скачать книгу бесплатно
– Самым удобным будет, если вы ее поручите уже известным вам паломникам. Это надежные люди. Очень надежные.
– Хорошо. – Капрас поднялся первым. – Я отвечу через них.
– Я буду ждать, – заверил казар, – и надеяться на лучшее.
Глава 4
Талиг. Альт-Вельдер
Тарма
Западная Придда
1
Названный Чарльзом… Капитан Давенпорт уехал, и Мэллит испытала облегчение: девушка не представляла, о чем говорить с мужчиной, чье тело полно жизненных сил, а разум уныл, как у познавшего не мудрость, но немощь старца. Прощание вышло пустым и тяжелым, талигоец не знал, что сказать, гоганни – что ответить. Наконец всадники в кожаных, спасающих от ливня плащах ступили на мост, и больше Озерный замок не тревожил никто. Осень и дождь наполняли сердце печалью, и она растворяла горе, как вода – соль. Башни кутались в седые струи, будто ложно верующие – в траурные плащи, водостоки изрыгали пенистые речки, те искали дорогу к озеру, что с каждым днем подступало все ближе. Роскошной это не нравилось, и Мэллит решилась спросить, готовы ли лодки.
– Нечего бояться, – успокаивала старшая над служанками. – И это пока ерунда… Вот в тот год, когда хозяин привез хозяйку, вода аж в первых дворах стояла, пришлось доставать подвесные мостки.
– Только бы бурь не было, – качал лишенной волос головой надзирающий за кухнями. – Стены сложены на совесть, не размоет, а вот ветер…
Мэллит слушала о прежних ненастьях, и ей казалось, что серая осень пришла навсегда. Серым было все, кроме огня и цветов, которые присылала первородная Ирэна. Она по-прежнему ходила в свой сад, гоганни видела, как опасная возвращается, сбрасывает на руки прислужницы блестящий от воды плащ и, укрыв лицо в мокрых хризантемах, садится в кресло, ожидая, когда ее ноги освободят от испачканных башмаков. Потом хозяйка откладывала букет, выпивала поднесенное ей горячее питье и уходила к себе, а Мэллит отправлялась в отведенные им с роскошной покои. Здесь было тепло и горели свечи, но девушка знала – тяжелые шторы прячут дождь, которому нет конца.
Врач, высокий и достойный, велел нареченной Юлианой много лежать, и та лежала, вспоминая счастье и беду. Она не плакала, это делала осень, что была рядом. Не отходившая от роскошной Мэллит слушала о былом и ничего не могла изменить, даже вынести неприятные цветы – осиротевшей нравился горький аромат и яркие лепестки. В сердце девушки поселился страх за мать и дитя, но добрая не верила в злое.
– Глупости! – сердилась она. – Ирэна не из счастливых, что да, то да. Овдоветь, оставшись бездетной, о таком и подумать страшно! Только она – милая девочка, а ее брат нас всех выручил. Курт обязательно представил бы полковника Придда к ордену, и я об этом написала Савиньяку. Конечно, лучше бы мне рожать дома, но нам с тобой нужно быть здесь, когда Талиг отдаст Курту последние почести. Жаль, не будет командора Горной марки, но лучше никто, чем фок Варзов. Это он пустил «гусей» в Марагону, а ведь его считали хорошим полководцем. Подумать только, Курт осуждал наших земляков за нарушение субординации! Да Райнштайнер должен был требовать не решительных действий, а смены командующего. Ну что ты так смотришь?
– Эти йернские шары некрасивы, – пыталась настоять на своем Мэллит. – Лучше их унести.
– Пусть будут, – не согласилась нареченная Юлианой. – Ирэна понимает в садах, хотя все засадить цветами и травой – глупость. Сад прежде всего должен кормить! И утку здесь запекать не умеют, выходят какие-то опилки, а мне что-то хочется утки! Мелхен, ты должна им помочь, и не откладывай, сходи прямо сейчас.
