скачать книгу бесплатно
Луиза остервенело пилила проклятые фрукты, не забывая манерно отставлять мизинец и охать и ахать в подходящих, с ее точки зрения, местах. Груши были приготовлены по всем правилам кондитерского искусства, только вот госпожа Арамона с детства не терпела сладкого.
– Жаль, что госпожа Оллар не принимает посетителей. – Луиза героически проглотила кусок засахаренного кошмара. – И не может поблагодарить господина капитана за заботу. Он такой достойный молодой человек! У него сейчас, наверное, много дел?
– Ужасно много, – подтвердила Одетта и подналегла на серебряный фруктовый ножик. Груша лопнула, плюнув в обидчицу медовым соком. Луиза выхватила платочек и протянула заляпанной дуре.
– Скорей сотрите! А пятна на платье мы сейчас засыплем солью!
– Благодарю, – пропыхтела сластена, вытирая рожу, – вы так любезны.
– Ах, что вы! – пропела Луиза. – Я виновата перед вами. Я отвлекла вас разговорами о ваших родичах, но поймите и меня, вы – особа, приближенная к трону, а я так любопытна…
Приближенная к трону особа благожелательно улыбнулась и вновь взялась за фрукт. Если б только она поменьше болтала о своей брюхатой дочери и побольше о политике.
– Да, мой зять ничего не скрывает от моей дочери, – половина груши исчезла в мягкой пасти, – и это меня волнует. Ей в ее положении не стоит знать о некоторых вещах…
А госпоже Арамоне в ее положении знать о них просто необходимо! Значит, будем жевать сладкое и кивать. Кивать, жевать и спрашивать.
– Госпожа Мэтьюс, вы меня пугаете! Что-то случилось?
– К счастью, нет, но Джеймсу Рокслею придется выехать встречать нового кардинала. Это очень опасно.
– Опасно? – квакнула Луиза, слегка открыв рот. – Вы говорите, опасно?!
– На дорогах очень тяжелое положение, – госпожа Мэтьюс, без сомнения, повторяла слова зятя, – в Олларии – трудности с продовольствием, а эти негодные трактирщики и торговцы прячут припасы. Вы не поверите, но за хлебом теперь приходится отправлять солдат.
И почему это она не поверит? Очень даже поверит. Какой дурак повезет товар, если его все равно отберут?
– Благодарю, – будущая бабушка протянула Луизе липкую, пропахшую корицей тряпку, – вы меня так выручили.
– Но бунта не будет? – Луиза двумя пальцами взяла испакощенный платок и нечаянно уронила под стол. – Какое счастье, что мы под защитой гвардии! И как замечательно, что гвардией командует Джеймс Рокслей. Ему так идет новый мундир. Он ведь настоящий красавец! Наверное, он скоро женится?
– Видите ли, – закатила глаза Одетта, – тут есть некоторые сложности. Надеюсь, я могу быть с вами откровенна?
Луиза всем своим видом изобразила, что тайна уйдет с ней в могилу, но услышать о затруднениях семейства Рокслеев не удалось. В прихожей раздался шум, госпожа Мэтьюс всплеснула руками и бросилась к двери, Луиза потрусила следом. Они успели увидеть, как красивый кавалер в белом и золотом отвешивает изысканный поклон сжавшейся в комочек Катарине Ариго.
– Сударыня, мне следовало сделать это раньше, но у меня слишком много дел. Вы мне простите, если я обойдусь без церемоний и представлю себя сам. Я – Альдо Ракан.
Этот?! Глаза Луизы впились в новоявленного короля. Он и впрямь был хорош. Стройный, высокий, светлые волосы, голубые глаза, на подбородке – ямочка. От таких ангелочков женщины млеют, но Луиза Арамона была стервой и не терпела сладкого в любом виде.
4
Молодая хрупкая женщина съежилась в огромном вызолоченном кресле. На кожаных подушках поместились бы три Катарины, но она была одна. Совсем одна. Напуганная, ничего не понимающая, больная. Лицо неподвижно, руки теребят янтарные четки. Золотистые, как глаза Мэллит, камни дрожат в длинных пальцах…
Робер стоял за спиной Альдо и смотрел на двоюродную сестру, сам не понимая, узнает ее или нет. Он не раз видел Катари сначала девочкой, потом – девушкой, но запомнились лишь алые фамильные платья и светлые, как у матери-северянки, волосы. Косы у бывшей королевы остались прежними, слишком тяжелыми для тоненькой шеи. Платье кузины теперь было черным, а вот лицо Робер забыл насмерть, хотя по всем законам отвечать за эту женщину теперь ему. Если, разумеется, не объявится ее блудный братец, но это вряд ли.
