скачать книгу бесплатно
– А тебе, контра, уже ничего не потребуется.
Раздалось несколько выстрелов.
– Позвольте, – раздался дрожащий голос жены адвоката, – если имущество вы можете отбирать, как вы говорите, именем революции, то кто дал вам право распоряжаться чужими жизнями?
– Та же революция!
Послышалось ещё несколько выстрелов. На какое-то время наступила тишина. Потом один из чекистов тихо спросил:
– А жену-то зачем?
– Так проще. Никаких наследников, и никто жаловаться не пойдёт… Давай-ка поройся в ящиках. Они ведь неплохо жили, так что драгоценности наверняка есть, да и ещё что-нибудь интересное.
Петро тронул лошадь и потихоньку повернул домой.
Глава 3
С трудом пережили тяжёлое время. Наступил нэп. У Петра было уже восемь детей, а Маша, похоже, не собиралась останавливаться на достигнутом. Но снова появились заказы, заработала молотилка. Нэп вернул людям заинтересованность пахать и сеять. У Петра меж тем появилась новая идея. Дело в том, что селяне своё зерно после обмолота вынуждены были возить на мельницу аж за сорок вёрст. И решил он поставить свою ветряную мельницу. Место выбрал на высоком холме. Что надо для мельницы, делал сам. Сам и собрал.
И началась у Петра вовсе хорошая жизнь. Ездили к нему на мельницу не только односельчане, но и многие из окрестных деревень. Появился хороший достаток. Дети стали ходить в обновках. Старшие учились, а младшие всё прибывали. Маша довела их число уже до двенадцати. Так бы и жили хорошо, да пришла новая беда – коллективизация. Петра она коснулась в первую очередь.
– Ты у нас, Петро, вроде как первейший кулак, – заявило правление образовавшегося колхоза.
– Какой же я кулак? Я что, эксплуатирую чужой труд? Я всё делаю сам. Кто вам не даёт так работать?
– Так-то оно так, – стыдливо отводили глаза члены правления, – однако у тебя мельница и молотилка. А у нас в колхозе без них никак нельзя.
– Так соорудите себе. Вас ведь вон сколько народу.
– Как соорудить? Никто в этом деле не понимает.
– Никто не понимает, а я при чём?
– А ты разбираешься.
– И чего вы хотите?
– Вступай в колхоз. А мельница, кузня и молотилка пойдут как вступительный взнос.
– А если я не соглашусь?
– Сам знаешь, какое у нас сейчас время. Раскулачат, имущество просто отберут, а семью в Сибирь вышлют. А у тебя вон целый муравейник, мал мала меньше. Не довезёшь до Сибири.
– И что в колхозе я должен делать?
– Да то же, что и сейчас. Будешь в кузне работать, на мельнице, молотилку чинить. Оплату будешь получать в колхозе, как все, а имущество будет теперь колхозное.
Видел Петро, что нет у него выхода, и согласился. Бог с ней, с собственностью. Зато так же с техникой будет работать.
Работал Петро, как и прежде, только плата за помол теперь шла не ему, а колхозу.
Как-то привёз молотить зерно Федька Рыжий. Он теперь уже был не председатель сельсовета, а рядовой колхозник. Переизбрали его за развал работы и беспробудное пьянство. Когда его ставили председателем, он думал, что это уже на всю жизнь. И ошибся.
Таких лодырей и пьяниц не смогла выдержать даже советская власть. Его сперва понизили до бригадира полеводческой бригады. Но Федька обиделся на власть и запил ещё сильнее. И вот теперь он числился рядовым колхозником, но своим трудом приносил мало радости родному колхозу. Однако ж и ему надо было есть.
Явился он к Петру на мельницу со своим зерном… Когда дошло дело до платы, Федька завозмущался.
– Почему это ты так много берёшь?
– Ты что, Федя. Вот расценки, установленные колхозом. Ты что, забыл, что мельница теперь колхозная и себе я ничего не беру?
– Так-таки и не берёшь?
– Нет, конечно.
В это время один бедняк принёс полмешка зерна и попросил обмолоть. Петро смолол и плату с бедняка не взял. Федька как раз таскал свои мешки в телегу и заметил это.
