скачать книгу бесплатно
– Герман, – лицо бергера стало укоризненным, – этого ты мне не говорил.
– Говорил! – возмутился Ариго. – Еж был маленьким, и он назвался Павсанием. Были еще ежи, здоровенные, на них везли пушки. Эти молчали.
– Ты не рассказывал про всадника.
– Продолжим за столом. – Эмиль кивком указал на приближающегося порученца. – Как-то мы сегодня быстро управились.
– Да, – согласился Ойген, – мне тоже казалось, что еще рано, но теньент Кальперадо всегда точен.
– Мой маршал, – точный Кальперадо щелкнул каблуками, – я позволил себе вас прервать. Прибыл капитан Давенпорт, у него дурные новости. В пятый день Осенних Скал в своем поместье утонул генерал фок Гирке.
– В том, что Давенпорт прибыл к нынешнему завтраку, есть глубочайший смысл. – Савиньяк взял с забора мундир за мгновение до того, как это сделал бы порученец. – Что ж, придется признать, что у нас есть определенные странности. И не у нас одних, за капитана Давенпорта, по крайней мере, я ручаюсь… Гирке – это серьезная потеря?
– Я бы назвал ее ощутимой и несвоевременной. – Райнштайнер выглядел недовольным, словно Гирке самовольно отлучился, нарушив тем самым диспозицию. – Кроме того, я назвал бы ее странной.
3
Раз в Озерном замке думают, что ей все известно, можно смело спрашивать. Женщины любят сплетничать, это говорил еще отец отца. Они – женщины, они будут болтать, и что-то да откроется. Мэллит кончила натирать мясо смесью трав и соли и отправилась сполоснуть руки.
– А почему госпожу Габриэлу пускают на башню? – Гоганни посмотрела на поливавшую ей женщину. – Она может упасть и разбиться.
– Она туда не ходит, – спокойно объяснила служанка. – Хозяйка не дает.
– Но я видела. – Мэллит взяла полотенце с жесткой вышивкой. – С моста. Госпожа Габриэла поднимала руки к небу, как будто молилась.
– Змею такие молятся… – Женщина торопливо оглянулась. – Правду сказать, барышня, это Эдуард гадюку выпустил. Болван ее девчоночкой на лошадках катал, вот слюни и распускает, а та и пользуется. Дурочка-то дурочка, но как из кого веревки вить, соображает. Эдуарда кто только не ругает, жена первая, толку-то… Да и госпожа туда же!
Болтливая вздрогнула и заговорила другим голосом:
– Так говорите, барышня, тмина поболе?
– Да, – так же громко подтвердила Мэллит, поняв, что они не одни. – И белого перца.
Все подтвердилось. Это нареченная Габриэлой угрожала небу! Это она бродит у воды, и это она сулила смерть брату. Брат не верил, только он еще не знал о новой беде, а творить волшбу может и безумица. Запятнать белую ткань легко, трудно вывести пятна, но всё сотворенное человеком человек и исправит. Если на то будет воля Кабиохова и благословение Его сыновей.
Подниматься на стены гостям не мешали, и Мэллит отыскала место, где стояла первородная Габриэла. Там не было ничего, кроме сырого камня, и девушка побрела прочь от зубца к зубцу, вспоминая страшные слова и страшные глаза. Слишком много смертей пришло в дом повелевающих Волнами, чтобы не верить ненавидящей! На войне убивают, это так, но жена мятежника враждебна тем, кто верен власти, а потерявшая мужа страдает, видя чужую радость. Первородный Валентин еще не любил, его сестра не знала счастья, и Габриэла залила чужой костер. Нареченный Куртом погиб, но злобная не насытилась и погубила графа Гирке. Мужа печальной Ирэны выманили из дома, он шел, не разбирая пути, и упал в канал. Остальное довершили рана и холодная вода.
Возле самых башмаков вспорхнул голубь. Не такой, как в Агарисе и Ракане – серо-сиреневый, маленький, с черной петлей вокруг шеи. Мэллит вздрогнула и очнулась – оказывается, она была уже над садом. Внизу пестрыми змейками вились дорожки, светлели поляны и зеленели груды еловых веток, ими по приказу хозяйки укрывали уснувшие цветы. Гоганни немного посмотрела на работников и двинулась дальше. Она ничего не искала и ничего не ждала, когда заметила внизу двух женщин. Плащи скрывали фигуры, но кто мог войти в желтую липовую галерею, если не нареченная Габриэлой и приставленная к ней?
