скачать книгу бесплатно
Есть еще прыжки с парашютом. Здесь нужны только ваша смелость и решимость сделать этот прыжок. (Имеется в виду, конечно, прыжок в тандеме с инструктором. Если вы решили прыгать самостоятельно, то тут, безусловно, потребуется подготовка. Всем этим я уже поделился в вами – см. выше.)
Однако, все это, что ни говори, все же экстрим, решиться на который могут лишь очень немногие.
Но есть, есть еще один путь в небо, который с родни глубокому релаксу. Это полет на воздушном шаре.
И в прыжках с парашютом, и при полете на воздушном шаре ты напрямую оказываешься в небе, становишься его частицей, можешь почувствовать его глубину, его высоту (только здесь понятия глубины и высоты сливаются воедино), можешь прикоснуться к облакам в буквальном смысле слова.
Но какая же разница в ощущениях!
Прыжок с парашютом – это скорость, стремительный бросок в пропасть, взрыв адреналина, шквал эмоций и чувств, восторг полёта пули! Всё спрессовано в несколько быстрых минут.
Полет на воздушном шаре – неспешное размеренное наслаждение. Шар спокойно наполняется горячим воздухом от горелки. Никакой суеты. Корзина с вами мягко отрывается от земли и медленно поднимается выше… еще выше. Земля степенно уходит вниз.
И вот небо охватывает нас со всех сторон. В объятиях этой небесной тишины, лишь изредка прерываемой на секунду шумом газовой горелки, шар плывет спокойно и неспешно. Можно сосредоточиться на созерцании окружающего: любоваться землей внизу, ставшими такими близкими облаками, плывущими невдалеке соседними разноцветными воздушными шарами. Какие-то из них выше, какие-то ниже нас. И это создает восхитительную объёмность картины окружающего пространства.
Время вечернее (полеты чаще всего совершаются либо утром на восходе солнца, либо вечером – к закату). Низкое солнце удлиняет тени на земле, делает их более глубокими, а саму картинку более контрастной. Здесь тоже восторг, как и под парашютом, но он растянут на час и больше – есть время насладиться, впитать в себя все эти впечатления.
Посадка такая же спокойная.
На земле радостный обмен впечатлениями и посвящение в аэронавты – по бокалу шампанского и диплом. Сюрпризом от организаторов шутливое присвоение дворянского титула. Так я стал графом Дмитровским. Правда, с одной оговоркой – титул действителен только на время пребывания в воздухе над Дмитровским районом (мы именно там летали на воздушном шаре).
Эта шутливая традиция корнями уходит в давнюю историю: на заре воздухоплавания, когда полеты на монгольфьерах были еще в диковинку, король Франции под впечатлением от полета обещал присваивать дворянские титулы тем, кто пролетит над тем или иным местечком на земле. Потом спохватился, но нарушить свое слово было недостойно короля. Что было ему делать? Выход нашелся – он просто добавил в свое распоряжение три коротких слова: «на время полета».
Так что «графья» мы те еще, но в любом случае полеты на воздушных шарах – дело благородное. Летайте!
Неформат или Четыре дня в декабре
Чтобы сразу дать понять, чем обернулись для нас эти четыре дня в конце декабря 2008 года, проведенные в Академгородке под Новосибирском, приведу по памяти пару высказываний непосредственных участников. Не ручаюсь, конечно, за дословную точность, но все же…
Маргарита, жена Дрюни (Дрюня – это, вообще-то, главный виновник событий этих дней, но об этом чуть позже), часа в 2 ночи с субботы на воскресенье – завершение нашего третьего дня пребывания в Академе:
– Ребята, обратите внимание, до Нового года осталось всего четыре дня, вся страна уже вовсю готовится или даже уже празднует Новый год, а мы о нем даже и не вспомнили… Да и бог с ним! Я вот в новогоднюю ночь дождусь 12 часов, выпью шампанского под бой курантов и завалюсь спать! Просто потому, что новогоднее Чудо, которого все так ждут, уже произошло… И это Чудо – это вот эти три дня, проведенные вместе с вами – с нашими друзьями!
