скачать книгу бесплатно
Правда, я ее на следующий день видел: стоит на том же бульваре с четырьмя здоровенными громилами, смотрит на меня нагло. А у мужиков ейных глаза выпучены, как у тех быков, что в Испании на каждом углу за красными тряпками гоняются, – пришлось сделать вид, что первый раз ее вижу. Но все ровно, когда проходил мимо, улучил момент и подмигнул ей смело: носи, мол, на здоровье.
Через два дня я вынужден был новые часы купить, на таком мощном браслете, который можно только вместе с рукой оторвать. С тех пор много проституток пыталось с меня часы сорвать, ни у кого не вышло.
Я даже сейчас все это пишу, а часы те с браслетом на мне как гвоздями прибиты.
Покупка часов сильно подорвала мои финансовые возможности. Очень хотел я в Испании курточку себе купить на молнии. Люблю на молнии: вжик – и готово. Но на оставшиеся деньги смог позволить себе только на кнопках. Кнопки такие тугие, стал застегивать и два ребра сломал.
Счастливые часов не наблюдают.
Пшикер
«Непобедимая и легендарная,
В боях познавшая радость побед…»
(Из песни)
Наши мне про Пшикера все уши прожужжали: Пшикер то, Пшикер это, – но посмотреть его в деле все никак не удавалось.
А дело было вот какого рода. Значит, отбывал у нас воинскую повинность один такой солдат – Пшикер. Фамилия ему была Афиногенов, а Пшикером его солдаты прозвали за особую военную манеру выражаться.
Вот, например, идет старшина, все солдаты прячутся: как бы от него какой приказ не вышел, – и как на грех Афиногенов из-за склада № 3 по своим делам выходит. Ну, старшина натурально:
– Воин, ко мне, аллюр три креста.
Афиногенов – делать нечего – подходит, ест глазами начальство. Старшина говорит:
– Слышь, Афиногенов, так тебя растак, значит, сейчас пойдешь к Парфенову, так его растак, возьмешь это белье долбаное с каптерки, так ее растак, и шмелем к майору Сурову, так его растак, в его замудонскую контору (так ее растак. – Примеч. авт.). Там берешь шесть комплектов и пулей ко мне, так меня растак. Понял, собака?!
У Афиногенова глазки голубенькие, вытянулся молодцевато:
– Есть, никак нет, виноват, так точно, товарищ командир!
И пошел курить анашу.
Старшина для порядку ему еще вслед крикнул:
– Смотри у меня, черт немытый! – Некоторое время постоял и сам пошел обедать.
Прошло дней десять. Ни старшина, ни сам Пшикер о белье (так его растак), естественно, и не вспомнили.
Потом встретились случайно. Тут за мной прибегают:
– Идем быстрее, Капитан, там Пшикер со старшиной разбирается.
В самое время поспели. Старшина ноги расставил, собой любуется, говорит грозно:
– Афиногенов, так тебя растак, урод в жопе ноги, ты у меня на дембель инвалидом поедешь. Где белье? Чмо ты китайское!
У Пшикера глазки небесные, бровки домиком, весь такой складненький:
– А я, товарищ старшина, все как вы сказали. Пошел, значит, белье, пшикер, лежит где. Там, пшикер, он ой! Страшное дело, какой пшикер. А я как на духу, пшикер. Белье, пшикер, Парфенов, Парфенов и Парфенов, пшикер, пшикер, товарищ, пшикер, старшина, пшикер. В общем, все, как вы сказали.
Старшина подумал минутку, осмотрелся, потом говорит:
– Чего?!!
Афиногенов доброжелательно:
– Ну я же вам объясняю! Пошел я, пшикер, туда-сюда, пшикер, белье-то надо, как вы приказали, пшикер. Вот какие дела, а пшикер – он там… Я говорю: «Сам товарищ старшина, пшикер, шесть комплектов пшикера», – а майор, пшикер, так точно, согласно уставу, белье, пшикер, в общем, благодарю пшикер за службу, пшикер и пшикер.
И пошел курить анашу.
Старшина немного постоял, кулаком загрозился для страху и опять вслед крикнул:
– Ну я, бля, твоему майору!.. – Махнул рукой и пошел обедать. Подошли ко мне мои орлы однополчане, рот закрыли, говорят:
– Понял службу, салага?
– Понял, – говорю, – более или менее, а почему у старшины «Растак» – кликуха?
А вообще-то Пшикера все офицеры почему-то старались избегать.
