему миру.
* * *
ОДНО ИЗ ДОСТОИНСТВ ПЛЯЖА в том, что он всегда находится в конце дороги. Мы со Скоттом и Абираджем возвращаемся на берег за пару часов до захода солнца. При свете дня сразу становится понятно, что это вовсе не тропическая идиллия, не пляж с белоснежным песком. Это дикое место, где встречаются суша и океан, – здесь они борются, сталкиваются и спорят за первенство.
Кое-где волны до того подточили берег, что на нем образовался уступ, море вымыло из песка черепашье гнездо и разбросало яйца по пляжу. Внутри этих яиц – замершие, не успевшие развиться эмбрионы, прошедшие лишь три четверти пути к тому, чтобы стать детенышами.
На мои вопросы по поводу дождя, эрозии и повышения уровня моря Скотт отвечает:
– Берега появляются и исчезают. Морские черепахи пережили много климатических изменений; некоторые вымерли, некоторые до сих пор живы. Если изменения будут происходить медленно, черепахи смогут перебраться куда-нибудь в другое место. Но ключевые слова здесь – «если» и «смогут», – добавляет он.
За последние сто лет средний уровень моря поднялся примерно на двадцать сантиметров. Это связано как с таянием ледников, так и с расширением океана в результате потепления. Темпы повышения уровня моря сейчас в десять раз выше, чем когда-либо за последние три тысячи лет, – иными словами, чем за всю историю цивилизации. Черепахи могут к этому приспособиться. Но смогут ли люди? И что будет с черепахами, зажатыми между разрастающимися городами, с одной стороны, и наступающими волнами – с другой?
В небе над пляжем, растянувшимся на многие километры, парят стервятники. Их привлекает запах разбросанных яиц. Но есть еще кое-что. Весь пляж усеян пальмовыми ветками, корягами и мусором. Парочка стервятников пристроилась к пакету с мусором: они тычут в него клювами, словно это остов мертвого животного.
– Мусора на берегу стало больше, – говорит Скотт, – не только здесь, а везде.
Я вижу несколько бутылок, кусочки пластика, часть рыболовной сети, светящиеся палочки, которыми приманивали рыбу-меч к сети с наживкой, а потом бросили. Что ж, бывает и гораздо хуже.
Абирадж говорит, что прохлада послеобеденного ливня, вероятно, побудит некоторых детенышей выползти из песка. Я с нетерпением жду появления маленьких черепашек.
Когда приходит время, детеныши начинают царапать скорлупу изнутри острым выступом на носу. Когда они вылупятся, этот «яйцевой зуб» у них отпадет, как у птиц. Братья и сестры начинают проклевываться сквозь скорлупу почти синхронно, в течение нескольких часов. Затем они день-другой отдыхают в песчаном гнезде, поглощают желток, готовятся и набираются сил. Тем временем жидкость внутри яиц высыхает и освобождает им место. В отличие от птиц, они вылупляются в кромешной темноте, среди влажного песка и копошащихся рядом братьев и сестер. Весь выводок приходит в движение. Маленькие черепахи усердно работают ластами по нескольку часов подряд с небольшими перерывами на отдых. Чтобы выбраться из гнезда, может потребоваться несколько суток. От первого «проклевывания» скорлупы до появления детенышей на песке проходит от трех до семи дней – в среднем около пяти. Те, что оказались наверху, скребут песчаную крышу, остальные прорывают ходы вслед за ними. Песок постепенно сползает вниз, а выводок вместе с дном гнезда оказывается все ближе к поверхности. Проще всего тем, кто держится рядом с другими сородичами. Отстающим иногда приходится тратить в два раза больше времени, чтобы выбраться; многие из них остаются погребенными. В тех местах, где выводок уже близок к поверхности, на песке появляются характерные воронки. Детеныши изо всех сил стремятся наверх, но жара заставляет их остановиться. Если они подобрались к поверхности днем, им приходится подождать, пока песок не остынет. Если песок прохладный, значит, наступила ночь и, стало быть, на поверхности темно и безопасно. На некоторых пляжах песок все еще горячий вплоть до десяти часов вечера.
Но прохладный дождь может обмануть черепашек. Они подумают, что уже ночь и пора отправляться в путь.
Возможно, мы уже что-то пропустили. На песке я различаю зловещие следы растопыренных лап стервятников. Разглядывая их, Скотт говорит приглушенным голосом, как бы про себя:
– Боже, что тут творилось…
Теперь парящие неподалеку стервятники предстают в новом свете.
– Видишь, они знают, – указывает на них Абирадж.
– Должно быть, сегодня они загубили немало детенышей, – добавляет Скотт.
Чуть дальше мы видим около полудюжины черных грифов, которые собрались вокруг воронки в песке. Появляются два детеныша, и грифы тут же их замечают.
Один хватает черепашку. Второй тоже. Раньше я всегда думал, что стервятники кормятся смертью, а не несут ее.
Размахивая руками, Абирадж бросается вперед, чтобы отогнать птиц. И они, тяжело хлопая крыльями, взлетают. Первый детеныш падает из клюва на спинку, у него разодраны шея и плечо. Он двигается, но смертельно ранен. Второй мертв. Одна за другой появляются еще пять маленьких кожистых черепах. Им повезло, что они решили это сделать, пока мы рядом и можем их защитить. Они угольно-черные, с белесыми крапинками вдоль гребней на спинке и вдоль ласт, словно украшенные жемчужными нитями.
Метрах в восьмистах от нас на берег внезапно планируют семь черных грифов и парочка грифов-индеек: очевидно, там начался выпускной у очередного выводка черепах.