Сбоку что-то зашуршало, наверное, слуги. Бывшая королева вздрогнула, словно очнувшись, бросила четки, торопливо соскочила с кресла.
– Я… Я приветствую… я счастлива видеть потомка Эрнани Святого…
Янтарь соскользнул с гладко выделанной кожи и беззвучно упал на ковер. Альдо галантно поднял четки и протянул собеседнице:
– Успокойтесь, сударыня, вы и ваши дамы в полной безопасности.
Королева моргнула и робко коснулась солнечных бусин. Несчастное существо! Кто же ее так запугал? Уж точно не Фердинанд. Сильвестр? Манрики? Покойные братья? Или все сразу. Жозина говорила: мать Катарины тоже была не из храбрых.
Альдо взял вцепившуюся в камешки женщину под локоть и подвел к креслу у окна. К счастью, не столь огромному.
– Умоляю, сядьте. – Эпинэ не мог видеть лица сюзерена, но с женщинами Альдо обращался более умело, чем с лошадьми. Его не боялись и ему верили, иногда слишком.
Бывшая королева вымученно улыбнулась и почти упала на парчовые подушки. Альдо самолично подвинул стул и устроился напротив собеседницы.
– Сударыня, я понимаю, вы привыкли к другому положению, но ваш супруг никогда не был законным королем этой страны.
– Я знаю… Но его называли королем, а меня – королевой, только… Только… – Женщина в кресле замолчала, разглядывая обручальный браслет на тонком запястье. – Я была никем… Даже больше, чем никем. Не оправдавшей надежд заложницей, помехой на дороге мужчин, узницей… Нет, Ваше Величество, в моем положении ничего не изменилось. Я ничего не потеряла и ничего не обрела.
– О нет, – мягко поправил Альдо, – вы обрели свободу. Вас выдали замуж насильно, вы и Фердинанд Оллар принадлежите к разным церквям. Этого достаточно, чтобы новый кардинал объявил ваш брак недействительным и вернул вам родовое имя.
– Ваше Величество, – Катарина подняла глаза на гостя, словно прося извинить ее, – я благодарю вас за вашу доброту, но я не могу ею воспользоваться.
– Почему? – Альдо выглядел удивленным. – Вы молоды, хороши собой, вас ждет счастье.
– Ваше Величество, – в голосе женщины слышались тоска и непреклонность, – я согласилась выйти замуж за Фердинанда Оллара и прожить с ним до конца дней своих, когда он был королем. Да, я сделала это по просьбе родных, но добровольно. Меня никто не принуждал. Я дала клятву, и я ее исполню. В мире один Создатель, а девушка лишь единожды может отдать свою невинность… Я перед Создателем и своей совестью – жена Фердинанда Оллара и должна разделить его судьбу, какой бы та ни была.
А Дикон на этот раз прав, Катари и впрямь жемчужина! Не любить мужа, но не оставить его в беде! На такое пойдет не всякая, хотя благородство Катари может спасти ей жизнь, когда вернутся Оллары. А они вернутся.
– Ваши чувства и ваши слова делают честь вам и вашему дому, – наклонил голову Альдо. – Судьба Фердинанда Оллара еще не решена, мы вернемся к нашему разговору позже.
– Это ничего не изменит. – Катарина поднялась, вынудив к тому же царственного гостя. – Я не хочу, чтобы про меня говорили: эта женщина отдала себя королю и отреклась от узника. Если я оставалась с мужем, когда он был на троне, как я могу уйти сейчас? Это… Это бесчестно!
Сюзерен улыбнулся, и Робер понял – ему пришла в голову мысль, от которой он в восторге.
– Сударыня, – Альдо Ракан поцеловал тонкую руку, – вы – истинная талигойская эория, но я – ваш король. Я не позволю вам губить свою жизнь, но вы слишком слабы и взволнованны. Умоляю, сядьте.
Она не спорила. Не потому что сдалась, а потому что все равно сделает по-своему. Через страх, нежелание, отвращение, но сделает. Потому что считает нужным. У некоторых женщин чувство долга превыше всего. Такова Катари, а у Мэллит превыше всего любовь… И та и другая достойны счастья, но есть ли оно в этом мире?
