скачать книгу бесплатно
Федор только усмехнулся в ответ, его дядя был неисправим. Тем более что Василий, небольшого росточка, сухонький мужчина пятидесяти двух лет, сердился так, для виду. В племяннике своем он души не чаял, а уж горд как был! Хотя если бы не Василий, то Федора, может быть, уже и на свете бы не было. Родителей Басенкова не стало, когда малышу исполнилось два года. Оба сгорели в летнем пожаре, беременная мать упала в обморок, отец вытащил маленького сына, вернулся за женой, но не успел, так оба и погибли. Дядя Василий прибежал сразу, отвез младшую сестренку со свояком на погост и забрал осиротевшего Федора к себе. До шести лет продержал мальчонку с собой, а потом отдал монахам: постигать всякие науки.
Самому-то Василию грамоте обучиться не удалось, да и кто за него монахам бы заплатил. Так и стал ярыжкой, околачиваясь целыми днями около Земского приказа и ожидая, у кого из писцов и подьячих случится какая надоба, письмецо ли отнести, разузнать ли что, ни от чего не отказывался. Москву знал как свои пять пальцев, кто где живет, чем кормится. Был бы грамотным, наверняка бы писцом стал, поэтому и племяннику перво-наперво объяснил, что простому человеку без науки никуда. Это богатые да родовитые могли не учиться, дедовская слава да отцовские деньги сами собой дорогу протаривали, а бедняку только собственные голова и усердие помощники. О себе нисколечко не думал, если надо, на хлебе и воде сидел, в лаптях ходил, но монахам за Федора платил исправно: по полтине раз в две недели, а по праздникам курочку, а когда и гуся приносил. Дядины старания были вознаграждены. Федор оказался способным учеником, живым, любознательным, трудолюбивым и настойчивым, он быстро превзошел своих учителей и без всякого подношения был принят в Земский приказ. И здесь проявились совсем новые качества Федора Басенкова: хитрость, ловкость, упорство идущей по следу гончей, умение распутывать самые сложные и казавшиеся на первый взгляд неразрешимыми дела. Поэтому не случайно все прочили молодому подьячему место судьи.
После ужина Федор поднялся в терем, поставленный на ярус выше главной залы и горницы, служившей дядиной спальней. В свое время именно из-за этого терема он и выбрал дом, казавшийся неказистым и небольшим. Слишком уж ему понравился открывавшийся из окон вид. Шутка ли сказать, весь Кремль белокаменный с церквями, да Москва-река как на ладони! В тереме ему было спокойнее, да и подальше тут от домовой суеты. Полы были чисто выскоблены, на лавках лежали медвежьи шкуры, стол был застелен вышитой скатертью, а в углах дядя для хорошего духу повесил свежевысушенные букеты чабреца и полыни. Василий, до сорока лет помыкавшийся без собственной крыши над головой, к убранству дома относился с большим старанием и любовью, граничившей с благоговением. Мебель заказал у самого лучшего плотника, мог целыми днями скоблить, чистить, мыть.
Басенков устроился на скамье, вытянул ноги и принялся размышлять. Ограбление английских купцов было слишком уж необычным. Да и сами купцы вели себя странно. Сначала на розыске особенно не настаивали, мол, ничего особенного украдено не было. Для купцов – дело неслыханное, торговый люд за полушку удавится, а тут две подводы пропали. Купцы что-то недоговаривали, и это ограбление явно было не простым. Потом в приказ каждый день зачастили, да еще стали настаивать на том, что, мол, Федор, если что найдет, первым делом должен им доложить, мол, они сами с обидчиками разберутся. Наглость неслыханная, словно у себя распоряжаются! Особенно их главный, Ричардом звали, нахальничал. Федор его выслушал, головой покивал, но ни «да», ни «нет» не сказал. А что скажешь? Англичане у царского шурина Бориса Годунова больно в почете были! К тамошней королеве еще покойный царь Иван Васильевич сватался, вот они дорожку на Русь проторили и хозяевами себя почувствовали.