Девушка подняла глаза к облакам, за которыми угадывалось солнце, но понять, который час, не смогла. Ждать не имело смысла, только Мэллит ждала и была вознаграждена. Из двоих ушедших одна вернулась, и вряд ли это была госпожа. Гоганни бросилась вниз, и ей четырежды повезло – нареченная Эмилией пила на кухне отвар из ягод, а старшая над подавальщицами ее куда-то зазывала.
– Только до сумерек, – Эмилия поставила пустую кружку на стол, – а то мне мою козу загонять надо.
Женщины засмеялись; они не заметили Мэллит, и это было второй удачей. Теперь девушка знала, что первородная Габриэла одна в нижнем саду и до сумерек за ней не придут.
Решение вновь увидеть и навсегда понять пришло сразу. Запертая калитка в конце галереи подтверждала – опасная здесь; знакомый дуб подставил плечи, а башмаки Мэллит, пожертвовав головной лентой, связала и повесила на шею. С цветников доносились голоса – садовники продолжали накрывать растения. Работа прервется лишь в сумерках, но в нижнем парке цветников нет.
Шуршал под ногами гравий, чертили по небу крыльями вороны, копошились и свистели в кустах маленькие разноцветные птицы. Мэллит увидела рыжего хвостатого зверька – он висел на стволе вниз головой и смотрел на гоганни черными глазками. Жизнь, как могла, отвлекала от смерти, но девушка только ускоряла шаг. Она знала, о чем спросит, она помнила дорогу и остановилась лишь на пороге лабиринта, чтобы тронуть висевшую на шее звезду и попросить помощи. Чьей? Если бы Мэллит знала…
Тростники еще не поникли, однако прежде зеленая стена стала блекло-ржавой. Она тихонько шуршала, будто уговаривала вернуться, не трогать, не знать… Где-то здесь нашли графа, чьего лица Мэллит не помнила. Хозяин Озерного замка был хорошим человеком, о нем жалела роскошная, его будет не хватать полковнику Придду. «Маленькому полковнику»… Почему овдовевшая так сказала, ведь нареченный Валентином высок и силен? Как хорошо и как важно иметь сильные руки и владеть оружием!
Вновь тронув дар воина Дювье, гоганни пошла дальше, сожалея о возвращенном на кухню ноже. Сухой шепот стал громче, он окружал девушку со всех сторон; казалось, каналы наполняет он, а не скрытая от глаз вода, и тем резче и злей прозвучали из тростников голоса. Мэллит не сразу сообразила, что говорят на такой же тропе по ту сторону шуршащей полосы. Две женщины спорили, и гоганни поняла, кто они.
Ветер доносил лишь отдельные фразы, сказанные громче других, но уста часто лгут, а сердце правдиво. Мэллит чувствовала главное: первородная Габриэла радуется и угрожает. Хозяйка отвечает коротко, ее голос глух и безнадежен, так травы прощаются с летом, а сердце – с молодостью. Если б Мэллит смогла приблизиться и подслушать, она бы так и поступила, но спорящих и гоганни разделял канал. Хуже того, девушка, вспомнив узор лабиринта, поняла, что первородные отрезали путь назад и уйти от сестер можно лишь к озеру. Там сходится двенадцать дорог, и одиннадцать свободны.
– …умрет! – донеслось сквозь шепот тростников. – …не дождется… снега…
Надо было бежать к воде, но Мэллит расправила плащ и пошла навстречу сестрам. Зачем? Она не знала, но первородный Валентин остановил пришедшего за ничтожной выходца! И пусть повелевающий Волнами дал слово хранить недостойную, не взяв встречной клятвы, спасенный всегда в долгу. Молитвы хранят плохо, значит, нужно иное.
Гоганни выскочила из-за поворота в десятке шагов от двух женщин. Они были похожи и при этом разнились, как два дерева, одно из которых зелено, а второе тронуто желтизной.
– Опять она. – Габриэла улыбнулась, и ее улыбка была осенью и смертью. – Эта гостья мне нравится, но она еще не готова…
– Хватит. – Ирэна быстро пошла навстречу. – Мелхен, как вы здесь оказались?
– Я иду от озера, – солгала гоганни. – Я хотела увидеть, где загадывают желания.
