скачать книгу бесплатно
Слова липли к горлу, но мать как-то догадалась. Не про все, но хватало и половины.
– Деньги совала? Чтоб Карпофора отвадила? Сколько?
Агапе сказала, сама не поняв как. Она всегда признавалась, когда её спрашивали, почти всегда… Только про Марка молчала и про овраг…
– Полсотни! – хмыкнула вернувшаяся бабушка. – Совсем совесть потеряла! Да на ней самой в пять раз больше навешано! Что ты ей сказала?
– Ничего. Мне её денег не надо!
– Полсотни не надо, а полтысячи… Заплатит, куда денется! Пожалуй, и тысячу найдёт…
– Харитон не уймётся, – перебила мать, – ни за тысячу, ни за десять. И эта стервь тоже… Со двора больше ни ногой, с Елены станется прибить.
Агапе кивнула. Она бы рассказала про овраг, но там жил фавн, а у фавна было вино. То вино, что приносила мать… Бабушка поджала губы и быстро пошла в дом – что-то вспомнила, мать задержалась.
– Выйдешь за Фотия, – объявила она. – Лучше свой осел, чем чужой конь, а с Еленой тебе не сладить… И в кого ты такая снулая?! Я бы знала и что с судьёй делать, и как гадюке зубы повыдёргивать.
– Не хочу. Не хочу ничего делать ни с кем…
Агапе знала: сейчас случится что-то страшное, но говорила. Торопливо, путано, понимая, что ничего уже будет не исправить.
– Не хочу, как вы с отцом… Ненавидеть, кричать, и всё равно… в одной постели. И в овраг к козлоногому не пойду! Понимаешь, не хочу как ты! Пусть убивает… Но я не стану как ты, как вы все! Бабушка, отец, Елена эта… Вас даже мертвецы не заберут, вы уже – тени несытые, а я… я не могу так! К судье… к сукновалу… в овраг с отцовским вином…
Не могу!
– Я тоже думала, что не смогу, – сказала мать и заплакала.
* * *
Стурна Марк не знал, но у него было чутьё, не раз выручавшее хозяина, когда приходилось удирать, а удирал певец частенько. Он мало кому желал зла, но мужья бывали слишком подозрительны, трактирщики – корыстны, а стражники и мытари – исполнены излишнего рвения. Драться Марк умел, но не любил – берёг пальцы, вот и полагался на ноги и богиню дорог. Она не подвела своего баловня и сейчас, хотя Физулл в длинных, сразу намокших одёжках был ещё тем спутником… Марк тащил вольнодумца за руку, подпихивал под зад, помогая перелезать заборы, толкал в канавы, но уйти им удалось.
На всякий случай Марк загнал Физулла в закуток между двух сараев и прислушался. Топота и криков, сопровождающих охотящихся стражников во всех городах, слышно не было. Певец перевёл дух и наскоро проверил кошелёк и нож – они были на месте. Оставалось покончить с оказавшимся отнюдь не удачным знакомством, выручить старушку китару и отложить припадание к истокам до лучших времён. На галеры Марк не хотел, а в рудники и того меньше.
Рядом вздрогнул мокрый Физулл, и певец не выдержал – ругнулся. Куда девать лобастого умника, Марк не представлял, но бросать его, такого, под забором, было сразу и подло, и глупо: мокрые тряпки в разгар зимы сведут в могилу надёжней вольных мыслей, проще было не мешать ликтору.
– У тебя есть подружка? – деловито осведомился певец.
Физулл возмущённо затряс породистой головой. Подружки у императорского врага не имелось, что в некоторой степени оправдывало высоту помыслов, но лучше бы помыслы были пониже. Не так больно падать.
– Нам надо покинуть этот город и эту страну, – объявил спасённый и чихнул.
– Сперва найдём харчевню поплоше. Ты посидишь, а я сбегаю за своим добром…
– Нет! – замахал пальцем Физулл. – Нет, нет и нет! Тебя уже поджидают и схватят, как только ты появишься. Я знал, знал, что придёт день, когда придётся бежать, спасая… нет, не жизнь, те ростки свободы и совести, которые ещё остались в Стурне. Есть человек… Купец из Нинней… Он нас спрячет и переправит в Велон. Идём к нему.
– Ну уж нет! – С таким спутником не только в Велон, до перекрёстка не доберёшься! – Ты слишком мокрый, чтобы таскаться по холоду, и слишком грязный, чтоб гулять по приличным кварталам. Я схожу к твоему купцу сам, но купцы любят деньги и не любят ссориться с властями.
