скачать книгу бесплатно
Джейсон сел на задние лапы, преданно и несколько заискивающе посмотрел хозяину в глаза.
– Подхалим! Вечно пользуешься моим отношением к тебе! – Кирилл уже улыбался. А Джесс стал тыкаться мордой ему в ладонь и бешено вилять хвостом. – Ладно, мир. Ты прощен, прощен, – Кирилл ласково потрепал его за холку, – хороший пес, хороший…Ой, Джесс, смотри! Твои друзья уже тут, – он махнул рукой в сторону хрупкой девушки с двумя далматинцами, – пойди, поздоровайся!
Джейсону не нужно было повторять дважды. Через считаные секунды он уже гонял с другими собаками по пляжу. Их хозяйка с чувством облегчения на лице подошла к Кириллу.
– Доброе утро, Сириус! Мы вас ждали. Мои уже совсем заскучали.
– Привет, Саша. Думаю, что Джейсон тоже рад встрече. Как поживаешь? Как твои этюды? – спросил он.
С Сашей он познакомился недавно. Студентка Мюнхенской художественной Академии, она приехала сюда писать этюды, а по утрам подрабатывала, выгуливая чужих собак. Впервые он увидел ее на площади перед маленькой церквушкой. Она стояла перед мольбертом и со знанием дела разводила акварель. Хрупкая девушка с копной рыжих, нет, скорее, медного цвета волос, разметавшихся по спине, она вдумчиво разглядывала церковь перед тем, как нанести первый мазок на холст. Кириллу был виден ее слегка вздернутый нос, упрямый подбородок, и на секунду показалось, что он уловил в ней что-то очень знакомое, но давно забытое. Он даже не понял, почему вдруг оказался рядом с ней, почему к ней обратился:
– Вам следовало бы прийти сюда пораньше: солнце всходит с той стороны. И в его лучах купола выглядят особенно красиво, – сказал Кирилл на испанском.
Она заинтересованно уставилась на него своими зелеными глазами:
– А вы в этом разбираетесь?
Она говорила с каким-то странным акцентом.
– Немного, – ответил он по-испански, а потом неожиданно для себя добавил уже по-русски, – я тоже писал в далеком прошлом.
– Вы говорите по-русски? И так чисто…
– Ну, это же мой родной язык.
– Вот никогда бы не подумала. Вы похожи на настоящего испанца, – в глазах ее искрилось солнце, – но я вам верю: вы действительно занимались живописью и, думаю, достаточно серьезно.
– Почему вы так решили?
– Дилетанты-любители никогда не говорят «писать». Они – «рисуют»!
Она уверенно протянула ему руку:
– Я – Алекс, но вы можете называть меня Саша.
Вот так и началась их дружба. По совершенно непонятным для него причинам Кирилл проникся к Саше какой-то невероятной симпатией. Может быть, потому, что у обоих были русские корни, и она тоже приехала из Германии, а может, потому что он тоже занимался живописью когда-то. Или потому, что она очень напоминала ему… Леру, хотя внешнего сходства между ними не было вообще. А может быть, ему очень хотелось иметь такую дочь? Как бы там ни было, Саша, сама того не зная, легким бризом ворвалась в его жизнь. Кириллу было интересно проводить с ней время. Он с удовольствием и, может быть, даже с ностальгической грустью наблюдал за тем, как она легкими мазками создает свои маленькие шедевры. Однажды он повез ее в Вальдемоссу на этюды. Они взяли с собой корзину с едой и вином, заботливо собранную Маней, немного побродили по узким мощеным улочкам, а потом разместились на небольшом, утопающем в зелени холме, откуда очень удачно открывался прекрасный вид на город. Саша творила, а Кирилл с отеческой нежностью наблюдал за ней.
– Не получается у меня ничего, – Саша вернула его в действительность, – что-то не клеится, сама не пойму, что именно. Я не знаю, как это объяснить. Все вроде очень четко и ясно, все линии, штрихи, краски. Но все это существует у меня в голове, а на холст не ложится.