– Эрэа, – Альдо тоже уселся, он в отличие от Катари разговор законченным не считал, – ваш супруг – враг Талигойи, но вы ни в чем не виноваты. По закону вы должны перейти под покровительство вашего ближайшего родича. Я надеюсь, граф Ариго скоро будет с нами.
Граф Ариго не приехал в столицу, даже когда получил титул. Кузен всю жизнь проболтался в Торке и, говорят, стал настоящим бергером. Вряд ли стоит ждать его сейчас.
– Жермон… – взгляд Катарины затуманился. – Я писала ему, но мои письма не доходили… Окружение моего… моего супруга оторвало меня от всех, кого я любила.
– Забудьте об этом, – потребовал Альдо. – Раз и навсегда. К тому же одного родственника я вам привел. Если я не ошибаюсь, мой Первый маршал – ваш кузен, и он здесь.
5
Что говорить, он не знал. И Катарина не знала. Эпинэ смотрел в голубые глаза двоюродной сестры, о которой не вспоминал десять лет. Беспамятный подонок! Хорошо, Альдо по просьбе жмущегося за дверью Дикона отправился к бывшей королеве с визитом, ему самому бы это и в голову не пришло. Повелитель Молний барахтался в воображаемом одиночестве, а рядом был человек, женщина, отчаянно нуждавшаяся в помощи и слишком гордая, чтоб напоминать о себе.
– Ну что, родственничек, – хохотнул Альдо, – речи лишился?
Лишился. Сначала совести, а потом речи. Он думал о ком угодно: о южанах, Альдо, Рокэ, повешенном мальчишке, о Моро, наконец, – но не о кузине. И ведь он не один такой! Удо тоже приходится Катарине братом, только троюродным. И тоже забыл. Несчастную девочку бросили в змеиное кубло и там оставили. За ненадобностью.
– Катарина, – слова застревали в горле, – что я могу для вас сделать?
– Ничего, – в голубых глазах появились и исчезли слезы, – у меня все есть… Не беспокойтесь обо мне… Хорошо, что вы пришли… Я хочу тебе сказать. Я все знаю… И про эра Гийома, и про твою матушку… Мне так жаль!
Ей жаль! Вместо того чтобы дать ему пощечину, она плачет о его матери. Робер поднес к губам сухую горячую ручку:
– Катари, я тебя совсем не знал.
– Откуда? – она героически улыбнулась. – Я не была дома со… со свадьбы, а ты?
– Я после Лаик первый раз в Олларии!
– В Ракане, Робер, – добродушно поправил сюзерен. – Ничего, теперь наговоритесь. Эрэа, если кузен будет к вам невнимателен, я посажу его в Багерлее как государственного преступника.
– Нет! Только не Багерлее! – Катарина вскочила, тяжелая прическа не выдержала, на худенькие плечи обрушился пепельный водопад. – Простите! Я… Я просто испугалась. Так глупо…
– Это вы простите, – в голосе Альдо звучало весьма несвойственное ему раскаяние, – я неудачно пошутил. Робер – мой лучший друг, мы никогда не сделаем друг другу ничего плохого. Однако, сударыня, если б не моя бестактность, я бы лишился возможности рассмотреть лучшие волосы моего королевства.
– Ваше Величество, – Катари вскинула руки, словно защищаясь, – не говорите так.
– Сударыня, – сюзерен часто прятал смущение то под бравадой, то под игривостью, но откуда знать об этом Катари? – Я – король Талигойи, и я говорю все, что считаю нужным. У вас воистину чудесные волосы.
– Ваше Величество, – сказал, что они друзья, пусть терпит, – на правах опекуна прошу вас не смущать мою кузину. Она слишком мало нас знает и может неправильно понять.
– Увы, – Альдо от души хлопнул Робера по плечу. – Но скоро она узнает нас лучше. Эрэа, я всю жизнь мечтал встретить женщину, в которой добродетель уживается с красотой, и наконец встретил.
Пустой комплимент. Был бы пустым, если б не оскорблял Мэллит, о которой этот вертопрах и думать забыл. Только бы Катарина не приняла все за чистую монету, она и так несчастна.
– Ваше Величество, – пробормотала кузина, – я… Я счастлива видеть вас… И Робера, но я не ждала гостей. Если вы позволите… Я хотела бы привести себя в надлежащий вид.