– Но я могу понадобиться…
– Я лягу спать, а возле кровати есть звонок. Беги, объясни, как надо, только не очень их ругай, мы все-таки в гостях.
В Озерном замке знали лишь один способ готовить птицу, и он губил нежное мясо, лишая его сока. Гоганни не стала спорить с несведущими, она попросила противень, и ей дали чистый и большой, но слишком тонкий. То, что получилось, отец отца подал бы пьяным и изгнал опустившегося до подобного ничтожества повара отмывать куриные желудки, только жители Альт-Вельдера не пробовали истинного. Они восторгались тем, что было лишь на волос лучше дурного, и Мэллит стало стыдно от незаслуженных похвал.
– Нужны специи, – умеряла ложный восторг гоганни, – и то, чем отбить неприятный запах. Если нич… Принесите мне зеленых яблок!
Яблоки принесли, и второй раз она запекла уже трех уток почти достойно. Мэллит была собой довольна, однако ее смущали восхищенные взгляды.
– Я не умею печь пироги, – сказала гоганни, чтобы прервать похвалы. – Я многого не умею и ничего не знаю о лесных грибах. Научите меня.
Ей обещали, и в голосах обещавших была радость. Нареченная Юлианой спала, проведав ее, девушка вновь спустилась в служебные комнаты. В этот день она узнала многое и почти забыла о первородной Ирэне и ее садах. Пришло время ужина для старших слуг, и Мэллит пригласили за стол; девушка не чувствовала голода, но ела со всеми рагу и пила вино. Вкус его был странен, однако сидящие рядом объяснили, что напиток порожден рябиной – деревом с белыми цветами и красными, отвращающими зло ягодами. Мэллит кивала и улыбалась – ей нравилось сидеть у огня, слушая, о чем говорят старшие. Уходить не хотелось, звонок молчал, а рядом приятные люди судачили о дожде, о войне, о хозяйке…
– Она любит цветы, – поддержала разговор Мэллит, – она присылает их нам. Такие красивые.
– Она только их и любит, – сказала высокая и прямая, с толстой косой вокруг головы.
– Эмилия! – одернула старшая над женщинами. – Думай, что несешь!
– Да я не в укор. – Эмилия смотрела на Мэллит, будто желая сказать больше, чем могла. – Такой доли злому врагу не пожелаешь, только вдовой ей лучше. Она ведь замуж как в Багерлее шла, уж я-то знаю, на моих глазах слаживали.
– Знаешь, так молчи! – оборвала старшая. – Долг свой госпожа справляет – дай Создатель каждому, а что невеселая, так не всем козами скакать.
– А… – начала Мэллит и все повернулись к ней. – Госпожа графиня сказала, что ваш хозяин утонул. Он упал в воду?
– Может, и упал… – начала Эмилия, поймала очередной недовольный взгляд и забила себе рот сладким пирогом.
– Хозяин решили пойти гулять и никому не сказали, – объяснил дородный и важный. – Они не любили быть слабыми, и заботу лишнюю не любили, а хозяйка… Она слушала не мужа, а лекаря. Правильно слушала, кто бы спорил, только кому понравится, что тебя за ручку водят, будто трехлетку какого?
– Деток у них не было, вот что, – вмешалась красивая и румяная. – Как детки пойдут, не до мужа станет.
– Ты это Свену своему скажи!
– Зачем говорить, он и так знает.
– Ну и дура! Муж, он всегда найдет, кто ему… пятки почешет. Жена не захочет, так свет велик.
– Ну, разболтались! – Еще один, когда-то рыжий, а теперь седой подлил Мэллит вина. – Это при барышне-то! Вы их, сударыня, не слушайте. Юбки длинные, языки тоже, а в головенках, прошу простить, небогато.
– Это у…
– Тпру, болтушки! Я госпожу Ирэну с рождения знаю, только и расставались, когда в Борн на год отъезжали. Неласковая она, что да, то да, но себя не уронит. Нет, не уронит… Господин ваш знал, чего хотел. Три года вокруг ходил, ну и выходил.