– Ты не запираешь двери, и в них входит незваное. – Безумная откинула капюшон, на каштановых волосах сверкнуло солнце. – Эта девушка пришла и уйдет. С тобой останется пустота, потому что твое сердце заберу я. Ты будешь пуста, как колокол, и в тебя будет звонить боль…
– Идемте, Мелхен. – Сейчас Ирэна походила на своего брата, но казалась его матерью. – Прошу извинить графиню Борн. Она больна.
– Твой муж мертв, твой брат умрет, остальные уйдут…
Порыв ветра пробежал по тростникам, будто волна, теперь за спиной звучал тихий смех. Хозяйка замка шла быстро, но Мэллит не отставала и лишь думала, как скрыть свою дорогу.
– Мне следовало попросить вас не выходить в нижний парк. – Ирэна заговорила, едва они покинули ловушку из шепота и ненависти. – Слуги сюда ходят лишь по обязанности, а о вас я не подумала. Вы хотели загадать желание?
– Да, – солгала Мэллит. – Я пришла давно и стояла у воды.
– Я тоже загадывала… – Как похожи лица, как непохожи улыбки. – Видимо, я неправильно просила или сделала это слишком поздно. Вас очень испугала моя сестра?
– Нет.
– Вы смелы и великодушны, Мелхен. Я очень хочу, чтобы вы нашли свое счастье, вы его достойны.
– Вы тоже, сударыня.
– Мне когда-то тоже так казалось. Очень давно… Я была немногим старше вас. – Рука первородной касается виска. Так мало лет, так много ставшей серебром боли.
– Сударыня, госпожа Габриэла уверена в своих словах.
– Это свойственно нашей семье. Мелхен, я вижу, как вы беспокоитесь о баронессе Вейзель. Я заметила, что, когда я возвращаюсь из сада, вы всякий раз выходите меня встречать. Поймите, что бы ни думала моя сестра и что бы она ни говорила, это не несет опасности гостям Альт-Вельдера. Будь иначе, Валентин никогда бы не пригласил вас сюда и не оставил здесь после гибели графа Гирке.
– Да, – подтвердила Мэллит, – я это понимаю, но что будет с вами?
– Моим братьям ничего не грозит, а со мной все уже произошло. Я боюсь лишь неурочных заморозков, черемуховой моли и медведок, – на тонкое, напряженное лицо тенью облака опять легла улыбка, – а над ними моя сестра не властна.
Первородная шутила, и Мэллит тоже улыбнулась. Сестра и брат недооценивали опасность; да, сейчас им ничего не грозит, но Мэллит все равно решила написать помнящему о бедах Райнштайнеру. Она обдумывала письмо, пока не уснула и не увидела во сне величественного барона. Он стрелял по рычащим медведкам, а рядом стоял Валентин и перезаряжал пистолеты. Утром гоганни была совершенно спокойна, утром выпал первый в этом году иней, и все стало серебряным и светлым, как глаза полковника Придда.
Глава 9
Гайифа. Кипара
1
Только-только перевалило за полдень, словно бы и не осеннее солнце старалось вовсю, слепя глаза и припекая обтянутые мундирным сукном плечи. Предпочитавший жару холоду и сушь сырости Капрас этому скорее радовался: влипнуть в полосу дождей означало надолго застрять в раскисших черноземах, а Карло торопился. Новый император начинал с чистого листа, и наклеенные Забардзакисом ярлыки утратили силу. Теперь все зависело от собственной расторопности, исполнительности и удачи, которая должна же когда-нибудь прекратить лягаться! Маршал надеялся на лучшее и делал что мог, дабы исполнить приказ Богоизбранного Сервиллия.
Новое титулование потихоньку становилось привычным, и вообще – почему бы Создателю, в самом деле, не избрать Ореста? Чтобы спасти империю и оценить Карло Капраса по заслугам – а заслуги, пусть и не великие, имелись: созданный в считаные месяцы корпус и успешный марш. Ну, и артиллерийские достижения Ламброса, само собой.
– Мы еще увидим, как язычники побегут от ваших запряжек, – поделился своими мечтами Капрас.
– Если только Ворон не набрался своих штучек от морисков, – усомнился присоединившийся к маршальской кавалькаде Ламброс.
– А хоть бы и так! – Капрас утер взмокший лоб. – Главное, мы теперь во всеоружии.
– Пожалуй, – сдержанно согласился артиллерист. – Будь у меня при Дараме то, что есть сейчас, мы могли бы и устоять. Разрешите отбыть?