Федор вздохнул и покачал головой. То ли захотелось ему Ричарду за наглость отомстить, то ли проверить, но отправил он в тот же день Фокина на рынки, и тот вернулся сияющий от гордости. Выяснил, что английские торговцы сами затеяли расследование. И предметом их интереса были вовсе не украденные ткани и порох, а самый обычный предмет – зеркало.
– Я подумал было, что безделушка эта должна была быть отделана дорогущими самоцветными камнями, – рассказывал гордый своими успехами Фокин, – оказалось, что нет. Порасспрашивал дальше, получается, что оклад у зеркала самый что ни на есть обыкновенный, немного жемчуга на ручке, да и все, только черное оно, зеркало это.
– Черное? – удивился тогда Федор.
– Вот именно, и почему цвет у него такой странный, никому не известно.
– Колдовское, может быть?
– А кто его знает, вот не думал, что англичане эти чернокнижниками еще окажутся! – перекрестился на всякий случай Артемий.
Больше ничего особенного его помощнику выведать не удалось. Но Федору уже было над чем подумать, и особенное зеркало его заинтриговало. Справлялся о зеркале таком у книжных монахов, но те только крестились и отмахивались. Да и представить себе, что англичане решили подарить такой нечистый предмет известному своей богобоязненностью царю, Басенков никак не мог. Тогда кому предназначалось зеркало? Годунову? Федор Годунова лично видел несколько раз, но разговаривать не пришлось, не его поля ягода. Борис в приказных избах появлялся крайне редко, судьи сами во дворец ходили с докладом, но все это не мешало Годунову быть самым осведомленным человеком в Московии. Поэтому Федору следовало быть вдвойне осторожным. Что-то во всем этом было не так. Что именно, понять он не мог, какая-то маленькая, незначительная деталь от него ускользала. И как он ни старался, но поймать ее не получалось. Так всю ночь и проворочался и только под утро заснул беспокойным, быстрым сном.
Глава 3. Причину и пластырь можно приклеить где угодно
Кася вышла из галереи, с удовольствием втянула свежий воздух и направилась куда глаза глядят. Так ей гораздо легче думалось. А поразмышлять было о чем. Хотя самое время пристроиться перед экраном и прочитать все известное о Джоне Ди. Впрочем, Ди от нее никуда не убежит, а ситуацию следовало сначала хорошо обдумать. Сессилия уже запросила копию отчета Фокина, оставалось подождать.
Августовское солнце приятно грело, не обжигая, легкий ветерок овевал лицо. Она сама удивилась легкости, с которой взялась за дело. Неужели ностальгия? А совсем недавно думала, что завязала раз и навсегда. Никогда не говори «никогда». Продолжала идти, наслаждаясь августовским парижским солнцем, по небольшой, примыкающей к Инвалидам улочке, и размышляла. Как ни странно, но по Парижу она соскучилась. Даже доводы матери, Екатерины Дмитриевны, которой славная столица Франции надоела хуже пареной репы, не могли заставить ее изменить собственное мнение. Впрочем, такое расхождение взглядов матери и дочери было скорее правилом, нежели исключением. Чтобы пересчитать случаи совпадения, достаточно было пальцев верхних конечностей.
Кася вернулась к только что закончившейся встрече, прокручивая в голове полученные сведения. В галерее Сессилии работали пять человек, включая приходящую уборщицу. Кроме того, существовало несколько предприятий, к сотрудникам которых мадам Гласс регулярно обращалась и которые соответственно были вхожи в галерею. Народу набиралось немало, и каждый мог пробраться в архив и стащить документы.
Девушка присела на лавочку и вытащила планшет. Благо, у галереи была своя страничка в «Фейсбуке». Хорошее новшество – социальная сеть. Если подключить мозги и внимание, можно многое узнать, кто чем живет-дышит, кто кем старается показаться, что кому дорого и интересно, и еще скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты.