Капитан-то – это не звание у меня было, а прозвище, и родилось оно так.
Попал я однажды в военный госпиталь по подозрению на дизентерию – тогда половина полка животом мучилась. Ну, привезли меня ночью, положили в палату до утра. Лежу, сильно удивляюсь: палата на двух человек, на второй койке кто-то спит, одеялом укрывшись, на полу – ковер, на подоконнике – цветы, на тумбочке – небольшой телевизор! Ну, думаю, наконец-то наши солдатики дожили до нормального отношения. Уснул сладко, знамя полка снилось.
Утром будит сестричка: халатик крахмальный, каблучки-туфельки, – лезет теплой ладошкой за пазуху:
– Товарищ капитан, поставьте градусничек.
Я говорю:
– Ошибочка вышла: рядовой я.
Она улыбается:
– Никакой ошибочки, у нас все четко. Вот у меня написано: Капитан Овский.
В общем, через 20 минут я уже на 3-м ярусе в бараке с ребятами за дембель базарил.
А до этого у меня вообще кличка была – ВРАГ. Я до армии в «Машине времени» играл на барабанах. Очень известная уже тогда была группа, хотя и официально не признанная. И вот уже после того, как меня предательски забрали буквально в один день, в одном гэдээрошном журнале FREI WELT появляются статья и крупная фотография «МАШИНЫ»: А. Макаревич, А. Кутиков, М. Капитановский, С. Кавагоэ – по-немецки написано, но все ж даже после военной академии прочитать можно. И вот ребята меня решили порадовать в моем далеком пограничном районе – выслали бандерольку с журналом.
Через каких-то два с половиной месяца вызывают меня в штаб. Большинство солдат за два года ни разу даже близко к штабу не подходят, а я еще на четвертом месяце – довольно страшновато. Военная комната: сейф, шкаф у двери, стол и еще шкаф в углу. Двое очень крупных мужчин в форме. На столе какой-то немецкий журнал. Мужчины – замполит майор Криворот и высокий капитан-пропагандист (была такая специальность). Я стою, они курят. Потом спрашивают ласково:
– Кто будете?
Я приободрился:
– Воин Советской армии и флота Максим Капитановский, по вашему приказанию прибыл.
– Что же ты, сукин кот, не поставил нас в известность, что был в ФРГ, у них же Бундесвер.
Второй, глядя в потолок, говорит:
– А ну-ка, Саш! Позвони в дивизию прокурору.
Я в страхе бормочу:
– Товарищи маршалы, какая ФРГ? Я же в немцев только в детстве играл, и то на стороне русских.
– Не надо петь военных песен, – это капитан-пропагандист.
– ФРАЙ ВЕЛЬТ – это свободный мир, как сам думаешь, Николай Иваныч?
Тут шкаф в углу говорит:
– Я тя научу родину любить, ты – не советский воин, ты – враг; я таких в сорок втором своей рукой к стенке ставил и… – Выходит из тени на середину комнаты – чистый Вий. – Хорошо, что мы почту проверяем, а то мамаши несознательные то колбасу пришлют, то фотку бабскую, а враги тут как тут притаились.
Вышел к столу: косая сажень в плечах, ремни поскрипывают – командир полка Рекс. Штаны на библейском месте топорщатся – я его тут же прозвал Эрекс, но не прижилась шутка: тонко очень.
Ничего мне за это не было, даже журнал через полгода отдали, только, бывало, Рекс около оркестра (я тогда уже в оркестре служил) пройдет.
– Как, – говорит, – Враг, совсем империалистам продался?!
Мы, конечно, все «ха-ха» включаем.
– Рады стараться, товарищ полковник.
Так вот, я сначала Врагом обретался, а уж потом Капитаном.
О Рексе – особо. Потрясающий мужик был. «Рекс» – это тоже кличка (уж не знаю за что!). У нас с ним отношения на короткой ноге. Не моей, конечно, – у него-то на три размера больше, чем тот год, когда он якобы всех к стенке ставил.
Я, вообще-то, его возраст прикинул – получалось, что в 42-м ему было от силы года четыре, так что своей рукой к стенке он мог ставить разве что ночной горшок. Но я привык людям верить, поэтому на всякий случай его побаивался.
И вот вызывает он однажды меня в ту комнату. Там майор Криворот и полный набор шкафов и сейфов. Рекс:
– Ты, Враг, знаешь «Комсомольский прожектор»?
Я мысленно упал в грязь его лицом, но говорю:
– А как же, не у Пронькиных на даче (но в уме).