– Ага, с одних дерёшь три шкуры, а с других ничего не берёшь! Что хочешь, то и делаешь. Это ты забыл, что мельница теперь колхозная!
– Ты чего, Федя, – засмеялся Петро. – Ты посмотри, сколько у него зерна. Какую тут плату брать? Тут горшка муки много.
Но Федька злобу затаил и знал, как навредить: написал кляузу в ЧК. И что тут началось! Хищение! Злоупотребление! Замаскированный кулак!
В стране как раз было такое время, когда кругом начинали искать «вредителей» и «врагов народа». Так что дело Петра было для чекистов очень кстати. Его арестовали, судили и отправили в лагерь под Архангельск.
Глава 4
Везли заключённых долго, и переезд давался тяжело. Ехали в товарном вагоне, на дощатых нарах. Открывали вагон часовые пару раз в день на станциях. Давали возможность набрать воды и бросали людям несколько буханок хлеба. Делили потом на куски суровой ниткой. Раздачей занимался один бугай. Роста он был огромного, кулаки как пудовые гири. Говорили, что он бандит и убийца. Вроде долго за ним гонялись, пока кто-то из сообщников не предал и его не взяли на каком-то грабеже. Грозил ему расстрел, однако что-то в деле разладилось или вмешался кто. В результате расстрел заменили лагерями. И вот теперь он сидел как султан, а зэки выстраивались к нему в очередь за своей пайкой.
Народ среди зэков подобрался пёстрый. Были, конечно, и уголовники. Но много было простых крестьян и городских жителей, попавших по разным причинам под статью «Вредительство» и объявленных врагами народа.
Попадались среди зэков и интеллигенты. Рядом с Петром на нарах лежал приличного вида мужчина, которого все почему-то называли профессором.
В вагоне было холодно, отовсюду дуло, и люди прижимались спиной друг к другу на нарах, чтобы согреться. Петро прижимался своей спиной к профессорской. Постепенно разговорились, и оказалось, что тот действительно профессор.
– А вы, профессор, кому умудрились навредить?
– Себе.
– Чем же? – удивился Петро.
– Своим языком.
– Как это?
– Случилась дурацкая история. Главное, начиналась совсем обыкновенно. Одна лаборантка начала мне глазки строить, а я внимания не обращал. Она была не совсем в моём вкусе. Но она стала ко мне липнуть. И в конце концов я не выдержал и согрешил пару раз.
– И что, за это сажают?
– Не сразу. Дело в том, что я занимаюсь наукой, вернее, занимался. Времени нет на всякие шуры-муры. А она начала намекать, что нам пора пожениться. Я ей говорю: куда так спешить? Она продолжает настаивать. И тут я заподозрил, что её больше интересует моя жилплощадь. Когда я заявил, что жениться пока не собираюсь, она побежала жаловаться в партячейку. Дескать, я её соблазнил и бросил. Меня вызвали на собрание и начали стыдить. Мол, пролетарский храм науки нельзя превращать в бордель, и если я уж соблазнил бедную девушку, то обязан на ней жениться.
– Помилуйте, – разозлился я, – мы согрешили по обоюдному согласию, и я вовсе не обещал на ней жениться. А если вы так принципиально ставите вопрос, то ведь и большевики не являются образцом в плане морали.
– Кого вы имеете в виду? – насторожились члены ячейки и подозрительно оглядели друг друга.
Они, видно, подумали, что я знаю об амурных связях кого-нибудь из них. Да лучше бы что-то про них знал! Но у меня был аргумент покрепче, и я сказал:
– Например, Владимира Ленина.
– Что?!
– А судите сами. Если учесть, что он умер от сифилиса, то, очевидно, не от Надежды Константиновны он его подцепил.
– Как ты смеешь клеветать на вождя мирового пролетариата? Он умер из-за Фанни Каплан.
– Вы думаете, что он вступал в связь с ней?
– Ты что, издеваешься? Какая связь? Пулями отравленными она стреляла.
– Извините, но в медицинских кругах другие сведения.
