скачать книгу бесплатно
«Господи, ну что же это я, – Миха досадливо поморщился. – Это уже отдельная лекция на тему: „Медицинский туризм и его последствия для всех участников процесса“».
Эля перебила его мысли, дернув за руку:
– Две вещи. Меня поражают здесь две вещи…
– Первая, это, конечно, несоответствие между истинными размерами офиса, и тем, каким он, по идее, должен быть. – Миха приосанился. Он и сформулировал четко и красиво, и перед Элей смог покрасоваться умом и сообразительностью.
Эля, однако, только дернула плечиком:
– Это, милый, вторая вещь… А первая, – она посмотрела на Миху, и впервые за последние несколько недель ее глаза засветились надеждой на спасение и, от этого, невероятной радостью. – Ты как себя чувствуешь, солнце?
Сердце Михи ухнуло и пропустило удар. Он осторожно потянул в себя воздух. Боль привычно шевельнулась, просыпаясь, как всегда, при глубоком вдохе. Выпустила когти. Миха зажмурился, закусил губу, в ожидании раздирающего удара. Но боль лишь провела лапой по желудку, как будто бы ее лишили сил, и спряталась, затаилась клубочком, рыча от злости.
Миха вдохнул еще раз, поглубже. Чистый свежий воздух полился нектаром в легкие. Боль метнулась внутри, попыталась скрутить, бросить на колени, заставить кричать. Но силенок-то у нее поубавилось, господа, явно поубавилось! Только на холодную испарину и хватает… Но мы, врачи, люди привычные, нас этим не возьмешь!
Никакого логического обоснования. Ничего кроме двух глупых мыслей в голове.
Первая: «Все смешалось в доме Облонских». Вторая: «Эко хвост-то прижали!», с явным туповатым, просторечивым оттенком. Причем, кому прижали хвост, то ли медицине, то ли боли, Миха не знал.
Эля смотрелась зеркальным отражением его растерянности.
– Ты чувствуешь…
– То же, милый, что и ты!
Сбоку тактично откашлялись.
– Здравствуйте! – напомнила о себе забытая в сутолоке событий и впечатлений секретарша.
– Ой! – Эля вздрогнула и отпрянула от Михи. – Здравствуйте!
Секретарша вышла из-за стола. Темно-серый деловой костюм, юбка до середины икр, белая блузка. Ноль украшений. Серая мышка. Крепкое, политкорректно правильное, бесполое рукопожатие в стиле «Мы дети Обамы».
– Очень приятно познакомиться. Я – Нина. Как наверняка догадались – секретарша. Впрочем, Эле я уже имела честь представиться по телефону.
Эля смутилась, виновато покосилась на Мишку. Впрочем, ей казалось, что имя Нина в телефонном разговоре не прозвучало. Хотя…
– А вы – господа врачи…
– Можно просто: Эля и Миха. Очень приятно, – улыбнулась ей Эля за них обоих, и пожала протянутую руку, – и нам назначена встреча с господином… – она вопросительно замолчала, приглашая секретаршу продолжить.
– Конечно! – бодро согласилась секретарша. – Но босс, как вы сами слышали, попросил подождать несколько минут…
Эля поджала губы. Имени хозяина секретарша так и не назвала.
– А это был он? Он, что, сам нам открыл дверь?
– Собственной персоной? – вмешался Миха.
– Да, сам! – гордо улыбнулась Нина. – Большая редкость увидеть две Божьи Искры, объединенные в пару! Вот босс и вышел поприветствовать вас лично.
Эля удивленно приподняла брови, а Миха вопросительно прищурился.
– Прошу прощения… – одновременно вырвалось у них, они переглянулись, и Миха продолжил, – как вы сказали? Божьи…
– Объяснять что-либо клиентам – не моя прерогатива, – предрешая вопрос, Нина выставила вперед левую ладонь знаком «стоп». – Он сам все объяснит. Чуточку терпения.
В речи ее проскальзывал странный, непонятный акцент. Он не ассоциировался у Михи ни с одним из слышанных прежде.
– Вам капучино? Минеральную воду без газа? – она кивнула с улыбкой Эле, и повернулась к Михе. – А вам смертельно крепкий двойной «макиато» и «колу-зирро»? Алкоголь не предлагаю, так ведь? – неожиданно добавила вдруг секретарша, сама смутилась своей бестактности, зарделась и вылетела за дверь, в офисную кухню, наверное.
Оба несколько оторопели. Их вкусы и предпочтения, конечно, не являлись тайной за семью печатями, но зачем Магу понадобилось это выяснять? Не такие они важные персоны… Так же, как и факт Мишиной «завязки». Мишка семь месяцев назад, после очередной пьянки, понял: завис над пропастью, еще немного – нырнет с головой, и не вынырнет. Еле-еле смог остановиться. Раньше тоже, бывало, удавалось тормознуть, но через пару месяцев срывался. В этот раз решил – все, окончательно! И поверил.
Так оно и пошло, слава Богу.
– Не понимаю, как они… – начала Элька,
– А почему боль притупилась? – перебил ее Мишка. – А размеры офиса? А потолок сводчатый? Это ты понимаешь?
Он нервно дернул плечом:
– А Божьи Искры какие-то? Это нас так обозвали, между прочим!
– Успокойся, пожалуйста! – нервно фыркнула Эля, и повернулась к нему спиной. – Откуда мне знать? Сейчас Маг вернется, вот у него и спросишь!
И подошла ближе к столу секретарши, рассмотреть картину на стене. Единственное, как уже было сказано, цветовое пятно на белоснежно-стерильных стенах.
Картина была довольно большой – метр на полтора, наверное. На ней был изображен уходящий от нас вдаль по пустыне воин. Древний воин. Широкая обнаженная спина была туго перетянута кожаными полосами нагрудных доспехов. Заплечные ножны пусты. Поверх них, на мощные мышцы спины, обрушивался длинный хвост черных вьющихся волос.
Походка воина была расслабленной – последний бой недавно окончился, его десница еще крепко сжимала огненный меч… «Огненный?!» – удивилась про себя Эля. Пригляделась. Да, меч в руке воина пылал языками огня, или же, казалось, весь состоял из пламени. А новый бой еще только предвещали неясные багровые всполохи за низкими холмами на горизонте, покрытыми жухлыми кустами.
Картину писал неплохой художник, но непрофессионал, не чувствовалось в нем годов, отданных мучению ученичества, овладению рисунком и чувством перспективы. Эля считала себя человеком, понимающим толк в живописи.
Но зато неизвестно почему возникала полная уверенность в том, что автор являлся свидетелем, очевидцем, если не участником запечатленного им события.
– Нравится? – звякнула подносом Нина, бесшумно вынырнувшая из кухни, и уже шустро расставляющая по столу чашки с ароматнейшим кофе, запотевшие до инея бокалы с водой и колой.
– Э-э-э… – неопределенно протянула Эля.
– Хозяин, знаете ли, иногда грешен. Любит писать маслом. В основном военная тематика разных веков. Этот «шедевр», – с иронией отозвалась Нина о творчестве босса, – один из самых любимых. Потому и висит тут. Только посетителей смущает, – вздохнула она, и неодобрительно поджала губы.
– И много у вас посетителей? – попытался придать разговору деловую направленность Мишка.
– Таких, как вы – шестая пара.
– Угу. А за какое время? – Миша попробовал схитрить.
– А за все время, – без улыбки ответила секретарша, и подняла на Миху глаза.
Он встретился с ней взглядом, и не было в ее глазах ничего девичьего или по возрасту наивного. В них светилось то глубокое знание, что обретается с опытом долгой, очень долгой жизни, которую просто не могла прожить эта девчонка, лет двадцати с небольшим от роду.
– Что ж это я! – спохватилась она, – ваш кофе остывает!
И она, ловко перегнувшись через весь стол, поставила перед Михой его двойной «макиато».
Миха считал себя ценителем кофе. Между нами говоря, положа руку на сердце – безо всякого на то основания. Ну, попил человек кофе в дорогих кафе и ресторанах различных городов мира, в том числе и по всей Италии, это же не делает автоматически его знатоком! Хотя, в наши дни заблуждение, согласитесь, распространенное.
Но этот кофе явно не нуждался в кофейном эксперте для своей оценки! Он был восхитительно самодостаточным, и обладал всеми атрибутами «вещи в себе». Что же касается его благоухания, то ничего, кроме дебильноватого мысленного причитания: «Нектар, батюшки, божественный нектар!», Мишке в голову не лезло.
– Ну? – благожелательно спросила девица, и уставилась на Миху, как бы приглашая его к дегустации.
Миха поднес чашку ко рту и сделал крохотный глоток. Есть ли какие-то правила кофейной дегустации? Кофейная церемония – аналог чайной? Или же как дегустация вина? Волна крепкого, но не горького вкуса обволокла небо, фруктовый оттенок вспыхнул на мгновение на языке и исчез, оставив стойкое послевкусие.
«Крепкий кофе меня воскрешает», – любил повторять Наполеон Бонапарт. Этот кофе его убил бы. Ничего крепче Миха не пил никогда в жизни.
Эля смаковала капучино, полуприкрыв веки.
– Нет слов, просто нет слов, – Миха прокашлялся, и тут – всё-таки, вращение в околоолигархических кругах имело свои плюсы! – он вспомнил: – Скажите, но это не «Блю Маунтин»?
– Нет, что вы! – Нина даже всплеснула руками. – Это Hacienda La Esmeralda. Спешл. Сам Петерсен лично следит за сортировкой бобов, прежде чем отправить моему боссу. Это его лучшая «гейша», – она поправилась, – хотя правильнее было бы сказать «гиша». Говорят, производители кофе изменили название дерева в рекламных целях. Гейша, безусловно, вызывает больше приятных ассоциаций у потенциального покупателя.
– Однако, – она явно хотела польстить посетителю, – «Блю Маунтин» тоже превосходный сорт. Любимый напиток английской королевы, не так ли? – она улыбнулась. – По слухам, и Джеймса Бонда тоже.
– И вы что, всех посетителей угощаете таким кофе? – отрешенно поинтересовалась Эля, смакуя с сожалением последние капли.
– Скажете тоже! – фыркнула Нина и поджала губы. – Это же никаких денег не хватит! Подается только Божьим Искрам по указанию босса!
Дверь справа от стола секретарши широко распахнулась под чьей-то мощной рукой – волна воздуха от ее быстрого движения колыхнула волосы Нины.
– Прошу прощения за затянувшееся ожидание, – завибрировал уже знакомый баритон, – проходите, пожалуйста, в кабинет, прошу вас!
Колдун, – или правильнее называть его, как Эля, Маг? – приглашающе им кивнул с порога и вежливо придержал дверь. Она была большой, но не чрезмерно, чтобы не вызывать агорофобию, и – слава Богу! – квадратной.
«В круглой приемной все-таки чувствуешь себя некомфортно. Как это американским президентам работается в Овальном кабинете? Да и мебель подобрать к круглым стенам проблематично… на заказ разве… Впрочем, для Президента США это не вопрос». – Все эти мысли резво проскочили в Элькиной голове, пока она с выражением критического одобрения рассматривала кабинет.
Дверь за ними захлопнулась.
Комната была погружена в полумрак. Ее едва освещали свечи в большой, подвешенной высоко под потолок венецианской люстре из красных, зеленых и желтых тяжей муранского стекла, поблескивающих в отсветах камина. Только потолок из тяжелых закопченных веками массивных балок мог с честью принять на себя вес венецианского произведения искусства.
Слева от двери, недалеко от входа, в уходящем под потолок изразцовом камине потрескивали дрова в танце искорок, уносящихся в дымоход, сложенный из красного когда-то, а ныне почти черного кирпича.
«Камин? Летом?! В Тель-Авиве?!» – ошеломленно подумала Эля, бросив оторопевший взгляд на Мишку. Он только пожал плечами.
В комнате стояла гулкая, объемная тишина. Ее подчеркивали шорох тлеющих поленьев и тиканье еле видимых в темноте напольных часов.
Никаких внешних звуков, живущих своей жизнью в Тель-Авиве в любое время дня и года: детский плач; гудки наглых, покрытых шрамами, полученными в бесчисленных парковочных битвах, машин; гортанный визгливый смех темнокожих крашеных блондинок с черными корнями волос, в комнату не проникало.
Хотя левая стена и была затянута тяжелой черной, в складках, шторой, возникала смутная уверенность, что окна за ней нет. Выложенный желтыми квадратами паркетный пол темнел начищенным воском зеркалом, привнося запах мастики в сложный аромат кабинета, и скрывался под массивным письменным столом, рождающим в мозгу словосочетание «мореный дуб».
Поверхность стола была не просто черной. Это было материальное воплощение идеи черного имени Малевича.
За столом поблескивала мокрым асфальтом карбоновая строгая спинка кресла с металлическими подлокотниками. В свечном свете переливалось бликами название фирмы: «Mansory»[3 - «Mansory» – тюнинговая немецкая фирма по углеводородным корпусам для элитных марок автомобилей: «Бентли», «Феррари», «Ламборгини» и т. д. Попутно выпускает самую дорогую в мире офисную мебель.]. Два точно таких же кресла стояли перед столом.
Глаза привыкали к темноте, и вот уже в дальнем правом углу проявился силуэт старинных напольных часов а-ля лондонский Биг-Бен, с медно-желтыми цилиндрами гирь за стеклом. На каминной полке угадывался могучий семисвечник. А по правую руку, отраженным огнем камина, горели лезвия многочисленных ножей, кинжалов и стилетов, развешанных на черной замше.
Среди них были и невероятно древние клинки, и современные, любимые бойцами всевозможных спецназов и бандитами всех стран короткие зачерненные ножи, сверкающие тонкой кромкой лезвия. Всех их объединяли ухоженность и готовность к немедленному делу.
Комнату наполнял насыщенный необычный аромат, сбитый из устоявшегося годами запаха прогоревших дров, свечного воска и дыма крепких сигар, причем лишенный табачной застоялости, так свойственной прокуренным комнатам. Несмотря на камин, в комнате стояла комфортная прохлада.
«То, что надо для операционной, – с завистью подумал Миха. – Градусов 22 – 23».
Вечный климакс орущих хирургов заставлял снижать температуру в оперблоке до 18—16 градусов. Это вызывало большие проблемы во время операции: больной быстро превращался в сосульку, или на жаргоне «Снегурочку». Снегурочки вели себя взбалмошно и плохо: роняли давление, замедляли резко пульс, а могли и вовсе остановить его. На выходе из наркоза начинали дрожать, как отбойный молоток, и тогда уже давление и пульс зашкаливали. В общем, все неприятности – из-за хирургов!
А спроси хирурга, – не задумываясь, скажет, что во всем виноват анестезиолог.
Миха стряхнул лишние мысли, вернул себя к реальности, сосредоточился.
– Господа врачи! – их пока что безымянный хозяин указал на кресла и сел сам первый, подав пример. Произведение дизайнерской автомобильной мысли, волею судеб приобретшее ножки вместо колес, приняло нелегкий груз с молчаливым достоинством. – Присаживайтесь, располагайтесь удобнее. Нам есть о чем поговорить, не так ли?
Эля улыбнулась как всегда открыто и жизнерадостно.
– Надеюсь, – ответил Миха с сухим предубеждением. Кресла были удивительно удобными. Спинка чутко следила за каждым движением своего клиента, и казалось, даже предвосхищала изменения позы.
– Ну-с! – хозяин офиса откинулся на спинку кресла, скрестил руки на груди, вздохнул умиротворенно. – Прежде чем мы приступим, говоря медицинским языком, к обследованию, диагностике и последующему лечению, я с удовольствием выслушаю все ваши вопросы, которых, как мне думается, у вас уже накопилось немало, и даже, – подчеркнул он, – на некоторые из них отвечу…
Его глубокий вибрирующий баритон резонировал, заставлял дрожать воздух комнаты, отзывался басами в грудной клетке.
– Не знаю лучшего средства для того, чтобы растопить лед недоверия и неловкость первых минут знакомства, чем хорошая, добрая сигара! – и он улыбнулся, словно кот, вспомнивший о сметане. Одним плавным движением поднялся из кресла и оказался сразу у каминной полки, не скрипнув половицей и не потревожив пламени свечей.
– Не угодно ли сигару? – Колдун обратился только к Михе. – А вам, сударыня, не предлагаю, поскольку вы недавно бросили. «Black Dragon», господин доктор? Гондурас. Отличаются необычайной эстетичностью покровного листа. – Он потянулся к каминной полке и снял с нее сигарный ящик. – Кроме того, ассоциации с драконом будят во мне приятные юношеские воспоминания. – Маг ностальгически вздохнул. – Но не будем тревожить былое. Хочу заметить, господа врачи, к воспоминаниям надлежит относиться с величайшей осторожностью, ибо никогда не знаешь, чем чревато их пробуждение. Но пока довольно об этом!
Он поставил ящик на письменный стол, открыл его, с наслаждением вдыхая крепкий сигарный дух, тотчас ударивший из-под крышки, и развернул его к Михе, уже снова сидя в кресле:
– Какой формат сигар вы предпочитаете в это время дня? Лично я всегда курю только формат «Джульетта-2», обычно известный в быту, как «Черчилль». Удобнее двойной короны, хотя и того же калибра. Почему-то пользуется популярностью у ортопедов, – недоумевая, покачал головой. – Как анестезиолог, вы, быть может, знаете, с чем это связано?
– Э-э-э… – только и смог выдавить из себя растерянный Мишка.
– Понятно, – отрешенно ответил их странноватый хозяин, склонив голову набок и решая в уме некую, уютную задачку: – Хотя, если вы не привыкли к сигарам, может, вам лучше попробовать формат «Петит Корона», известный также, как «Марева»?
Маг тряхнул головой:
– Впрочем, решайте сами!
И подтолкнул к Михе сигарный хумидор, где, в аккуратном ряду, тщательно отделенные друг от друга прокладками из тонкой рисовой бумаги, лежали пять шедевров сигарного творчества.
– Э-ээ… Огромное спасибо вам, – несколько сумбурно отвел предложение Миха, невольно кося одним глазом на Элю. – Но я тоже бросил курить.
Проклятый Колдун, недоверчиво заломив бровь, прищурился. «Неужели?» – без слов, но красноречиво говорила его мимика.
