скачать книгу бесплатно
– Ну, извини. – Он еще пробует шутить! – Так получилось…
– Главное, ты выбрался. А теперь ложись и попробуй уснуть, до вечера уйма времени.
– Не буду я спать, – сверкнул глазами Ринальди. – Откуда эта штуковина?
– Это ты у меня спрашиваешь? Меч был в твоих руках, и я еще не видел, чтобы кто-то так во что-то вцепился. Не представляю, как тебе вообще удалось выплыть с эдакой железякой.
– И я не представляю, – эпиарх потянулся к рукояти и скривился от боли, – и еще меньше представляю, где я его взял.
– Лег бы ты, а? – художник с надеждой взглянул на Ринальди, но тот упрямо сдвинул брови.
– Нет. Ты обещал принести одежду.
– И принес, но…
– Диамни, мне надоело изображать из себя древнего героя и совершать подвиги в чем мать родила. Твой лагерь далеко?
– Не очень.
– Тогда пошли. – Упрямец, не дожидаясь помощи, попробовал подняться на ноги. Как ни странно, ему это удалось.
– Пошли, – покорно согласился Диамни, поняв, что его новообретенного братца не переспорить. – Ты упрям, как осел мастера Сольеги.
– Осел? – Ринальди, закусив губу, извернулся и обозрел чудовищные кровоподтеки. – Клевета. Я – вылитый леопард.
– Не только, – безжалостно припечатал художник. – Судя по тому, что у тебя на лбу, ты еще и единорог, но прежде всего – осел.
– Изумительно. Тебе следует это нарисовать.
– Вот сейчас и займемся.
Только б он не вспомнил о Беатрисе! Диамни не был готов к разговору о своем открытии, и потом, он мог ошибаться… Надо посоветоваться с учителем. Если он прав, Лэнтиро найдет нужные слова, хотя есть ли такие вообще?..
– Осторожней!
В ответ Рино лишь глазами сверкнул. Его спасение отнюдь не было чудом – эпиарх не понимал, что значит сдаваться, потому и выжил там, где это почиталось невозможным. Они добрели до лагеря, хотя Диамни видел, чего стоит Ринальди каждый шаг. Лучше ему станет не скоро, боль еще только разгорается.
– Что будем делать?
– Ты, кажется, хотел одеться?
– И выпить.
– Можешь даже напиться – заслужил. – Нет, он неисправим, и слава Абвениям! – Где хоть тебя носило?
– Не знаю. – На лице упрямца промелькнула странная растерянность. – Я помню наш разговор у входа. Помню, как шел, как сдуру свернул на лестницу – она так заманчиво шла вверх. Там и вправду был выход…
– Но ты не вышел.
– Кошки раздери моего предка с его замка?ми! – Ринальди сжал кулаки и сморщился от боли. – Если что-то и нужно уничтожить, так эти Капканы!
– Выпей. Да и я с тобой. – Вообще-то Диамни не слишком одобрял вино, но мастер Сольега сказал бы, что сейчас выпить просто необходимо. – И забудь!
– Я и так забыл почти все, – Рино торопливо глотнул из фляги, – но их помню. Там с потолка сочится вода, и в ней что-то такое вроде мела… И эти фигуры у решетки. Сверху – белая корка, а внутри… внутри – они! Не знаю, что они натворили и сколько жили, но лучше двадцать раз заживо сгореть, чем такое… Я швырнул лучину и побежал. Было темно, потом появился свет, сумерки какие-то… Я пошел светящимся коридором и нарвался на фрески. Жаль, ты их не видел!
– Фрески? И что на них было?
– Женщина. Одна и та же, повторенная тысячи раз. Казалось, она идет со мной рядом. Мне не объяснить, но это чудо!
– Ты отыскал женщину даже в Лабиринте, – покачал головой художник.
– Нет, потерял. У нее были синие глаза, Диамни. Синие глаза и черные волосы, и ей было больно жить.
– Странно. – Хорошо, что он заговорил о фресках, пусть говорит о чем угодно, только не о том, из-за чего угодил в ловушку. – Я знаю этот мотив. Идущую синеглазую женщину прежде изображали в погребальных храмах, потом жрецы подумали и решили, что это неправильно. Теперь этот мотив сохранился лишь в Кабитэле, но данарии всегда были сами по себе. Видимо, в Лабиринте когда-то и вправду был храм. Жаль, что ты на него не наткнулся.