– Разумеется, – сюзерен встал и поклонился, – в вашем распоряжении будет столько слуг, сколько понадобится. Я надеюсь видеть вас на коронации.
– Ваше Величество, – она снова подняла голову, как тогда, когда отказалась оставить Фердинанда, – я прошу меня освободить от этой чести. Супруга не должна бывать при дворе, когда супруг в Багерлее.
– Как вам будет угодно, – в голосе Альдо раздражение мешалось с восхищением, – но портных и образцы тканей я вам все-таки пришлю.
– Вы очень добры, мне ничего не нужно.
– И после этого кто-то утверждает, что ангелов не бывает?! Что ж, эрэа, мы подчиняемся и уходим, но ненадолго. – Альдо честно поднялся, но до двери не дошел. Лоб сюзерена прорезали две морщинки. О чем-то вспомнил, и, видимо, о чем-то не очень приятном.
– Эрэа, я знаю, среди ваших дам есть девица Окделл.
– Айрис – моя подруга, – глаза королевы внезапно стали молящими, – я ей стольким обязана. Она меня поддерживала… Она и вдова капитана Лаик с дочерью. Если б не они, я бы… не выжила.
– Я рад, что молодая герцогиня достойна отца и брата, – с явной неохотой заверил Альдо. – Ричард писал ей, но не получал ответа. Он полагает, Айрис опасается разлуки с вами.
– Ваше Величество, – личико Катарины посерело. – Мне… Мне дурно. Разрешите мне…
Робер все-таки опередил Альдо, подхватив падающую женщину.
Сюзерен громко требовал лекаря и ругал служанок. Первыми вбежали две дуэньи – толстая и худая, затем в дверях мелькнуло испуганное девичье личико. Костлявая дама с роскошными светлыми косами втиснулась меж Робером и сюзереном и потребовала:
– Ей нужно лечь. Немедленно.
Эпинэ покорно опустил свою ношу на огромную постель. Катарина была без сознания. Хлопнул дверь, пришел врач. Белокурая дуэнья сделала реверанс:
– Сударь, есть вещи, которые женщины скрывают даже от королей. Прошу вас удалиться.
Глава 7
Ракана (б. Оллария)
399 года К.С. 20-й день Осенних Волн
1
Сколько можно посылать цветы и записки, когда нужно прийти самому и сказать о своей любви. Громко и открыто! Пусть все знают, что Ричард Окделл любит Катарину Ариго и защищает ее своей честью, своим клинком и своим именем! Катари восхищалась отцом, но счастлива будет с сыном. Они сочетаются браком в Олларии, а потом он увезет жену в Надор, но не сразу. Замок надо перестроить, только сначала придется уговорить мать переехать во вдовью крепость.
Катарина слишком мягка и уступчива, ей нельзя жить под одной крышей со свекровью, да и сестрам пора выйти из-под материнской опеки. Этой зимой в столице опасно, но на следующий год все войдет в свою колею, и невесты из Дома Скал займут подобающее им место. Конечно, лучшей партией для них стал бы Валентин Придд, но породниться со Спрутами?! Робер старше Айрис на тринадцать лет, но это можно было бы пережить, если б не вконец испортившийся характер. Альдо считает, что Иноходца загубили старые поражения. Он не верит в победу и в свои силы. Говорить с ним все труднее, но руку Катари придется просить или у ее брата, или у Робера, только это случится не раньше, чем Ее Величество избавится от Фердинанда.
Жирного узурпатора, все еще считавшегося мужем Катари, отправили в Багерлее, хотя вернее было бы отправить его в Закат. Каким бы ничтожным ни был Оллар, он – повод для мятежа. Пусть сейчас «навозники» притихли, не следует обольщаться, весной они заявят о себе. За свободу Талигойи придется драться, и до окончательной победы доживут не все.
В дальнем конце галереи раздались голоса и топот, глухо стукнули древки алебард, хлопнули двери – сменился караул. О чем можно говорить столько времени? Юноша не знал, что и думать: Альдо не собирался задерживаться у Катари, только заверить ее в своем покровительстве и разрешить девице Окделл переселиться к брату. Это должно было занять несколько минут, но часы отбивали четверть за четвертью, а король не появлялся. Теперь Ричард ругал себя за то, что не пошел с Альдо, но первая после разлуки встреча не для чужих глаз. Своих дам королева может отослать, а заупрямившихся, буде такие отыщутся, герцог Окделл сумеет призвать к порядку, но короля выйти не попросишь. Знай Альдо правду, он бы не стал мешать, но фамильная сдержанность помешала Дикону открыться даже другу и сюзерену.