– Этот купец – друг. – Физулл на глазах обретал былую уверенность. – Он не возьмёт денег, от нас не возьмёт… И не жалей о старой китаре. К нашим услугам будут лучшие мастера Велона. Там умеют ценить и слово, и сердце…
– И там ты напишешь про задницу велонского императора или кто там у них?
– В Велоне – сенат. Настоящий сенат, не то что наша конюшня… Извини, я в самом деле начинаю замерзать. Ты уверен, что найдёшь поблизости безопасное место?
– Уверен, если будешь только пить вино и чихать. «Трутни» по такой погоде плохо летают. Если я что-то понимаю в харчевнях, мы совсем рядом. Винные бочки где попало не валяются.
Марк угадал, или это богиня дорог не желала для певцов дурного конца. Харчевня была жарко натоплена и полупуста. Разомлевшие возчики, а гостями были именно они, на двух промокших до нитки чудаков даже не обернулись. Певец устроил спутника в дальнем углу, бросил хозяину пару медяков, велев подогреть вина, и для отвода глаз спросил, где отыскать девчонку пожарче. Хозяин объяснил, певец расстался ещё с одной монеткой и, насвистывая, вышел в дождь.
Часть вторая
I
Агапе подрезала оплетавший веранду виноград и пела, потому что не петь не могла. Серенькое утро непонятно почему было прекрасным, а песенка ни о чём сама текла с губ. Вечером девушка долго не спала – думала, что делать с Карпофором и судьёй, а сегодня распелась, будто какой-нибудь воробей. Воробей оказался тут как тут – слетел с крыши и зачирикал, Агапе счастливо рассмеялась и заметила у ворот гостя. Марка! Опомнилась девушка уже внизу, настолько опомнилась, что сумела оглянуться. У сараев совещался с конюхом отец, сквозь распахнутую дверь харчевни слышался голос бабушки.
– Я пела, – сказала Агапе, – а ты пришёл… Я тебя услышала и запела.
– А ведь я молчал, – улыбнулось вернувшееся счастье. – Весна тебе к лицу больше осени. Ты всегда калечишь виноград?
– Нет. – Агапе опять рассмеялась. – Только… когда ты должен прийти.
– Привет, приятель! – прогремело от сараев. – Молодец, что завернул! Может, задержишься? Не пожалеешь – ко мне друзья собрались… Лучший винодел Стурна с семейством. Агапе, а ну живо кормить гостя! С недожора только на марше петь. Стой! Матери скажи, чтоб не жалась… А бабку сюда гони, у грымзы руки золотые, как до живности доходит. У Ночки началось…
Это был их день! Тот самый день, когда удачи нижутся ягодка к ягодке, словно бусы. Отцовские приказы, умница Ночка, то, что мать с бабушкой были в доме, а она – на веранде… Сестра-Жизнь протянула их с Марком любви руку и улыбнулась.
– Иди в дом, – велела Агапе, – быстро! И садись…
Певец кивнул и вошёл, Агапе просчитала до дюжины и вбежала в боковую дверь.
– Отец зовёт, – выпалила она. – Он с Ночкой! Там уже…
Конечно, они пошли вдвоём – бабушка и мать. Марк уже сидел в углу за столом, китара и мешок лежали рядом. У окна доедали своё мясо отрамские купцы, они заплатили за стол и ночлег ещё вечером. Агапе схватила кувшин и миску. Если что, она льёт гостю молоко.
– Ненавижу молоко, – признался Марк, – но из твоих рук хороша даже цикута. Выйдешь вечером? Осенью звёзды – яблоки и падают, а сейчас они цветут.
– Выйду!.. Марк, ты… Я подам мясо, холодное, и… Мне надо уйти, только ты подожди. Я…
– Ничего не понимаю, но я в самом деле голоден, как собака. И хорошо, что ты уйдёшь. При тебе я могу только любоваться, так что умру. С голоду.
«При тебе»… Они больше не расстанутся, второй зимы, второй пустоты не будет, значит, она возьмёт деньги Елены. Прямо сейчас пойдёт и возьмёт! Подло? Нет, ведь всем будет хорошо, кроме Харитона, ну и пошёл он к «грифам»! Елена сама предложила… Сама…
– Эгей, ты чего?