Примерно час спустя после слов Маргариты. Мы, здорово навеселе, возвращались к себе в гостиницу. Секарь убежал вперед – заскочить в работающий круглосуточно магазин, купить пива для достойного завершения вечера. Немного позади нас с Юриком шли чуть ли не в обнимку Гоня с Шурой, пьяно и весело горланя какую-то песню… В душе, постепенно успокаиваясь, плескалось море положительных эмоций, которое бурными волнами захлестнуло нас в эти дни…
Юрик (один из нас, один из «Гони-М») вдруг сказал:
– В эти дни все было настолько хорошо, что, скорее всего, так больше не будет никогда. Если завтра, нет, уже сегодня, – поправил он сам себя, – наш самолет грохнется – это будет замечательным концом «Гони-М»!
– Юрик! Бог с тобой! Что ты такое говоришь! Накаркаешь! – засмеялся я, внутренне соглашаясь с этим ощущением обреченности… Этот праздник подходит к концу, и его уже не вернуть… Такое больше уже не повторится… Где-то внутри светло и радостно-грустно (грусть вполне может быть радостной) продолжала звучать песня из «Обыкновенного чуда», которую спели буквально минут пятнадцать назад при расставании:
…
Начало вернуть невозможно, немыслимо.
И даже не думай, забудь…
…
Да-да, господа, не авось, не когда-нибудь,
А вовсе уже никогда…
…
Ах, как это мило, очень хорошо.
Было и уплыло, было и прошло.
Так что такое было? Что же такое произошло в эти дни под Новосибирском, в Академгородке?
Тремя днями ранее…
…Ставший уже противным женский голос в который раз объявил по аэропорту:
– Вылет рейса 0173 авиакомпании S7, Москва – Новосибирск, откладывается из-за неготовности самолета. Дополнительная информация ожидается через полчаса. Авиакомпания приносит извинения за доставляемые неудобства.
Эти извинения, произнесенные уже не раз и не два, стали восприниматься как издевка. Было около часа ночи. Мы томились в Домодедово с восьми вечера, и сколько это будет еще продолжаться, было неизвестно.
Воспользуюсь этим моментом и, пока мы в ожидании рейса то полуспим, то пробавляемся пивом, то ведем заторможенные разговоры в ночном опустевшем аэропорту, представлю нас тем, кто с нами незнаком.
Кто такие «мы»?
Экскурс в историю
Мы – это пятеро уже далеко не молодых мужиков, широко известных в узком кругу наших друзей и поклонников как группа «Гони-М». И направляемся мы на пятидесятилетний юбилей нашего друга Дрюни, который пригласил нас и оплатил всю нашу четырехдневную поездку. (Увы, следует честно признаться, иначе эта поездка вряд ли бы состоялась – большинству из нас ее было бы трудно потянуть финансово.)
«Гони-М». Странное название, не правда ли? А пошло оно с того момента, когда сорок лет назад кто-то в шутку так назвал четверых студентов третьего курса ФАКИ – факультета аэрофизики и космических исследований (чтобы быть более точным, Гоня был в то время на втором курсе), которые решили петь вместе и вполне успешно выступили на традиционном концерте «Физтех-песни». Тогда, во второй половине 70-х, повсюду на дискотеках гремела группа «Бони-М». А самой колоритной и сладкоголосой личностью в сложившемся студенческом квартете, а в будущем и неформальным художественным руководителем нашей группы, был Игорь К., более известный среди своих как Гоня. Вот кто-то и скаламбурил: «Бони-М» – «Гони-М». Вполне логично, не так ли? Так и пошло – группа Гони стала группой «Гони-М», что можно было при желании интерпретировать как группа «Гоня и Мужики».
К нам приклеилось именно это шутливое название, хотя на самом-то деле изначально группа называлась по фамилии Андрея Б. (он же Дрюня), который был тем центром кристаллизации, вокруг которого и сложился наш маленький коллектив, притянув к себе остальных парней с хорошими голосами, хоть в какой-то мере умеющих (надо честно признаться – в очень малой, за исключением Гони, конечно), а главное – желающих петь.
Стоит сразу сказать, эта способность Дрюни быть центром притяжения плюс его колоссальная пробивная энергия сохранились и приумножились на протяжении последующих тридцати лет. И вот тридцать лет спустя группа «Гони-М» (уже в версии 3) летит к нему на пятидесятилетние, на юбилей к человеку, который, благодаря этой своей способности собирать вокруг себя талантливых и дельных людей, благодаря своей неисчерпаемой энергии, которая переполняет его и выплескивается, но не в пустоту, а на окружающих его людей, перетекает в них, заражает и заряжает их, организовал и воплотил в жизнь Дело. Именно Дело с большой буквы. Но о нем позже… А сейчас вернемся к нашей предыстории.