– Может, и наткнулся, – теперь Ринальди говорил медленно и тихо: вино и усталость делали свое дело. – Понимаешь… Я больше ничего не помню, только запах дыма… Отвратительно сладкий… Наверное, я пошел туда, а может, наоборот… Я люблю запах дыма, но этот… Мерзость… А потом мне стало холодно, я открыл глаза и увидел небо… Я лежал, и в руке у меня был меч. Откуда? Диамни, откуда у меня меч Эридани?!
Мастер Коро усмехнулся и накрыл названого брата плащом. Уснул, и слава Ушедшим! Сейчас около девяти – у них впереди прорва времени. То, что случилось, походило на чудо, на детскую сказку со счастливым концом, когда сначала все плохо, а потом все хорошо. Ринальди отыскался, он жив и здоров, светит солнышко, щебечут птички, лиловатый туман над Гальтарами – и тот рассеялся. Художник проведал лошадей, ополоснул пустую флягу, хотел было заняться обедом, но понял, что должен немного отдохнуть. Многодневная усталость наконец-то взяла свое, и Диамни Коро бросился на траву. Спустя мгновение он уже крепко спал.
6
Ринальди
Ринальди Ракан, наверное, в первый раз в жизни любовался облаками. Раньше ему не приходило в голову валяться на траве и смотреть в небо, раньше он вообще был глупцом.
Странно, что он не чувствует себя счастливым, ведь он жив и свободен, вот только с памятью что-то не так… Похоже, ударился головой, когда оказался в реке. Эпиарх перевернулся на живот, это было больно, но бывало и хуже. И когда Анэсти обучал их с Эридани владеть мечом, и после боя у Весперид – тогда вообще думали, что ему конец. Ничего, отлежался, и сейчас отлежится. Боль – это ерунда, а вот память… Что же все-таки случилось с ним в пещерах, а ведь что-то случилось… Откуда у него меч Эридани? Куда делся тот, что принес Диамни? Церемониальный меч Раканов – это, конечно, прекрасно, но драться им, что гарцевать на корове.
Эпиарх собрался с силами и поднялся на ноги – очень хотелось заорать в голос, но он сдержался, чтобы не разбудить друга. Избитое тело болело немилосердно, но Ринальди не был бы Ринальди, если бы лежал пластом, опасаясь лишний раз шевельнуть рукой или ногой. Совершив еще одно усилие, эпиарх нагнулся и поднял реликвию. Хорош он, наверное, был, когда Диамни тащил его из воды: голый, избитый, но с мечом. Ринальди с интересом разглядывал широкий, украшенный древним девизом клинок и облепившие рукоять разноцветные камни. Так это все же меч Эридани или двойник? Надо было как следует разглядеть божественные атрибуты, когда была возможность, но братец с ними слишком уж носился, грех было не подразнить… Ладно, потом разберемся! Раз он так вцепился в эту корягу, значит, в ней есть какой-то смысл, смысл должен быть во всем. Надо же, какая умная мысль… Воистину Лабиринт и удар головой пошли тебе, мой дорогой, на пользу. И все бы хорошо, но там было что-то еще, что-то немыслимо важное, самое важное в его жизни!
Молчать стало невмоготу, и эпиарх окликнул Диамни. Художник не ответил – спал. Эпиарх подошел к своему единственному другу и, не выпуская меча, присел на корточки. Мастер Коро дышал ровно и глубоко и чему-то улыбался. Он, несомненно, был счастлив, и Ринальди стало стыдно будить человека из-за какой-то ерунды. Ничего, ночью они проберутся в дом мастера Сольеги и все хорошенько обсудят уже втроем, только потом-то что? Не сидеть же в доме калеки-художника, выжидая, когда все образуется.
Самым умным будет податься в Багряные Земли, астраповы всадники его не выдадут никому и никогда, но тогда братья останутся одни. Найти Чезаре? Вдвоем они могут многое… Могли, пока один не стал изгнанником, а второй не умер. И потом, сколько времени уйдет на поиски и возвращение? Они вернутся, только куда и к кому?
Выходит, поговорить начистоту с Эридани? Невозможно. Брат пытался его спасти, но как родич спасает родича, что? бы тот ни натворил. Анакс не сомневается в его вине и слишком увяз в том, что почитает долгом, с него станется отправить воскресшего насильника назад в катакомбы. Нет, к Эридани можно идти, лишь отыскав доказательства своей невиновности, а где их искать?