– Потом расскажу. Всё-всё…
* * *
Это ж надо было! Влюбиться, удрать, забыть, вернуться и вновь захмелеть. Никогда не надо возвращаться весной, или только весной и надо? Ведь ждала же, так ждала, что за десяток здешних стадиев почуяла, а сам он?
– Даже не знаю, – признался Марк. – Соврал, а потом вдруг подумалось, что оно и не враньё. Не совсем враньё.
– А что ты наврал? – сварливо уточнил фавн и почесал ногу, вырвав клок зимнего пуха. – И что ты мог наврать?
– Не хотел в Велон тащиться! Помог тут одному… умнику. Он сдуру с императором заелся, вот его за жабры и ухватили. Хотя, знаешь, от мужей удирать труднее.
– Истинную страсть не подделаешь, – сообщил козлоног, – мужья бесятся всерьёз, а стражники – за деньги. Меня тоже не поймали, лень стало… Тех, кто на Фертаровой вилле остался, забрали, не без того. Ну так нечего сидеть было… Чего в Велон-то не пошёл? Там в горах, говорят, горгоны ещё водятся, про титанов бы своих спросил.
– Нет там никаких горгон, а «грифы» – не цветочки, пчёлкам без надобности. Вот китары у них хороши…
– Ну так за китарой бы сходил. Не даром же всяких спасать!
– А потом куда? На галеры?
– Там бы остался. У моря, с должником, с китарой… Песенки бы пел… В Велоне хорошо, даже зимы нет.
– А петь кому прикажешь? Макрели? Физулл этот скучней мидии. Всё ему не так и будет не так, пока подружку не заведёт… Вот я и ляпнул, что не могу идти – невеста у меня. Даже имя назвал. Агапе. Сам не знаю, как в голову пришло, ведь не было с ней ничего! После – было, и как лихо, а тут только звёзды и пособирали…
– Ну и шёл бы к тем, с кем было, сюда-то зачем?
– Спроси что полегче. Болтаться в Стурне я не мог: с Физуллом мы не первый день пили, не прятались, а страже мышей ловить надо. Убрался от греха подальше, а как сюда занесло, сам не понял. Красивая она всё-таки…
– Красивая, – подтвердил фавн, – потому и жалко… Угробишь ты её.
– Не люблю предсказаний, особенно таких, – прикрикнул Марк. – Совсем не люблю, да и врёшь ты… Все фавны врут.
– Много ты фавнов видел.
– Ты – третий, и все врут.
– Ну так вали к конягам! Они врать не умеют.
– Зато дерутся. Когда про титанов слышат… И про вас.
– Ясное дело! Хотели во дворцы, а угодили из царской конюшни в мужичью, вот и бесятся. А не предавай!
– Вы лучше, что ли?
– Мы не лезли в чужие дрязги, – с достоинством объявил фавн. – Мы были, как ты сейчас, потому я с тобой и вожусь. Так точно женишься?
– Точно. Девушки любят свадьбы, так что будет Агапе свадьба.
– А счастье будет? Ей ведь счастье нужно, а из тебя счастье, как из меня коняга! Шёл бы ты лучше отсюда.
– Шёл бы? Вот заладил – «шёл бы к тем», «шёл бы к этим»… И что это ты меня все время выпроваживаешь, а? Никак слёзки утирать собрался?
– Дурак ты! – Фавн опять принялся рьяно чесать ногу. – Тебе назло она со мной не станет, а не назло не станет ещё больше… Говорю же, жаль мне её. Очнётся на соломе, рядом – ты. Без песен, без штанов, и лето кончится.
Выпьем?
– Выпьем. А лето как кончится, так и начнётся. Не бойся, я её не обижу.
* * *
Карпофор предлагал за невесту семь сотен стурниев, Марк положит перед отцом семьсот пятьдесят. Двести пятьдесят останется на свадьбу и дорогу, или просто на дорогу, если певцу откажут. Тогда они уйдут, передав выкуп через храм и уплатив пошлину, как делают все, кто женится без согласия родителей, назвав себя «детьми императора». Это дешевле свадьбы: за «пчёлок»[9 - «Пчёлками» в обиходе называют скреплённый печатью с императорским Роем документ, что-либо официально удостоверяющий.] писцы берут не больше пятидесяти, но Агапе не хотела ссоры, она так и сказала Марку, провожая его на ярмарку за подарками. Дома пока ничего не знали, но девушке казалось, что её отпустят. Наверное, из-за Ночки, родившей лучшего в мире жеребёнка, и потом, когда Марк пел, мать с бабушкой плакали, а отец… Отец тёр глаза и клял чадящий очаг, а тот совсем не чадил…
Что-то шлёпнулось на кровать. Абрикос. Зелёный и жёсткий… Агапе вскочила и высунулась в окошко. Марк! С ума сошёл!