– Да тебя, интеллигент ржавый, к стенке ставить немедленно надо! – Секретарь партячейки по привычке потянулся к воображаемой кобуре, видно, забыв, что время давно уже мирное и он не военный.
На другой день меня арестовали. Суда никакого не было. Очевидно, не хотели публично обсуждать причину смерти Ленина. Просто посадили в этот вагон – и вот я ваш попутчик.
Поезд прибыл наконец на какую-то северную станцию. Заключённых отконвоировали в лагерь, провели перекличку, присвоили номер отряду.
Старшим в отряде назначили этого бугая-верзилу. Профессора это покоробило.
– Подумать только! Что это за власть такая, если матёрые убийцы ей ближе, чем честные образованные люди? – шепнул он стоящему рядом Петру.
– Профессор, лучше молчите. Язык ваш точно вас погубит, – тихо ответил ему Петро.
– А что? Мы ведь не на партячейке.
– До чего вы наивны. Кто-нибудь шепнёт о ваших разговорах начальству, и припишут вам «антисоветскую пропаганду с целью поднять восстание в лагере». И шлёпнут. Оружие у них всегда под рукой, не то что у вас в институте.
– Как это шепнёт? Это же аморально.
– Вы, профессор, как с Луны свалились. Тут у них шептунов полно, специально сексотов держат.
Отряд отправили в барак, зэки начали занимать койки и укладываться спать. Но в бараке оказалось так холодно, что уснуть было невозможно. Люди лежали и ворчали:
– И почему в бараке так холодно? Не топят, что ли?
– Не топят. Говорят, некому котельную обслуживать.
– А что её обслуживать? – вмешался в разговор Петро.
– А ты, что ли, можешь?
– Делов-то! Подумаешь, наука большая.
Утром за Петром пришёл военный и отвёл к начальнику лагеря.
– Ты, говорят, в котельном деле разбираешься?
«Быстро же слух дошёл», – подумал Петро.
– Разбираюсь немного, – скромно ответил он.
– Так ступай в котельную, попробуй разобраться.
Котельная оказалась большой, но запущенной. Петро проверил оборудование, затопил топку. Не выходил из котельной, пока в бараки не пришло тепло. Что-то приспособил, что-то переделал, усовершенствовал.
Жизнь лагеря пошла совсем по-другому. В бараках люди могли согреться, просушить одежду. И в кабинетах начальство от тепла вроде бы немного подобрело.
Глава 5
А в колхозе после ареста Петра дела пошли плохо. За техникой никто не умел так ухаживать, как Петро. Люди начали ворчать:
– Жалко ведь Петра. Надо выручать как-то.
– А как?
– Поехать в город разбираться.
Вспомнили про родственника Петра, что жил в Харькове – был он юристом, значит, мог бы помочь. Старшая дочь Петра и несколько селян поехали к нему. Юрист в дело вник, но помочь тогда не смог. «Момент, –говорит, – сейчас неподходящий, надо подождать».
Через какое-то время то ли в стране чуть потеплело, то ли какая оказия вышла, только сумел юрист делу Петра ход дать. Дело пересмотрели, и отца семейства оправдали. И пошла в Архангельск бумага о том, чтобы Петра освободили.
Начальник лагеря просматривал почту у себя в кабинете, и вдруг настроение его упало. Перед ним лежала бумага об освобождении Петра. Он вызвал своего заместителя и показал ему бумагу:
– Ищи замену нашему котельному мастеру. Не виноват он, оказывается. Надо отпускать.
– Да где же я возьму? Забыл уже, сколько мы тут без тепла сидели? Только теперь жить начали по-человечески. Пусть невиновен он там. А мы тут перемёрзнем, кто будет виновен? Нет, нельзя его сейчас отпускать.
– И что ты предлагаешь?
– Почту уже регистрировали?
– Кажется, ещё нет.
– Ну и спрячь эту бумагу подальше. Не получали мы ничего.
– Но ведь жалко всё-таки человека. Нам тут всё наладил, а теперь ни за что будет сидеть?
– Жалко? А нас самих не жалко, если замёрзнем тут? Притом не в тюрьме же сидит. Работает себе в котельной и спит там, а не в бараке. Всё так, как будто на воле работает.