– Так бывает, Саша, ты просто еще не нашла себя.
– Сириус, ты сейчас необъективен, – грустно усмехнулась она в ответ, – поверь – это самая настоящая мазня!
Саша странным образом переименовала его в Сириуса.
– Почему Сириус? – спросил он ее тогда.
– Кирилл – Cirillo – Сирилло – Сириус, – ответила она, – и потом, Сириус – это самая яркая звезда в созвездии Большого Пса. Ты, Джесс, Сириус…
– Права была мама, – между тем продолжила Саша, – хорошо рисовать – еще не значит быть хорошим художником. Не стоило и пытаться! Кстати, она приезжает сегодня. Вот будет радость, когда я ей сообщу, что возвращаюсь в Мюнхен и перевожусь на дизайнерский факультет!
С мамой у Саши были достаточно сложные отношения. Ее отец рано умер, оставив после себя большую дизайнерскую фирму. Мама очень надеялась, что ее дочь когда-нибудь станет руководить семейным бизнесом. Но Сашу вдруг потянуло в совершенно другую сторону. И уговоры матери ни к чему не привели. Сашу не интересовали ни стабильность, ни положение в обществе, ни деньги. Ей хотелось идти за своей мечтой. Когда-то очень давно все то же самое происходило с Кириллом. Только роли были распределены иначе: дед уговаривал его стать художником, а Кирилл поступил на юридический…
– Саш, не пори горячку. Давай посмотрим вместе на твою мазню. Ты же сама говоришь, что я разбираюсь в живописи. Бросить всё ты еще успеешь.
Он покосился на девушку. Ее густые брови задумчиво сошлись на переносице. Она была мила, умна, но готовилась повторить его ошибки. И ему в который раз показалось, что очень давно он уже видел это выражение лица, но совсем у другой женщины…
– Обещаю быть объективным, – добавил Кирилл для пущей убедительности.
– Хорошо, – Саша решительно расправила плечи, – идем!
Глава 3
Они покинули пляж и шли по мощеным улочкам в сторону старого города. Собаки послушно семенили рядом. Саша увлеченно рассказывала Кириллу про свою маму:
– Я хочу тебя с ней познакомить, – сказала она, – у вас много общего. Вы с ней подружитесь.
– Да, конечно, – промычал Кирилл. Но подумал: «Только этого мне не хватало!»
Он уже и не рад был, что предложил ей свою помощь. «Зачем мне все это? Зачем я во все это лезу? Может, ее решение к лучшему? Она уедет, переймет семейный бизнес, наладит свою жизнь… Ведь ее мать совершенно права: ремесло художника – дело неблагодарное. Никакой определенности, никакого стабильного будущего. И пусть Сашка талантлива, но это еще не все. Я ведь сам когда-то выбрал другой путь. Сколько мы спорили с дедом на эту тему? Да, я хорошо писал и даже начал выставляться, хотя вряд ли можно назвать выставкой тот показ в мастерской… Ну и что с того? На «великого» я не тянул. И лучше быть хорошим адвокатом, чем средним художником».
Словно в ответ на эти мысли голос деда вдруг отчетливо прозвучал в его голове:
– Ты не можешь знать заранее – станешь ли ты великим, Кирюша! Ван Гог тоже этого не знал. Он просто делал то, что у него получалось лучше всего. Он следовал зову своего сердца.
Кирилл очень хорошо помнил их спор в тесной кухне малогабаритной московской хрущевки накануне отъезда в Германию.
– Дед, Ван Гог – неудачный пример. Во-первых, мне до него далеко, а во-вторых, я не собираюсь всю жизнь гоняться за мечтой и умереть в нищете. Я слишком люблю жизнь и хочу, чтобы мне в ней было комфортно, понимаешь? Я хочу иметь стабильный доход, шикарную тачку и огромный дом. Хочу иметь все те ценности, которые ты так презираешь. Чем я занимаюсь сейчас, будучи наделенным, как ты говоришь, огромным талантом? Оформляю декорации в ТЮЗе? Рисую на заказ физиономии партийных бонз и их заплывших жиром жен?