В доме спали, так спокойно спят лишь перед рассветом, Агапе тоже бы спала – мешало счастье. Тормошило, нашёптывало что-то странное, тянуло в поля и дальше к заветному бересклету. Марк здесь, они могут встретить рассвет, но если впереди сотни рассветов, один можно и отдать. Сейчас нужна осторожность… Девушка приоткрыла дверь в летнюю кухню. В углу сверкнули жёлтые глаза – кошка караулила крысу.
– Быстро же ты проснулась! – Марк чмокнул Агапе в щеку. – Опять подслушивала? За сколько стадиев?
– Нет, – невольно рассмеялась Агапе, – не подслушивала, просто не спала… А потом упал абрикос.
– Абрикос, виноград… Завтра обстриги, что хочешь, и соберись. Вечером я тебя уведу.
– Почему? – не поняла Агапе. – Мы же…
– Не выходит у нас как у людей. Делай со мной что хочешь, но твой кошель я потерял.
– Потерял? – переспросила девушка и почему-то села. – Как?
– Спёр кто-то, а может, я сам посеял. То ли деньги дурные, не впрок, то ли богиня дорог вранья не хочет… Ничего, хлеб и мясо я всегда добуду! И голой ты у меня тоже не останешься.
– Значит, потерял…
– Сказать, что счастье не в деньгах, или сама догадаешься?
– Не в деньгах… Конечно… Ты хочешь, чтобы я ушла с тобой?
– А ты думала! Пойдём в Ионнеи, давно хотел там побывать… Быстро пойдём, нас не найдут, что-то у меня есть, на мулов и еду хватит, а петь поблизости я не буду.
– Марк, – сердце провалилось куда-то вниз, но она должна это сказать, – так нельзя… Я уйду, они останутся… Отец с матерью тогда совсем… А сёстры… Скажут, что они такие, как я, а бабушка… Она хочет, чтобы все было хорошо, она не понимает, что мне не надо как у них! И как у Елены – не надо… Пусть дома думают, что мы, как положено… Это ведь не ложь, когда от неё всем лучше… Мы должны пожениться и уехать в повозке хотя бы до поворота, чтобы… Чтобы на сёстрах не повисло, что… Что я сбежала с бродягой!
– Ну и что? Ты любишь бродягу, бродяга любит тебя. Мы ничего не крадём и никого не обманываем. Пусть сидят в своём курятнике, пусть им будет хорошо…
– Да не будет им хорошо! Понимаешь, не будет! Я уйду, а они… Это хуже заразы… Больной не виноват, беда и беда, а тут всё из-за меня… Сёстрам замуж не выйти, разве что отец друзей вызовет, таких, как он… Старых… Пьяниц…
– У тебя никакая сестра не сбегала, тебе весело жилось? Станет плохо, улетят… Как ты, как я… Думаешь, у меня родни нет? Как бы не так! Полдеревни родственничков, один другого почтенней… Ничего, ушёл!
Марк не понимал! Не понимал, и всё, а она не могла объяснить. И подлой быть не могла… Осенью, когда её трясли и раздевали, она бы все бросила, но потом была Елена у оврага, козлоногий с его песенкой и отцовским вином, правда о матери… Мать стала такой не по злобе, она была несчастна, потому и плакала у ограды, и отец… Как он кричал, что не даст продать дочку, а дочка возьмёт и сбежит… На радость Елене и сплетницам у источника, а ведь сестрёнки уже вовсю крутятся перед зеркалом. Бабушка ворчит, что дурёхи лицом в отца, и это так и есть…
– Я… Меня берут замуж и так, а вот сёстры…
– Ещё б тебя не брали! Занеси к вам императора, он бы шмякнулся к твоим ногам. Даром что лысый.
– Ты не хочешь понять…
– Да понимаю я всё! Свадьба, наряд, цветы в косах… Я тебе цветы каждую ночь рвать стану. Знаешь, какие в Ионнеях розы?
– Не знаю. Марк, я не пойду с тобой. – Обычно слёзы текли из глаз сами, а сейчас как отрезало. Вот грудь чем-то сдавило, и виски тоже.