У Сессилии работала в основном молодежь, исключая приходящую уборщицу Надин, той было около шестидесяти. Первыми в списке шли документалистки Шанталь и Мари. Рыжая как огонь Шанталь была самой опытной сотрудницей, возраст – 42 года, мать семейства, все самое приличное и обыкновенное. Страничка на «Фейсбуке» – ничего особенного, явно создала аккаунт, чтобы найти друзей детства или присматривать за детьми: сыном 15 лет и дочерью 12. Сына Шанталь, Дилана, Кася быстро нашла в друзьях, аккаунт был открытый, над настройками явно никто серьезно не поработал, поэтому уже через пару минут она могла просмотреть десяток фотографий дома, семьи, путешествий и даже видео семейного обеда где-то на юге Франции. В общем, Шанталь можно было исключить из списка подозреваемых.
Мари была помоложе, ей исполнилось 35, зато, как ни странно, «Фейсбука» у нее не было, поэтому пришлось ограничиться сведениями, данными Сессилией. Следом шли два арт-дилера: Грегори Лашелье и Ян Столль. Персонажи интересные, активные тусовщики, не спешившие пришвартоваться к семейной пристани. И наконец, последней шла некая Лена Гаврилова, Касина соотечественница, вроде бы бывшая замужем за голландцем, работающим в Париже. Правда, в персональном досье и в зарплатных квитках она значилась под своей девичьей фамилией.
Итак, пища к размышлению уже имелась, на этом можно было остановиться и оставить подсознание работать над поставленной проблемой. Мозговые штурмы Кася не любила, предпочитая полагаться на собственную интуицию и ждать неизвестно откуда возникавших идей.
Для начала решила потрясти старые связи и обратиться к Пьеру Нодэну. На его консультационную фирму она когда-то работала, и расстались они с Нодэном друзьями. Нодэн в мире арт-бизнеса был фигурой известной, хороший профессионал и опытный коммерсант, к тому же обладающий отличной, никоим образом не подмоченной репутацией. В свое время Касе несказанно повезло, что ее приняли в такую интересную фирму.
Ноги сами принесли ее в хорошо знакомый офис. Пьер был на месте:
– Кася, какими судьбами?!
– Привет, Пьер, надеюсь, что у тебя все в порядке?
– Более или менее, как у всех нормальных людей. Но ты так и не ответила на мой вопрос: каким ветром тебя занесло?
– То есть ты совершенно не в курсе?
– В курсе чего?
– Мне предложила сотрудничество мадам Сессилия Гласс. – Говоря это, Кася внимательно наблюдала за Нодэном. Тот только улыбнулся и как ни в чем не бывало произнес:
– Поздравляю, хоть кто-то нашелся, чтобы вытащить тебя из твоей провинции!
– В моей провинции было не так уж плохо, – пожала она плечами.
– Не так уж плохо или не так уж хорошо? – лукаво поинтересовался Нодэн.
– Ты прав, я немножко заскучала! – рассмеялась Кася.
– Так что все, что ни делается, все к лучшему, – развел руками Пьер.
«Без меня меня женили!» – промелькнуло в голове девушки, хотя, если так подумать, то это предложение оказалось весьма кстати.
Кася вышла из кабинета. Она перекинулась парой слов с документалистками Клодиной и Полеттой, зашла поприветствовать Патрика, заместителя Нодэна. Тот в участника французского Сопротивления играть не стал:
– Очень рад, что ты согласилась, – произнес он после короткого приветствия, – надеюсь, что не пожалеешь!
– Хотелось бы, – улыбнулась Кася, – ты тоже в курсе?
– Сессилия сначала на меня вышла, я с ней когда-то начинал, классная тетка, и почище гончей, если взяла след, ничто не остановит!
– То есть ты и в курсе дела, которое она решила мне поручить?
– Нет, дорогая, мы в это не вмешиваемся, нас попросили дать тебе рекомендации, мы, не задумываясь, их дали и добавили, что ей очень повезет, если ты согласишься. Так что, думаю, на гонорары она не поскупилась!
– Правильно думаешь, и спасибо.
