скачать книгу бесплатно
Обо всем этом я тоже успела подумать, проглатывая текст, в котором открывался сильный образ: в этом диком лесу душа получает разные типы тел и всегда испытывает материальные страдания, иногда меньше, иногда больше.
Я выглянула из палатки – передо мной был дикий лес.
Я здесь и сейчас, в диком лесу, Господи. Я – заблудшая душа, оставившая своего Бога, я – душа, заплутавшая в тени своих желаний, я – скитаюсь здесь в уверенности, что хочу быть счастливой. Я – до сих пор уверена, что здесь есть настоящее счастье. Я – загнана в дикий таежный лес, потому что примчалась сюда, в это дикое красивое место, за материальным счастьем. И я пла`чу и плачу за это прямо здесь и сейчас.
«Читай, – приказала я себе, – просто читай».
Потрясающая аллегория: члены семьи человека сравниваются с тиграми и шакалами, которые нападают на человека и отбирают у него все силы, все деньги, что он заработал, и он, отдавая последнее, нещадно работая, получая крохи наслаждений за это, умирает от тяжкого труда и потом рождается снова, чтобы снова получить никчемное тело и погрузиться в прежние поиски материального счастья.
Вот я здесь… Я ищу которую жизнь. Но сейчас-то, мой Господь, я знаю, что Ты есть, я хочу любить Тебя. Но так ли я хочу…
Глаза бежали по строкам. Язык священного текста был аллегоричен: желание семейного счастья приравнивалось в нем к сорнякам, которые прорастают вместе с семенами зерновых на поле, если не были полностью сожжены пахарем. Это желание наслаждаться любовью, общением с противоположным полом, оно никуда не исчезает, если не удовлетворено или не сожжено полностью, оно так и будет прорываться и разрастаться все больше и больше.
«Да, я всегда хотела этой чертовой семейной жизни, – про себя я комментировала текст. – Я приехала за ней, в этот дикий густой лес, по которому бродят лисы, и волки, и медведи, но мне почти не страшно, я чувствую защиту своих ангелов-хранителей. Они со мной».
Что еще в этом тексте для меня сейчас, почему я одна? Почему вокруг красивый дикий лес, а я не могу насладиться этим, порадоваться, куда ведет ум? К какому еще отчаянию хочет привести психика? Глаза бегут по строчкам, да, недозволенные половые связи, ух, очумелый секс, который на уме у каждого, кто хоть раз смотрел телевизор. Да, священные писания говорят, что секс предназначен только для зачатия детей; сколько противоречий в голове, почему никто не сказал в самом начале, что так нужно?
Да, над нами повсюду глаза Бога, нет такого места, где Он не может взглянуть на нас, и глаза Его часто как целые озёра слёз, пролитых о нас, не знающих любви Его, глупо топающих без опоры на слова Его, убого пренебрегающих Его законами. Но в озёрах Очей этих столько любви, столько силы, что всё прощает Он нам, всё отпускает. Отсюда и помощь Его, отсюда и то, что принимаем как наказание, а на деле уроки от Него. И помню, и чувствую: «Бог – есть любовь, и пребывающий в любви, пребывает в Боге, и Бог в нем» (Евангелие от Иоанна, 4-18).
И я у прекрасного озера сейчас, что в нём – слёзы Бога моего обо мне, слёзы печали или радости? Бегу на берег, спешу, реву, хочу потрогать эту воду, ощутить ее привкус, что – слёзы или… Слежу за текстом и неутешно подбираюсь к тяжелым снам своей жизни, которые были-были, их не вырубишь топором, и сила древнего знания бьет наотмашь, не жалеет: «Сейчас, в Кали-югу[2 - Кали-юга – четвертая из четырёх юг, или эпох, в нисходящем индуистском временном цикле. Характеризуется падением нравственности, именуется по-другому «эпоха демона Кали», «железный век», «век раздора».], вследствие недозволенных половых отношений часто возникают беременности, и из-за этого люди иногда делают аборты. Свидетелями этой греховной деятельности выступают представители Верховной Личности Бога, так что мужчина и женщина, создающие подобную ситуацию, в будущем несут наказание в соответствии со строгими законами материальной природы. Недозволенные половые отношения никогда не прощаются, и те, кто вступает в них, жизнь за жизнью подвергаются наказанию…». (ШБ, песнь 5, ч.2, 14-9, комментарий).
