скачать книгу бесплатно
– Палыч, ты будешь пить? – спросил Андрей.
– Нет, нет, нет, – словно по нарастающей кривой, заговорил он.
И словно проснувшись, Палыч агрессивно заработал тряпкой, ему было очень неудобно, что все это случилось с ним и что чувствует он себя отвратительно. Для трезвых аргонавтов наступал обед, а наши Тарзаны еще и не завтракали.
Я спрыгнул с полки на свои кроссовки и извлек из рюкзака банку китайской ветчины, огурец с помидором и половинку дарницкого черного хлеба. Убрав остатки ночной трапезы, я постелил свежую газету и ножом вскрыл банку.
– Слушай, давай попьем чайку для начала, – предложил Андрей.
Саша перестал мять голову и выглянул на проход, ища проводницу. Она разносила новую порцию чая. Андрей спикировал на полку к Саше и возмущенно произнес:
– Мы с тобой пьем, как дураки, а Виктор все время ест, что за дела?!
– Ешь, кто тебе не дает, – сказал я и придвинул банку к себе.
Андрей, словно шаолиньский монах, срывающий кору с дерева, вырвал кусок хлеба и подхватил красный круглый помидор.
– Нам четыре стакана, – жуя, сказал Андрей.
Проводница ловко поставила стаканы с чаем на столик и, уходя, сказала:
– Вам нужно одеться, так в поезде не ездят.
– Андрей, разве мы не одеты? Я что, похож на Адама? – заговорил Саша, вновь обретая себя. – Разве это чай, это помои. Я сейчас вылью ей на голову…
– Прекращай, посмотри, на кого ты похож, – вмешался Женя.
– А ты вообще молчи, пить не давал, – все больше воодушевляясь, заводился Саша.
– Да нас тут за идиотов держат. Вместо чая туфту подсовывают, – взорвался Андрей, окончив жевать.
Словно наш стремительный поезд на полной скорости влетел в таинственный Бермудский треугольник, который родил отрицательный разряд, и голодные аргонавты Орфей и Геракл ожили, подпитанные темной силой.
Прополоскав горло чаем, они, словно полководцы, сдвинули в сторону стаканы с сомнительной жидкостью и, сорвав золотую печать (естественно, не со свитка) со столичной бутылки, налили в граненые стаканы прозрачной и губительной для них жидкости. Длинноволосый Орфей, а может шаолиньский монах, нарезал белого хлеба. Геракл достал из рюкзака большие красные помидоры, и вновь к нашему «Арго» стали подступать штормовые волны, предупреждая, что на пир едет Посейдон в обнимку с Бахусом на морской колеснице. Забросив в морские волны царский трезубец, он держал в руке пенящийся кубок. Андрей сидел рядом с Сашей, закинув ногу на ногу, пепельный хвост волос, как у девушки, лежал на груди, в руке он держал граненый стакан с колыхающейся водкой. Саша сидел в лотосе и пьяным взглядом бродил уже где-то там, в облаках святого Олимпа.
– В Алуште мы только с тобой. Они нам не чета, – махнув рукой наотмашь, сказал Андрей.
– Андрей. Выхожу один я на дорогу… – пытался начать Саша, но всякий раз сбивался.
– Нет, ты скажи, мы будем с тобой, – допытывался Андрей.
– Ночь тиха, улыбка внемлет Богу, – кивая, соглашался Саша.
Звучный голос Геракла бился о качающиеся стенки вагона. Палыч, словно бродяга, испуганно жался в уголке, Орфей часто вскидывал руку над головой, и теплая водка проливалась на его белое плечо, а над головами аргонавтов носился опьяневший Посейдон в обнимку с Бахусом.
– Вы, наконец, оденетесь, или нет? И прекратите пьянствовать, скоро Запорожье, я вызываю милицию, – отчеканила проводница.
– Вам не нравятся эти стихи? Я могу прочесть сонеты Шекспира. Стойте, Адам будет читать сонеты.