– Тут комиссия, штык ей в брюхо, через два дня. Замполит сказал, что ты рисуешь, как мороз на оконном стекле. Вот тебе фотоаппарат старлея Митрохина, ему жена из Новосибирска привезла, ну, та, которая потом с прапором Акишиным сбежала, но ты этого знать не можешь. Так вот: две пленки, аппарат, иди и снимай недостатки, потом пойдешь в клуб к Антсу Аарэ, к этому чухне, к врагу, которого я в сорок втором ставил и не поставил. Он фотки напечатает, и вообще, а ты – «Комсомольский прожектор»… Одна нога здесь – другая там.
Я: – Есть, никак нет, виноват и служить легче будет!
– А щит стоит возле КПП – ржавая такая железяка, а то я тя своей рукой…
Впервые работа по нутру, иду с фотоаппаратом, как кинооператор Кармен, радуюсь, навстречу Пшикер.
– Ну, что, – говорю, – Пшикер, как оно, белье-то? – Настроение у меня хорошее. Он посмотрел холодно.
– Пшикер, – говорит и пошел курить анашу.
Я потом с ним после дембеля встретился, ни разу этого чудного слова от него не услышал. Правда, он тогда вообще молчал.
Так вот, перво-наперво я достал два листа ватмана, склеил, пошел на КПП на «Прожектор» посмотреть: на двух столбиках стоит неправильной формы металлический лист. Ничего не понимаю. Покурил! Ага, вижу: контур Воина с прожектором просматривается, и еще место для недостатков. Достал краски, освежил – Воин классный, красномордый, в одной руке прожектор, другая на недостатки указывает.
Ну что вам сказать? Недостатки хорошие. И овощехранилище, где картошка гниет, и коровы на территории, и женщины гражданские с авоськами через полк на автобус дорогу срезают. А на КПП приказ вышел: баб не пускать; часовые родины насмерть стоят, правда, пять метров в сторону забор кончается и бабы там вперемежку с коровами проходят.
Я пал на колено, как перед невестой, сфотографировал.
Увлекся, два дня не обедал, наконец эстонский рыболов Аарэ – «печальный пасынок природы» – выдал мне 32 фотографии (из 64 совсем неплохо). Очень хорошо они легли на ватман – приклеил, отошел, как художник Куинджи от полотна «Ночь на Днепре», посмотрел: текста явно не хватает. А я же еще и поэт. Мне стихи написать – что Рексу двух дембелей отоварить.
Под каждой фоткой подписываю фломастером.
Про баб:
С авоськой женщин от прохода
Гоняет смелый часовой.
А вся рогатая порода
Проходит за его спиной.
Фото: около Генштаба в канаве лежит пьяный мужик, гражданский. Стихи:
Совсем недалеко от штаба,
Там, где стоит наглядный щит,
Лицом к забору – к людям задом
Мужчина выпивший лежит.
И дальше – больше. Так я в недостатках поднаторел, что уже устно готов был комиссии докладывать. Ну ладно, поставил последнюю точку, полюбовался.
Жалко, думаю, посмотрит прохожий или какой-никакой китаец и плохо подумает, а ведь и достоинств полно. Вот, к примеру, два месяца назад была жестокая и бескомпромиссная борьба за чистоту. Рекс так и сказал:
– Как увижу окурок на территории, так сразу его своей рукой и так далее. Короче, хоронить будем.
Не совсем было понятно, кого хоронить, но все равно по тону неприятно.
На следующий день окурок был сразу найден Рексом прямо на ступеньках штаба. Хороший окурок, от «Явы» с фильтром – такой на солдатской кухне целую луковицу стоит. Сразу тревога – свистать всех наверх, а некоторых вниз, построение полка, парадный взвод с оружием. Четыре сержанта держат простыню, посередине лежит многострадальный окурок, весь полк похоронным шагом (Рекс впереди) выходит в сопки на 4 км и хоронит усопший окурок под оркестр и выстрелы парадного (он же погребальный) взвода.
Отличные достоинства.
Постоял у «Прожектора» минут 20, труба пропела – святое, – пошел обедать.
Как потом выяснилось, комиссия прибыла через час, и, хотя половина полка два дня для их банкета грибы в сопках собирала, дальше «Прожектора» не пошла: аккуратно сняли и удалились.
Дня через три сидим с ребятами в каптерке, курим – кто анашу, кто так, всякую дрянь. Разговоры ленивые. «Три П» – Петр Петрович Пунтусов – говорит:
