скачать книгу бесплатно
– Скорее всего, нет. В такое везение я не верю, хотя камни, дожди и небо есть и там. Если это Тарра, то, скорей всего, мы оказались в Тагэре. Похоже, здесь это называется весной, – Рамиэрль кивнул на скромный голубенький цветок, героически вцепившийся в камень.
– Я не видел таких цветов, – покачал головой Норгэрель, – конечно, я не бывал севернее Вархи.
– Похоже на таянскую атриолу, но меньше. Я таких тоже не видел, зато плющ тут такой же, как везде.
Плющ, карабкавшийся по скалам, и впрямь был самый обычный, равно как и кусты можжевельника. Расщелина становилась шире, края ее расходились, открывая все больший кусок низкого, серенького неба. Куда бы они ни попали, здесь царила поздняя, северная весна. Послышался резкий крик, и над путниками проплыла красивая белая птица.
– Что-то вроде чайки. Значит, рядом большая вода.
Большая вода, к которой они вышли через ору или полторы, оказалась мелким заливом, столь же серым, что и низкие, ни на миг не перестававшие плакать тучи. Лльяме море не понравилось, и она, поочередно тряся окруженными синим сиянием лапами, затанцевала у края воды.
– Да, Волчонка, зря ты за мной увязалась, – засмеялся Нэо, – шла бы ты домой, в Бездну!
Лльяма оглянулась, как показалось Рамиэрлю, с обидой и припустилась вперед по мокрому песку. Эльфам ничего не оставалось, как двинуться следом вдоль низкого, поросшего скрюченными сосенками берега. Они шли оры полторы, когда Нэо ощутил чужое присутствие. Никакой магии. Просто люди. Десятка полтора. Недалеко. Чем-то озабочены и раздражены – эльф ощутил разлитую в воздухе напряженность. Воины? И да, и нет…
Рамиэрль обернулся к своим.
– Впереди кто-то есть, но им не до нас. Ссорятся.
– Я тоже чувствую, – кивнул Норгэрель, Аддари промолчал, лльяма всем своим видом выразила глубочайшее неодобрение.
– А ей что-то не нравится, – заметил Солнечный.
– Ей здесь все не нравится, вода мокрая, все чужие, а нам не до нее. Подождете меня здесь или пойдем все вместе?
– Вместе, мало ли что.
– Их не так уж и много.
– В этом мире нет магии, – тихо сказал Норгэрель, – мы можем рассчитывать только на оружие.
– Нет магии? – Нэо покачал головой. – Если бы ее не было, Волчонка бы нас всех уже поджарила. Или бы погасла.
– В самом деле, – глаза Аддари от удивления стали еще больше, – но я ничего не могу.
– И я тоже, – подтвердил Норгэрель, – а ты, Нэо?
Роман прикрыл глаза, потянувшись к источнику Силы, которая немедленно его захлестнула.
– Со мной все в порядке, – коротко бросил разведчик. Это был мир Ангеса, теперь в этом не было никакого сомнения. Роман узнал магию, создавшую Черное Кольцо. Разведчик носил его достаточно долго, чтобы стать своим в мире, объявленном почитателями Арцея Преисподней.
ЭСТЕЛЬ ОСКОРА
Голубой эльфийский огонек я увидела издали. Огонь Лебедей после гибели Астени могли зажечь лишь Эмзар и Роман, кто же из них оставил пылающий цветок на могиле друга?
Высокий Замок спал так крепко, как может спать обиталище королей, не знавших слова «мир». На стенах раздавались мерные шаги ночных дозорных, слышалось рычание сторожевых псов, на высоких башнях скрипели флюгера – менялся ветер. И все равно это была спокойная ночь, ведь большинство обитателей замка мирно спало, даже в королевских окнах погас свет, а Анджей ложился позже большинства своих подданных. Таяне с королями везло, Шани мог гордиться своими потомками, управляющимися с королевством и его строптивыми обитателями не хуже, чем со своими дрыгантами. Шани многим мог гордиться…
Я тихо опустилась на скамью рядом с его могилой. Отчего-то я была рада, что Илана не с ним, мне это казалось правильным. Шандер Гардани завещал похоронить себя под открытым небом у основания Арсенальной башни, видимо, так и не сумев избыть память о тюрьме. Жена и потомки Великого герцога Таянского, как и положено, лежали под церковными сводами, а он предпочел небо с его звездами и ливнями. Эта ночь была звездной, да и Лебединый Огонь светил достаточно ярко, чтобы у меня сжалось сердце.
Без сомнения, надгробие тоже было работой Клэра. Шандер, казалось, уснул у голубого костра. Я смотрела на высеченный из камня четкий профиль, слегка сведенные брови, разметавшиеся волосы. Странный памятник для государя, но то ли наследники Шани не осмелились возражать эльфам, то ли они понимали больше, чем понимают обычные люди.
Я знала, что мой друг прожил довольно долго и вторая половина его жизни была относительно спокойной, другое дело, был ли он счастлив. Летописи утверждают, что да. Не считая Белки, у него было пятеро детей: три сына и две дочери, и никто из них не опозорил отца. Таяна процветала, первые набеги ройгианцев и северных гоблинов не казались чем-то опасным, в Арции и Эланде все шло прекрасно. Во время войны покой и мир кажутся недостижимым счастьем, Шандер и Илана его вкусили, нам с Рене не довелось.
Я накрыла рукой каменную ладонь, словно дожидаясь ответного пожатия, но камень остался камнем, холодным и твердым, даже Клэру было не под силу его оживить.
Вот мы и встретились, Шани Гардани, только ты меня не слышишь, ты больше никого не слышишь…
Когда-то у меня было много друзей и среди эльфов, и среди людей, и среди гоблинов, но никто из них не был ближе Шандера и Астени, хотя Астени – это было другое. Мы едва не полюбили друг друга, а неспетое не забывается. Прошлое гибнет под копытами настоящего, но то, чего так и не случилось, умирает только вместе с нами.
Я утонула в новой любви, но память об Астени осталась со мной, а вот с Шандером все было просто, как подснежник. Мы доверяли друг другу и понимали друг друга с полуслова, а то и вовсе без слов. Я избавила Гардани от финусов, а он не выдал меня даже Рене, хотя прекрасно знал, КТО я. Когда я встретила Сандера, мне показалось, что все повторяется и судьба послала мне второго друга, сделав залогом этого имя, ведь Шандером в Таяне называют Александра.
Дружбы не вышло, вышло нечто иное, в чем я не могу разобраться, и, самое дикое, я сама не знаю, чего же хочу. Если бы я встретила Рене, все бы встало на свои места, но он исчез. Возможно, я скоро увижу Эмзара, Клэра, Романа, с ними можно говорить о Пророчествах и древних проклятиях, но не о том, чего сам не понимаешь, а Шани мне уже никогда ничего не скажет.
Не знаю, зачем я позвала его по имени. Мы часто делаем бессмысленные вещи оттого, что нам очень хорошо или очень плохо. Над Высоким Замком подняло переднюю лапу с голубоватой звездой-Когтем созвездие Рыси, ветер шевелил замерзшие ветки, взрыкнула и замолкла сторожевая собака. Никого, только ночь, я и память.
– Шани, если б ты знал, как я устала…
– Ты вернулась, я всегда знал, что ты вернешься.
– Шани?!
– Геро, милая. Не пугайся, не удивляйся, а слушай. Меня можешь услышать только ты, и только если будешь одна. Успокойся, мир пока еще не рухнул. Только не снимай руку с моей руки.
Голос принадлежал Шандеру, да и сердце меня не могло обмануть. Я послушно замерла, не отрывая ладони от камня. Эльфийский огонь неистово полыхнул, окутал голубым сиянием лежащую фигуру и погас. Нет, камень остался камнем, но рядом с надгробием я увидела Шандера, как всегда, серьезного, задумчивого и молодого.
«Геро, – он повернулся ко мне, – ты должна кое-что узнать. Эмзар мне обещал, что ты меня услышишь, но ЧТО я скажу, он не знает. Ты говоришь не с призраком, а со мной, хотя видишь меня почти таким, как в Кантиске после коронации Рене. Сейчас я намного старше и не могу больше тянуть.
Моя жизнь сложилась удачно, хоть и не так, как мне хотелось, но все мы можем сказать про себя то же самое. Ты вернулась, я надеюсь, что и Рене тоже. Я знаю, вы идете друг к другу и к Тарре, вы должны встретиться, ведь вы достойны друг друга. Прости, я заговорил не о том, а времени у меня мало.
Геро, я нашел талисман Михая Годоя. Он у меня. Это шейная гривна, украшенная чем-то вроде белого камня, который одновременно и существует, и нет. Это невозможно описать, но ничего более отвратительного мне не попадалось. Уцелевшие ройгианцы ищут свой талисман, но они думают, что он или в Вархе, или у эльфов. Кроме меня правду знает только мой пасынок Стефан.
Проще всего было бы эту гривну уничтожить, но мы не знаем, как это сделать. Возможно, помог бы огонь, но Жан-Флорентин говорит, что колдуны неминуемо повторяются. Есть свои законы и у магии эльфов, и у магии Ройгу. Если не может быть второй Эстель Оскоры, то, вероятно, не может быть и второго талисмана. Тогда, если я уничтожу этот, ройгианцы создадут новый. Мы не можем так рисковать.
Мы долго думали, что делать с этой вещью. Я – воин, я смертен и уже немолод, после моей смерти талисман может попасть в дурные руки. Я знаю, тебе неприятно это слышать, но Ольвия и бывший когда-то нам другом Максимилиан узнали больше, чем следовало. Они охотятся за талисманом и друг за другом, и нельзя допустить, чтобы в их руках оказалась такая Сила.
Стефан готов принять гривну на хранение, но это лишь отодвинет неизбежное. Ему придется искать наследника, и так до бесконечности или пока кто-нибудь не ошибется. Эмзар и Роман ясно дали понять, что не желают иметь с этой тайной ничего общего, и я их понимаю. Они боятся новой Эанке и нового Примеро. Эльфы отдают все силы, чтоб защитить мир от зла Вархи, они очень уязвимы, а ройгианцы нацелились именно на них.
Гривну нужно было укрыть там, где ее не станут искать и не смогут найти случайно. Этим местом, Геро, станет моя могила. Я завещал себя похоронить не по таянскому, а по арцийскому обряду на том самом месте, где когда-то дрался с гоблинами и тарскийцами. Илана исполнит мою волю, хоть и будет недовольна. Перед смертью я передам талисман Стефану или, если его не будет рядом, положу в шкатулку с секретом, которую завещаю ему.
Уррик и Илана давно свыклись с тем, что их сын ко мне привязан больше, чем к ним. Мы с ним очень дружны, хоть Стефко младше меня на тридцать пять лет. Только со Стефаном-старшим и с тобой я чувствовал себя так же просто.
Никого не удивит, что он подойдет ко мне проститься второй раз позже всех, а спрятать гривну среди цветов и знамен очень просто. Затем Эмзар и Роман наложат заклятие – и дело будет сделано.
Мы все продумали. Если даже у какого-то ройгианца или подосланного Архипастырем клирика появится мысль, что гривна у меня, у них будет довольно времени, чтобы порыться в моих вещах. Стефан будет вне подозрений, ведь когда был убит Михай, он был младенцем.
Геро, теперь ты знаешь, где талисман Михая, и можешь взять его, когда сочтешь нужным. Твоя Сила подскажет тебе, что с ним делать. Когда ты вернешься, он перестанет быть опасным, ведь твоя сила равна силе ройгианцев. Ты всегда сможешь их остановить, как остановила в Кантиске, что бы сейчас ни врали клирики. Рене и Эмзар ошиблись, отдав им победу, но сделанного не исправить, разве что развязать войну с Церковью. Я бы сделал именно это, но сын Рене полагает, что ничего страшного не происходит и не стоит проливать кровь из-за того, что уже прошло.
Вот и все, Геро. Я говорю эти слова на том месте, где много лет назад прикрывал уходящих «Серебряных» и где меня похоронят. Я обращаюсь к тебе и вижу тебя такой, какой ты вошла ко мне в Идаконе, когда я думал, что умираю. Ты тоже увидишь меня молодым, а теперь я почти старик. Я просил Эмзара помочь, и король Лебедей научил меня, как говорить с тобой через годы, а может, и через столетия. Теперь все зависит от тебя, если мы и впрямь такие друзья, как говорит мое сердце, рано или поздно ты придешь ко мне и заговоришь со мной, как с живым. Этого будет довольно, а если ты не вернешься, что ж… Гривна останется лежать здесь, и ее не найдет никто, пока стоит Высокий Замок и им владеет род Гардани.
Геро… Теперь, когда я сказал тебе, что должен сказать, у меня к тебе просьба. Я был счастлив с Иланой, она была мне другом, женой, соратницей, даже возлюбленной. Нам было хорошо вместе, но иногда меня захватывало то, что было… Вернее, то, чего не было, не случилось, не сбылось. Я остался человеком, и я умираю человеком. Мне не нужно бессмертие, но я хотел бы, чтобы Лупе, где бы она ни была, знала, что я ее не забыл. Найди ее, Геро, даже если она счастлива в своем лесу. Найди и попрощайся за меня, я прошу тебя об этом… Прощай теперь уже навсегда. Постарайся победить и стать счастливой…»
Это не было сном. Я исполню завещание Шани, хотя говорить с теперешней Лупе о прошлом все равно что с синицей или с белкой. Я ее заставлю, попытаюсь заставить вспомнить хотя бы на мгновение, но разговор придется отложить до лета. Шандер поймет и подождет. Он всегда приносил себя в жертву, но решиться на такое?! Положить в свою могилу главный ройгианский талисман, и это после того, что с ним сделал мой отец! Жизнью Шани рисковал не раз, но рискнуть посмертием! К счастью, риск себя оправдал. Гривна все это время мирно пролежала у Арсенальной башни, своей воли у этой штуки, похоже, не было.
Но что прикажете делать с отцовским наследством? Оставить здесь? Уничтожить? Пустить в дело? Гривна – безусловное зло или ключ к Силе, который можно использовать по своему усмотрению.
Я сосредоточилась, пытаясь сквозь песню Лебединого Огня услышать похороненное здесь зло. Талисман молчал, молчал и сам Ройгу. Я не слышала его, вернувшись в Тарру, хотя сама была исполнена силы. Это было, мягко говоря, странно. Если мой «супруг» мертв или полностью развоплощен, я должна стать обычной женщиной, которой подвластны разве что начатки эльфийской магии. Если я могу ворочать горы, то я должна ощущать присутствие Ройгу, но его нет. Спит он, что ли? Нашел время…
Громко и зло залаяла собака, и я очнулась. Другой замерз бы до смерти, просидев чуть ли не всю ночь на заиндевевшем камне, но внешний холод для меня давно перестал быть холодом. Рысь почти исчезла, зато на зеленоватом небе ярко сияла Лебединая Звезда, предвещая рассвет. Надо было идти. Я еще раз коснулась каменной руки, но на этот раз ответа не было. Шани сказал то, что хотел, и тому, кому хотел, а дальше было мое дело. На башне колокол, который я слушала в юности, ударил пять раз, протопали по лестнице сапоги – менялся караул.
Я заставила себя подняться, меня никто не заметил да и не мог заметить. Дверь, послушная заклятию, открылась тихо и бесшумно, и я скользнула в отведенные мне покои.
Горела свеча, а рядом, положив на колени какую-то книгу, но даже не открыв ее, сидел Сандер. Как он смог войти, я не поняла. Я остановилась в дверях, глядя на него. Девяносто девять человек из ста спросили бы у своей любовницы, где ее носило, а сорок из этих девяноста девяти вместо слова «где» произнесли бы «с кем». Александр просто сказал: ночь холодная, ты, наверное, замерзла.
Я могла пережить и не такой мороз, но если замерзнуть означает заблудиться в прошлом, то да, я замерзла.
– Да, – тихо сказала я, – было холодно. Очень холодно…
– Я так и думал, – Сандер улыбнулся одними глазами, – потому и ждал.
Ждал и дождался, и как же я была ему за это благодарна, а пропустившее его заклятие… Что ж, наверное, в глубине души я хотела, чтобы он пришел, очень хотела.
НЭО РАМИЭРЛЬ
Последний раз женскую драку Роман наблюдал в Аданском порту года за два до убийства Шарло Тагэре. Две местные красотки не поделили мирийского контрабандиста, и рыжая толстуха вцепилась в волосы худой как щепка брюнетке с ярко нарумяненным лицом. Девицы под улюлюканье и подначки завсегдатаев таверны «Отрубленный язык» с упоением тузили друг друга, а виновник драки в это время успел улизнуть с хорошенькой блондинкой. На этот раз драка была серьезней, так как обе ее участницы орудовали мечами. Еще человек двенадцать одетых в черное девушек смотрели на поединок. По тому, как держались зрительницы, Нэо понял, что дело не шуточное и что у каждой соперницы есть свои сторонницы.
Лиц дерущихся было не разглядеть из-за нелепых шлемов, одежда и доспехи воительниц и вовсе удивляли, так как открывали то, что у озабоченного своей безопасностью воина должно быть закрыто, и сковывали движения. Эльф бы понял, если б перед ним были странствующие комедиантки, старавшиеся раззадорить пришедших на представление мужчин, но зрителей не было, а железо, судя по синякам и порезам на телах девушек, было самым что ни на есть настоящим. Одна, повыше, со шлемом, украшенным зверем, похожим на крылатого льва, но со змеиным хвостом, хромала, и из носа у нее текла кровь. У второй, с двухголовой пантерой, выколотой или нарисованной на обнаженной вопреки здравому смыслу спине, действовала только правая рука, а из-под тройного железного браслета сочились алые капли.
«Львица» нанесла удар, «Пантера» пошатнулась, и по тому, как вспыхнули глаза рослой красногубой женщины в черной кожаной юбке с четырьмя высокими разрезами, Роман понял, что бой идет не на жизнь, а на смерть. Это ему не понравилось, женщины не должны убивать, тем более друг друга… Видимо, лльяма разделяла мнение своего кумира, а может, просто угадывала его желания. Как бы то ни было, отродье Темного Пламени выскочило из кустов, вихрем пронеслось сквозь кучку не успевших ничего понять воительниц и вклинилось между соперницами, двумя прыжками опрокинув обеих. Это было весьма некстати. Рамиэрль выскочил из кустов и заорал лльяме, чтоб она возвращалась. Напуганная собственной смелостью, огневушка бросилась назад, по своему обыкновению пристроившись за спиной своего покровителя. Увешанные железом девицы, как одна, повернулись в их сторону.
Эльф ожидал чего угодно – визга, бегства или, наоборот, попытки наброситься на странную зверюгу и ее хозяев с мечами, но воительницы выхватили свои клинки, коротко проорали какое-то странное слово и преклонили колени.
Что делать, было непонятно. Воинственные девы с внушающим опасение восторгом смотрели на гостей. Заварившая всю кашу лльяма самоустранилась, развалившись у ноги хозяина. Аддари и Норгэрель смирно стояли рядом, опустив глаза, так что договариваться с затянутыми в железо и кожу красотками выпало Рамиэрлю. В свое время Нэо приходилось объясняться с жителями Черного Сура, не знавшими ни арцийского, ни атэвского, ни хаони. Сурианцы чуть ли не в каждой деревне говорили по-разному, и Рамиэрль, искавший в лесу заброшенный храм, вынужден был всякий раз учиться заново хотя бы основным словам. Он вспоминал тот поход как кошмарный сон, но никакой опыт не бывает лишним.
Для очистки совести проверив воительниц на незнание луцианского, эльфийского, арцийского и почему-то орочьего, Рамиэрль медленно произнес слово «Ангес», что вызвало очередные крики и подъятие мечей. Уже хорошо. Ангеса здесь знают и ценят, а судя по нелепым нарядам красавиц, о настоящей войне здесь и понятия не имеют.
Эльф еще раз оглядел девушек, и по тому, как они опускали глаза, перешептывались, а некоторые хихикали и краснели, понял, что перед ними обычные женщины, увидевшие троих незнакомых мужчин. Опытным глазом Нэо определил, кто из девиц на кого смотрит. Фаворитом оказался Аддари, но и они с Норгэрелем внакладе не остались.
Одна из девушек, постарше, темноволосая и смуглая, вышла вперед с большой черной флягой, отпила из нее и протянула гостю, произнеся что-то вроде: «Камаро эджаи».
Что ж, ничего нового, так знакомятся и в Суре, и в Корбуте. Слова разные, суть одна. Нэо хлебнул напитка, показавшегося ему довольно-таки противным. Слабее царки и даже вина, но, если много выпить, можно и захмелеть. Запах не очень приятный, отдает чем-то знакомым… Ладно, никто еще от подобного не помер. В Суре он из вежливости ел хафашей, а в Южном Корбуте – ежей, на что не сподобился даже Шандер. Нэо отхлебнул еще раз, раздельно произнес «Спа-си-бо», вернул флягу хозяйке и, коснувшись ладонью губ, несколько раз назвал свое имя. Затем были представлены Аддари, Норгэрель и Волчонка.
Хозяйка противного напитка сдвинула подсиненные брови, дотронулась до то ли украшающего, то ли защищающего, но никак не скрывающего внушительную грудь ожерелья из стальных колец и произнесла: «Онка», после чего на Нэо обрушился целый шквал странно звучащих имен. Он старался запомнить. Девушку с пантерой на спине звали Зайа, ее соперницу – Фагона. Еще одну, молоденькую, с лукавой улыбкой, чем-то напомнившую Белку Гардани, следовало называть Тигойа, а ее подружку – Шабба, что вызвало у Романа невольную ухмылку, явно истолкованную превратно. Шабба бросилась в кусты и через мгновение вернулась с распущенными волосами, подмалеванным ртом и еще более обнаженной грудью. Видимо, мужское внимание в мире, почитающем Ангеса, весьма ценилось. Равно как черный цвет, кожа и сталь.
Лльяма повернулась к раздевшейся Шаббе и противно зашипела, стараясь пустить побольше искр, но кокон выдержал.
– Прекрати, подружка, – велел Нэо. Итак, они попали в курятник. У полуголых воительниц на уме то же, что и у арцийских скромниц, только вместо бархата и жемчугов – военные цацки.
– Аддари, Норгэрель, вы часом жениться не хотите? – осведомился Нэо, получив в ответ два возмущенных взгляда. – Вот и я не хочу, значит, будем держаться вместе, прятаться за Волчонку и учить здешний язык. И во имя Звезд – не пейте местное пойло…
2895 год от В.И.
29-й день месяца Сирены
ТАЯНА. ВЫСОКИЙ ЗАМОК
Александр медленно шел по мрачноватому залу, останавливаясь у развешанных по стенам картин. Пожалуй, лишь эта часть Высокого Замка и не была затронута предновогодней суетой, которую Сандер не любил с детства. Праздники всегда были для него пыткой, хотя на этот раз, возможно, будет иначе. И все равно среди суетящихся слуг со значительными лицами и начавших праздновать еще с ночи таянцев он чувствовал себя неловко. Луи исчез, видимо, встретил Беату, Ликэ завладела Ванда, решившая разодеть новую подругу по-таянски, и Тагэре решил, что лучшего времени посмотреть старые портреты у него не будет.
Льющийся сквозь прорубленные у самого потолка окна свет падал на лица древних властителей, о которых он не знал ничего или почти ничего. Король Арции медленно шел мимо лихо закрученных усов, коротких плащей с «рысьими» сигнами, вставших на дыбы дрыгантов и валяющихся под их копытами врагов. Проклятый! Кто это?!
Потрясенный, Александр замер у портрета, который казался написанным вчера, хотя изображенный на нем мужчина был одет по моде семисотлетней давности. Александр никогда не видел подобной живописи и не предполагал, что такое возможно. Лицо казалось живым и… знакомым. Сандер готов был поклясться, что говорил с этим человеком. Только теперь на нем было роскошное алое одеяние с белой оторочкой у горла, подчеркивающей снежную белизну волос.
На плечах человека с портрета лежали три цепи – золотая с нарциссами, серебряная сложного плетения и черная с ярко-зелеными тревожными камнями, которую он тоже видел. Рука, украшенная золотым браслетом немыслимо тонкой работы в виде плети какого-то растения, в которую вцепилась осыпанная бриллиантами золотая жабка, уверенно лежала на эфесе неожиданно простой шпаги. Ясные голубые глаза пристально смотрели в глаза Александру, которому на миг показалось, что бровь древнего императора, а это, без сомнения, был император, слегка поднялась, словно выражая удивление.
Александр Тагэре не заметил, сколько простоял перед картиной, в чувство его привело лишь шарканье ног. Сгорбленный старик в зеленом балахоне клирика почтительно приветствовал высокого гостя.
– Отец, вы не знаете, кто это?
– О, это жемчужина дворцовой коллекции. Люди так не нарисуют, эльфийская работа.
– Кто это?
– Император Рене Счастливый. Портрет сделан несколько лет спустя после его исчезновения и подарен Шандеру Первому Гардани эльфийским мастером, лично знавшим пропавшего императора. Современники отмечали потрясающее сходство…
– Отец, я, конечно, слышал о войне Оленя и об императоре Рене, но я знаю очень мало. Его дальнейшая судьба неизвестна?
– Неизвестна, – вздохнул старик, – сейчас я подниму свечу, там на раме есть надпись… Да, вот она… Рене-Аларик Руис рэ Аррой, герцог и-Рьего, Первый Паладин Зеленого храма Осейны. Великий Герцог Эланда, король Таяны, господарь Тарски, император Арции и прочая, и прочая, и прочая…
– Святой Эрасти! Аларик…
– Да, таково его полное имя. Дане Александр, что с вами?
2895 год от В.И.
29-й день месяца Сирены
ОРГОНДА. ЛИАРЭ
Над Лиарэ проплывали журавлиные стаи. Весна властно гнала птиц на север. Им не было дела до войн и интриг, которыми занимались люди, они хотели домой, и они возвращались домой. Марта аре Ги ре Мальвани проводила глазами серебряный клин. Ну почему судьбе было угодно, чтобы они с Сезаром, арцийцы до мозга костей, стали повелителями южной страны? И последней надеждой Арции и дома Тагэре, к слову сказать. Тартю меньше чем за год избавился от всех наследников, до которых мог дотянуться. Последним – разумеется, совершенно случайно – погиб Жан Бэррот.
Неужели Сандер тоже мертв? Тогда трон Арции принадлежит Сезару, а затем Шарлю-Анри, который будет еще и великим герцогом Оргонды. Разумеется, если Оргонда выстоит. Пауки слишком долго копили яд и золото, теперь они пустят в ход и то и другое. Дарнийцам и эскотцам все равно, кому служить, лишь бы наниматель был с ними честен. У Жоселин хватит ауров на несколько армий, а вот им приходится рассчитывать только на преданность. Воины любят Сезара, а ушедшая под барабанный бой в Оргонду южная армия Арции ненавидит Тартю, но хватит ли этого, чтобы перешибить плетью обух? И нет ни старика Обена, ни кардинала Евгения, ни маршала Анри, знавших, как превратить слабость в силу, а поражения в победы. Сандер и Рауль это тоже умели. Проклятый, почему она не верит в Сезара?! Он – сын своего отца и лучший друг Александра, он должен найти выход!
Марта понимала, что есть вопросы, которые не следует задавать, если не хочешь услышать бодрой лжи или горькой правды, но она все же была женщиной и знала, что такое страх, хотя другие об этом и не догадывались. После бунта Лиарэ носила свою герцогиню на руках, а антонианцам пришлось убраться назад в Элл, и никто не подозревал, как обжег сердце Марты пережитый кошмар. Она была согласна на ложь, только б Сезар сказал, что они отобьются, но Сезар ей никогда не лгал.
Белая стая скрылась из глаз, теплый ветер донес тонкий запах цветущих мимоз. Марта еще немного постояла на балконе, поправила выбившуюся из высокой прически прядку, из последних сил давя в себе желание броситься за поддержкой к мужу. Он ищет выход из безвыходного положения, ее нытье его отвлечет.
– Моя сигнора, – вошедшая камеристка смотрела на свою госпожу с неприкрытым обожанием. – Монсигнор герцог просит вас спуститься к нему.
Марта согласно кивнула головой и нарочито медленно пошла за девушкой. Что-то случилось! Что?! Наверняка что-то плохое, потому что хороших новостей нет и быть не может, разве что от Жозе… Нет, Берег Бивней слишком далеко. «Сладость греха» с подмогой ли, без ли не вернется раньше осени.