– Не разрешу! – засмеялся Карло. До выбранного для привала местечка оставалась еще пара часов, однако жара донимала все сильнее. Маршал вместе со свитой и штабными ехал за колоннами передового полка. Глотать поднятую солдатскими башмаками пыль удовольствия не доставляло, и кавалькада держалась обочь дороги, благо поля по обе стороны тракта это позволяли, а устойчивый ветерок исправно сносил пыль в сторону от высокого начальства. И все равно хотелось в тень.
Когда впереди показалось селеньице – три десятка домов, речка, густые сады, – Капрас не колебался. Приказ вызвал у свитских счастливые улыбки, воспрянувшие порученцы поскакали вдоль растянувшихся колонн, а сам Карло, подавая пример спутникам, направил коня к постоялому двору, уже оцепленному парнями Гапзиса, – ветеран с ходу сообразил, что нужно делать, он всегда соображал.
– Любезный, – спросил маршал суетливого толстяка в белом с вышивкой фартуке, – как тут у вас?
Оказалось, все хорошо и даже отлично – и урожай, и власти, и дороги до Мадоков и дальше, ну совершенно не о чем беспокоиться!
Стук копыт идущей галопом лошади ворвался в ласковый говорок, будто камень в сонную заводь швырнули. Хриплая перепалка под окнами, топот, и нате вам – сержант-драгун из авангардного эскадрона.
– Ну, – со вполне простительной для голодного человека досадой бросил Карло, – что такое?
Вертевший головой в поисках главного начальства сержант выпятил грудь и хриплым, пропитым напрочь голосом попросил разрешения доложить. Получил оное, зверски щелкнул каблуками и выпалил одним духом:
– Господин маршал, господин полковник Василис почтительнейше докладают!.. Так что на мельнице нашей… его… первой ротой окружены злоумышленники, поднявшие оружие на воинов императорской армии!
– Что-о-о-о?!
– Так что злоумышленники! – изо всей мочи заорал гонец. – На мельнице! Подняли оружие!..
– Стоп. Давай по порядку.
Сержант напрягся, будто в отхожем месте, и дал по порядку.
Не успели драгуны организовать бивак, как из кустов выломился клирик и с ним малец лет шести. Перепуганный, грязный, мокрый, что твоя лягуха. Плачет, заикается, а святой отец переводит, что на их дом напали чужие люди. Какой дом? Ну, мельница ниже по реке, она господину высшему нотариусу из Мадоков принадлежит, мальчонкин отец там арендатором, а братья старшие помогают. И тут пришли, значит, эти… берегом пришли…
– Сколько их?
– Не могу знать! – Драгун исхитрился еще сильней наморщиться. – Считать малой не умеет. Две пятерни ему показали, говорит – «больше», еще показали – не соображает, «много», и всё. Брата вроде топором ударили, мамку тоже, потом папку с верха мельницы скинули, он упал и не шевелился. Сестры еще кричали, как он убегал. Всё выносить стали; зерна и муки много, таскать долго.
– А священник-то откуда взялся?
– Из церкви здешней, откуда еще? Парнишка спрятался сперва, сидел в канаве. Потом кто-то прибежал и стал ругаться. Так что малой под шумок и утек. Сначала полз, там один с пистолем на крыше сарая сидел, вокруг смотрел, ну да бурьяны хоть и невысокие, а густые, вот мельничонок и пробрался. А потом побежал. В церковь дорогу знал, туда и дунул, а клирик нас видал, мы ж того, мимо шли. Капитан наш как услыхали «зерно», «припасы», сразу встрепенулись. Ну, и подняли роту. Так что поскакали, парнишка тропку показал, чтоб мельницу обойти и не дать злоумышленникам в лесок утечь. Гады как раз подводы нагрузили и наладились удирать, да не вышло.
– Повязали?
– Какое там! Засели на той мельнице, лаются почем зря да стреляют. Посчитали, сколько народу палит, десятка три наберется, не меньше… Дом крепкий, понизу камень, место вокруг больше открытое, мельница же! Когда третьего нашего подбили, капитан велели отойти, окружить и скакать с докладом к полковнику, а господин Василис уже к вам послали… Виданное ли дело, отребье придорожное с мушкетами бродит и смеет бой принимать?!
Офицеры переглядывались, на обожженных кагетским солнцем физиономиях читались недоумение и пробуждающаяся злость. В сердце Гайифы разбойники не просто средь бела дня режут честных людей, ублюдки смеют поднимать хвост на мундиры! Новость казалась невероятной, но лишь на первый взгляд.