В Алатской галерее, соединявшей дворец с Охотничьим флигелем, где разместили Катари, было два десятка забранных витражами окон. Дикон третий раз кряду принимался пересчитывать разноцветные стеклышки, но всякий раз сбивался и начинал заново, а время шло, и к мыслям о Катари подленько приплетались другие, мелкие и нелепые. О горячем вине, куске хлеба с мясом и хоть какой-нибудь скамейке.
Увы, галерея не предназначалась для ожидания, в ней не было мебели – только картины и охотничьи трофеи, хорошо хоть обошлось без кабаньих голов. Злые языки могут извратить все, в том числе и герб, а злых языков в Олларии хватает даже сейчас. Намарал же кто-то на воротах: «Свинья в вороньих перьях». Надпись смыли, осадок остался.
Ричард вздохнул, привалился к стене, стараясь, чтобы вес приходился на спину, и опять принялся считать стекла. Он так и считал, пока в дальнюю дверь не ввалился наглец в лиловой ливрее с корзиной хризантем. Ричард никогда не любил эти разлапистые, пахнущие дымом цветы, но сегодня они казались особенно нелепыми. Хотя чего ждать от Спрутов? Даже хорошо, что Валентин ничего не понимает в цветах.
Лакей Приддов проволок свою корзину мимо Дика, то ли не разглядев его сквозь топорщившиеся цветы, то ли не пожелав разглядеть. Связываться со слугой не хотелось, и Ричард побрел от картины к картине, изображая, что полностью поглощен алатскими забавами. То ли на юге зверье было крупней, чем в Надоре, то ли художник перестарался, но оскалившиеся черные и бурые чудища не уступали размерами лошадям, на которых они вопреки здравому смыслу бросались. От нечего делать юноша принялся считать гончих и обнаружил одну лишнюю ногу, втиснувшуюся между еловым пнем и здоровенным охотником в распахнутой на груди шубе. Юноша хмыкнул над просчетом давным-давно умершего мазилы. Пятая собачья лапа была забавным казусом, а вот его собственные ноги дошли до предела. Топтаться на одном месте трудней, чем идти, особенно когда на тебе парадная обувь. Ничего не скажешь, выглядит она красиво, но высокие изогнутые каблуки превращают черные с золотом сапоги в орудие пытки.
Из апартаментов Катари вышла толстая дура в сборчатом платье, приняла корзину, глупо хихикнула и исчезла. Спрут тоже уполз, останавливать его Ричард не стал – нельзя опускаться до расспросов, как бы ни хотелось узнать, кто эта толстуха и почему вышла именно она.
Юноша мужественно добрался до конца галереи, за скрещенными алебардами Полуденных гимнетов виднелись лестничная площадка и уголок Голубиной гостиной с диванами, креслами и придворными. Еще нарвешься на кого-нибудь, от кого не отцепиться, и вообще, он слишком долго ждал, чтобы уйти. Хорош Повелитель Скал, не может часок постоять! Ричард Окделл решительно направился к окну, выходящему в один из «висячих» садиков, разбитых прямо на крышах.
Золото витражей не могло скрыть низких серых туч, растрепанной сухой травы, пустых ящиков. Летом тут, без сомнения, было прелестно, но сейчас южные растения и клетки с птицами вынесли, фонтанчики иссякли, и только статуям осень была нипочем. Обнаженные юноши и девушки явно не желали спасать свою душу, изнуряя плоть. Интересно, потребует новый кардинал убрать «гальтарскую бесовщину» или закроет на нее глаза? Хорошо, что Левий из ордена Милосердия, он наверняка знал Оноре.
Только б Его Высокопреосвященство не разделил судьбу епископа, ведь на дорогах полно предателей и просто грабителей. Джеймс выехал навстречу кардиналу, но не слишком ли поздно? Нужно было сделать это самому еще неделю назад. В дороге люди сходятся быстро, он бы рассказал Левию о Катарине Ариго, а так Его Высокопреосвященство утонет в политике и коронационных торжествах, до него не доберешься.
– На красоток любуешься?
От неожиданности Дикон вздрогнул. Так всегда бывает, когда ждешь слишком сильно.
– Ваше Величество!
Альдо казался довольным, а Робер откровенно расстроенным. Что-то случилось? Альдо сжал плечо Окделла.