– А уж приданое! – засмеялся кто-то возле печки. – И Заката никакого с таким приданым не нужно!
– Тпру, вам сказано! – повысил голос дородный. – Барышня про графа спрашивали. Погулять они вышли, в нижний сад. Дурное это место, я так скажу, и всегда дурным было. Лучше б его за стенами оставили, да заблажилось, вишь, игрушку там устроить. Каприз, чтобы всё как на югах. Ну и сделали. Путаницу водяную, а в середке, где прежде заклятый колодец был, – пруд. Никто туда, барышня, не ходит, ну и вы не ходите.
Мэллит кивнула. Она уже видела то, что скрывали от гостей, видела и слышала.
– Господина в канале нашли. – Старшая поджала губы, как поджимала их мудрая Ракелли, говоря о том, что ей не нравилось. – То ли сомлел, то ли поскользнулся. Глубоко там, дно скользкое, здоровый – и тот сам не вылезет. Позапрошлой осенью Анни вот утянуло… А место в самом деле худое, нечего было расковыривать, тут Губерт правильно говорит.
– Нечего, – шепотом повторила Эмилия. – Нечего…
2
Если женщина принимается сводничать хотя бы в мыслях, значит, она преисполнена доброжелательства. Графиня Савиньяк успела примерить вдове дурака Арамоны с пяток отличных женихов, толком не подошел ни один, но само занятие было приятным, как и неспешные, скрашивающие ожидание разговоры. Луиза вышивала, с детства не терпевшая рукоделия Арлетта, прихлебывая остывающий шадди, расспрашивала про выходцев, и тут явился живехонький адъютант. Регент извинялся и очень просил прийти, причем срочно.
– Обидно, если капитан Гастаки заглянет именно сейчас, – посетовала графиня.
Капитанша пообещала задержать покойницу, буде та появится, и принялась вдевать в иголку нитку. Стань фок Варзов помладше и поздоровей, такие волосы и такая невозмутимость могли бы его увлечь, только дело вряд ли сладилось бы. Уж больно упорно вдовица именует Росио «герцогом Алва», это явно неспроста, особенно на фоне просто Манриков, просто Колиньяров и просто бедняги Фердинанда с просто регентом.
Странности титулования роднили скромную капитаншу с принцессами Оллар – Георгия и Карла в ранней юности вздыхали по маркизу Эр-При. Сестры старались не показывать виду, но королева все равно заметила, а черноокий Морис заметил Жозину Ариго. При дворе шептались, что ее величество недовольна, однако маркиз как-то умудрился добиться отцовского благословения, зато потом не перечил батюшке ни в чем. Арно было проще: он уже стал главой семьи и никого не спрашивал, если кто и колебался, то Рафиано. Слишком рано, слишком стремительно, слишком близко к соберано Алваро…
К регенту преисполнившаяся воспоминаний графиня вошла, предполагая что угодно, но не встречу с весьма привлекательным молодым человеком. Окажись парень постарше, впору было б заподозрить… красивое.
– Сударыня, – представил регент, – перед вами Руперт, граф фок Фельсенбург. В будущем он обещает стать одноименным герцогом. Если его предварительно не зарежут.
– Очень приятно. – Племянницу Готфрида соберано Алваро столь близко, гм, знать не мог. – Я о вас слышала.
– Я имею честь быть знакомым с вашим сыном.
– Старшим или младшим? – Рудольфу нужно что-то проверить, но почему ночью?
– Я был секундантом виконта Сэ во время его дуэли с герцогом Приддом. – Как и положено знатному «гусаку», на талиг парень изъяснялся безупречно. Талигойский молодняк подобного усердия в изучении вражеских языков не проявлял. – Мы с виконтом… сошлись в оценке старых и новых поэтов.
– Не сказала бы, что упомянутый вами поединок моего сына украшает, – с сомнением произнесла Арлетта, – но поэтический вкус у Арно есть. Кстати, они с Приддом помирились, перед крупными сражениями подобное случается.