Капрас взялся за шляпу:
– Ну вот вам, господа, и ответ насчет давешнего «зачем чиновнику такой эскорт?». Вот за этим за самым…
– Закатные твари! – Ламброс торопливо сунул в карман кусок хлеба. – Если в округе творится Леворукий знает что, какого… молчат и мнутся? Кого боятся, шкуры чернильные?!
– Начальства, – подсказал Агас. – Чиновники всегда боятся начальства, но дела и впрямь странные. Когда я… когда меня отправляли в Кагету, ни о каких разбойниках никто не слышал.
– Вот и посмотрим, кто ж это тут такой храбрый, что готов бодаться с регулярной армией.
Кого лучше послать? Еще одну драгунскую роту? Пожалуй, не стоит.
– Гапзис, давай-ка своих молодцов пошевели. Бириссцев не испугались, с местными разбойничками тем паче управятся…
2
Хоть и узкая, но наезженная – к мельнице, не куда-нибудь! – дорога петляла меж разгороженных живыми изгородями пастбищ; мальчишка наверняка бежал напрямик, но для роты это не годилось, а спешка нужна при ловле блох или тех, кто вот-вот удерет. Окруженные же разбойники могли лишь огрызаться, тратя порох и пули, и вряд ли при них был целый арсенал.
– Не понимаю, – наверное, в десятый раз начал Левентис. – Откуда эта наглость? С казаронов бы еще сталось, но мы не в Кагете…
В Кагете, по крайней мере в Кагете Лисенка, грабители на дорогах не баловали, но поправлять гвардейца Карло не стал. Агасу, как и самому Капрасу, на казарию было чихать, но родимые безобразия, которые местные власти изо всех сил пытались скрыть, наводили на размышления. Малоприятные. Маршал придержал коня, принуждая и себя, и свиту не отрываться от ребят Гапзиса. Они были как раз на полпути к цели, когда над колючей зеленью показались решетчатые крылья. Капрас привстал в стременах и вытащил зрительную трубу.
– Надо же, – ворчал он, оглядывая добротные строения, – почти форт. Господин нотариус при строительстве не скупились. И окошки маленькие, настоящие бойницы…
В довершение сходства из темных щелей бодро вылетали белесые облачка – непонятные разбойники все еще оборонялись.
– Господин маршал, – негромко попросил Ламброс, – разрешите отбыть?
– Отбывайте, – отмахнулся задумавшийся Карло. Дорога нырнула вниз и теперь бежала сквозь отчего-то не вырубленную хозяйственными крестьянами рощу. Благодатная тень спасала от злобы послеобеденных лучей, беззаботно порхали птичьи стайки. Если бы не мушкетная пальба впереди, было бы мирно и красиво, хоть бери Гирени и гуляй с ней у ручья, потому что ручей тут есть наверняка.
– Прошу прощения, – внезапно сказал ехавший рядом Левентис, – но вам не стоит заниматься разбойниками.
– То есть лезть под пули? – уточнил Капрас, давая жеребцу шенкелей. – Я уже давно не лезу.
Когда дойдет до морисков, в огонь пойдут и военачальники, узнать бы еще, сколько таковых сейчас у Сервиллия. Карло не то чтобы примерял себя к целой армии, но нет-нет да и приходило в голову, что язычники и парни Задаваки число стратегов изрядно уменьшили, и держать маршала, причем не паркетного, на корпусе по нынешним временам – расточительство. Дальше этой мысли Капрас старался не заходить, но какая девица не думает о женихе и какой вояка – о новой перевязи? Увы, первое по возвращении сражение выходило смешным и при этом… уродливым.
Ветерок бросил в лицо знакомую пороховую вонь, зловещий треск стал громче, тропинка обогнула начавший желтеть орешник и маршал увидел мельницу на взгорке, лошадей и мертвецов. Тела трех драгун лежали на вытоптанной поляне, рядом сидел, шипя сквозь зубы и вытянув вперед простреленную ногу, потерявший шляпу капрал.
– Полковник, – объяснил он, – за кустами… Сад там… Фруктовый.
При виде командующего предводитель драгун вытянулся в струнку, он был беспокоен и зол, главным образом на своих умников. Умники в лице чернявого капитана и раненого теньента смотрели кисло. Еще бы: и в драку полезли без приказа, и успеха не добились, и людей положили.