Мы срочно бежим по сыпучему песку к ним на помощь.
На пляже тут и там валяются детеныши черепах с откушенной головой и без передних ласт, выеденные панцири, похожие на пустые кошельки.
Скотт говорит, что никогда не видел такую бойню.
– Они отрывают им головы, потрошат и выбрасывают. Так можно уничтожить весь выводок! Обычно я против того, чтобы лишать стервятников возможности немного закусить, но это переходит все границы, – взволнованно добавляет он.
Когда мы подбегаем, стервятники уже кромсают тела детенышей, отрывают головы, чтобы залезть клювом внутрь панциря, выедают все самое лакомое. Гриф-индейка пытается съесть черепашку целиком. Проглотить ее он не может, но тут вмешивается небольшой черный гриф и отнимает добычу. Первая птица даже не пытается ответить на такую дерзость: похоже, эти стервятники уже успели как следует подкрепиться.
Подойдя ближе, мы разгребаем гнездо, но находим там всего одного выжившего детеныша. На этот раз отставание обернулось удачей. Сначала он делает несколько кругов, чтобы сориентироваться, как почтовый голубь, а затем начинает карабкаться в сторону моря.
Детеныш входит в воду решительно и смело – по крайней мере, не колеблясь и без малейшей паузы, – затем через полметра выныривает сразу за кромкой пены и поднимает голову из мутной воды. Ему придется справляться со всеми новыми опасностями одному.
В небе над пальмами виднеется патруль стервятников. Может показаться, что они просто лениво скользят по упругим воздушным потокам, но на самом деле они зорко высматривают добычу, готовые в любой момент стремительно на нее наброситься. Действие снова перемещается туда, откуда мы только что пришли: десяток стервятников кругами снижается к месту, где, очевидно, новый выводок черепах карабкается навстречу миру, который уже готов устроить им теплую встречу.
Все стервятники вихрем слетаются к этой точке. Глядя в бинокль, я различаю малюсенькие ласты, которые исступленно взбивают песок между растопыренными когтистыми лапами и страшными склоненными головами алчущих птиц. Большинство черепах попадает в клюв, как только появляется из песка. Стервятники вереницей выстраиваются между гнездом и водой и добивают детенышей, отчаянно стремящихся к океану.
Наконец мы подбегаем, чтобы их отогнать. Они взлетают неторопливо, некоторые прихватывают с собой ужин и продолжают клевать и трепать извивающихся в когтях черепашек. Затем угрожающе приземляются всего метрах в пятнадцати от нас.
Я оправдываю свое вмешательство в природу тем, что все это неестественно. Количество кожистых черепах снизилось из-за влияния человека, а количество стервятников возросло – из-за него же. Чем больше людей, тем больше мусора и тем больше стервятников.
Но те двадцать восемь новорожденных черепашек, которым удалось выжить в первые полминуты своей жизни на поверхности, не спрашивают у меня оправданий, а смело ползут навстречу волнам, которые то подбираются к ним, то откатывают назад, подбираются и снова откатывают, будто подзывая к себе. И детеныши, переваливаясь через засохшие куски водорослей, бросаются по мокрому песку им навстречу.
От гнезда до воды всего каких-то двадцать метров, но детенышам не так просто их преодолеть. Я стараюсь держать их в поле зрения и не давать бдительным и настырным стервятникам подлетать.
Детеныши изо всех сил карабкаются по берегу, решительно направляясь в сторону океана. Первое побуждение черепахи, даже на песке, – это начать грести. Их передние ласты такие длинные, что с каждым рывком малыши приподнимают свое тело, как на костылях. Задними ластами они тоже отталкиваются от песка: сжимают и разводят их, продвигаясь вперед. Вздымаются и опадают маленькие тельца, каждое размером с ладонь. Они волнами движутся на своих крыльях по миниатюрным холмам и долинам пляжа, как стая птиц, чей полет сводится лишь к двум измерениям.
Первый заплыв черепахи – заплыв сквозь песок – пожалуй, самый трудный в ее жизни. И в этом первом штурме все зависит скорее от удачи, чем от умения. Только появившись на свет, они тут же сталкиваются со всевозможными трудностями. Их влажные серо-голубые глаза быстро покрываются песком. Но хуже всего ямы и рытвины, оставленные большими черепахами. Часть детенышей скатывается вниз. Но затем они все равно находят верную дорогу и ползут вперед. Некоторым приходится делать крюк, чтобы миновать корягу или пальмовую ветвь. Но и тут они не сдаются.
Можно предположить, что иногда черепахи роют гнезда так близко к волнам именно для того, чтобы потомству было проще невредимым добраться к воде. Нелегкий выбор между безопасностью яиц и близостью к океану.
Одна черепашка перевернулась и, кажется, застряла. Бедняжка запуталась в небольшом мотке рыболовной лески; чем сильнее она старается освободиться, тем туже обвивают ее смертельные петли. Она даже до моря еще не дошла, а ее уже скрутила рыболовная леска, – что за мир мы построили! Стоя на коленях, я аккуратно распутываю леску. Но, выпрямившись, замечаю стервятников, которые воспользовались этой заминкой и тут же бросились на детенышей, которым, как казалось минуту назад, ничто не угрожало. Тем временем некоторые черепашки наконец добрались до океана, где грифы не представляют для них опасности. Но внезапно в трех метрах от меня, мелькнув в пенистом прибое, черный канюк выхватывает из воды шлепающего ластами начинающего пловца. С того самого момента, как будущие черепахи появляются на свет, у них нет никаких поблажек.