Итак, группа «Гони-М», версия 1.
Андрей Б. Дрюня. Кое-что я о нем уже сказал, а чтобы вы могли лучше себе его представить внешне, скажу, что это мавр! В тот момент, когда он душит Дездемону. Яростная чернявая цыганская физиономия! Только эта ярость добрая. Это энергия! Низкий, чуть с хрипотцой и часто такой же яростный голос.
Игорь К. Гоня. Единственный из нас с хорошим музыкальным образованием и, как мне кажется, абсолютным музыкальным слухом. Во многом благодаря ему в наших песнях такие красивые расклады на голоса. Высокий чистый голос. При этом – детская круглая очкастая физиономия. Она же сохранилась и в пятьдесят – этакий вечный мальчик, большую часть своей деятельности посвятивший космическим станциям (мы же все-таки выпускники факультета аэрофизики и космических исследований), а сейчас работающий в области интернет-технологий.
Александр П. Шура. Как ни странно, хотя к большинству из нас еще со студенческих времен прилипла какая-нибудь кличка, к нему ничего не прилипло. Просто Шура. На мой взгляд, он почти не изменился за пролетевшие 30 лет. Такой же сухощавый и подтянутый. Приятный голос среднего диапазона. Его бесценный талант делать еще что-то руками очень пригодился в то время, когда мы оборудовали свою студию всякой мудреной музыкальной электроникой (плюс, конечно, Секарь. Секарь – он потому и секарь, что разбирается во всем, чем хочешь, и умеет делать все, за что ни возьмется).
Что еще накрепко связано с образом Шуры, сформировавшимся у меня, – это Звездный городок. Его родители были непосредственно связаны с космонавтикой, что, естественно, произвело на меня, поступившего на физтех из далекой российской глубинки, большое впечатление. Шура вырос в Звездном городке, был знаком со многими космонавтами. Там же, в Звездном, большой шумной компанией мы справили студенческую свадьбу Шуры и Натальи, нашей однокурсницы. Потом еще не раз бывали у него в гостях в Звездном, пели, репетировали, даже пробовали делать наши первые записи на его японский магнитофон.
Ну и я, ваш покорный слуга. Михаил К. Майк. Забавно, что одна часть моих друзей зовет меня на французский манер – Мишель. А вот на физтехе прилипло это англоязычное – Майк. Говорят, у меня неплохой голос, хорошо звучащий наверху. Наверное, это так, иначе меня давно бы выгнали за профнепригодностью, так как я абсолютно музыкально безграмотен и не имею врожденной способности петь на голоса. Те партии, которые достаются мне в Гониных мудреных раскладах, даются мне пОтом и кровью. Мужикам приходится запасаться терпением, чтобы дождаться того момента, когда Гоня вдолбит в меня на репетициях то, что нужно.
Таким образом, в нашем распоряжении было четыре голоса и две гитары – на гитарах хорошо играли Гоня и Дрюня. Я и Шура, конечно, тоже бренчали немного, но именно бренчали.
Мы быстро поняли, что хотим не просто петь под гитару, а петь красиво, петь на голоса песни с красивой мелодией и красивыми словами, петь песни со смыслом и чувством. Это стало кредо «Гони-М». Оно остается в силе и по сей день.
Этим составом мы пели вплоть до окончания института. Выступали на «Физтех-песне», постепенно заслужив честь петь большинство песен из традчасти. Пели на множестве других концертов: нас приглашали в другие институты, на сборища КСП и в другие места, где поющий человек с гитарой был основной фигурой. Сразу скажу, что самыми впечатляющими были поездки на «День физика» в НГУ – в Академгородок. Физтех и НГУ, особенно физфак, как-то сразу сдружились между собой. И это, как будет видно из дальнейшего, имело большие последствия для некоторых из нас.
Окончен институт.
Дрюня уехал в Академгородок – сказались тесные связи с НГУ, c клубом «Квант». Сказалось влияние духа и той непередаваемой атмосферы научного творчества (и не только научного!) в Академе, которую мы все прочувствовали во время нескольких наших поездок.
Шура рванул с А. С. на Сахалин – дань романтике путешествий и увлечению физикой моря и океанологией.
