скачать книгу бесплатно
– А почему именно в Сде-Дов, Алексей? Я думаю, есть рейсы из Бен-Гуриона, и даже чаще…
– А потому, Инна, что если уже нет полетов или все билеты проданы, – Лешка мстительно ухмыльнулся, – из Сде-Дов можно заказать частный самолет, а из Бен-Гуриона, думаю, нет, или же это будет много сложнее.
– Леш, ты чего? – Инна опешила по-настоящему. – Ты?.. Какой?.. Какой частный самолет?! Ты представляешь, СКОЛЬКО это нам будет стоить?!
– Инка! – удивился Леша. – Нам это не будет стоить ни копейки – Поплаков все оплатит, не пикнет! Посмотрит в мои честные глаза – и оплатит… все оплатит: и балаган в гостинице, и Толстого Моти, и мои нервы, и мой убитый выходной… Думаю, счет увидит и враз протрезвеет… Может, еще и пить бросит.
– Ну-ну, – с сомнением протянула Инна, вновь застегивая пуговицы официальных отношений, – насчет «бросит пить» – это вы, Алексей, погорячились… Из какого коэффициента оплаты строить счет?
– Если частный самолет и все дела… – Лешка снова вытянул губы трубочкой. – Один и три десятых. – Он вновь подумал о безжалостно отнятом у него выходном дне и коварно улыбнулся: – Вот так будет правильно!
– Ого! – уважительно охнула Инна, и он представил себе, как она подняла свои тонкие, выщипанные брови под аккуратной ровной челкой. Волосы у нее были необычайно густые, иссиня-черные, она их стригла и укладывала пышным каре, которое шло необыкновенно ее тонкому лицу обаятельной стервочки.
– Дальше поехали… Мой тревожный саквояж!
– Он в офисе, сами знаете. Убедитесь лично…
– Мне что, в офис сейчас мчаться? – упавшим голосом спросила Инна.
– Убедитесь лично, – проигнорировал вопрос Леша, – что в нем лежат АМБУ[1 - АМБУ – ручной аппарат для искусственной вентиляции легких.], интубационные трубки размера семь с половиной и восемь, ларингоскоп с набором клинков…
Мысленно представил себе Поплакова – тучный, конечно, как это водится у российских чиновников, но если придется принимать экстренные меры, интубация[2 - Интубация – введение интубационной трубки в трахею посредством ларингоскопа для последующей вентиляции легких.] не должна быть тяжелой.
– Бросьте из холодильника пару литров раствора Хартмана[3 - Раствор Хартмана – солевой раствор для внутривенного введения, близкий по своему составу к плазме крови.] без кровяного фильтра, шприцы всех размеров, иглы, венфлоны, конечно… Что еще? Атропин, адреналин, мидазолам, пропофол… Спросите у Левона, что ему может понадобиться… Вы еще дома?
– Да нет! – язвительно ответила Инна, ее голос звучал гулко; так бывает, когда телефон ставят на громкоговоритель, чтобы освободить руки. – С вами разве дома усидишь?
Вздохнула, зазвенели ключи на связке.
– Уже оделась наспех, как на войну, честное слово, выхожу… скоро буду в офисе.
Инесса, за глаза прозванная сотрудниками «Исцеления» за свою преданность хозяину и общему делу и вместе с этим цепной нрав Кане-Корсо[4 - Кане-Корсо, или итальянский мастифф, – одна из древнейших пород собак, известна своей преданностью хозяину.], или попросту Канька, жила одна в съемной трехкомнатной квартире неподалеку – в пяти минутах неспешного шага – от новой престижной резиденции фирмы.
Понять, насколько серьезна фирма, занятая святым и богоугодным делом лечения иностранных граждан в Израиле, можно было по нескольким внешним признакам, один из которых – близость офиса к флагману израильской частной медицины, сверкающему стеклом и металлом громадному зданию Paracelsus Medical Centers, Ltd. – «Парацельс Медицинский Центр, Лтд», сокращенно ПМЦ.
Больница без всяких оговорок была великолепна. Прежний ее генеральный директор строил это новое здание, сменившее старое, обветшалое, вошедшее в строй задолго до того, как в лихих, кучерявившихся рыжим руном молодых еврейских головах зародилась «Ха-Тиква» – гимн независимости Израиля.