– Кирюша, но это ведь здесь. Там может быть все по-другому.
– Ну да, конечно, там уже выстраивается очередь за автографом в аэропорту. И все ждут не дождутся великого Кирилла Брюне, ведущего художника современности. Нет, дед, там будет все то же самое. Просто с другими декорациями.
– А как же твой талант? Ведь он дан тебе неспроста. Ты еще слишком молод и не понимаешь этого. Талант нельзя зарывать в землю. Поверь мне – в этом есть высший смысл! Это тот дар, который преподнесла тебе жизнь. И если ты не воспользуешься этим, то рано или поздно тебе придется за это расплачиваться! Гении приходят в этот мир для того, чтобы изменить его в лучшую сторону. Они возвышаются над остальными людьми и ведут их за собой. Дорогая машина, роскошный дом, сногсшибательная женщина в твоей постели – это не то, ради чего стоит надрываться!
– Дед, ты неисправимый романтик. Что могут принести людям мои картины?
– Тепло, доброту, чувство прекрасного. Ты никогда не задумывался о том, почему люди приходят на выставки художников? Одни отдают дань моде, другие пытаются поддержать имидж интеллектуалов. И таких на самом деле немало. Но если хотя бы одному человеку становится легче и светлее на душе просто от созерцания «Звездной ночи» Ван Гога или «Кувшинок» Моне, то считай, что цель достигнута и жизнь прожита не зря.
– Дед, я могу принести пользу людям и будучи хорошим адвокатом.
– Да, безусловно. Но ты можешь оставить это тем, кто не может писать картины!
– «Лучше ничего не делать, чем выражать себя слабо», – так говорил твой любимый Ван Гог. Я, в отличие от тебя, реально смотрю на вещи и не считаю себя гениальным. Закрыли тему! Я подам документы на юрфак. Юриспруденция меня интересовала всегда. Прости мне мой цинизм, но приносить пользу человечеству за соответствующее вознаграждение – это именно то, чего я хочу. Путь своих родителей я повторять не стану!
Кирилл очень хорошо помнил, как после его слов потемнело лицо деда. Он отвернулся от внука и бессмысленно уставился в окно. И Кириллу вдруг стало бесконечно жаль старика.
– Прости, дед. Я не должен был этого говорить.
– Они были врачами и спасали людей, – тихо сказал дед.
– Им не обязательно было уезжать для этого в Африку и бороться со всякой заразой, рискуя своей жизнью. Они всегда служили своим «светлым идеалам», а в результате я остался один в шесть лет. И если бы не ты, то, скорее всего, рос бы в каком-нибудь детдоме.
Больше они никогда к этой теме не возвращались.
Кирилл, как и обещал, поступил на юридический факультет. Он успешно отучился, устроился на работу в одну из самых крупных берлинских канцелярий. Он стремительно делал карьеру и очень быстро оброс клиентурой. Через некоторое время шеф канцелярии предложил Кириллу партнерство.
Роскошный дом в фешенебельном районе Берлина, спортивный «Мерседес» последнего года выпуска – Кирилл добился всего того, о чем мечтал. А деду пришлось признать, что у его внука есть и другие таланты…
О решении, принятом тогда, Кирилл не пожалел ни разу. И с тех пор никогда больше не брал кисти в руки. Перед отъездом он, несмотря на протесты деда, подарил свои картины друзьям. Оставил только одну. Вернее, дед оставил. Та картина с видом на Старый Арбат висела сначала в их маленькой съемной квартире, а потом перекочевала в спальню деда в берлинском особняке. Там она и была до сих пор.
«Странные вещи происходят с нами. Почему именно сейчас судьба свела меня с этой девочкой? Разве я не решил для себя всё еще тогда? У меня не было сомнений, я все сделал правильно… или нет? Как это называют психологи? Концепция «незавершенных отношений»? Я попадаю в одну и ту же ситуацию до тех пор пока не найду принципиально другого решения? А я-то думал, что в моей жизни это происходило только в отношениях с женщинами… Сказать Саше то, что говорил мне дед когда-то? Или принять сторону ее матери? Какого черта! Почему мне сейчас не все равно? И как назло это происходит именно сегодня, когда мне и так не по себе!»