Меня забросило в Киев – в Союзе микроэлектроника (да-да, не удивляйтесь, именно микроэлектроника. Судьба довольно прихотлива, и парнишка, закончивший факультет аэрофизики и космических исследований, оказался вдруг молодым специалистом по разработке программных средств для проектирования интегральных схем – чипов) была сосредоточена в довольно ограниченном количестве мест, и судьба выбрала именно Киев.
Гоня остался один – двигать вперед советскую космонавтику в подмосковном Калининграде, теперешнем Королеве, и… продолжать дело «Гони-М». Это, так сказать, «по факту». Как говорит сам Гоня, у него и в мыслях этого не было, это Секарь (см. ниже) подвигнул его на это.
После нескольких промежуточных вариантов наконец сложилось новое звучание «Гони-М». «Гони-М», версия 2. На этот раз это было трио. К Гоне примкнули Секарь и Вредный. Это был новый виток истории «Гони-М». Качественный скачок.
Андрей К. Секарь. Этот – наш, с физтеха. С ФУПМа – факультета управления и прикладной математики. Мы были знакомы с ним еще со времен «Гони-М» версии 1, участвовали вместе в концертах, где он выступал или сам по себе, или с кем-то. Низкий красивый глубокий голос. Наши басы. Бородатый былинный русский богатырь. Высочайший специалист в области радиолокации и специализированного ПО. В области музыкальной теории ему тоже палец в рот не клади. В обсуждениях и спорах Секаря и Гони как раз и рождались уникальные и красивейшие расклады по партиям наших песен.
Юрий А. Юрик. Подпольная кличка – Вредный (это тот самый случай, когда кличка совершенно не соответствует реальности, более того – противоположна ей). Единственный из нас не с физтеха. Московский педагогический институт. Что-то связанное с географией, биологией, природой. Некоторое время изучал птиц, ездил в экспедиции по всей стране, от пустынь Средней Азии до заполярной тундры, от Кавказских гор до сибирской глухомани.
И вот где-то в глубинах Сибири в одной из научных экспедиций (Секарь с Гоней в те времена в свои отпуска тоже забирались с сибирскую глушь, подальше от столичной цивилизации) пересеклись пути всех троих участников будущей «Гони-М» версии 2. Где-то там, в таежной глуши, они пели все вместе у костра и не могли не почувствовать, как гармонично в этом трио звучат их голоса. Чистые Гонины верха, глубокий бархатный низ Секаря и приятного тембра центровой голос Вредного, ведущего, как правило, основную мелодию.
Байки, которые рассказывали об этих таежных экспедициях Секарь, Юрик, Гоня на наших четвергах на Петровско-Разумовской (см. ниже), достойны особого внимания. Приключения в духе Мамина-Сибиряка, встречи с уникальными людьми (один Мика Тарковский – внук Арсения Тарковского и племянник автора «Зеркала», «Андрея Рублева», «Соляриса»… – чего стоит) … Но это совсем другая история, которая требует отдельного рассказа.
Славная история трио «Гони-М» («Гони-М», версия 2) занимает период примерно до середины девяностых. Если «Гони-М» версии 1 – это была все же студенческая самодеятельность, хоть и старавшаяся выйти на какой-то более высокий уровень (увы, для этого им просто не хватило времени), то «Гони-М» версии 2 на пике их формы – это были уже профессионалы. Не в том смысле, что пение стало их профессией. Нет. Все они по-прежнему работали в серьезных научных и научно-инженерных направлениях, и пение было лишь их хобби. Но исполнение ими песен достигло того уровня, когда можно было сказать: да, это мастера! Именно трио «Гони-М» снискало большую популярность среди слушателей. Это были три великолепно сочетавшихся голоса и три гитары. Все трое отлично владели инструментом и порой выдавали такие перлы виртуозной игры на гитаре, что слушатели просто замирали от удовольствия.