– Я удивлен, но я не знаю всех обстоятельств. Сударыня, я искренне надеюсь, что виконт Сэ вернется к вам целым и невредимым.
– Хотелось бы.
Говорить о малыше при Рудольфе она не станет. Тем более с дриксенцем, как бы он ни напоминал молоденького Рокэ.
– Как здоровье вашего адмирала?
– Благодарю вас. – Фельсенбург наклонил голову. – Адмирал цур зее Кальдмеер вполне здоров.
Вопрос графу не понравился, но почему? Обычная вежливость требует обмена любезностями, не о брошенной же ради опального начальника родне спрашивать!
Арлетта сощурилась. При ближайшем рассмотрении Фельсенбург меньше напоминал соберано, казался чуть старше и еще красивей, правда, на северянина не походил совершенно. Впрочем, это дело герцогинь фок Фельсенбург.
– Вы приехали быстрей, чем я думала.
– Рамон узнал об убийстве принца Фридриха, – объяснил от окна Рудольф. – Он здраво рассудил, что родич покойного кесаря в случае перемирия пригодится обеим сторонам. Я склонен с этим согласиться, а граф готов с рассветом выехать к Проэмперадору Севера и Северо-Запада. Лучше не медлить, но у вас наверняка есть вопросы. Наш гость покинул Эйнрехт в третий день Летних Волн, тогда на первый взгляд все обстояло благополучно. Шадди?
– С корицей.
До недавнего времени к законности всяческих потомков графиня относилась с полным равнодушием. История с Жермоном превратила ее в комок злобы, но этот Руперт наверняка был честным герцогским сыном, да и не подданным Олларов выискивать чужих бастардов!
– Господин Фельсенбург, мой вопрос может вас удивить, но не видели ли вы над Эйнрехтом зеленого сияния?
– Нет. – Молодой человек и не подумал удивиться; он вообще держался серьезно, только вот светлые глаза отчего-то казались шалыми. – Но я могу ручаться лишь за небольшую часть города.
– В столице Дриксен должны быть обители всех орденов, не считая кардинальского подворья и монастырей во имя святых. Вам не доводилось слышать о призрачных монахах…
– О выходцах и их королеве…
– Об оказавшихся неправильными гороскопах…
– Об…
Будущий герцог отвечал четко и по существу, правда, собственную столицу он знал не слишком хорошо, но это как раз не удивляло. Выросший в отцовских владениях моряк не может помнить всех церквей, а старыми сказками Руперт интересовался не больше Эмиля с Арно. Фельсенбург порадовал лишь призраком юного дурня, убившего себя под окнами добродетельной замужней дамы, и странным привидением, меняющим, если так можно выразиться, свои привязанности.
– Добрая Лорхен, – объяснял дриксенец, – ищет себе знатную подругу. Она бродит по городу, подслушивает под окнами и выискивает самую прекрасную девушку. Сама она решить не может и поэтому верит молве. Выбрав, Лорхен поселяется в доме своей избранницы и пытается с ней подружиться, только у нее не получается. Не встретив взаимности, призрак обижается и хочет отомстить, но может лишь бродить по комнатам в ожидании, когда ненавистная смертная состарится и утратит красоту. Тогда Лорхен ликует, чувствует себя отмщенной и тут же вновь отправляется на поиски.
– И как долго это продолжается? – спросила Арлетта, понимая, что ее фантазии на подобное не хватило бы. Даже после визита набивавшихся в друзья Колиньяров.
– Очень долго, – наморщил лоб Фельсенбург. – Дриксен еще не была кесарией… Если избранница уезжает из Эйнрехта, Лорхен следует за ней, но всегда возвращается в столицу.
– То есть она все же привязана к месту?
– Понимаете, сударыня, призрак никогда не выбирает простых девиц, только аристократок, а им приходится бывать при дворе. Вроде бы при жизни Лорхен хотела попасть в ратушу на ежегодный Рассветный бал, но ей не хватало знатности. Девушка принялась искать подругу, которая могла ее провести, и нашла, но та почему-то на бал не поехала. Лорхен обиделась и убила ее, за что и была казнена.