Ринальди вновь посмотрел на спящего художника. Будить вымотанных друзей не дело, но у него нет сил самому разбираться со всем этим безумием. Эпиарх легонько тронул мастера за плечо, но тот и не подумал просыпаться. Ринальди сжал плечо Диамни сильнее – опять ничего.
– Диамни! – теперь он тряс друга изо всех сил. – Диамни, проснись! Вечное Пламя, да что с тобой такое?!
– Оставь его! – негромкий женский голос был красив и равнодушен, так могла бы заговорить хризантема. От неожиданности Ринальди вздрогнул и обернулся. Подобных красавиц он еще не встречал – высокая, полногрудая, с тонкой талией и роскошной рыжей гривой, женщина была закутана в струящийся алый шелк. Золотой обруч на шее, массивные браслеты на белоснежных полных руках, кованый золотой пояс… Удивительное создание и… неуместное! После горусского похода они с Чезаре гостили у старика Надорэа. Его дочь обожала ярких заморских птиц, но однажды кто-то открыл клетку, и разноцветные пленницы разлетелись. На серой, поросшей мхом крыше они выглядели… странно.
– Кто ты, госпожа? – Несмотря на невероятную красоту, а может, именно благодаря ей незнакомка вызывала не столько восхищение, сколько тревогу. – Ты знаешь, что с моим другом?
– Он спит, – янтарный взгляд равнодушно скользнул по лицу художника, – и видит самый прекрасный сон в своей жизни. Не нужно его будить, Ринальди Ракан, он не проснется, пока я не уйду. Не бойся, с ним ничего плохого не случилось – наоборот. Поверь, для художника нет большего счастья, чем хотя бы во сне увидеть Этерну. Но ты, кажется, спрашивал, кто я.
– Спрашивал. – Ринальди не желал знать, ни кто она, ни откуда знает его имя, но сказанное назад не вернешь.
– Я – ада, – сообщила красавица, словно это что-то объясняло. – Я пришла за тобой.
– Ты не похожа на смерть, – выдавить из себя улыбку ему все же удалось.
– У смерти тысячи лиц, – женщина тоже улыбнулась, ее губы, крупные и чувственные, были ярко-алыми, – но я не Она. Я убиваю, только когда мне мешают. Тебе смерть от моей руки не грозит, а если ты уйдешь со мной, смерть тебя догонит не скоро.
– Ада – это имя?
– О нет. У меня нет имени, и, если ты пойдешь со мной, у тебя его тоже не будет.
– Зачем мне идти за тобой? И куда?
– В Этерну. – Рыжая гостья улыбнулась, и камни ее украшений вспыхнули полуденным солнцем. – По крайней мере, сначала. А зачем? Есть самое малое три причины, и я их назову, – она улыбнулась вновь, – постепенно.
Опустился вечер, высокое небо отливало золотисто-алым, совсем как платье гостьи, одуряюще пахло дикими розами и жасмином. Здесь, в Астраповых скалах?! Женщина сорвала какой-то цветок и засмеялась, но Ринальди счел за благо не замечать, как тонкая ткань ползет с белоснежного плеча. Ада была чужой и, он в этом не сомневался, смертельно опасной. На всякий случай эпиарх встал, но неудачно. Видимо, его лицо исказила боль, потому что женщина тоже встала, прищурилась и сделала небрежный жест рукой. Ринальди показалось, что он смотрит на мир сквозь язычки лилового пламени, потом сияние погасло, а вместе с ним исчезла боль. Вся. Полностью. Будто ее и не было.
Эпиарх невольно глянул на предплечье, которое донимало его сильней всего, и с удивлением обнаружил, что одежда, которую с такими мучениями натянул на него Диамни, пропала. Он опять был в чем мать родила, на сей раз по милости непонятной рыжей твари.
– Тебе идет злиться, – тварь изучала его с явным одобрением, чтобы не сказать больше. – Ты рожден для вечности, время не должно покушаться на подобное совершенство.
– Что ты сделала с моей одеждой?
– А ты не хочешь узнать, что я сделала с твоей болью? Я сожгла и то, и другое.
Ада подошла ближе, теперь алые губы и золотые глаза были у самого лица Ринальди. В этой красоте не было ни единого изъяна, только она не была желанна… Ну или почти не была.