Во времена уже «Гони-М» версии 3, слушая их лучшие вещи, такие как «Аве Мария», «Черная птица», «Зеленоватые глаза», «Я смотрю на Москву», я понимал, что это трио вполне самодостаточно. Ах, как красиво они пели втроем! Какие вещи делали! Три ярких голоса, три полноценные гитары, огромный творческий потенциал и гибкость. Зачем им понадобились мы с Шурой? Это вызывало у меня недоумение, особенно в те моменты, когда в мою «тормозную» голову с трудом «вбивали» какой-то музыкальный ход в доставшейся мне партии. На это Секарь с Гоней неизменно отвечали, мол, пять голосов – это более богатое звучание, более широкие возможности делать красивые вещи на голоса. И мне приходилось стискивать зубы и терпеть те «мучения» и «пытки», которыми «истязал» меня Гоня…
Так или иначе, но где-то в середине девяностых трио «Гони-М» преобразилось в квинтет – «Гони-М», версия 3.
К тому времени Союз развалился, экономика рухнула, наука влачила жалкое существование. Я вернулся из Киева в Россию, быстро поняв, куда рулит хохлятская самостийность. Все мои интересы по работе были сосредоточены в Москве, вот мы с семьей сюда и перебрались – благо родители жены из Подмосковья. Шура со своим семейством тоже вернулся с Сахалина, где занятие наукой не оставляло возможности нормально жить и зарабатывать, да и здоровье их сына требовало сменить климат (что было, пожалуй, основной причиной). Так все мы вновь оказались в Москве. Все, кроме Дрюни, – он остался в Академе, своей энергией проламывать идиотизм 90-х.
И, конечно, мы не могли не встретиться. И, конечно, мы не могли не начать петь все вместе. И оказалось, что у нас это неплохо получается. И решили всерьез вновь заняться этим делом. Так образовалась группа «Гони-М», версия 3.
Лучшие времена «Гони-М» версии 3 – это времена Петровско-Разумовской. Там, вблизи станции метро «Петровско-Разумовская», была наша репетиционная база – недоремонтированная однокомнатная квартира с пошарпанными стенами без обоев, которую мы превратили в нечто вроде музыкальной студии для репетиций, а в дальнейшем, когда приступили к реализации идей звукозаписи (увы, так и не доведенной до конца), оборудовали ее очень неплохой звукозаписывающей аппаратурой, и она стала еще и студией звукозаписи. Мы старались собираться каждую неделю по четвергам часам к семи вечера, после работы. До одиннадцати – репетиция. А после одиннадцати… О, это было замечательное время! Варилась кастрюля пельменей, закупалось пиво и что-то вкусненькое к нему для баловства, и наши дружеские беседы затягивались далеко за полночь – часов до двух-трех ночи, охватывая широчайший спектр тем – от древней истории Руси до новейших проблем науки… Потом укладывались в спальники здесь же на полу, чтобы утром разбежаться по своим работам.
Это благословенное время продлилось до весны 2008, когда ту квартиру пришлось освободить. Мы стали бездомными скитальцами, приют которым дала родная Alma Mater. Но это было уже не то…
…Ну вот. Краткий экскурс в историю «Гони-М» подошел к концу, и очень кстати, так как наконец-то объявили посадку в самолет. Где-то после 3 часов ночи мы вылетели, проторчав в аэропорту семь часов с лишним.
День первый.
Продремав в самолете четыре часа с перерывом на обед, мы приземлились в Толмачево. Дрюня встретил нас двумя машинами. Радостная встреча! Я не видел его, наверное, лет шесть-семь. Точно не помню. Помню, что пересекались где-то на физтехе, кажется, на 20-летие окончания института. Он нисколько не изменился. Радостная толчея вокруг него – он один, а нас-то пятеро плюс С. Т. прямиком из Лондона, с которым, как оказалось, мы летели на одном самолете. С. Т. – это здешний, Н-ский, человек из компании друзей Дрюни, связанных с клубом «Квант». Здоровый такой мужик, с серьезно-смешливым выражением лица, сквозь крупные черты которого прорывалась наружу как будто с трудом сдерживаемая постоянная готовность смеяться и шутить.
Нами завладело радостно-возбужденно-приподнятое настроение, которое будет сопровождать нас все эти четыре дня…
Дрюня сразу привез нас в свою «контору» – слегка взбодриться, выпив по чашке кофе, коротенько показать свои владения (большую серьезную экскурсию он пообещал назавтра). Потом нас доставили в гостиницу, где мы могли немного отдохнуть и прийти в себя перед основным мероприятием сегодняшнего дня – нашим концертом.
Гостиницей оказалась очень хорошая большая квартира с тремя спальнями на шестерых человек, просторной гостиной и кухней, которая была предоставлена в наше распоряжение на эти четыре дня, хотя и под присмотром горничной, которая менялась каждые сутки.