– Какая милая особа… – заметила Арлетта, понимая, что секундант Арно ей положительно нравится. – Вам доводилось видеть эту Лорхен?
– Не только видеть. Лорхен пахнет розами и гнилой водой, запах держится очень долго. Я это знаю, потому что призрак тридцать восемь лет преследовал мою бабушку.
Эйнрехтская Лорхен стоила кабитэлского Валтазара, но к недавним погромам отношения явно не имела. Разве что новые лорхен бросились бить тех, кто им чего-то недодал, начиная с регента и его принцессы.
– Руперт, – не выдержала графиня, – вы ведь позволите мне вас так называть? Эта Лорхен, часом, не прицепилась к принцессе Гудрун?
– Нет. Видите ли, лет двадцать назад призрак выбрал мою будущую тетку, невесту Штефана фок Штарквинда, и пока не может ее оставить…
Разговор продолжался еще часа два, однако полезного принес мало. Эйнрехт не только взбесился иначе, чем Оллария, в нем и предпосылок-то никаких не имелось, разве что Руперту иногда становилось противно. Парень объяснял это судебными подлостями, и, вполне возможно, так оно и было.
– Я хотел, чтобы вы его выслушали сами, – признался Рудольф, когда выпотрошенный дриксенец отправился восвояси. – Не скажу, что я перестал себе доверять, но Лионель со своей девицей ощипали меня изрядно, гадать, не старый ли ты болван, еще то удовольствие. Спасибо, Талиг не на одном гвозде держится, случись что – переживет. Умирать меня, правда, пока не тянет.
– Ли в ловле вашего бесноватого не участвовал. – Арлетта взялась за очередную чашку шадди и, как всегда, вспомнила Левия. – Девушка придумала все сама, она вообще со странностями. В городах таких почти не бывает, а в деревнях случаются, особенно поближе к Алату.
– Не могу не верить матери господаря Сакаци. – Рудольф все же улыбнулся. – Вы полагаете, чувствовать, что тебя в твою слепоту не маршал носом ткнул, а девчонка, приятней?
– Для вас вряд ли новость, что дети порой идут дальше нас. Отдавая маршальскую перевязь Рокэ, вы не могли об этом не думать.
– Я собирался спокойно пожить хотя бы лет двадцать. – Ноймаринен красноречиво потер спину. – Кто бы знал, что Двадцатилетняя война и даже Алисино засилье покажутся золотым веком. Ну, не золотым, серебряным… Что там у вас такое?
– Монсеньор, прошу меня простить…
Мявшийся у двери адъютант выглядел озадаченным.
– Не мямли!
– Монсеньор, корнет Понси стоит на чердачном балконе и обещает прыгнуть с него, если его не отпустят в действующую армию.
– Он тепло одет? – уточнила Арлетта, вспомнив блестевший на траве иней.
– В парадном мундире.
– Скоро спустится, – предрекла графиня. – Замерзнет и спустится.
– Несомненно. – Глаза регента блеснули. – Подготовьте-ка приказ о переводе корнета Понси в распоряжение маршала Лионеля Савиньяка и отправьте оного корнета вместе с Фельсенбургом. Вот так-то, сударыня!
– А вы мстительны, – заметила Арлетта, когда адъютант, с трудом сдерживая смех, метнулся к двери. – Осталось понять, кому вы мстите. Не хотелось бы, чтобы девушке.
– Никому. Я всего-навсего вспомнил молодость… Лаик, нарианский лист, завязанные штанины и святую уверенность, что все как-нибудь да образуется. Мы ведь тоже умели шутить, Арлетта, мы знали всё и считали себя не то чтобы бессмертными… Просто смерти для нас не существовало, а впереди была сплошная скачка за радостью. Вам не смешно?
– Нет, – улыбнулась Арлетта. – Мне спокойно. По крайней мере, за вас.
