скачать книгу бесплатно
– Но тут уж я вам помочь не могу.
– Да, я это знаю, Петр Кузьмич. Потому и отпрашиваюсь. Отпустите, Христа ради.
– Я не против. Только как же ты одной рукой-то будешь деревья рубить?
– А я рубить не буду, стану сжигать и золу собирать.
Они продолжили обсуждение новостей. Когда Петр поделился, что решил бросить пить, Крутов одобрительно кивнул.
– Это вы хорошо придумали, батюшка. То-то матушка ваша обрадуется, когда вернется. Это ж какая радость узнать, что сын избавился от бесовского наваждения. А то ведь она, бедная, за вас уже сколько заздравных заказывала. Добрая весть, – вновь повторил он и добродушно прищурился.
Работал Архип Васильевич, быстро и ловко двигая точилом по острию. Правая культя, спрятанная в рукаве, завернута за пояс. Звенящий звук точила резко отдавался в ушах Петра Ухтомцева.
– Только вам надобно отходить помаленечку, а то неровен час белочку словите, – по-дружески посоветовал Архип. На своем веку он видел много случаев, когда человек, резко бросавший пить, на третий день заболевал белой горячкой.
– Вы уж совсем обо мне плохо думаете. Неужто я совсем пропащий?! – вспылил неожиданно Петр.
Архип отрицательно покачал головой.
– А чего же тогда… – Петр поднялся и направился к дому.
Но дома в душной комнате ему тоже не сиделось. Походив по пустым темным комнатам, он снова вышел во двор.
Как и предсказывал Крутов, ночью у него случилась горячка. В беспамятстве он выскользнул во двор, дошел до сарая и там зачем-то взял топор. Затем долго ходил кругами с ним по спящему дому и двору, останавливался возле запертых комнат, кладовых, к чему-то прислушивался, вглядывался обезумевшим взором в притаившуюся в зарослях кустов ночную темноту.
Архип входную дверь в ту ночь почему-то не запер. И Петр беспрепятственно прокрался к нему во флигель. Остановился посередине горницы, дико озираясь по сторонам и что-то бессвязно бормоча.
Архип проснулся почти сразу, как только тот вошел. Сперва всматривался в темноту, а когда сообразил, подскочил, как ужаленный и ухватился здоровой рукой за топор. Настойчиво потянул на себя, мягко приговаривая:
– Отдайте мне топор, Петр Кузьмич. Вам его тяжело держать…
Петр не сопротивлялся долго и выпустил топор из ослабевших рук. Архип живо засунул топор под кровать. Зажег свечу и подошел к хозяину.
– Крысы… Гляди, вон же они бегут, – задыхаясь, бормотал Петр, оглядываясь и указывая на стены и потолок, – глянь, как много! Вон же, вон, бегут, окаянные! Бей их, бей их! – дико закричал он и подскочил к окну. Задергал штору, пытаясь стряхнуть только ему видимых тварей.
– Вон они, вон! – возбужденно восклицал он.
Архип крестился, глядя на мечущегося хозяина. «Белочку словил, будь она неладна. Было бы у меня две руки, я бы его сейчас быстро угомонил, лежал бы тихо, как бревнышко. Говорил же, помаленечку надо, осторожненько», – досадовал он, думая, что теперь ему уже не удастся сходить на заработки, как намечал.
Всю ночь ходил он как привязанный за ничего не соображавшим хозяином, куда тот направится, туда и он: во двор или же в огород, или на улицу и мимо спящих домов по темной улице пойдет. Кружили до рассвета. Иногда на них из-за чужого забора брехали собаки. Архип, тяжело дыша, догонял распаленного алкогольной горячкой хозяина и ласково убеждал воротиться домой, что там, мол, того ждет сухая и теплая постель, и что надобно бы отдохнуть, не бродить по улицам, как бездомному. Петр внимательно выслушивал, шевелил губами, бормотал бессвязно и снова бросался сломя голову бегать по спящей быстро светлеющей улице.
Наконец Петру Кузьмичу пришло на ум воротиться. Но и дома продолжилось хождение по комнатам, попытки залезть на чердак. Архип предусмотрительно запер все двери на ключ. И больной, подергав за ручку и, убедившись, что открыть не может, рассердился. Стал кидаться на дверь, пытаясь вышибить ее. И вдруг внезапно он затих.
«Притомился болезный, вот и слава Богу», – с облегчением подумал Крутов. Подошел к присевшему на диван хозяину и стал ласково уговаривать прилечь. А когда тот послушался, накрыл его теплой кошмой в надежде, что больной быстро согреется и уснет. Сам же, сидя у изголовья на стуле, по слогам читал больному молитвы из Евангелия, а потом и сам заклевал носом, не заметив, как уснул.