– Ты жил чужой жизнью и в чужом мире, – волосы гостьи слегка светились, а может, это светились вплавленные в золото камни, – но откровенность за откровенность. Мне, как и тебе, стыдиться нечего.
Янтарное свечение стало сильнее, а затем погасло, белые руки обхватили шею Ринальди жарким, горячим кольцом, он не сразу сообразил, что одежды ады исчезли. Тело эпиарха оказалось расторопней его разума, оно ответило на ласку немедленно и яростно. То, что он делал с этой свалившейся ему на голову колдуньей, то, что делала с ним она, было безумием. Мужчина и женщина отрывались друг от друга лишь для того, чтоб через несколько мгновений вновь стать единым, опьяневшим от избытка сил и чувств созданием. Рядом ревел поток, потом, кажется, запел соловей. Ринальди запутался, сколько раз и кто оказывался сверху, кто на кого набрасывался первым после короткого отдыха, что и когда говорил. Только однажды, когда он лежал на спине, выставив вверх раскрытые ладони, которых легонько касались тяжелые груди, ему почудился синий бездонный взгляд, но потом его вновь подхватила и понесла волна золотого, пахнущего жасмином и розами безумия.
Они отпустили друг друга, когда небо на востоке расцвело сиреневыми гроздьями. Рыжая тварь вытрясла из него больше, чем все его предыдущие женщины, вместе взятые. Теперь она лежала на спине, довольно щуря глаза, прекрасная, откровенная и бесстыдная, как весенняя львица – гладкая белая кожа, блуждающая улыбка, разметавшиеся кудри, перепутавшиеся с созревающей шелковистой травой.
– Вот и первый довод, – «львица» взяла его руку и положила себе на грудь. Ринальди всегда нравились полногрудые и полнобедрые, за это он прощал своим многочисленным подругам расплывшиеся талии и вторые подбородки, но рыжая бестия состояла из сплошных достоинств.
– Первый довод?
– Первый довод – я, мои сестры и Этерна. Вернее, Этерна, я и мои сестры. Это очень долгая жизнь и вечная молодость, Ринальди Ракан. То, что тебе всегда нравилось, только сильнее и ярче. У тебя было много любовниц, эпиарх. Скажи, пережил ты хоть с одной из них ночь, подобную нашей?
– Нет. – Ринальди всегда был честен с женщинами. – Не было, и я не уверен, что хочу ее повторить.
– Что ж, – все еще непонятная гостья посмотрела в лиловеющее небо, – тогда поговорим о другом…
Ринальди невольно проследил за взглядом своей странной любовницы, а когда вновь посмотрел на нее саму, ада уже красовалась в шитых серебром лазоревых шелках. Ринальди было сложнее – пришлось вставать и вытаскивать из седельной сумки плащ, чувствуя на себе золотой взгляд, одновременно насмешливый и ласкающий. Красотка была не против, совсем не против обойтись с утренним нарядом так же, как с вечерним, да и он сам… Нет, не сейчас. Может быть, после разговора, а может быть, никогда, только не сейчас! Он не станет рабом собственного тела и тем более не покажет этого рыжей твари.
– Итак, – женщина не скрывала смеха, – ты готов выслушать мой второй довод?
– Говори.
– Изволь. Ты родился в одном из миров Ожерелья и считаешь его единственным, но на самом деле их сотни. Твоя Кэртиана – всего лишь одна из множества бусин. Вы, дети одного-единственного мира, похожи на человека, который родился, вырос и всю жизнь прожил в запертой комнате, не зная, что за ее стенами. Но если знать, где двери, и иметь от них ключи, можно ходить из комнаты в комнату, как это делаем мы.
Ада замолчала, ожидая то ли вопросов, то ли возгласов неверия, но Ринальди сразу понял, что все так и есть. Она была чужой и пришла издалека, она не принадлежала Кэртиане с ее синим небом и зеленой травой, хотя и казалась женщиной. Казалась, но была ли?
– Вы ходите по дому, это я понял, но выходите ли вы на улицу?
– Ты быстро схватываешь. – Ада задумчиво коснулась одного из своих браслетов. – Я не зря сюда заглянула, ты нужен Этерне.
– Ты не ответила.
– Мне нравится твое нетерпение… И мне нравишься ты сам.
Взгляд женщины был более чем откровенен, она хотела того же, что и он, но Ринальди решил узнать все.