Я принял душ и даже сумел немного отдохнуть в полудреме перед тем, как нас препроводили к месту нашего выступления. Под временный концертный зал было оборудовано помещение ангара со сводчатым бетонным потолком, в котором на следующей неделе будет монтироваться оборудование для водяной резки металла, полученное из Германии – новая технологическая задумка Дрюни.
На наших глазах, пока мы распевались и вспоминали кое-что из нашего репертуара, рабочие споро собрали сцену, привезли и смонтировали вполне профессиональное оборудование: микрофоны, усилители, микшерный пульт, телекамера… Ого, да тут все по-серьезному и на хорошем уровне! Дрюня – молодец!
Акустика оказалась вполне приличной, голоса звучали хорошо. Единственное, что вызывало беспокойство, – в этом импровизированном концертном зале было довольно прохладно, градусов 10—12, наверное, не больше… Как оказалось впоследствии, мое беспокойство было ненапрасным – ближе к концу второй части концерта голос у меня подсел и не тянул на высоких. Хорошо, что это произошло ближе к концу, и кажется, мне удалось, аккуратно переходя в самых высоких местах на фальцет, нормально допеть.
Концерт предполагалось сделать из двух частей. Первая часть – ностальгическая. Студенческие песни из традиционной части концертов «Физтех-песни». Вспомнить молодость, так сказать. Ну а тем, кто этого никогда не слышал, предполагается, будет интересно познакомиться со студенческим фольклором московского физтеха. Было только одно «но» – мы совершенно не готовили эту часть, надеясь на то, что прежние навыки вывезут – ведь «Физтех-песню» мы пели довольно часто в прошлом.
Однако начать решили с «Тополей». Помните эту песню в исполнении «Ореро»? Так вот, мы тоже поем ее на пять голосов, но в своей интерпретации. Гитара – Юрик. Начинает один Секарь. Постепенно к нему добавляется по одному голосу: Юрик, потом к ним выходит Шура, следом Гоня добавляет виртуозную верхнюю партию, кульминацией – мой выход, и звучание обретает лирическую мощь и наполненность… Кажется, в этот раз у нас это получилось неплохо.
Дальше физтеховские песни пошли по накатанной дорожке. Получалось вполне прилично, с допустимым уровнем лаж и небольших накладок. Первая часть концерта достигла своих целей – мы распелись, публика слегка разогрелась.
Послушать нас пришло не так уж много народа. Наверное, человек 100—150. Семья Дрюни, небольшой круг его друзей, тех, кто нас знал и раньше. А остальные – в основном сотрудники его фирмы, которые слабо представляли, куда они идут и что будут слушать. Тем интереснее было узнать и почувствовать их впечатление о нашем концерте по его завершении. Но об этом позже.
А в перерыве публика размялась легким фуршетом здесь же, в этом же зале, слегка подняв настроение закуской и напитками (в том числе вином и тем, что покрепче). Мы же ни-ни – перед выступлениями и во время самих выступлений у нас строгий сухой закон. Если его даже немного нарушить, то, конечно, настроение поднимается, энтузиазм повышается и кажется, что поешь прекрасно – ну прямо соловьем заливаешься! Чаще всего это впечатление очень обманчиво. Со стороны послушать – увы, не то. Зато после концерта выпить под хорошую закуску, снять напряжение – милое дело!
Началось второе отделение.
Первой была песня Берковского на слова Окуджавы «Круглы у радости глаза» (другие ее названия: «Черешневый кларнет», «В городском саду»). Начинаем мы ее с вступления, имитируя голосами звучание органа в прелюдии к токкате и фуге ре-минор Баха. Почти сразу почувствовалось, что «пошло»! Пелось легко и вдохновенно.