Проснулся засветло от прогремевшей за воротами водовозной телеги. Убедившись, что хозяин спит, сходил в умывальню, умыл лицо. Взял бидон для молока и пошел к дому Ивана Кузьмича. А когда вернулся обратно, обнаружил, что хозяин исчез.
К этому времени на улице вовсю разошелся дождь. Солнце скрылось, как будто и не светило. И по небу мутной тяжелой грядой ползли серые низкие облака.
Передав кухарке молоко, Архип бросился вон. Обежав двор, заглянув в сарай, на чердак и даже в колодец, он выскочил за ворота. Но на улице никого не было, усилившийся дождь разогнал людей по домам. Сбегав в оба конца улицы, он никого не нашел, чтобы спросить о пропашем хозяине. Расстроенный, он вернулся домой, раздумывая, где искать Петра.
19
А в это время выскользнувший через задний двор Петр Кузьмич, выйдя за городскую заставу, брел по полю в беспамятстве куда глаза глядят, зачерпывая домашними войлочными туфлями грязь в глубоких, залитых дождевой водой рытвинах, что-то бормоча под нос. Куда он направлялся, он и сам не понимал и не чувствовал, что его ноги попадают в лужи и спрятанные под влажной травой ямы с грязной жижей. Но его всё время подстегивало непреодолимое желание куда-то бежать, мчаться. Он быстро промок, но не чувствовал этого. Происходящее он ясно не воспринимал, и то, что видели его глаза, не совпадало с действительностью.
То вдруг ему казалось, что за ним кто-то гонится, и оглядываясь на ходу, он остервенело начинал от кого-то невидимого отмахиваться руками и даже пытался лягнуть, как это делает бык или корова, недовольные тем, что на них нападают оводы, подпрыгивая и вскидывая задние ноги. Иногда он останавливался как вкопанный и что-то бессвязно выкрикивал, начинал ожесточенно жестикулировать, кому-то пытаясь что-то доказать, приводя в изумление наблюдавших за ним редких прохожих. Но он был далеко от дома, и в этом конце Москвы не встретил ни одного своего знакомого, который мог бы ему помочь. В таком состоянии он пребывал до ночи. Очнулся под утро на другой день на берегу Яузы, лежа среди буйно разросшегося молодого ивняка и водяной травы. Как он здесь оказался, он вряд ли мог объяснить.
Поднявшись, доковылял до ближайшей лесной опушки, как подкошенный рухнул в траву и сразу уснул. Ночью проснулся, дрожа от холода. Вскочил и стал озираться. Долго не мог понять, где находится. А когда сориентировался, тяжело побрел вдоль реки. Домой вернулся под утро. Прокрался тем же путем, которым и вышел.
До полудня пролежал на постели, вытянувшись в длину, закрыв глаза, мертвенно бледный, как покойник. Есть и пить не мог, в желудке ничего не задерживалось, извергалось наружу. Архип отпаивал его водой из чайной ложечки.
– Попейте, Петр Кузьмич, – жалостливо говорил Архип, суетясь возле него, как нянька.
Петр Кузьмич в ответ приоткрывал мутные, ничего непонимающие глаза, мычал что-то нечленораздельное и опять засыпал. Его худые и серые ноги, вылезавшие из-под кошмы, были в синих кровоподтеках.
Спустя день ему стало лучше. И сваренный Лукьяновной куриный бульон похлебал с аппетитом.
Прошло два дня. И вот он сидит в сарае у брата, дожидаясь, когда к нему зайдет Ольга Андреевна.
Иван Кузьмич, не подозревая, что младший брат прячется у него в сарае на заднем дворе, вытер платком вспотевший лоб и направился в огороженную досками летнюю умывальню, где был проведен душ и стояли бочки с водой. Раздевшись, он вошел внутрь и заперся на щеколду. Долго и с удовольствием плескался в нагретой на солнце воде, поливая на себя из лейки.
Возле забора разрослась малина, на смородиновых кустах еще кое-где висели переспевшие ягоды. Над головой у Ивана Кузьмича тяжело свисали ветки яблони с спелыми плодами.
Не удержавшись, он поднял руку, нагнул одну ветку и сорвал яблоко. С удовольствием вонзил в его спелую сочную мякоть крепкие зубы, и в разные стороны брызнул кисло-сладкий сок. Выйдя из купальни, он стал яростно растираться махровым полотенцем. Закончив, огляделся и почувствовал, как в душе у него ширится, дрожит и нарастает счастье от ощущения полноты жизни и долгожданного возвращения домой.
Как мальчишка взбежал по лестнице и прошел в свой кабинет. В дверь заглянул Тимофей:
– Не изволите ли, батюшка, помочь одеться?
– Не нужно, ступай, – ответил хозяин.