Мимо проводницы проскрипел сгорбившийся Андрей в направлении туалета, шел он в одних белых трусах, поэтому ему вслед летели разные по форме и содержанию слова. Проводница действительно связалась с милицией, и наш поезд подъезжал к злополучной станции.
– Андрей, это же общественный транспорт, а не твоя квартира. Пора, наконец, понять, сколько можно испытывать терпение проводницы, – сказал я.
– Вы пьете, а с вами и нас заберут. Володя, что ты накрылся одеялом, это не поможет, нечего теперь тихим прикидываться, – возмущался Олег.
– Доигрались, сейчас мы вас сдадим, голубчиков, в каталажку, – потирая руки, язвил Женя.
– Значит так, хватит тарзанить, одевайтесь и затихните, хотя бы на время, – отрезал я.
– А не то сдадим вас тепленьких, а они уж найдут для вас холодненькую, – не унимался Женя.
Орфей и Геракл облачились в свои хламиды и постарались изобразить на лицах некое достоинство, окутанное водочным туманом. Змеевидное тело поезда плавно остановилось у низкой платформы, и Посейдон с Бахусом, еще немного покружив над поездом, куда-то исчезли. Орфей с Гераклом затихли, словно перед боем, а бродяга Палыч припал в ожидании к окну, с тайной надеждой в душе, что буйных соседей высадят, избавив его от неожиданностей. Мы стояли в тамбуре и с волнением наблюдали, как наша уважаемая проводница, размахивая руками, разговаривала с милиционером, профиль которого напоминал черта в милицейской фуражке. Женя, Олег и я вышли из вагона и, подойдя к представителю власти, наперебой стали убеждать в обратном, что справляли юбилей и юбиляры явно перебрали, что это недоразумение и больше это не повторится. Говорили о том, что раз живем и раз гуляем, и какой русский не любит быстрой езды, создавая у милиционера иллюзию случайной композиции. Все это говорилось с серьезными лицами людей, всецело понимающих трагичность положения в данную минуту. Властитель улыбался мефистофелевской зловещей улыбкой и постукивал переносной рацией по бедру, нахмурив брови, он пригрозил нам известным адом и, сказав несколько слов по рации, исчез с платформы. Неожиданно с подножки вагона на серую злополучную платформу соскочил Андрей, он грозно метнул взгляд туда, где стоял милиционер, и, рванувшись на прямых, как колья, ногах, начал извергать реплики, но, сдержанный нами, он еще немного подергался, выдержав до конца свою роль, после чего, словно победитель Ахиллес, он вернулся в плацкартную каюту.
Конечно, читатель меня может упрекнуть, что это он обещал южные красоты, а описывает пьяный дебош в дороге, да еще так подробно, но я бы позволил себе не согласиться, в нашей жизни дорога играет роль связующего звена. И поэтому является неотъемлемой частью нашей жизни, а тем более невыносимые российские дороги. А, кроме того, на плацкартной сцене вы увидели показательные выступления наших «скромных» героев. Итак, наш поезд, стуча стальными колесами, уносил нас к желанной цели. Через несколько минут, доблестные алконавты, то есть, я хотел сказать, аргонавты, посапывали на своих нарах, словно их заключили под домашний арест. За окном мелькали белокаменные домики и кукурузные поля, в которых свободно затеряется человек с вытянутыми вверх руками. Я думал о том, отчего люди так любят куда-нибудь ехать, наверное, дорога является тем нейтральным отрезком, в котором каждый человек, когда он едет, живет добрым ожиданием.
Редкие остановки убеждали нас в том, что, кроме сладких булок и газированной воды, мы больше ничего не купим.
– Виктор, как ты выдержал пьяную ночь? Наверное, не раз просыпался? – интересовался Олег.
– Не волнуйся, я спал, как убитый спартанец в ущелье Фермопил, – парировал я слова Олега.
– Виктор, а что ты сейчас пишешь? – усмехаясь, заговорил Олег. – Он у нас поэт.
– Пестрая у нас компания. Виктор, в столь живописных местах тебе понадобится буквально гомеровский талант, – язвил Женя.
– Я надеюсь, для этого не надо лишать меня зренья, – заявил я.