– Пожалуйста, – похлопал ее по плечу Патрик и произнес любимое: – It is small world, – означавшее, что их дороги обязательно пересекутся и у нее непременно появится шанс поблагодарить его, Патрика, и всю нодэновскую команду.
На обратном пути Кася даже взгрустнула, что когда-то ушла из фирмы. Пьер умел хорошо продавать свои способности и заодно способности всех работающих на него сотрудников. Кроме того, он отличался талантом находить нужных сотрудников и никогда не натравливал их друг на друга, то есть по принципу «разделяй и властвуй» не действовал. Его девизом, скорее всего, было: «вместе весело шагать» и главное – «хорошая команда, а остальное приложится»! Его заместитель Патрик хоть и не был наделен такими же качествами, как Нодэн, но был хорошим агентом-менеджером. Он умело проводил рекламу, мастерски отсеивал невыгодные контракты, от которых одни неприятности, и умело выбирал выгодные, с которыми проблем было минимум, а дохода максимум. Работать с ними было приятно, и кто знает, может быть, она к ним еще вернется.
Насчет будущего Кася научилась не загадывать. В конце концов, собственную научную деятельность она начала, успешно строча научные диссертации под чужими именами. Впрочем, такая работа оказалась отличным мастер-классом, она научила ее не бояться оригинальных решений проблем и поиска самых неожиданных гипотез.
Москва, август 1589 года
С утра к боярину Шацкому пришел один человек, приезда которого Еремей Иванович ждал с нетерпением и робкой надеждой. Этим долгожданным гостем был сказитель Фрол Капищев. В боярской вотчине его знали, поэтому и на его приход никто не обратил особого внимания. Правда, на этот раз боярин приказал поселить Фрола в усадьбе, в каморке, рядом с кухней.
Ключница Агафья, сухая, согнутая, как кочерга, вдова лет пятидесяти, попыталась было воспротивиться. Но не тут-то было, боярин был непреклонен, и ключнице не оставалось ничего иного, как подчиниться. Правда, Агафья попыталась было боярыне пожаловаться, что тут такой переполох, а еще этим пустобрехом надо заниматься, но Марфа мужу противоречить не решилась. Фрола Агафья знала давно, считала его ни к чему не пригодным пустомелей, но первая садилась слушать Фроловы сказки, зачарованно и с какой-то детской жадностью внимая неторопливой речи сказителя.
Сказитель был мужчиной невзрачным, маленького роста и ничем не примечательной наружности. Своим подвижным, юрким тельцем, черными глазками и остреньким носиком он напоминал куницу. Единственное: чистоплотности у своего животного тотема Фрол не перенял. Мать и дочери постоянно пеняли боярину, что он привечает эту нечисть. Боярину же дурной дух Фрола нисколько не мешал. В ратных делах и не то приходилось выносить. Зато сколько всего знал Фрол, не перечислишь, какие только чужие земли не видел, все заморские дивы пересмотрел.
– Разведал ли ты то, о чем я тебя просил? – первым дело спросил Фрола боярин.
– Как тебе сказать, боярин, задачу трудную ты мне задал. Люди боятся о таком даже говорить, да и кудесников с чародеями нынче поубавилось, не знал я, к кому получше будет обратиться. Тем более слава Талалея его пережила. Боятся другие чародеи силами с ним мериться. Разное поговаривают. Одни говорят, что Талалей пред смертью свою Черную книгу так никому и не передал, а значит, обаяние да обморочение его побороть никому не по силам.
– Никому не под силу… – эхом повторил боярин за Фролом, и такая безнадежность прозвучала в его голосе, что его собеседник тут же зачастил:
– Не горюй, боярин! Не хочу надеждой тебя тешить, но далеко ходить тебе не надо было. В Москве, в Дмитровской слободе, есть баба одна, ведунья, Мелентьевной зовут. Странная баба, непонятная, но говорят про нее, что никакого узорочанья не боится, даже вековечную порчу отвести умеет.
– Ни разу про такую не слышал.