Это… О, боги, боги мои…
Сначала я стала протяжным звуком воющей где-то птицы, то ли выпи, то ли совы. Потом я стала образом – черепом лошади; когда мы приехали сюда, этот череп лежал в костре, вместе с бутылками из-под водки, виски, пива… Шаманский костер, портал в моё прошлое… Мы убрали бутылки и мусор, но череп почему-то остался. Моя пробитая судьба.
Потом я стала памятью…
***
«В комнате с белым потолком, с правом на надежду…»
Да, это Бутусов. А это люди надо мной. Или подо мной, или вместе со мной. Люди или сущности…
– Что делать с ней… Господи, что с ней делать? Она совершает такие страшные вещи! – кто-то в светлых одеждах разговаривал о ком-то…
А вокруг летали другие, такие же, как я… Главное, чтобы было не больно. Ну, конечно. А ведь и не больно. Белые с разводами разных цветов души летали рядом со мной, стайкой набегали и потом отлетали, набегали и отлетали. И смеялись. Потом снова набегали и отлетали, и смеялись. В их улыбках не было дружбы.
– Ты как сюда попала, как ты думаешь? – скалились они.
– Я, я не знаю… – я правда не знала.
Почему я летаю тут вместе с ними, их было три, кажется три. Они не были ласковы со мной, они хотели меня избить.
– Стойте, давайте не будем бить ее, – вдруг сказала одна, та, что выглядела светлее других, – мы ж не знаем ее обстоятельства.
– Не знаем!? – встряла та, что посерее и побойчее, – очень даже знаем. Шлялась со своим парнем и нагуляла нас, а потом отказалась, выгнала, сказала, что мы ей не подходим.
– Стойте, стойте, – закричала я и потом заплакала в голос. – Я не хотела от вас отказываться… Мне … мне очень хотелось семью, очень хотелось сына, дочку, но он… Он настоял на том, чтобы вас … да-да… вас не было.
– Он? – закричала третья. – Сколько их было у тебя… Не оправдывайся, твоя жизнь пошла под откос, сколько их у тебя, этих – ОН. Он для тебя всегда главный, а свои мозги у тебя есть?
Третья была злее других, цвет её был грязновато-красный. Она кричала, а я плакала.
Тут над нами раздался голос, хрипловатый, красивый, строгий.
– Хватит. Отойдите от неё. Она ещё должна жить. И будет жить. Ей есть, чем заняться. Оставьте её в покое. Будут вам другие родители. Идите, свободны пока.
– Но такой, как она, такой мамы для нас не будет… А ведь мы хотели именно её!
– Будет она вам мамой, чуть позже. Идите. А ей сделайте искусственное дыхание.
И я задышала и открыла глаза.
Вокруг были люди в белых халатах. Я лежала в коридоре и беспокоилась, прикрыта ли. Да, прикрыта. На мне была простыня. А рядом лицо моего одноклассника, специалиста УЗИ.
– Ну ты напугала нас… Не хотела возвращаться после наркоза. Пришлось искусственное дыхание подключать. Смотри, осторожней в следующий раз.
– А коньяк, ты отдал врачам коньяк?
– Да не нужно им ничего. Не буду я им отдавать, возьми обратно.
И вдруг я увидела глаза моей святой подруги, которая привела меня сюда. Она плакала.
– Зачем ты это сделала? Лучше бы оставила…
– Лен, я жива?
– Да…
Я тоже заплакала. Мы плакали в два голоса.
«В комнате с видом на огни, с верою в любовь…»
***
Я смотрела на догорающий шаманский костёр, а в нём вдруг закружились души, их было три. И я приготовилась, что сейчас буду бита. Но вдруг я услышала голос, тот, что был тогда в больничной палате, спокойный и красивый, и он сказал мне и душам:
– Подружитесь. Вы, души, тоже не ангелы, не отвергли бы вас, если бы и вы сами в прошлых жизнях так не поступали. Не судите.
Души колыхались рядом с пламенем догорающего огня. Они изменились с тех пор, как я видела их. Та, что была грязно-красной и агрессивной, стала светло-голубой и выглядела умиротворенно и счастливо. Все они лучились теплом. Они переглянулись, и одна сказала тихо:
– Не ругайте её, мы же все устроены. Знай, у нас всё хорошо.
Очертания душ напомнили мне зримые образы трёх моих молодых друзей.
– Да, я – Женя.
– А я – Светлана.
Та, что была когда-то грязно-красной, чуть с задержкой произнесла:
– А я… Догадайся, кто я!
И сердце моё сжалось и приникло к светло-голубой душе, мерцавшей серебристым светом, улыбка её была самой тихой и сокровенной, а когда она заговорила, я сразу поняла, кто это.
– Стас? – узнаю по очертаниям улыбки.
– Да, это я. Твой сон, я очень-очень хотел быть твоим сыном…
Речь вернулась ко мне, голос был хрипловатым.
Одна из душ вдруг стала растворяться, а другая молвила:
– Всё, нам нужно возвращаться, каждая сейчас вернётся в своё тело, которое находится во временном сне. Мы утешили её. Скажите все, что любите её!
– Мы любим тебя! – три души прозвенели одновременно. Я сорвалась с места и ступила босыми ступнями в шаманский костёр. Я протянула руки, чтобы обнять их и получила объятья взамен. Потом две из них быстро растаяли. Только третья не таяла, она оказалась между моими ладонями, это было так красиво: я не видела ничего прекраснее, чем близкая душа, тихо разместившаяся на моих ладонях…
– Улечу сейчас бабочкой, не плачь обо мне.
Я опустилась на землю рядом с костром, и рыдания ещё несколько минут трясли меня. Но скоро это прошло, остались только тёмные ручейки на моих щеках… От копоти костра.
***
Костер догорал.
– Зоря! Зоря! Вы где? – услышала я взволнованный голос.
Моё спасение.
– Вы плакали?
Мои дорогие ребята пробирались по тропе и несли лодку. Лодка с моего того света на этот, из ада в рай.
– Нет, я не плакала. Я не умею плакать, – ответила я тихо.
– Зоря, умеете Вы плакать, это уж мы знаем, – Савелий смотрел на меня глазами, полными сострадания. – Собирайтесь, нам нужно ехать быстрее. Дождь усиливается, дорогу может размыть. Извините, что нас долго не было. У нас лодка сдулась, так получилось.
– Я б тут без вас… пропала. Точно.
– Собирайтесь. Никто никуда не пропал.
– А бабочку-то встретили?
– На минуточку только прилетела… – отозвалась виновато Тамара.
Космос. Череп. Костер. Лодка. Тайга. Души. Бабочка. Целое озеро слёз Твоих обо мне. И новая я.
Агнец. Лика
Лика родилась с солнышком. Второго мая открылись тучи, и после затяжных ливней вышло солнце и ласково прильнуло к отмокшей земле. Набухшая, черная грязь во дворе, лужи, вообразившие себя озерами, канавы, болота, теперь ставшие топкими и смертоносными, река, уставшая от безбрежности – всё стало успокаиваться и понемногу приходить к своему обычному состоянию. И люди тоже сняли наконец-то промокшую насквозь одежду и сели на травку на своих завалинках хоть немного улыбнуться доброму солнышку. Тут Лика и родилась. Роды были легкими, а Лика была совсем маленькая, красненькая, сморщенная, не ожидала Аграфена её так рано, семь месяцев всего проходила и вдруг почувствовала страшную боль в пояснице, думала, отпустит, а не отпустило. Забежала в баню и только крикнула соседке Полине через открытую дверь, надеясь, что та услышит: «Поля, доктора мне нужно, рожаю!» Повезло, Полина рядышком копалась на огороде, рванула, добежала, только не доктора привела, а тётку Настюху через три дома, повитуха была, она прямо сама на пути возникла, улицу переходила со своими гусями. Полина как почувствовала, лучше уж и не надо. Настюха обрадовалась. Давно не рожал никто в посёлке, а тут такое…