Идея спланировать и организовать внутреннее пространство здания так, чтобы оно меньше всего напоминало больницу, удалась и оправдала себя на все сто.
В огромном, полном воздуха прозрачном вестибюле неслась негромко из невидимых динамиков классическая музыка, а вместо запаха карболки и хлорки стоял крепкий аромат свежесваренного кофе и вкусной ванильной выпечки.
Пациент, входя в двери клиники, не чувствовал себя больным человеком, считал: заскочит на секунду и сразу на море с друзьями… Иногда так действительно и случалось.
Вышколенный младший и средний медицинский персонал, прекрасные анестезиологи, одним из которых был Алексей Романов, и современное оборудование – все это вместе взятое позволяло больнице справляться, пока успешно, с негласно поставленной перед ней задачей догнать и перегнать «Мэйо Клиник»[5 - Одна из ведущих клиник в мире.] в далеком и ничем более не примечательном Кливленде.
Имидж ПМЦ на постсоветском небе разгорался ярче с каждым днем, и поток иностранных граждан, а на деле бывших соотечественников, захлестнул коренных израильтян, вдруг ощутивших себя иностранцами в одной отдельно взятой больнице.
Поэтому, чем ближе к больнице находился офис фирмы – организатора лечения, тем больше закреплялась у пациента ассоциативная связь между ней и клиникой ПМЦ и тем больше росло его доверие к фирме.
– Гриша сейчас подъедет к офису. – В телефоне раздался усиленный эхом лестничной клетки хлопок закрываемой двери, гулко застучали каблучки по лестнице: Инна не стала дожидаться лифта. – Сказать, чтобы забрал саквояж и ехал за вами?
Гриша был разъездным водителем фирмы. Фирма «Исцеление» держала двух постоянных водителей, в том числе «престижного», которому Леша отдал свой «кадиллак», продав его фирме.
«Престижным» водителем был Ави Кутник – молодой улыбчивый парень, только закончивший службу в армии и решивший заработать денег на учебу в универе.
Честно говоря, мог бы и не работать – не из бедной семьи. Но такие желания надо поощрять, и Авин папа, Лешкин друг и классный ортопед, нашел сыну непыльную и неплохо оплачиваемую работу. Леша положил ему очень не хилый оклад, а Авин папа, в свою очередь, делал большую скидку всем Лешкиным ортопедическим больным.
В официальные обязанности «престижного» водителя входила и встреча и проводы в аэропорт после лечения, вежливость, обаятельность с соблюдением должной дистанции.
Главными, однако, были его неофициальные обязанности. Ави родился в Израиле, был смугл, кучеряв и черноглаз, говорил на иврите без акцента – никто из пациентов и не подозревал в нем свободного владения русским языком. Соответственно, говорили при нем о фирме и о Романове что думали и как хотели. Все это незамедлительно передавалось Леше и помогало воссоздать истинную картину работы компании.
(Тут мы подмигнем лукаво и заметим, что из сотрудников фирмы об этой особенности знали только Леша и Инесса и хранили ее в секрете по тем же соображениям.)
В обязанности разъездного водителя входили поездки с пациентами на обследования и с обследований в гостиницу, по делам фирмы – работы хватало.
Гриша переехал в Израиль из Питера в середине девяностых, и поэтому от него исходил легкий криминальный флёр, как и от большинства россиян, даже никаким боком не связанных с криминалом (если таковые еще оставались).
Алексею с большим трудом удалось отучить его запускать на полную громкость русский шансон, курить в машине и добавлять «нах» через каждые два слова. Честно говоря, он бы Гришу уволил, если бы не его уникальное чутье на «пробки» в сочетании со знанием всех до единого закоулков Тель-Авива много лучше своих пяти пальцев. Гриша мог дать фору любому навигатору и точно рассчитать время прибытия из одной точки в другую в любое время суток! В их напряженной работе, когда необходимо совместить доставку одного больного на обследования с госпитализацией второго и выпиской третьего, – качество совершенно незаменимое. Поэтому Гришу приходилось терпеть, но Леша находился в перманентных поисках замены – все-таки криминальный аромат, окружавший Гришу, не мог быть таким терпким совершенно беспричинно…
– Алло, Алексей! Леша, вы меня слышите? – Инна запыхалась, голос звучал прерывисто.