– Так ведь это вы, княжеские слуги, в высоком тереме живете, что на свете творится, не знаете. А Мелентьевна, она с посадскими больше знается, хотя и большие люди знакомства с ней не чураются.
– А не зазорно ли мне к ней обращаться? Узнают люди, что я с ворожеями вожусь, несдобровать мне.
– Какие люди? – удивился Фрол. – К Мелентьевне и купцы знатные захаживают, да познатнее тебя бояре и князья не брезгуют у Мелентьевны совета или зелья спросить, уж не серчай. Конечно, об этом на четыре стороны никто кричать не будет, но народ зря болтать не станет.
– Гляди-ка ты! – выдохнул удивленно боярин.
– Еще говорят: на любую хворь управу найти может, только кому Богом на роду написано на тот свет отправиться, тому помочь не может. Самому болезному ничего не скажет, а родне сразу говорит: мол, готовьтесь. И ни разу не ошибалась.
– А не от черта ли она свою науку получила?
– Этого я тебе, боярин, сказать не могу. Не тебе, семю Талалееву, черта бояться! Да и выхода у тебя другого нету.
Боярин горько вздохнул и ничего не ответил, только показал Фролке глазами на дверь, мол, оставь в покое, подумать надобно. Фролка и был таков. На сегодня у него дела были поважнее. Сначала отправился зазнобу свою проведать, а потом в корчму. Грешков за сказителем числилось великое множество, и пьянство было одним из них. Хотя Фрол всегда оправдывался, что хмель в его деле даже полезен: душу расширяет да велеречивости прибавляет. По чести сказать, славен был Капищев своим мастерством сказителя, другой бы давно своим двором зажил в сытости и довольстве. Но не таков был Фрол. Все заработанное вытекало широким потоком из его худых карманов. Гуляшки да пирушки, как известно, оставят без полушки, да и святые угодники на пьяниц угодливы: что ни день, то праздник.
* * *
Настал понедельник. В галерее мадам Гласс Кася была представлена как приехавшая на стажировку сотрудница каорского отделения фонда защиты памятников. Нашлось задание, связанное с Джоном Ди. Один из клиентов Сессилии возжелал приобрести редкий экземпляр его самой знаменитой книги «Знак, или Иероглиф Монады». Так как Сессилия часто сотрудничала с самыми известными мировыми аукционами, такое прикрытие показалось им надежным. Сотрудники галереи были или парижанами, или выходцами из Нормандии и Бретани, и навряд ли их родственные или какие-то другие связи доходили до Лота и Оверни. Кроме того, Кася в фонде подрабатывала и была известна, так что все казалось вполне правдоподобным.
Первой познакомилась с ней коммуникабельная и открытая Шанталь, Грегори и Ян не заставили себя ждать. С Леной Гавриловой все оказалось еще проще, она ее тут же пригласила разделить с ней ланч в соседнем ресторанчике и целый час потчевала анекдотами из жизни работников. Шанталь, как и следовало ожидать, была полностью поглощена жизнью своего семейства. Дети, особенно сынуля, требовали бдительного надзора.
«Пятнадцать лет, сама понимаешь, – пожала плечами Лена, – полный абзац». Кася помнила свои пятнадцать лет, ничего особенного в них не было, если не считать постоянных материнских переездов, собственный бунт и отъезд в Москву к бабушке.
– За ними в этом возрасте глаз да глаз, особенно здесь, на Западе, – продолжала Лена, – то наркотики, то участие во всякой политической чепухе, опасные связи. Вот Шанталь и бегает как савраска. С дочкой вроде бы поспокойнее, но девочка себе на уме. Так что надеюсь, что ошибаюсь, но с дочурой еще похлеще намучается. Сейчас цветочки, а ягодки будут потом.
– А у Мари есть дети?
– Вроде бы, но она ни о чем не распространяется. С ней только о работе и можно разговаривать! Трудоголик и других такими же хочет видеть, – с досадой ответила Лена, которая явно к своей коллеге любовью не пылала, – все знает как свои пять пальцев, поэтому если по серьезному вопросу, то только к ней. Но по мне, так это не жизнь, а каторга!