Ухтомцев достал из шкафа аккуратно сложенную домашнюю косоворотку, плисовые штаны, переоделся, выдохнул и с облегчением проговорил: «Слава Богу, дома», – после чего ещё раз радостно оглядел привычную обстановку.
Мягко ступая по ковру, обошел стеллажи, приоткрыл дверцы и потрогал расцвеченные позолотой кожаные корешки редких антикварных книг, прикупленных при случае на Смоленском рынке у букиниста Ивана Андреевича Чихирина.
Сам он был равнодушен к книгам, их читала Ольга и дочери. Дотронулся до знакомой поверхности потертого коричневого дивана и оббитого зеленым бархатом стола. Потом перешел в малую гостиную и расслабленно уселся там на диване. Налил из кувшина мятного квасу с лимоном и выпил. Раскрыл газету «Московские ведомости», но читать не стал.
«Тихо, ох, как же хорошо…» – лениво размышлял он, прислушиваясь к знакомому скрипу полов где-то за стеной и доносившимся снизу монотонным голосам прислуги. Опустил голову на грудь и незаметно задремал.
Часть 2
1
– Петр Кузьмич, голубчик! Здравствуйте. А мне Ариша сказала, что вы меня дожидаетесь, я пока всё переделала и сразу к вам. Ну как вы? Как ваше здоровье, как матушка? Слышала, что вы долго болели, – сочувственно расспрашивала Ольга Андреевна.
– Я и сейчас ещё немного болен. Но это скоро пройдет, я завязал. И вы не извольте об этом и думать с беспокойством. Про матушку свою пока ничего не знаю. Я воротился домой, ее нет. Вот жду теперь: обещала в сентябре вернуться. А как вы отдохнули на даче? Как Наташа, Таня? Как братец мой Иван? Вы не сердитесь, что только сегодня приехали, а я уже к вам и пришел. Я рад, что вижу вас, – признался он и виновато покачал головой.
– И я рада вас видеть, голубчик. А ведь вы и впрямь сильно исхудали. Пойдемте-ка, пока хозяин мой спит, на кухню, я вас накормлю. Без еды даже разговаривать не стану. Хотите кушать?
– Не хочу. Пить вот только сильно хочу, – ответил Петр.
– Там и попьем, морс, квас или компот. Что пожелаете, Петр Кузьмич, – радушно добавила хозяйка и пригнувшись вышла из низенького душного сарайчика. Петр волей-неволей отправился за ней. Они недолго пробыли на кухне, а потом Ольга Андреевна пошла провожать деверя за ворота.
– Братец мой вам запретил со мной видеться и разговаривать, я ведь знаю. А вы вот ничего не боитесь, – говорил Петр, искоса поглядывая на идущую рядом с ним невестку. До этой минуты он все еще не решался раскрыть истинную причину своего посещения. Разговор между ними все это время вертелся вокруг летней жизни на даче и семейных новостей.
– А чего мне его бояться, – усмехнулась хозяйка и стрельнула в Петра озорным взглядом.
– Ну… Иван строг ко всем. Когда вы к нам приезжали матушку навещать, он со мной и не здоровался, отворачивался при вас и детях, – в голосе Петра звучала плохо скрываемая обида.
– Тогда он сердился, Петр Кузьмич. Из-за чего, не рассказывал, – ответила Ольга Андреевна.
– Вы правда ничего не знаете? – удивился тот.
– Нет, – она отрицательно покачала головой.
– Ведь я к вам пришел не просто так, а по очень важному для меня делу, – он замолчал и выжидательно взглянул на нее. Она утвердительно кивнула.
– Я так и поняла, поэтому поспешила к вам. Прошу вас, голубчик, расскажите, что же случилось?
– Эх, Ольга Андреевна, душевный вы человек. Брату моему повезло с вами. Если бы у меня была такая жена, как вы, я бы не жил такой жизнью, как жил до сих пор. Ну да что говорить. Мне, видать, не судьба встретить такую женщину, как вы. Вы наверное в курсе, что с прошлого года я проживал на съемной квартире. У меня с матушкой длится конфликт из-за разногласий во взглядах по поводу того, как мне нужно жить и чем заниматься. Убедить матушку невозможно, и я вынужден был уйти… Знаю, что причинил ей боль, но в тот момент не мог поступить иначе, – Петр снова малодушно искал оправдания содеянному, только теперь уже в глазах Ольги Андреевны. Сперва хотел рассказать ей всю правду о своем воровстве, но когда посмотрел на ее честное одухотворенное лицо, понял, что она вряд ли его поймет. Да и у него самого, пожалуй, не хватит духа этим рассказом, пусть и с раскаянием, разрушить установившиеся между ними теплые доверительные отношения.
– А с матушкой вы уже помирились? – спросила Ольга Андреевна, с участием глядя на молодого человека.