– Нет, мы найдем для тебя благородную и поэтическую болезнь, если поэт без изъяна – это не поэт, – философски заключил Женя.
– И все-таки, лучше без кровопролития, – настаивал я.
– Виктор, о чем же пишут сейчас поэты, а…? – с иронией интересовался Женя.
– Да, обо всем, что на глаза попадется или душу заденет.
– И как, задевает? – не унимался Женя.
– Иногда случается.
– И что же получается?
– Да вы уже рифмами заговорили, – вклинившись в разговор, сказал Олег.
– Такая пестрая компания обещает веселую жизнь, только одно интересно, как мы, все такие разные, сможем ужиться под одним пузатым солнцем, – прыснув от смеха, сказал Женя.
Наш змеевидный «Арго», стуча стальными веслами, незаметно влился в синеву вечера, и неизвестность сладким туманом окутала мою голову; обнимая теплую подушку, я уснул в ожидании конца нашего дорожного плаванья. Наш поезд, с трудом переварив нашу пассажирскую массу, выстрелил нами, как горохом, и мы покатились по симферопольским платформам в поисках нового «Арго». Раннее утро еще напоминало ночь, и сонный Симферополь еще кутался в темное одеяло, мы сложили рюкзаки у ствола морщинистого тополя. Женя с Семенычем пошли искать аргоробус, мы с Олегом занялись поисками пищи, Геракл, развалившись на рюкзаках, храпел на весь вокзал, Орфей целовал обетованную землю. Обогнув мощные колонны, мы, словно два заговорщика, приблизились к желанным автоматам, выдававшим горячий кофе и бутерброды с копченой колбасой. Удобно устроившись на высоких табуретах за круглыми столами, мы чинно пили кофе и изящно двумя пальчиками отправляли в голодный рот ароматную колбасу.
– Виктор, ах вы, недобитый польский князь, да вы опять едите, вам все мало, вот она барская потребность. Придется вам выписать таблетки от жадности, – накинулся на меня Андрей.
– Пожалуйста, потише, – говорил я, жуя жирную колбасу, – на вокзале могут быть, спящие люди, – заключил я и отвернулся от Андрея.
– Нет, вам не удастся меня обмануть, и я спасу вас от переедания, – сказал он и за шиворот стал оттягивать меня от стола.
– Опять насилие, – закричал я, проливая кофе.
Вдруг стол неожиданно поехал, отодвигаясь от меня и Андрея, и он, воспользовавшись паузой, выхватил мой родной бутерброд, ему было все равно, куда едет стол.
– Ага, испугались, хватит есть, троглодиты. Нас давно ждут кони, – шепотом заключил Женя, вынырнув из-под стола.
– Так ведь… – пытался сказать я.
– Так ведь бежать надо. Железный конь ждать не будет.
Погрузив вещи в автобус, мы ждали Андрея, и скоро я увидел в темное окно бегущую фигуру в тулупе и шляпе.
– Ну что, поехали, – запрыгнув в автобус и вытерев кофе с усов, сказал он.
Водитель закрыл двери, они издали свистящий звук, словно удар хлыста, и наш металлический конь понес нас по южному серпантину дорог. Черные силуэты деревьев мелькали вдоль дороги, а выше их крон громоздились расплывчатые глыбы холмов. Мне не верилось, что я нахожусь в Крыму, и темные картины за окном воспринимались мной, как декорации в павильоне, в котором погасили свет. Неожиданно темная дорога расширилась, словно веер, и аргоробус сделал остановку. Фары автобуса осветили хвост гигантской стрекозы, это был шлагбаум. Водитель вышел из автобуса и вошел в небольшой белый домик; чувство беспокойства охватило меня, словно аргоробус стоял на границе самой запретной и таинственной земли. С каким-то даже сожалением я смотрел на возвращающегося водителя, мне так захотелось, чтоб из грозного домика вышел римский легионер и грубо совершил таможенный досмотр. Но аргоробус уже давно несся по темной дороге, а я продолжал плыть в своем воображении. Вихревые потоки, срываясь с металлических бортов аргоробуса, закружили меня, и я уснул, ненадолго расставшись со своим воображением.