Мари действительно производила впечатление этакой серой рабочей мышки. Правда, приглядевшись, можно было заметить, что мышка очень симпатичная и элегантная. Лена была ярче, но гораздо проще, все в ней было вроде как надо, но чего-то не хватало, то ли нос был широковат, то ли губы и лоб узковаты, но в целом она была симпатичной и уверенной в себе девицей.
– А Ян с Грегори?
– Симпатичные мужики, только информацией не делятся и ни фига не помогут. И вдобавок ко всему на конкурентов работают, особенно Грегори. Недавно набросок Рубенса у нас из-под носа ушел. Я спор Сессилии с Грегори подслушала случайно. Она рвала и метала и прямо его обвиняла, а он только посмеивался.
– Тогда почему Сессилия их терпит?
– Ума не приложу! – развела руками Лена. – А как ты к арт-дилерству пришла?
– Громко сказано, я арт-дилером не являюсь и стать не пытаюсь.
– А-а, я-то думала, ты к нам на стажировку…
– Меня интересует больше охрана памятников декоративно-прикладного искусства. Хотя некоторые, прежде чем охранять, нужно найти… – задумчиво произнесла Кася.
– А почему именно тебя Сессилия выбрала для «Иероглифа монады»?
– Понятия не имею, знакомые порекомендовали, – насторожилась Кася.
Вопрос застал ее врасплох. Сама виновата, расслабилась, думала просто в кафе посидеть, забыла, зачем ее наняли.
– Извини, конечно, но обычно она к экспертам обращается. Ты уже находила раритетные книги?
– Да, находила, но это конфиденциальная информация. Правда, на некоторое время я все эти поиски оставила, но сейчас решила снова поработать, – твердо ответила Кася, задавая себе вопрос, действительно Лена так проста, как кажется.
– Почему?
– Надоело в деревне сидеть, мама замок реставрирует, ей интересно, а мне наскучило.
– Замок, собственный?! – загорелись интересом глаза Лены. – Ты в замке живешь?
– Ну если это строение можно назвать замком, – попыталась уклониться от ответа Кася.
– А откуда он у вас? Купили?
– Получили в наследство.
– В наследство! Может, подскажешь, как в наследство замки получают?
– Мамин друг оставил, хотя с ним больше мороки, с этим замком, пока отреставрируешь и превратишь в мало-мальски приличное помещение, уйму денег угрохаешь, да и на содержание уходит не меньше, мы поэтому только часть обустроили более-менее, в остальных помещениях пока ветер гуляет… – с облегчением начала рассказывать Кася. Лену история замка заинтересовала, и про цель Касиного появления она забыла.
После обеда девушка разговорилась с Грегори Лашелье. Тот явно заинтересовался новой сотрудницей.
– Ну если кто-то тебя в этой богадельне чему-нибудь научит, так это я! – самоуверенно заявил молодой человек и подмигнул. Скромность в палитру качеств Грегори Лашелье не входила. Он, скорее всего, и не догадывался о существовании подобной черты человеческого характера. Он был недурен собой, одевался с особым небрежным шиком, но был каким-то рыхлым и расхлябанным.
– У меня со старой каргой отношения напряженные, но я тут временно, развернусь – и прости-прощай, милая Сэс! – хвастливо произнес он.
– Сэс – это Сессилия Гласс? – уточнила его собеседница.
– Ее так близкие называют. Ну а теперь о тебе? Каким ветром тебя к нам занесло?
– Знакомые в фонде пристроили.
– При чем тут знакомые, ты же уже на Нодэна работала, или я ошибаюсь?
– В свое время, но в Париже не прижилась как-то.
– А сейчас вновь к цивилизации потянуло?
– Это смотря что называть цивилизацией. Загрязненность воздуха и пробки?!
– Ну это от зависти, – миролюбиво произнес Грегори.
Касе осталось только руками развести, ничто не в силах было изменить мнение Лашелье.