Саша снимала небольшие апартаменты с видом на море. Здесь она и оборудовала свою мастерскую.
– Извини, Сириус! У меня немного неприбрано, – смущенно пробормотала она и лихорадочно набросила покрывало на смятую постель.
У окна стоял мольберт с картиной, накрытой серой простыней. Повсюду лежали эскизы, наброшенные карандашом. Пахло краской и холстами. Кирилл зажмурился от удовольствия. Перед глазами на секунду всплыла его московская студия в подвале старого дома на Пречистенке.
– Вот, смотри, – с этими словами Саша стянула простыню с картины.
И Кирилл вдруг увидел лазурное море в лучах восходящего солнца, кромку берега с набегающей волной и белый парусник, маячивший вдали. Вода и воздух были переданы искусно. А маленькая чайка, парящая в облаках, была изображена так натурально, что Кириллу вдруг почудилось, будто он слышит ее крик. Саша между тем выжидательно смотрела на него:
– Что скажешь, Сириус?
– То, что я тебе не раз уже говорил: тебе еще рано становиться дизайнером. У тебя есть стиль и ты хорошо передаешь краски. Но мне кажется – я знаю, почему тебе это не нравится, – и поскольку Саша молчала, он продолжил, – понимаешь, Сашенька, ты все правильно уловила и изобразила, я бы сказал даже слишком правильно, как примерная ученица. А тебе нужно… ну, немного сойти с ума.
– Что ты имеешь в виду?
– Тебе просто нужно немного размыть контуры, совсем чуть-чуть. Можно мне? – он протянул руку к палитре.
Саша молча кивнула.
– Вот тут… и тут, ну, может, еще и здесь, – с этими словами он уверенно нанес несколько мазков, – а теперь посмотрим, что получилось.
Он отошел на пару шагов назад.
– Сириус! Это невероятно, как раз то, что нужно, – Саша даже не пыталась скрыть своего восторга, – я и не думала, что ты все еще в теме!
– Да ладно. Это только небольшая подсказка. Тебе просто нужно отпустить себя, дать волю эмоциям, немного подзабыть то, чему тебя учили на уроках живописи – и все получится.
– Значит, ты думаешь, мне не нужно…
– Александра, – немного резко оборвал ее Кирилл, – что я думаю не имеет никакого значения. Хочешь получить совет? Не слушай никого – ни маму, ни друзей, ни меня. Потому что никто, ни один человек на свете не может знать, что тебе нужно. Это твоя жизнь. И только ты можешь решать, что с ней делать.
Саша удивленно уставилась на него:
– Мама называет меня Александрой, когда злится… Ты чем-то расстроен, Сириус?
– Нет, Саша, просто я сегодня не в духе. Так бывает иногда, – он пожал плечами и бросил взгляд на часы. – Извини, мне пора. У меня еще куча дел. Да и Джесса надо покормить.
Кирилл действительно расстроился. Запах краски, разбросанные эскизы, ощущение кисти в своей руке – все это вывело его из состояния равновесия. Перед глазами опять всплыла маленькая студия в подвале на Пречистенке. Продавленная тахта в углу, старый стол, заваленный холстами, мольберт в центре комнаты и маленькая белокурая натурщица, застывшая на трехногом табурете в картинной позе.
– Кирилл, пошел третий час, ты оплатил всего два, я замерзла и хочу есть, – ворчала она.
– Еще пять минут… Я заплачу тебе за час. Только не двигайся!
Какое это было невероятное счастье – стоять перед мольбертом с кистью в руке. Как было здорово творить!
Кирилл вдруг совершенно отчетливо вспомнил это ощущение творческого зуда, когда горят пальцы и кажется, что сойдешь с ума, если не начнешь писать. Он мог часами простаивать перед мольбертом, забывая о еде, сексе и друзьях.
– Побольше чувств, Кирюша, – говорил ему старенький учитель живописи, – добавь сюда немного страсти, откройся холсту…
И он открывался, выписывая на холсте все свои эмоции, страхи, сомнения и любовь. Он рождался и умирал с каждой своей картиной…
Телефон весело завибрировал в кармане холщовых брюк. Кирилл потянулся было за ним, но потом вдруг передумал. Сейчас он хотел только одного: сесть на свой «харлей» и умчаться подальше отсюда. Рев мотора, ветер в лицо, мелькающие перед глазами картинки и ощущение абсолютной свободы – это как раз то, что позволило бы ему скинуть груз воспоминаний и снова помириться с собой.
Глава 4
Когда он вернулся в кафе, там уже были первые посетители. А Маня аккуратно выкладывала свежеиспеченные круассаны на прилавок.
– Кирюш, твой завтрак уже готов, иди мой руки, – и, опережая его, сказала, – Джесса я покормлю, не беспокойся!
Маня подсела за его стол, когда он уже расправился с яичницей и тянул из стакана холодный апельсиновый сок.
– Димка звонил, он тебя искал. Ты, наверное, не слышал?
– Нет, – соврал Кирилл, вспомнив о пропущенном звонке.
Телефон завибрировал опять:
– А – вот и он… Привет, Димыч! Да, я знаю, мама мне сказала. У нас сейчас восемь утра… Да я тоже все время путаю… Мы вас ждем, я уже запасся вискарем к твоему приезду. Отметим, обязательно… Какой повод? Да ты что?! Наконец-то, поздравляю! А мама знает? Еще не успела, я только вошел… Я вас обязательно встречу, скинь мне потом ваш рейс. Ничего не надо привозить. Хотя нет, привези мне ваших сигар, здесь таких не купишь…
Димка был ему как сын. С первых минут их знакомства он сразу проникся к нему симпатией. Детей Кирилл не любил вообще и о своих даже не помышлял. Но для Димки было сделано исключение. А Димка его просто боготворил. После той трагедии Маня так и не вышла замуж. Сначала не хотела, потому что боль утраты не отпускала ее еще долгое время, а потом не хотела никого навязывать уже повзрослевшему Димке. Так, по крайней мере, говорила она сама. Хотя Кирилл не очень в это верил. Он подозревал, что Маня до сих пор любит своего Петю. Это было невероятно и, по его мнению, абсолютно бессмысленно, но по-другому объяснить себе ее одиночество Кирилл не мог. Мужчины часто бросали на нее заинтересованные взгляды. Кирилл не раз слышал, как ее приглашали на свидания, но Маня не соглашалась никогда. Как бы там ни было, он стал Димке настоящим другом. А с дедом у Димки вообще образовался прочный тандем. Дед таскал Димку по музеям, старательно прививая ему любовь к искусству, и научил его играть в шахматы. Вместе они даже пытались воспитывать Кирилла, особенно когда дело касалось его очередной пассии.
Не было ничего удивительного в том, что Кирилл оплатил Димкино обучение в престижном экономическом колледже. Димка стал классным специалистом в своем деле, зарабатывал приличные деньги, женился на хорошей девочке. А в данный момент работал в Доминикане. Они с Катей прилетали через неделю. И Кирилл был несказанно этому рад.
После разговора с Димкой настроение его заметно улучшилось.
– Ну все, Маняша, скоро я стану называть тебя «баба Маня». Поздравляю! – с этими словами он заключил ее в объятия.
– Кирюша, я так счастлива, я так долго этого ждала, думала, что они уже никогда не решатся, – пропищала она ему в шею.
– Эй, ты чего? Хватит сырость разводить. Ты радоваться должна! Смотри, собака уже нервничает, – Джесс действительно прибежал на шум и с беспокойством наблюдал за этой сценой, явно пытаясь понять, как ему на все реагировать.
– Это все эмоции, Кирюш, – прошмыгала Маня.
– Эмоциональная ты моя, – вздохнул он, – ладно, тащи мне свой список заказов. Это займет полчаса, не больше, и я успею в типографию до сиесты.