– Приехали, – закричал Женя, который был здесь не в первый раз.
Хмурясь от прилипчивого сна, я неуклюже двигался с тяжелым рюкзаком, опустив его рядом с лавочкой, я, усаживаясь, сладко задремал. Предприимчивый Женя устремился к автобусной станции, Андрей, щурясь, смотрел вдаль на горы, на которых расположились «пляшущие дома». Саша сладко тянулся, сжимая кулаки, Семеныч успел умыться у фонтанчика и, освеженный, щеголял перед нами, Олег что-то выяснял у Володи, и все наши действия и бездействия были наполнены ожиданием. Когда ясное алуштинское утро, опираясь на холмы, поднялось над нашими головами, то по сей день неизвестно, из чьих уст вылетели слова, что нужно идти пешком до лагеря «МЭИ».
– Да вам нести нечего. У вас вещички-то детские. Да вы что, издеваетесь?! – взревел отрезвевший Андрей.
– Андрей, нас много, и машин столько не найдем, – убеждал Володя.
– Да у меня картошки полтонны! Виктор меня так загрузил, что каждый шаг пяти стоит, – размахивая руками, кричал Андрей.
– Да, рюкзаки тяжелые, – сказал я.
– Пускай, пускай они идут, а мы остаемся. Я не вьючное животное. Мать вашу…
– Если транспорта нет, что вы предлагаете? Лучше с остановками идти, чем пребывать в неизвестности, – убеждал Володя.
– Виктор, ты у нас заядлый турист, тебе не привыкать, – шутил Олег.
– Хватит валять дурака, осталось каких-то сто шагов до моря, а они раскисли. И это наша краса и гордость, наши, так сказать, олимпийцы. А ну вставай, – закричал Женя и стал надевать мне на спину рюкзак.
Семеныч помог надеть рюкзак Андрею, при этом он смеялся своим неподражаемым гортанным смехом.
– От такого спорта кишки вылезут. Это Виктор спортсмен, а я старый алкоголик. Сломать решили дядьку Андрея. Куда идти-то?
– Всем в переход. Шагом марш! – издеваясь, скомандовал Женя.
Мы ненадолго погрузились в темный и таинственный переход, и, когда вышли на залитую солнцем поверхность, то мои сомнения улетучились, я шел по незнакомой мне Алуште. Ящики торговок преграждали нам путь, за ними белели одноэтажные домики, полные женщины визгливыми голосами предлагали помидоры, груши, яблоки, которые своим аппетитным видом насыщали наши глаза. Одна женщина, прижав руку к объемистой груди, раскрыв рот, не моргая, глядела на Андрея.
– А шо он в тулупе, це лето? – спросила женщина.
– Товарищ поезд перепутал, ему в Сибирь надо, но вы не волнуйтесь, мы посадим его на белый пароход и он окажется на Огненной земле, – быстро ответил Женя.
Торговки закудахтали разными голосами, а у одной от смеха покатился помидор, Андрей сделал смешную гримасу, похожую на улыбку, потому что все остальные эмоции были натянуты, как струны, под давлением тяжелого рюкзака. Лишившись «Арго», мы, словно аргонавты, выброшенные в пустыню, двинулись в путь пешим строем по извилистому серпантину алуштинской дороги. Геракл шел впереди всех, гордо вскинув голову, Женя с Семенычем были легковооруженными воинами, Володя с Олегом были похожи на копьеносцев, а мы с Андреем являлись тяжелой кавалерией, только в разобранном виде, потому что наших коней мы несли за плечами. Лента дороги, круто взлетая вверх, невидимой обрывалась на вершине холма, слева стояла неизвестная усадьба, скрытая прохладной тенью молодых раскидистых тополей, маняще зазывая нас в свои чертоги. Крымская парная раскалила мое тело так, что я постоянно чувствовал, как ремни рюкзака врезаются в мои трапециевидные мышцы все глубже и глубже.
Мне казалось, что солнце сидит на каком-нибудь буром холме и горизонтальными лучами обжигает все вокруг.