– А? Да-да! – Леша стряхнул раздумья. – Отдайте ему саквояж, и пусть едет за мной.
– Окей. Тогда всё… – Голос звучал глуше, отстраненно. – Я должна ключи найти в сумочке… попробуйте отыскать что-нибудь в женской сумочке…
– Инна! Подождите! – вскинулся Лешка, неизвестно почему пронеслась мысль о Сережке.
«А вдруг?»
– Не надо! Не надо Грише за мной заезжать! – крикнул он в трубку. – Я сам поеду! Вы меня слышите?
– Слышу, Алексей, слышу хорошо, даже ключи перестала искать. – Недоумение звучало в ее голосе. – Гриша поедет сразу в Сде-Дов… – Помолчала немного: – У вас все в порядке, Алексей?
– Да, все в порядке, Инна, – ему стало неловко за свой выкрик. – Большое спасибо. Ночью вас будить не буду, позвоню завтра. Не забудьте про Левона!
– Не беспокойтесь, Алексей. Живым или мертвым!
– До свидания!
– Удачи вам, босс!
Как он и думал, Сережка ждал его в машине.
2
– Ну, привет, Романыч!
– Привет, Серый!
Они подмигнули друг другу.
– Давно тебя не видел.
Леша пристегнул ремень, пробежался по пульту сигнализации, нажал стартер. «БМВ-650» отозвался, как и должен отзываться холеный баварский зверь, – мощно, ровно и тихо.
– Давно тебя не видел, – повторил Леша.
Сережка неопределенно пожал плечами. Мол, как посмотреть!
Подземная парковка. Минус второй уровень. Шины повизгивают на выездной дорожке – круто водит хозяин. Да, круто! Потому и тачка такая. Открываются без задержки шлагбаумы. Тормознул на выезде, машина присела, качнув мордой. Никого? Темно-синий хищник взревел пещерно и помчал по пустой в этот час улице.
– Месяц – это давно? – снова пожал плечами. – А два? Два ореха – это кучка?
– Достал ты своими орехами! – фыркнул Леша. – Двадцать пять лет уже!
– Ладно тебе. – Сережка толкнул его кулаком в плечо. – Скажи, про моих что-нибудь знаешь?
– С нашей с тобой последней встречи ничего не изменилось…
Остановился резко на красный свет. Единственный светофор перед выездом из его переулка на главную улицу, но он всегда натыкался на долгий красный.
– А ты… – осторожно начал Леша, смотря прямо перед собой. – Ты сам никак… никак не можешь… к ним зайти?
– Нет, – отрезал Сережка. – Больше не спрашивай никогда. Только разозлишь…
Лешка зябко передернул плечами: холодом повеяло.
Сзади яростно загудели – зеленый!
Нажал на газ, повернул на трассу, заехал в автобусный «карман», остановился, включив «аварийку».
– Ладно, я пойду. – Сережка посмотрел на него, Лешка отвел взгляд. – Слушай внимательно, зачем я приходил… Всё, абсолютно всё, что предложит тебе Поплаков, очень серьезно! Ты должен принять его предложение. Оно имеет все шансы на успех. Не просто успех, а нереальный, космический взлет, понял?
Поджал губы, скривил лицо в своей коронной обаятельно-презрительной гримасе. Торговая марка «Сергей Лазари».
– Поплаков та еще птица… очень высокого полета. Самого высокого.
– Неужели? – недоверчиво покосился Леша.
Лазари только фыркнул: мол, сомневаешься в моих словах?
– Человек такого уровня, как Поплаков, не будет светиться перед каким-то… доктором. На деле мэр – всего лишь необходимое прикрытие.
Вокруг было пусто. Шуршание шин редких машин. Мерные щелчки аварийки, ритмичные желтые вспышки поворотников.
– Каким бы пьющим он ни был, остается человеком умным. Дальновидным и порядочным. Порядочным в рамках моего определения.
– Ага! – Леша кивнул.
Умный человек. С чувством меры. Порядочный, то есть тот, кто за мелкую выгоду большой подлости не сделает, – это определение родилось в застольной беседе Лазари, Леши и их друга, ортопеда Вадика Кутника. Впоследствии Лазари ненавязчиво потеснил их в сторону, оставив лишь одного автора – себя.
– Поэтому отнесись к его предложению серьезно. У вас с ним все выйдет наилучшим образом. Понял?
Лешка кивнул.
– Беседер[6 - Беседер (ивр.) – здесь: заметано.]…
– Ладно, старик. – Сережка снова толкнул его кулаком в плечо, подмигнул. – Я пошел.
– Мотоцикл, как всегда, за углом? – ответ Леша знал заранее.
– Где же ему еще быть? – философски пожал плечами Сережка, распахнув дверцу и ступив одной ногой на тротуар. Повернулся к нему вполоборота, усмехнулся: – Конечно, ждет меня за углом.
Вышел, нырнул в густую ночь и исчез.
Лешка нервно зевнул, зябко передернул плечами. Выключил аварийку, ударил по педали. Машину чуть повело юзом, пахнуло жженой резиной, но немецкая слаженность механизма – айн, цвай, полицай! – победила, выровняла «бэху», и она рванула к аэропорту.
3
Гриша нагло припарковал «кадиллак» перед самым въездом на платную стоянку, почти перегородив его, заставляя водителей резко сбавлять ход и аккуратно протискиваться мимо.
Над машиной навис рекламный щит, и в его отсветах жемчужный металлик переливался радугой. В сочетании с мерно мигающими красным стоп-сигналами аварийки это создавало настроение радостной дискотеки.
Гриша засек хозяйскую машину, как только она свернула с дороги, и уже стоял рядом с дверцей с саквояжем наготове.
Леша притормозил, стекло поехало вниз.
– Добрый вечер, босс! – Гриша просунул в окно портфель, положил его на сиденье рядом с водителем. – Удачи вам!
– Да уж… – вздохнул Леша. – Удача нам нужна… Счастливо, Гриша!
– До скорого, босс! – Гриша отсалютовал, как честь отдал. Подхалимаж с глубоко спрятанной издевкой.
«Уволить бы его, барин! – назидательно сказал сам себе Алексей и вздохнул: – Ты же знаешь – пока не могу… Кто тебе еще так в одиночку больных развезет, где другие бы закрутили три машины, а? Молчишь? Вот и молчи, пока замены не будет…»
Аэропорт Сде-Дов отличается от пронизанного ароматами парфюма и шоколада имперского Бен-Гуриона, как заношенный любимый домашний халат с неистребимым бурым пятном на правом рукаве (след неизвестного, но стойкого напитка) отличается от элегантного токсидо[7 - Смокинг.], увитого атласно-алым кушаком.
Платная стоянка. Выщербленный колесиками тележек асфальт дорожки. Южная ночь, особенно темная от желтых пятен света из окон одноэтажного здания аэровокзала и красных углей сигарет, мерцающих светлячками тут и там.
Широкая спина Левона была видна издалека благодаря росту и белой тенниске. Когда-то она светилась в темноте гордым атлетическим треугольником, обрушенным вершиной вниз, – плод многолетних занятий классической борьбой. Сейчас – увы! – треугольник превратился в квадрат, сдающий свои позиции овалу.
Левон курил – привычка, вернувшаяся на свое место после двух лет ежедневной борьбы с самим собой. Вот он развернулся всем своим мощным торсом, взгляд радаром прочертил пространство и наткнулся на Леху.
«Если Инка его сторговала, – подумал Леха, легкая улыбка осветила изнутри глаза, – он, как только меня увидит, задерет возмущенно подбородок».
Густая, иссиня-черная ассирийская борода Левона воинственно взметнулась вверх, нацеливаясь острым концом на Лешу. Он развел руки в стороны, призывая небо и высшие силы в свидетели своей правоты, и сделал первый шаг навстречу Лешке.
«Сейчас поймет, что раз он здесь, значит, сам согласился, никто его насильно в наручниках не тащил и, следовательно, возмущаться мной нечего, а надо жаловаться на сучку Инну».