Ада облизнула губы и улыбнулась.
– Представь себе цитадель, в которой каждый зал – это мир. Кое-где живут разумные существа, кто с душой, кто – без, но разумные. Другие пусты или заселены безмозглыми тварями. Крепость окружена рвом, за рвом – враги. Не скажу, что они – зло. Там, откуда они приходят, их, возможно, считают добром, но нашей цитадели со всеми ее обитателями они несут гибель. Не смерть, а именно гибель, без посмертия и надежды на возрождение. И поэтому на стене – мы ее называем Рубеж – идет бесконечный бой. Его ведут воины Этерны, они вечно молоды и почти бессмертны.
Почти, потому что их все-таки можно убить, и это иногда случается. Убитым нужна замена, а живым – отдых, и мы, ады, ходим по обитаемым мирам в поисках тех, кто способен стать защитником Рубежа. Сперва я тебя услышала, потом увидела и поняла, что ты создан для вечного боя, прерываемого лишь празднествами и любовью. Ты рожден в мире смертных, но твоя кровь принадлежит Этерне, и это мой второй довод. Ты получишь товарищей, о которых мечтает любой воин. Твой меч будет решать, жить или нет Ожерелью миров, среди которых и породившая тебя Кэртиана со всеми, кто тебе дорог, а затем и их потомками. Воины Рубежа, отбив приступ, отдыхают в чертогах Этерны. Чтоб понять, как она прекрасна, взгляни на лицо твоего друга. Я позволила его душе заглянуть в чертоги Архонта и побродить по лугам Молодости.
Защитников Рубежа ждут пиры, ласки моих подруг и, – ада засмеялась, – моя любовь… Там мы больше не будем чужими, ты станешь так же силен и свободен, как и я. Ты уйдешь со мной?
Если бы только она пришла раньше! После любой из ссор с Эридани или хотя бы в тот день, когда Беатриса обвинила его в насилии… Он, не задумываясь, ушел бы с белогрудой огненной красавицей, он бы дрался на Рубеже, пировал с товарищами, любил бессмертных и вновь возвращался в бой, не желая себе иной судьбы. Только зачем говорить о том, что сгорело? Он не может бросить все и исчезнуть, не разгадав загадку своей беды. Вдруг ловушка, в которую он угодил, лишь первая в череде подобных, и в каждой будет биться живое существо, невинное, но осужденное самыми близкими? Он должен остаться ради Эридани, на которого развязана охота, ради малыша Эрнани…
– Ты права, я действительно создан для жизни, которую ты описала, но я остаюсь.
– Ради него? – женщина кивнула на все еще улыбающегося Диамни. – Или ради братьев?
– Ради всех и себя. Если я соглашусь, то буду себя презирать. Этерне вряд ли нужен такой защитник.
– Итак, ты остаешься?
– Да. Возможно, потом, когда я…
– «Потом» не будет, Ринальди Ракан. – Ада больше не улыбалась. – Если я уйду, то не вернусь уже никогда. Этерна протягивает руку смертному лишь единожды, но прежде, чем ты в последний раз скажешь «нет», тебе следует узнать кое-что еще. Ты невиновен в том преступлении, за которое тебя осудили, но на тебе кровь твоего брата Эридани. Конечно, убив его, ты был по-своему прав…
– Ты шутишь?!
– Тогда где ты взял меч Раканов? Хочешь знать правду?
– Говори!
– Эридани Ракан был любовником Беатрисы Борраска. Когда она забеременела, анакс решил сохранить и ребенка, и честь эории, и меч Лорио. Это было непросто, но твой брат нашел способ.
Вот и ответ. Не просто очевидный, единственно возможный. Он не нашел его сам и сразу лишь потому, что Эридани – его брат. Любимый, старший, живущий ради анаксии брат, разве можно думать о нем плохо? Но это правда, правда, будь проклята эта рыжая тварь во веки веков!
– Терраса Мечей…
– Да. Для очистки совести Эридани предложил тебе побег. Ты отказался, дальнейшее было предрешено. Абвении признали ребенка анакса и твоего племянника. Твой брат не мог позволить тебе перебить половину своих сторонников, и в первую очередь Лорио. Тебя бросили в пещеры, но Эридани тебя все же любил и спустился за тобой. Ему не следовало говорить правду…
– Он сказал? Сказал?!
– Да. Ты его убил и взял меч.