– Смотри, как идет Андрей, – сказал Володя.
Я остановился и, повернувшись, посмотрел вниз, Орфей нагибаясь под тяжестью рюкзака, использовал все четыре опоры, но, очевидно, достигнув обетованной земли, он знал, за что борется.
– Наш потомственный иноходец, – пошутил я.
Петляя по улицам города, аргонавты увидели чудесный сад, там они обнаружили спасительные автоматы с родниковой водой. Рюкзаки на время слетели с покрасневших плеч, и газированные потоки полились в сухие рты и на шашлычное тело. Резные лавочки, ряды постриженных кустов, бесстыдно распустившиеся сочным цветом георгины, все это мелькало перед нашими усталыми глазами, когда мы шли по красным, песчаным дорожкам, кланяясь каждому фонтанчику. Покинув чудесный, спасительный сад, мы, словно колобки, наполненные водой, скатились вниз с нагретой солнцем горы на бетонный причал. Я смотрел вниз на прозрачную, морскую воду и, шалея от близости каменистого дна, словно пришелец, вдыхал полной грудью теплый, соленый воздух.
– Дошли, дошли, – с облегчением и радостью сказал Андрей.
Мы опустили рюкзаки и сумки на бетонный причал и, как истинные аргонавты, вглядываясь в голубое море, пытались увидеть свое будущее.
– Ну, как тебе море? – поинтересовался Володя.
– Я просто забыл, какое оно красивое и необъятное, но сейчас ко мне вернулась память, – окинув побережье взглядом, ответил я.
– Семеныч, узнаешь родные места? – улыбаясь, сказал Женя.
– Давайте сделаем снимок, это начало нашего путешествия, – предложил я.
– А ты романтик, Виктор. Господа морские офицеры, на причале становись! – нахмурив брови, закричал Женя.
И на неизвестном причале, где лежали рюкзаки и сумки, аргонавты расположились в ожидании фотографического чуда, когда полоска света, съеденная диафрагмой, преобразится в вечность навсегда застывшей жизни. Установив свой фотоаппарат «Любитель», я уловил в квадратном окошке нужное изображение и, взведя лапки рычажков вверх, зафиксировал десятисекундную задержку, после чего, нажав звездочку вниз, кинулся к друзьям. Но, к сожалению, вместо бесконечности я оставил объектив на нуле, так в спешке и волнении родилась первая фотография.
– Слушай, а в какую сторону нам идти? – спросил я.
– Видишь вон тот белый домик. Это наш маяк, к нему и пойдем, – объяснил Володя.
– Андрей, ты видишь белый домик? – подшучивал я.
Орфей щурился, натягивая пальцем нижнее веко, но разглядеть из-за слабого зрения ничего не мог.
– У меня все расплывается, – раздраженно сказал Андрей.
– Вот туда и пойдем, – сказал я, сильно хлопнув его по рюкзаку.
Минуя пляжи прибрежных санаториев и турбаз, мы шли, завидуя загорающим, вальяжно устроившимся в полосатых шезлонгах. Когда мы прошли последний, роскошный пляж турбазы, ровная дорога закончилась, и наши воинственные ноги ступили на коварную гальку. Серая нитка нашей легендарной дороги тянулась между грозными валунами, а иногда между морем и отвесной стеной холма. Солнце плыло над морем, стремясь в голубую высь, наши остановки становились все чаще и чаще, и, сильно измотавшись на очередном привале, я переправил часть банок в рюкзак Андрея. Единственной опорой были секции для палатки, которые при ходьбе все глубже втыкались в коварную гальку, но жара и усталость не позволяли этого осознавать.
– Виктор, мы легче вас, и поэтому я предлагаю разделиться. Мы произведем разведку и подготовим место к вашему прибытию. Вы можете идти в среднем темпе, да, кстати, ты не отдашь мне свои секции? Мы повесим на них сумки, что значительно ускорит наш путь, – заключил Женя.
– Возьми, – ответил я и протянул ему трубки.
– Мерси, – сказал Женя и, словно играя тростью, удалился к своей группе.