– Пока нет, но когда она вернется из своих палестин, я с ней поговорю. Надеюсь, она простит меня.
– Уверена, что простит. Матушка любит вас больше кого бы то ни было, – уверила его Ольга Андреевна.
– Эти господа втянули меня в свой преступный сговор, а теперь вымогают деньги, – судорожно выпалил он.
Она охнула, прижала ко рту руку и спросила:
– Сколько на вас числится долга, голубчик?
– Сейчас осталось четыреста рублей.
Ольга Андреевна призадумалась.
– Я подумаю, как вам помочь. Дать вас сразу все деньги у меня не получится. Возможно, смогу по частям. Но вы на меня уж, сделайте милость, не обижайтесь. Я сама съезжу к этим людям и отдам им деньги.
Петр Кузьмич в изумлении уставился на невестку.
– Это невозможно. И опасно. Они нехорошие люди.
– Ну чем они для меня могут быть опасны? Я их не боюсь. Я старше вас, и взять с меня нечего. К тому же, я дама, – и обворожительно улыбнувшись, прибавила, – когда я найду деньги, я вам сообщу. Вы расскажете, куда нужно съездить?
Петр пожал плечами:
– Вы ставите мне невыполнимые условия. Я не могу согласиться, чтобы ради меня вы подвергали себя опасности.
– Петр Кузьмич, я поеду не одна. Вам не нужно за меня беспокоиться.
– С Иваном? Тем более невозможно. Мне ничего не нужно от вас, Ольга Андреевна. Денег тоже не нужно, – хмуро кивнув, он попрощался с ней и быстро ушел.
2
Иван Кузьмич встрепенулся, когда зазвенел дверной звонок. В коридоре раздались энергичные шаги, распахнулась дверь, и к нему буквально ворвался широкоплечий высокий богатырь с аккуратно постриженной черной бородкой, брат Федор.
Они пожали друг другу руки и крепко обнялись, тепло, по старинке троекратно расцеловавшись. Оба отличались мужественной статью: косая сажень в плечах, приятные благородные черты лица, спокойный умный взгляд серых глаз – это были семейные черты Ухтомцевых, доставшиеся от предков.
Пройдя в кабинет, братья расположились в мягких кожаных креслах возле ломберного столика, на котором были расставлены услужливой рукой дворецкого графины с различными прохладительными напитками и два высоких фужера.
– Как поживаешь? Как здоровье твое, детей и супруги? – расспрашивал Федор после того, как осушил второй стакан лимонада.
Иван благодушно произнес:
– Да все хорошо, сейчас за обедом их и увидишь. Расскажи, почему не привез к нам своих? Мы-то с Ольгой думали, вы все приедете погостить. Моя уже и комнаты для вас приготовила.
– Сережа приболел, и мы не рискнули его к вам везти. Аннушка сейчас с сыном, ухаживает за ним.
– А чем заболел?
– Кашлять стал сильно. Но сейчас уже все, слава богу, ему уже лучше, пошел на поправку. Но он нас очень напугал.
Иван слушал брата и сочувственно кивал головой:
– Правильно сделал, что не взял их. Не дай бог, стало бы хуже…
– Вот и вот. Потому и не взяли. Ты ведь знаешь, моя Аннушка в нем души не чает. Вся так и обмирает, если сынок чихнет или кашлянет, докторов вызывает. Но я с ней не спорю, она мать. Что слышно про матушку, Петр как? Хочу завтра к ним заехать.
– Ну, матушка как всегда паломничает, Петька как всегда болеет. Слышал от Тимофея, что недавно вернулся домой.
– Вижу, что ты еще сердишься на него? – посерьезнев, спросил Федор.
– Ты меня, Федя, извини. Но я о нем даже говорить с тобой не хочу.
– Понятно, – нахмурился тот, – завтра я его навещу и попробую с ним поговорить. Расскажи, как ты съездил на ярмарку? Что там нового?
– Всё также: люди торгуют, суетятся, сделки свои заключают. Познакомился там с англичанами, металлурги. Один шустрый такой, быстро-быстро на своем разговаривает, ничего не понятно. Хорошо, при них толмач был. А так ни черта бы не понял. В общем, предложили они нам установить современную плавильную печь.
Федор Кузьмич оживился:
– Что за чудо техники?
Иван рассказал о печи Мартена и добавил:
– Я взял описание печи, но оно на английском. Отдал Гиммеру, он переведет и завтра покажет, – пояснил Иван.
– Хорошо, – одобрил Федор Кузьмич действия брата. Он соскучился по нему и теперь с удовольствием разглядывал посвежевшее загорелое лицо брата. – Нужно будет в контракте с англичанами прописать точный график отправки печи. Пойдет по морю, – рассказывал Иван.