Потом была «Тишина» – одна из самых удачных наших многоголосых песен (наши и музыка, и слова). Была «Аве Мария» – моя любимая вещь в исполнении составом «Гони-М» версии 2 (трио). Мы с Шурой стояли в сторонке. Я слушал и краем глаза наблюдал за залом. Было видно, что публика балдеет…
Я слушал «Аве Мария» и жалел, что мужики не споют «Черную птицу». В моем восприятии эти две песни почему-то всегда стоят рядом, может быть, потому что они очень похоже на меня воздействуют… «Черная птица» – слова Левитанского, музыка «Гони-М» – Юрика, Секаря, Гони. Они, глупые, не понимают, что сделали шедевр, и относятся к ней несколько пренебрежительно. И не видят, как она нравится слушателям… И поэтому нечасто поют ее на концертах…
Потом была «Сьюзен». На мой взгляд, это та песня, где наиболее хорошо проявляется звучание наших голосов. Ах, этот Гоня! Ну паршивец, ну молодец! Какие партии расписал! У меня там есть пара мест, в которых не просто голос звучит на высокой ноте, а кажется, сама душа взлетает куда-то ввысь. И ведь при этом, что удивительно, звучат не отдельные голоса – Гони, Секаря, Юрика, Шуры, мой – не отдельные партии! Происходит не просто их сложение, они сливаются в нечто новое, гармоничное единое целое, заставляющее звучать что-то внутри, трогающее какие-то глубокие внутренние струны.
…Мне всегда хотелось встать в такие мгновения на место тех людей в зале, что слушают нас. Хотелось понять, чувствуют ли они что-то похожее… Получается ли у нас донести до них эту красоту?
…Похоже, что да, получается… иногда… И в этот раз, похоже, получилось… Наши голоса звучали в зале, замершем и впитывающем это волшебное «нечто», которое называется песней…
Песня кончалась, какое-то мгновение казалось, что последний аккорд висит в воздухе сам по себе… И после некоторой паузы (о! эта пауза многого стоит! она требовалась завороженной публике, чтобы слегка прийти в себя после магии песни) зал взрывался аплодисментами и криками «браво» и «бис»!
…Непривычно, но чертовски приятно… чувствовать такое явное проявление благодарности публики…
– Ребята, спасибо огромное! Ваш концерт – глоток свежего воздуха! Спасибо!
– Ну, мужики, вы даете! Хор Турецкого отдыхает!
– Я вообще-то не хотел идти на ваш концерт. Самодеятельность вызывает у меня зубную боль. Но теперь нисколько не жалею. Спасибо!
И опять про хор Турецкого (дался он им!):
– Я обожаю хор Турецкого и не думала, что могу получить такое же – нет, большее! – удовольствие от совершенно незнакомых и таких живых ребят.
– Думал, будут занудные бардовские песни под бренчание полурасстроенной гитары: искры костра, запах тайги и прочая мутотень. Неожиданно порадовали! Спасибо, мужики!
Это и многое другое в том же смысле говорили подходившие к нам в перерыве после второго отделения нашего концерта разные и совершенно незнакомые нам люди…
…Все! Основное мы отработали. Во втором отделении спели десятка два самых наших ударных песен. Теперь можно расслабиться. Откровенно говоря, я что-то озяб… Да и горло согреть теперь можно – от довольно низкой температуры голос подсел.
Коньячок плюс неплохая закуска, разговоры, обмен впечатлениями. Градус настроения повышался, душа и публика требовала продолжения концерта. Третье, неофициальное, отделение началось как-то спонтанно и затянулось до полуночи…
День второй.
На следующий день проснулись довольно поздно. Состояние организма было лучше, чем можно было бы ожидать после вчерашнего фуршета по окончании концерта и затянувшегося его продолжения уже в гостинице. Новая хозяйка-горничная накормила нас завтраком (омлет, сосиски, чай-кофе с печеньем-кексами), и – вперед! – Дрюня нас уже ждал с обещанной экскурсией по своему хозяйству.
А хозяйство у него было немалое. В девяностые, когда наука по всей стране разве что выживала, когда умные и активные головы перебирались за бугор – туда, где они были по-настоящему востребованы, – Дрюня, не собиравшийся «линять» из страны, избрал вполне логичный путь. Деньги он стал зарабатывать на коммерции и вкладывать их в свои разработки. Так куриные окорочка, пресловутые «ножки Буша», поддержали российскую науку и технику.
Если вкратце, то в настоящее время у него в работе два основных направления – уникальная охранная система и мобильные рентгеновские аппараты (и конечно, море идей, задумок, планов в различной стадии разработки). Не буду вдаваться в технические детали и приводить тактико-технические характеристики этих сложных и уникальных изделий, разработанных от нуля в Дрюниной фирме. Мало того что они спроектированы и разработаны, так еще Дрюня поставил и наладил их производство, ну и конечно, сбыт, продажу, поставки, сопровождение. Полный цикл.
